льной
власти, успеха или обладания. Формула такого способа защиты: если я  обладаю
властью, никто не сможет меня обидеть.
   Четвертым средством защиты является уход Предыдущие группы  защитных  мер
имели одну общую черту - желание бороться с миром, справляться с трудностями
тем или иным путем. Однако защита также может быть осуществлена  посредством
бегства от мира Не стоит это понимать буквально как  полное  уединение;  это
означает достижение независимости от других в удовлетворении  своих  внешних
или внутренних потребностей. Например,  независимость  в  отношении  внешних
потребностей может быть достигнута через  накопление  собственности,  что  в
корне  отличается  от  накопления  ради  обретения   власти   или   влияния.
Использование  данной  собственности  также  иное.  Там,  где  собственность
копится ради достижения независимости, обычно  тревожность  слишком  велика,
чтобы извлекать из собственности удовольствия. Она оберегается со скупостью,
потому что единственной целью является  застраховать  себя  от  всевозможных
случайностей Еще одно средство, которое  служит  той  же  самой  цели  стать
внешне независимым от других, - ограничить свои потребности до минимума.
   Независимость  в  удовлетворении  внутренних  потребностей   может   быть
найдена,  например,  в  попытке  эмоционального  обособления.  Это  означает
подавление своих эмоциональных потребностей. Одной из форм выражения  такого
отстранения является уход от серьезного отношения к  чему  бы  то  ни  было,
включая   собственное   "Я".   Такая   установка   чаще    господствует    в
интеллектуальных кругах. Не следует путать неприятие всерьез  своего  "Я"  с
тем, что собственному "Я" не придают важного  значения.  В  действительности
эти отношения могут быть противоречащими друг другу.
   Эти  средства  отстранения  имеют  сходство  со  способами  подчинения  и
покорности в том, что и те и другие означают отказ от  собственных  желаний.
Но, в то время как во второй группе такой отказ служит цели  быть  "хорошим"
или подчиняться желаниям других  ради  собственной  безопасности,  в  первой
группе мысль о том, чтобы быть "хорошим", не играет абсолютно никакой роли и
целью отказа является достижение  независимости  от  других.  Здесь  формула
такова: если я реагирую отстранением, уходом, ничто не заденет меня.
   Для того чтобы оценить роль, которую  играют  в  неврозах  эти  различные
попытки  защиты   от   базальной   тревожности,   необходимо   осознать   их
потенциальную силу. Они  вызываются  не  стремлением  удовлетворить  желание
удовольствия или счастья, а потребностью  в  успокоении.  Это  не  означает,
однако, что  они  какимлибо  образом  являются  менее  властными  или  менее
настоятельными, чем инстинктивные влечения. Например, опыт  показывает,  что
честолюбивое  стремление  может  быть  столь  же  сильным,  как  сексуальное
влечение, или даже сильнее.
   Любой из этих четырех способов, при условии использования только его  или
преимущественно  его,  может  быть   эффективным   в   обретении   желаемого
успокоения, если жизненная ситуация позволяет следовать им без сопутствующих
конфликтов - даже если такое  одностороннее  следование  оплачивается  ценой
обеднения личности как целого. Например, женщина, выбравшая путь покорности,
может обрести мир и, как следствие этого, значительное удовлетворение в  том
типе культуры, который требует от нее послушания мужу или близким,  а  также
традиционным формам жизни. Если ненасытное стремление к власти  и  обладанию
разовьется у  монарха,  результатом  также  может  быть  успокоение.  Однако
общеизвестно, что прямое следование своей цели часто  заканчивается  крахом,
так  как  предъявляемые  требования  столь  чрезмерны  или  вызывают   столь
опрометчивые поступки, что сопряжены с конфликтами с  другими  людьми.  Чаще
успокоение от лежащей в основе сильной тревожности человек ищет не в  одном,
а в нескольких путях, которые, кроме того, несовместимы друг с другом. Таким
образом, невротик может одновременно  испытывать  настоятельную  потребность
повелевать другими и хотеть, чтобы его любили, и в то же время стремиться  к
подчинению, при этом навязывая другим свою волю, а также избегать людей,  не
отказываясь от желания быть ими любимым. Именно такие абсолютно неразрешимые
конфликты обычно являются динамическим центром неврозов.
   Наиболее часто сталкиваются стремление к любви  и  стремление  к  власти.
Поэтому  в  нижеследующих  главах  я  буду  более  подробно  обсуждать   эти
стремления.
   Описанная мною структура  неврозов  не  противоречит  в  принципе  теории
Фрейда, согласно которой  неврозы  в  своей  сущности  являются  результатом
конфликта между инстинктивными влечениями  и  социальными  требованиями  или
тем, как они представлены в Супер-эго. Но  хотя  я  согласна,  что  конфликт
между побуждением человека и  социальным  давлением  составляет  необходимое
условие  для  возникновения  всякого  невроза,  я  не  считаю  это   условие
достаточным.   Столкновение   между   желаниями   человека   и   социальными
требованиями не обязательно приводит к неврозам,  но  может  также  вести  к
фактическим  ограничениям  в  жизни,  то  есть  к  простому  подавлению  или
вытеснению желаний или, в самом общем  виде,  к  действительному  страданию.
Невроз возникает лишь в том случае, если этот конфликт порождает тревожность
и если попытки уменьшить тревожность приводят  в  свою  очередь  к  защитным
тенденциям, которые, хотя и являются в равной мере  настоятельными,  тем  не
менее несовместимы друг с другом.
 
   НЕВРОТИЧЕСКАЯ ПОТРЕБНОСТЬ В ЛЮБВИ
 
   Нет сомнения в том, что  в  нашей  культуре  перечисленные  ранее  четыре
способа защиты собственного "Я" от тревожности могут играть решающую роль  в
жизни многих людей. Это люди, главным стремлением которых  является  желание
любви или одобрения и которые способны идти на все ради удовлетворения этого
желания; люди, чье поведение  характеризуется  тенденцией  к  подчинению,  к
покорности  и  отсутствием   каких-либо   попыток   самоутверждения;   люди,
доминирующим стремлением которых является успех,  власть  или  обладание;  а
также люди, склонные к уединению и  независимости.  Однако  можно  поставить
вопрос, права ли я, утверждая, что эти стремления представляют собой  защиту
от  некоторой  базальной  тревожности.  Не  являются   ли   они   выражением
стремлений,  лежащих   в   пределах   нормального   диапазона   человеческих
возможностей? Ошибочным в данной  аргументации  является  постановка  такого
вопроса в альтернативной форме. В действительности обе эти точки  зрения  не
являются  ни  противоречащими,  ни  взаимно  исключающими.  Желание   любви,
тенденция к подчинению, стремление к влиянию или успеху и стремление к уходу
в различных сочетаниях имеются у всех нас, ни в малейшей мере не указывая на
наличие невроза.
   Кроме того, та или  иная  из  этих  тенденций  может  быть  преобладающим
отношением в определенных культурах. Этот факт опять предполагает,  что  они
могут быть нормативными потенциальными возможностями человечества. Отношения
любви, материнской заботы и подчинения желаниям других доминируют в культуре
арапешей, как это  было  описано  Маргарет  Мид;  стремление  к  престижу  в
довольно грубой форме является признанным  образцом  среди  квакиутлей,  как
показывала Рут Бенедикт; тенденция к  уходу  от  мира  является  доминантной
чертой в буддийской религии.
   Моя концепция заключается  не  в  отрицании  нормального  характера  этих
стремлений, а в утверждении, что все они могут  быть  поставлены  на  службу
достижения успокоения от некоторой тревожности и, кроме того, что вследствие
приобретения этой защитной функции они  изменяют  свое  качество,  становясь
чем-то абсолютно иным. Лучше всего я могу объяснить это отличие по аналогии.
Например, человек влезает на дерево с целью продемонстрировать свое умение с
высоты обозреть окрестности или же спасаясь от  дикого  животного.  В  обоих
случаях мы взбираемся на дерево, но мотивы этого разные. В первом случае  мы
делаем это ради удовольствия, во втором - нами движет страх, и мы  вынуждены
сделать это ради безопасности. В  первом  случае  мы  свободны  в  выборе  -
взбираться, или нет, во втором - мы вынуждены взбираться по необходимости. В
первом случае мы можем выбирать дерево, которое наиболее подходит для  нашей
цели, во втором - у нас нет выбора - мы готовы  взобраться  на  что  угодно,
например на флагшток или дом, лишь бы это служило цели защиты.
   Различие в побудительных мотивах в результате также ведет  к  различию  в
чувстве и поведении. Если нами движет собственно  желание  удовлетворить  ту
или иную потребность, наше отношение будет иметь качество непосредственности
и изобретательности. Однако если нами движет  тревожность,  наши  чувства  и
действия  будут  навязчивыми  и  неразборчивыми.  Несомненно,  они  являются
промежуточными стадиями. В инстинктивных влечениях, подобных голоду и сексу,
которые  в  огромной  степени  определяются  физиологическими  напряжениями,
возникающими в результате лишений, физическое напряжение может достичь такой
степени, что поиску удовлетворения  может  быть  присуща  некоторая  степень
навязчивости и  неразборчивости,  которые  иначе  характерны  для  влечений,
определяемых тревожностью.
   Более того, имеет место отличие в достигаемом удовлетворении  -  в  общих
словах,  это  различие  между  удовольствием   и   успокоением,   обретением
уверенности  [19].  Данное  отличие,  однако,  является  менее  резким,  чем
представляется  на  первый  взгляд.   Удовлетворение   таких   инстинктивных
влечений, как голод или секс,  приносит  удовольствие,  но  если  физическое
напряжение ранее не находило выхода, то конечное удовлетворение очень сходно
с тем,  которое  достигается  вследствие  ослабления  тревожности.  В  обоих
случаях имеет место облегчение от невыносимого напряжения. Что  касается  их
интенсивности, то  удовольствие  и  успокоение  могут  быть  в  равной  мере
сильными. Сексуальное удовлетворение, хотя оно иного рода, может быть  столь
же сильным, как и чувства того человека,  который  внезапно  освободился  от
мучительной тревоги. Вообще говоря, стремление вновь обрести  уверенность  и
спокойствие не только может быть таким  же  интенсивным,  как  инстинктивные
влечения, но может вызвать глубокое удовлетворение.
   Стремление к успокоению, как обсуждалось  в  предыдущей  главе,  содержит
также и побочные источники удовлетворения. Например чувство, что тебя  любят
или ценят,  чувство  успеха  или  влияния  способны  давать  самое  глубокое
удовлетворение и абсолютно безотносительно к цели  достижения  безопасности.
Кроме того, как мы вскоре увидим,  различные  пути  вновь  обрести  покой  и
уверенность вполне дают  возможность  разрядить  внутреннюю  враждебность  и
таким образом способствуют разрядке напряжения иного рода.
   Мы уже знаем, что тревожность  может  быть  движущей  силой,  стоящей  за
определенными  побуждениями,  и  рассмотрели  наиболее  важные   стремления,
порождаемые таким образом. Теперь я продолжу более детальное обсуждение  тех
двух видов побуждений, которые играют  наибольшую  роль  в  неврозах:  жажды
любви и привязанности и жажды власти и управления другими людьми.
   Жажда любви и привязанности встречается столь часто в  неврозах  и  столь
легко узнается опытным наблюдателем, что может рассматриваться как  один  из
самых надежных показателей существования тревожности и  ее  примерной  силы.
Действительно, если человек чувствует, что в основе своей  он  беспомощен  в
этом угрожающем и враждебном мире, тогда поиск  любви  будет  представляться
наиболее логичным и прямым путем получения любого типа расположения,  помощи
или понимания.
   Если бы состояние психики невротичного человека  было  таким,  каким  оно
часто  ему  представляется,  ему  было  бы  нетрудно  добиться  любви.  Если
попытаться словами выразить то,  что  он  часто  лишь  смутно  ощущает,  его
влечения будут примерно  следующими:  он  хочет  очень  немногого  -  добра,
понимания, помощи, совета от окружающих его людей. Хочет, чтобы  они  знали,
что он стремится доставить им радость и опасается задеть  кого-либо.  В  его
сознании присутствуют только такие мысли и чувства. Он не осознает, в  сколь
значительной  степени  его   болезненная   чувствительность,   его   скрытая
враждебность, его придирчивые требования мешают его собственным  отношениям.
Он также неспособен здраво судить о том, какое впечатление он производит  на
других или какова их реакция на  него.  Следовательно,  он  не  в  состоянии
понять,  почему  его  попытки  установить  дружеские,   брачные,   любовные,
профессиональные отношения  столь  часто  приносят  неудовлетворенность.  Он
склонен заключать, что виноваты другие, что  они  невнимательны,  вероломны,
способны на оскорбление или что вследствие некой неблагоприятной  причины  у
него отсутствует дар быть понятым  людьми.  Так  он  продолжает  гнаться  за
призраком любви.
   Если читатель вспомнит наше описание того, как  тревожность  возникает  в
результате вытеснения враждебности и как она в свою очередь опять  порождает
враждебность, другими словами,  как  неразрывно  переплетены  тревожность  и
враждебность, он сможет осознать самообман в мыслях невротика и причины  его
неудач. Не зная этого, невротик оказывается перед дилеммой: он  не  способен
любить, но тем не менее ему остро необходима любовь со  стороны  других.  Мы
наталкиваемся здесь на один из тех вопросов, которые кажутся столь  простыми
и на которые тем не менее трудно ответить:  что  такое  любовь  или  что  мы
подразумеваем   под   ней   в   нашей   культуре?   Иногда   можно   слышать
импровизированное  определение  любви  как  способности  давать  и  получать
душевную теплоту. Хотя в  этом  определении  есть  доля  истины,  оно  носит
слишком общий характер, чтобы  помочь  нам  в  прояснении  тех  затруднений,
которые мы рассматриваем. Большинство из нас  временами  проявляют  душевную
теплоту, но это качество  может  сочетаться  с  полнейшей  неспособностью  к
любви. Важно принять во  внимание  то  отношение,  от  которого  проистекает
привязанность:  является  ли  она  выражением  позитивного  в  своей  основе
отношения к другим или основывается, например, на  страхе  потерять  другого
или на желании подчинить другого человека своему влиянию.  Другими  словами,
мы не можем принять в  качестве  критерия  ни  одно  из  внешних  проявлений
привязанности.
   Что такое любовь - сказать очень трудно, но что не является  любовью  или
какие элементы ей чужды - определить довольно  легко.  Можно  очень  глубоко
любить человека и в то же время иногда  на  него  сердиться,  в  чем-то  ему
отказывать или испытывать желание  побыть  одному.  Но  есть  разница  между
такими, имеющими различные пределы реакциями гнева или  ухода  и  отношением
невротика, который всегда настороже против других людей, считая,  что  любой
интерес, который они проявляют к третьим  лицам,  означает  пренебрежение  к
нему Невротик интерпретирует любое требование  как  предательство,  а  любую
критику - как унижение Это не любовь. Поэтому не следует думать, что  любовь
несовместима с деловой критикой тех или иных качеств или отношений,  которая
подразумевает помощь в их исправлении. Но к любви нельзя относить,  как  это
часто делает  невротик,  невыносимое  требование  совершенства,  требование,
которое несет в себе враждебность: "Горе тебе, если ты не совершенен!"
   Мы также считаем  несовместимым  с  нашим  понятием  любви,  когда  видим
использование  другого  человека  только  в  качестве  средства   достижения
некоторой цели, то есть  в  качестве  средства  удовлетворения  определенных
потребностей. Такая ситуация явно имеет место, когда  другой  человек  нужен
лишь для сексуального удовлетворения или для престижа в браке. Данный вопрос
очень легко запутать, в особенности  если  затрагиваемые  потребности  имеют
психологический характер. Человек может обманывать себя, считая,  что  любит
кого-то, а это всего лишь  благодарность  за  восхищение  им.  Тогда  второй
человек вполне может оказаться жертвой  самообмана  первого,  например  быть
отвергнутым им, как только начнет проявлять критичность, не выполняя,  таким
образом,  свою  функцию  восхищения,  за  которую  его  любили.  Однако  при
обсуждении глубоких различий между истинной и псевдолюбовью мы  должны  быть
внимательными, чтобы не впасть в другую крайность. Хотя любовь  несовместима
с использованием любимого человека для некоторого  удовлетворения,  это,  не
означает, что  она  должна  быть  целиком  и  полностью  альтруистической  и
жертвенной. Это также не означает, что чувство, которое  не  требует  ничего
для себя, заслуживает названия "любовь". Люди, которые высказывают  подобные
мысли, скорее выдают собственное нежелание  проявлять  любовь,  нежели  свое
глубокое  убеждение.  Конечно,  есть  вещи,  которые  мы  ждем  от  любимого
человека. Например, мы хотим удовлетворения, дружелюбия,  помощи;  мы  можем
даже хотеть  жертвенности,  если  это  необходимо.  И  в  целом  возможность
высказывать такие желания или даже бороться за  них  указывает  на  душевное
здоровье. Различие  между  любовью  и  невротической  потребностью  в  любви
заключается в том, что главным в любви является само чувство  привязанности,
в то время как у невротика  первичное  чувство  -  потребность  в  обретении
уверенности и спокойствия,  а  иллюзия  любви  -  лишь  вторичное.  Конечно,
имеются всевозможные промежуточные состояния.
   Если человек нуждается в любви и привязанности другого ради избавления от
тревожности, данный вопрос будет полностью затемнен в его  сознании,  потому
что в общем он не  осознает,  что  полон  тревожности,  и  поэтому  отчаянно
стремится к любого рода привязанности в целях успокоения. Он чувствует лишь,
что перед ним тот человек, который ему нравится, или которому  он  доверяет,
или к которому испытывает слепую страсть.  Но  то,  что  представляется  ему
спонтанной  любовью,  на  деле  может  быть  не  чем  иным,   как   реакцией
благодарности за некоторую проявленную по отношению к нему доброту, ответным
чувством  надежды  или  расположения,  вызванным  некоторым  человеком   или
ситуацией. Тот человек, который явно или подспудно возбуждает в нем ожидания
такого типа, станет автоматически наделяться важным значением, и его чувство
будет проявлять себя в иллюзии любви. Подобные ожидания  могут  возбуждаться
таким простым фактом, как доброе отношение влиятельного или  могущественного
человека,  или  их  может  возбудить  человек,  который  просто   производит
впечатление более крепко стоящего на ногах. Такие чувства могут возбуждаться
эротическими или сексуальными  успехами,  хотя  и  не  всегда  связанными  с
любовью.  Они  могут  "питаться"  некоторыми  существующими  узами,  которые
имплицитно содержат обещание  помощи  или  эмоциональной  поддержки:  семья,
друзья, врач. Часто такие отношения осуществляются под маской любви, то есть
при субъективном убеждении человека в своей преданности,  между  тем  как  в
действительности данная любовь является лишь цеплянием за других  людей  для
удовлетворения своих собственных потребностей.  То,  что  это  не  искреннее
чувство подлинной любви, обнаруживается в готовности его резкого  изменения,
которое  возникает,  когда  не  оправдываются  какие-то  ожидания.  Один  из
факторов, существенно важных для нашего  понимания  любви,  -  надежность  и
верность чувства - отсутствует в этих случаях.
   Сказанное  уже  подразумевает  последний  признак  неспособности  любить,
который я  хочу  подчеркнуть  особо:  игнорирование  личности  другого,  его
особенностей,   недостатков,   потребностей,   желаний,   развития.    Такое
игнорирование отчасти является результатом  тревожности,  которая  побуждает
невроти