написании
буквы "а" Делал горизонтальное ответвление и писал "silence" как "scilens" и
у кого еще были столь же схожие ассоциации  мыслей  и  образов?  Все  дороги
ведут к Шекспиру {Многие ученые склонны сейчас приписать Шекспиру  еще  одно
более краткое добавление - двадцать  одну  строчку  речи  Мора.  Однако  она
написана почерком профессионального переписчика театральных пьес.}.
     Когда именно Шекспир участвовал в написании "Сэра Томаса Мора"  -  если
он участвовал в нем - вот еще одна проблема. Манди, Четл и  Деккер  не  были
"слугами лорд-камергера",  а  состояли  на  жалованье  у  Хенсло.  Некоторые
полагают, что переработка была осуществлена  1593  г.,  когда  "слуги  лорда
Стренджа", в числе которых возможно, находился Шекспир, временно  слились  с
труппой адмирала. Палеографические данные подтверждают такую  датировку.  Но
по мнению других  ученых,  стилистические  соображения  указывают  на  более
позднюю дату написания сцены о "злосчастном  майском  дне"  -  на  1600  или
начало 1601 г.  Летом  1600  г.  "слуги  лорд-адмирала"  в  ожидании,  когда
откроется их новый театр "Фортуна", отправились в  турне,  и  Хенсло  в  тот
период очень редко отмечал выплаты своим постоянно нуждавшимся  драматургам.
Как  раз  тогда  они,  вполне  естественно,  могли  предложить  свои   пьесы
соперничающей труппе лорд-камергера. Если "Сэр Томас Мор" был написан  тогда
(а это только гипотеза), то затронутая в нем тема мятежа и казни приобретает
зловещее и актуальное значение.
     Ибо 8 февраля 1601 г. обаятельный,  но  неуравновешенный  граф  Эссекс,
бывший  любимец  королевы,  сделал  попытку  захватить  власть.  Со   своими
последователями-заговорщиками он двинулся ко двору, но, обнаружив, что  путь
закрыт,  пошел  обратно  через  город,  делая  отчаянны  попытки  заручиться
поддержкой простонародья. Но народ благоразумно  держался  в  стороне.  Граф
забаррикадировался  в  Эссекс-Хаусе,  а  затем  сдался.  Главные   зачинщики
восстания были казнены в течение  февраля  и  марта  1601  г.  "Бог,  помоги
несчастным временам", - молит шериф  Лондона  в  "Сэре  Томасе  Море"  после
провала восстания в "злосчастный майский день":

                       Все улицы полны толпой зевак.
                       Пусть наши слуги, взявши алебарды,
                       Расчистят путь для узников ведомых.
                       Пусть вновь оповестят о том, что все
                       Хозяева должны под страхом смерти
                       Держать своих подручных дома.
                       Каждый с оружием пусть станет у порога,
                       За ослушанье всем держать ответ {51}.

     Эти строки должны были вызвать особый отклик зимой 1601 г. Кто-то  либо
в цензорской канцелярии, либо в театре отметил их  как  подлежащие  вымарке.
тоже сыграли свою роль в февральской  авантюре,  но  отделались  легче,  чем
можно было бы  ожидать.  Саутгемптон,  все  еще  находившийся  под  обаянием
Эссекса, примкнул к заговору, был привлечен к суду  и  приговорен  к  смерти
вместе со  своим  кумиром.  Однако  Саутгемптон  вызвал  к  себе  сочувствие
благодаря своему поведению и своей юности (хотя он вовсе не был  подростком,
ему шел двадцать седьмой год). Вдовствующая графиня жалобно просила министра
Сесила о милости к ее несчастному  сыну,  введенному  в  заблуждение  дурной
компанией. Она добилась своего, приговор был смягчен, и  Саутгемптон  провел
последние годы царствования Елизаветы узником в Тауэре, со своими книгами, в
помещении с видом из окна и с черно-белой кошкой, которая (согласно легенде)
пробралась к нему через дымоход.  Что  касается  "слуг  лорд-камергера",  то
завлекли их в сеть деньги, а не преданность делу. Один из заговорщиков,  сэр
Джелли Мерик, соблазнил их за дополнительное вознаграждение в 40  шиллингов,
сверх их "обычного сбора", забыв  об  осторожности,  сыграть  днем  накануне
путча устаревшую пьесу,  в  которой  изображались  свержение  с  престола  и
убийство  короля.  По  свидетельству  друга  и  коллеги  Шекспира   Огастина
Филиппса, "Ричард II" "так устарел и так  давно  не  ставился",  что  актеры
чувствовали, "что зрителей на нем будет мало или совсем  не  будет".  Однако
Мерик настоял на своем. "Он всей душой желал  насытить  свой  взор  зрелищем
этой трагедии, которую, как он знал, его господин вскоре перенесет со  сцены
на государственное поприще, но господь обратил замыслы мятежников на  их  же
головы". Так писал наиболее рьяный королевский обвинитель  Фрэнсис  Бэкон  в
своей "Декларации о кознях и измене" графа  Эссекса.  В  Тайберне  Мерик  "с
бесстрашной решимостью" дал палачу накинуть на себя  петлю.  Накануне  казни
Эссекса 24 февраля "слуги лорд-камергера" развлекали королеву спектаклем при
дворе (название пьесы неизвестно). Так что они ничуть  не  пострадали.  "Как
это сучилось, история нам не сообщает, - размышляет Довер Уплсон, -  однако,
если лорд-камергер был разумным человеком, нескольких слов автора этой пьесы
[то есть "Ричарда II"],  объясняющих  ее  точный  смысл  и  значение,  Могло
оказаться достаточно, чтобы представить дело  в  должном  свете"  {52}.  Эта
догадка основана на преувеличенном представлении о положении, какое  занимал
драматург в царствование Елизаветы.
     Прощение не стирает из памяти горьких воспоминаний. Наступило  лето.  В
тайном покое в Ист-Гринвиче в присутствии хранителя архивов  Тауэра  Уильяма
Лэмбарда ее величество вспомнила о царствовании короля Ричарда II и сказала:
"Я - Ричард II. Знаешь ли ты об этом?.. Тот, кто забудет бога, забудет также
и своих благодетелей; эта трагедия игралась сорок раз на улицах под открытым
небом и в домах" {53}. Кое-кто верит, что падение Эссекса, которого  Шекспир
назвал метеором в "Генри V", оставило неизгладимый след в воображении поэта.
Не воплотил ли он перед зрителями  "Глобуса"  в  загадочном  принце  Датском
отражение самых сокровенных черт загадочного графа, не он ли  был  "примером
примерных", а (для своих сторонников) "цветом... державы"? {54} И  хотя  все
это не более как романтическое предположение, несомненно  другое,  а  именно
что в "Гамлете", написанном еще  в  царствование  Елизаветы,  есть  признаки
некоего нового умонастроения. Постелизаветинский Шекспир уже ждет выхода  за
кулисами.


13
        СОСТОЯТЕЛЬНЫЙ ДЖЕНТЛЬМЕН

     Если Шекспир был равнодушен к судьбе  тех  пьес,  которые  впоследствии
сделали  его  имя  бессмертным,  то  в  вопросах,  связанных  с  накоплением
состояния и передачей  его  в  целости  по  наследству,  он  не  обнаруживал
подобной беспечности. Не позднее чем в 1737 г. Александр Поп указал на это в
изящных двустишиях "Первого послания из второй книги Горация":

                    Шекспир (хотя божествен его слог -
                    Найти сравненье ты б ему не смог)
                    Для прибыли лишь оперял свой стих
                    И нехотя бессмертия достиг {1}.

"Деловитость  совместима с высочайшим гением", - замечает самый неутомимый в
XIX   в.  исследователь  фактов,  связанных  с  Шекспиром,  Дж.  О.  Холиуэл
(впоследствии  Холиуэл-Филиппс)  и заключает: "Ни один объективный критик не
должен сомневаться в том, что великий драматург весьма тщательно заботился о
своих  имущественных  интересах;  и  это  подтверждает  множество  старинных
источников"  {2}.  То,  о  чем Холиуэл говорит с самодовольной уверенностью,
свойственной  викторианскому  филистерству,  фактически  верно,  и  основным
содержанием   данной   главы  будет  внетеатральная  деятельность  Шекспира,
особенно  его  заботы  о  приумножении  имущества  и приобретении почтенного
общественного положения.
     К середине 90-х гг. Шекспир снимал в Лондоне квартиру, на что указывают
разные документы судебного архива субсидий и суда по делам казначейства {3}.
Время от времени парламент  предоставлял  субсидии  короне  на  определенные
суммы, получаемые от налогов на земельную и личную собственность.  Последняя
из трех таких субсидий, утвержденная парламентом  в  1593  г.,  взималась  в
размере 2 шиллингов 8 пенсов с каждого фунта  общей  стоимости  имущества  и
собиралась в два приема: первый раз по 1 шиллингу 8 пенсов с фунта и  второй
по  1  шиллингу  с  фунта.   Несмотря   на   умеренность   обложения,   иные
налогоплательщики пытались уклониться от  уплаты  налогов.  Местные  власти,
которым помогали сборщики мелких налогов, несли ответственность за сбор этих
налогов. Они сообщали о неуплатах в суд по дела казначейства, который в свою
очередь поручал шерифа округов взыскивать задолженности и  требовал  от  них
отчета о недоимках при  ежегодной  проверке  их  счета  15  ноября  1597  г.
сборщики мелких налогов в административном районе  Бишопсгейт  показали  под
присягой, что некоторые налогоплательщики, чьи имена затем были перечислены,
либо умерли или покинули административный район, либо уклонились от платежа.
Список  этих  лиц  по  приходу   св.   Елены,   в   котором   проживало   73
налогоплательщика, включал Уильяма Шекспира, который должен был  уплатить  5
шиллингов  с  имущества,  оцененного  в  5  фунтов   (собственность   самого
преуспевающего обитателя прихода "сэра Джона Спенсера, рыцаря,  дворянина  и
чиновника королевы, оценивалась в  300  фунтов  стерлингов).  Налог,  размер
которого был определен в 1596 г. подлежал выплате в феврале будущего года.
     Административный  район,  в  котором  жил  Шекспира  включал   в   себя
Бишопсгейт-стрит - главную магистраль, ведущую  от  Лондонского  моста  мимо
Мурфилдс и Финсбери-Филдс к зданиям "Театра" и "Куртины" в  незащищенном  от
ветра Холиуэлле. Космополитический район Бишопсгейт,  где  жили  в  основном
представители зажиточной буржуазии, гордился "множеством  хороших  постоялых
дворов, где было достаточно места для путешественников" (особенно выделялись
постоялые дворы "Бык", "Ангел" и - за городскими воротами  -  "Дельфин"),  а
также несколькими красивыми домами. По правую сторону от заново построенного
акведука, снабжавшего район свежей водой, стоял красивый кирпичный  дом  под
названием "Кросби-Плейс". Когда-то здесь  некоторое  время  проживал  горбун
Ричард,   теперь   тут   была   резиденция   лорд-мэра.    Другой    особняк
свидетельствовал о деловых успехах сэра Томаса Грэшема; этот дом вскоре стал
лондонской торговой школой. Были в Бишопсгейте и убогие районы. В Пети-Франс
французская община теснилась в  сдававшихся  внаем  квартирах  и  загрязняла
"неблаговонными отходами" канаву Таун-Дитч, впадавшую здесь в узкий канал. В
Вифлеемской больнице, называемой в народе "Бедлам", содержались сумасшедшие;
любители повеселиться приходили сюда по воскресеньям и потешались над  ними.
Внутри приходской церкви св. Елены, чей готический шпиль  господствовал  над
окрестностями,  у  Грэшемов  и  других  почтенных  обитателей  прихода  были
фамильные надгробия и памятники. Надо полагать,  Шекспир  посещал  службы  в
церкви св. Елены по воскресным дням. В будние дни он мог без труда добраться
до театра пешком {4}.
     Заплатил ли он когда-нибудь свои 5 шиллингов налога, неизвестно. В 1597
г. парламент проголосовал за новую субсидию, и Шекспир 1 октября 1598 г. был
вновь обложен налогом, на этот раз размером  в  13  шиллингов  4  пенса,  на
имущество, оцененное в 5 фунтов. Хотя общий объем налога  возрос,  налоговая
ставка осталась прежней, но эта субсидия взималась одним  взносом.  И  вновь
минул день  платежа,  и  сборщики  налогов  -  кожевенник  Томас  Саймонс  и
драпировщик с подходящей к  делу  фамилией  Фердинандо  Клаттербук  {Фамилия
образована из двух слов:  "clutter"  ("приводить  в  беспорядок")  и  "book"
("киига"). - Прим. перев.} - сообщили о неплательщиках.  Сокращением  affid.
от  слова  affidavit  [подтверждение  о  вручении   документа],   написанным
сборщиками слева от фамилии Шекспира, они удостоверяли, что он  не  заплатил
налог.  Затем   сборщики   занесли   его   фамилию   в   экземпляр   счетов,
подготавливаемых для суда по делам казначейства, вместе с фамилиями тех, кто
не уплатил  задолженность,  потому  что  не  имел  земли,  никакого  личного
имущества и не имел в данном районе своего жилья. Суд по делам  казначейства
внес имена этих людей (включая  и  Шекспира)  в  лондонский  счет  налоговой
задолженности. Слово "Сарри", написанное на  полях,  а  также  упоминание  о
"задолженности графства Сассекс", сделанное позднее, означают,  что  Шекспир
переселился на правый берег Темзы, в Сарри-Банксайд. (В то время территории,
принадлежавшие графствам Сарри  и  Сассекс,  управляюсь  одним  шерифом.)  и
последнем казначейском упоминании о Шекспира датированном 6 октября 1600 г.,
сказано, что налоговый счет в 13 шиллингов  4  пенса  все  еще  не  оплачен.
Помета "Episcopo Wintonensi" на  левом  поле  означает,  что  суд  по  делам
казначейства  передал  взыскание  задолженности  драматурга   в   канцелярию
епископа Уинчестерского, чей район Клинк в  Сарри  не  входил  в  юрисдикцию
бишопсгейтского шерифа. Это позволяет сделать вывод, что Шекспир уже  жил  в
Клинке, хотя, как это ни странно, его имя не удалось обнаружить ни  в  одном
из  ежегодных  списков  обитателей   прихода   Клинк   (приход   Спасителя),
составлявшихся тамошними чиновниками, обходившими  район,  собирая  подарки,
которые прихожане были обязаны покупать для  пасхального  причастия  {5}.  В
своих счетах за 1600-1601 гг. епископ, не называя имен,  сообщает  о  сумме,
собранной с налогоплательщиков, приписанных к его округу. Можно считать, что
в эту сумму входят шекспировские 13 шиллингов и 4 пенса.
     Облагался ли Шекспир налогом для выплаты других субсидий в  королевскую
казну,  неизвестно.  Однако  в  1796  г.  Эдмунд  Мэлон  назвал   документы,
содержащие сведения о тех районах Лондона, где проживал Шекспир:

           Документ,  который  прежде  принадлежал  Эдварду Аллену, а сейчас
      находится  передо  мной, свидетельствует о том, что в 1596 г. наш поэт
      жил  в  Саутуорке,  неподалеку от Медвежьего загона. Другой любопытный
      документ,  которым  я располагаю и который будет опубликован в истории
      его  жизни,  убедительно  подтверждает  предположение  о  том,  что он
      продолжал жить в Саутуорке до 1608 г... {6}

     Мэлон никогда и нигде более не упомянул об этих документах, и с тех пор
они бесследно исчезли;  однако  (как  мы  увидим)  непохоже,  чтобы  Шекспир
по-прежнему жил в Саутуорке вплоть до 1608 г. {7}
     Итак, Шекспир проживал в  приходе  св.  Елены  в  Бишопсгейте  какой-то
период времени до октября 1596 г., может быть, до зимы 1596/97 г., но  никак
не позже 1599 г., когда он поселился в районе  Клинк  в  Саутуорке.  Другими
словами, Шекспир переселился на другой берег Темзы примерно тогда же,  когда
туда перебралась его труппа. ;Мы могли бы сделать такое предположение,  даже
не имея никаких данных, однако эти документы, с таким трудом  разысканные  и
изученные, дают уверенность,  исключающую  нужду  в  догадках,  и  позволяют
установить точные адреса местожительств Шекспира в 90-х гг.
     Лондонские  адреса  Шекспира.  В  великой  столице,  где   каждый   мог
удовлетворить свои вкусы и желания, он устраивался в соответствии со  своими
профессиональными нуждами и выбирал местожительство  поблизости  сначала  от
"Театра", а потом от "Глобуса", однако он не только сохранял, но  и  год  от
года все более укреплял связи с родным Стратфордом, где  у  него  оставались
жена и трое детей. Возможно, они и навещали его в приходе св.  Елены  или  в
Клинке, однако никаких данных об этом нет. В Стратфорде его дочери  выходили
замуж и рожали детей и в Стратфорде же их хоронили там же, где и  родителей,
- в церкви св.  Троицы  или  на  церковном  кладбище,  пересеченном  липовой
аллеей. "Он имел обыкновение раз в год ездить на родину", - замечает Обри  в
своем  "Кратком  жизнеописании".  Естественно  предположить,   что   Шекспир
находился в Стратфорде 11 августа 1596 г., когда  в  приходской  книге  было
зарегистрировано  погребение  его  сына   Гамнета,   умершего   в   возрасте
одиннадцати с половиной лет. С  его  смертью  мужская  линия  рода  Шекспира
пресеклась.
     Иногда, согласно известной  легенде,  Шекспир  на  пути  из  Лондона  в
Стратфорд отдыхал в Оксфорде, в таверне  под  вывеской,  изображавшей  ветку
плюща. Это питейное заведение, называвшееся "Таверна"  и  переименованное  в
"Корону" через полвека после смерти поэта, занимало простой двухэтажный  дом
с двумя фронтонами над фасадом выходившим на Корнмаркит; он находился  всего
в нескольких метрах от Хай-стрит и выгодно соседствовал с  главным  трактом,
который вел в Уорикшир и далее на се вер. Хозяин "Таверны" Джон Давенант был
человеком меланхолического склада, никто никогда не видел его  смеющимся,  и
все же друзья-горожане настолько высоко ценили его, что в  1621  г.  сделали
мэром Оксфорда. У него была жена и семеро детей, один  из  которых,  Роберт,
вспоминал через  много  лет  (когда  стал  священником),  что  прославленный
лондонский драматург осыпал его поцелуями. Жена этого виноторговца была,  по
общему мнению, весьма хороша собой, а также "очень умна и чрезвычайно мила в
разговоре". Все же она была менее рассудительной, чем ее  муж,  если  верить
фривольной сплетне, возникшей в  конце  XVII  в.,  согласно  которой  миссис
Давенант разделила ложе с нашим поэтом, вырвавшимся из пут "смуглой дамы".
     Обычно винная лавка не предоставляла ни жилья, ни  конюшни,  однако  их
можно было получить на постоялом дворе "Крест", примыкавшем  к  "Таверне"  с
севера и имевшем с пей общий двор. В крайнем случае задержавшийся гость  мог
выспаться и на верхнем этаже в "Таверне". Зимою здесь в  огромном  кирпичном
камине гудел огонь; стены были украшены орнаментом из переплетенной  лозы  и
цветов, а надпись на раскрашенном фризе призывала благочестивых  "страшиться
бога прежде всего". Когда в 1927 г. роспись была обнаружена, одна  из  газет
назвала этот покой "комнатой, в которой спал Шекспир" {8}. Действительно  ли
он прощался здесь  с  очаровательной  я  смышленой  женой  хозяина  и  вновь
освеженный, если не укрепленный в вере, отправлялся в  Стратфорд,  где  Энн,
которая была на восемь лет старше мужа, ожидала его возвращения?
     Легенда о связи Шекспира с женой Давенанта исходит  от  ее  сына-поэта.
Однажды, будучи навеселе за стаканом вина с  Сэмюэлем  Батлером,  знаменитым
автором "Гудибраса", и другими приятелями Уильям Давенант признался  в  том,
что он буквально - равно  как  и  в  смысле  поэтической  преемственности  -
является сыном Шекспира. Может быть, Давенант, захмелев,  пошутил  не  очень
тонко; возможно, он просто  желал  заявить  о  своей  причастности  к  клану
Шекспира, как другие были приверженцами клана Бена  Джонсона.  Однако  Обри,
первым сообщивший эту историю в своем кратком жизнеописании Давенанта,  счел
это признанием того, что он был незаконным сыном Шекспира, чему  поверили  и
современники. "Мнение о том, что сэр Уильям является более  чем  поэтическим
отпрыском Шекспира, широко распространено в городе, - сообщает Александр Поп
Джозефу Спенсу, - и, сдается, сэру Уильяму самому  приятно  считать  это  за
истину" {9}. В своем дневнике Томас Херн, хранитель Бодлевской библиотеки  и
весьма осведомленный местный собиратель древностей, пишет  об  этом  как  об
оксфордском предании. "Мистер Шекспир был его крестным отцом и дал ему  свое
имя", - замечает Херн и в скобках добавляет:  "По  всей  вероятности,  он  и
породил его" {10}.
     Эти слухи стали распространяться в 1709 г. Более чем через тридцать лет
на званом обеде у  графа  Оксфорда  Поп,  не  слышавший  о  дневнике  Херна,
потчевал гостей тем же самым анекдотом. Уильям Олдис, присутствующий  в  тот
вечер на обеде, оставил следующую запись об этой беседе:

           Если  верить  преданию, Шекспир часто останавливался на постоялом
      дворе  или в таверне "Корона" в Оксфорде по пути в Лондон и из Лондона