етическое  стремление
осчастливить человечество в соответствии  со  схематическими  доктринерскими
принципами, желание сделать мир лучше, альтруистическое самопожертвование  в
большом стиле, прежде  всего  во  имя  общих  обезличенных  идеалов".  Особо
типичным признаком аутизма Гитлера была холодная аффективная  безучастность,
корни которой лежат в глубочайшем  презрении  к  людям.  Его  совершенно  не
волновали нечеловеческие условия жизни  гражданского  населения  Германии  в
условиях беспощадных бомбежек в последние годы войны. Однако это  не  мешало
ему демонстрировать глубокое потрясение при известиях о  разрушении  оперных
театров. Отдавая приказ открыть шлюзы на реке Шпрее, Гитлер ни на минуту  не
задумался  о  судьбе  раненых  немецких  солдат,  находившихся  в   туннелях
берлинского метро, которых этот  преступный  приказ  обрекал  на  неминуемую
смерть. Слабое Я привело Гитлера к  безмерной  недоверчивости,  которая,  по
выражению Шпеера, стала его "жизненной стихией". В  последние  месяцы  жизни
Гитлер отгородился от мира непробиваемыми стенами  бункера  рейхсканцелярии,
что де Боор также считает символичным "для  завершения  его  жизни,  которая
между аутической узостью и необузданными видениями мирового господства так и
не  вышла  на  лежащую  посредине  гуманистическую   координату".   Судебная
психиатрия придает  важное  значение  нетерпимости  фрустрации,  которая  не
позволяет личности переносить неудачи, разочарования и болезненные  унижения
без  агрессивных  реакций.  Нетерпимость  фрустрации  проявилась  у  Гитлера
действительно очень рано,  что  в  сочетании  с  биологически  обусловленной
повышенной агрессивностью уже в юности порой  вызывало  непонятные  реакции.
Это в соединении  с  отсутствием  социальной  совести,  что  также  является
характерной для Гитлера чертой его поведения,  привело  его  к  неисчислимым
актам чудовищного насилия.
   Со многими преступниками Гитлера  роднят  дефициты  идентификации.  Такие
дефицита возникают  в  тех  случаях,  когда  в  ранние  годы,  решающие  для
формирования человека, у  этого  человека  не  формируется  идентифицирующее
ядро. Для Гитлера идентификация с деспотичным, внушавшим  страх  отцом  была
невозможна, так как означала бы для него отрицание собственного  Я.  Поэтому
после смерти матери он оказался в эмоциональном вакууме,  заполнить  который
помешали неудачи, преследовавшие его в Вене. Не  исключено,  что  факторами,
помешавшими  его  идентификации,   явились   также   незнание   собственного
происхождения  и  знание  того,  что  между  его   родителями   существовала
кровосмесительная  связь.  По  мнению  специалистов   в   области   судебной
психиатрии, дефициты идентификации способны подвинуть социально инфантильных
людей на умозрительные  действия  в  поисках  собственной  идентификации.  У
Гитлера импульсы к  умозрительным  действиям  вначале  носили  позитивный  и
конструктивный характер, но после начала второй мировой  воины  их  характер
все больше становился деструктивным. Сколь тесно  могут  переплестись  между
собой нарушения идентификации и параноидальные явления, показал психолог  Ф.
Рудин в книге "Фанатизм. Магия силы": "Жесткая модель  поведения  доходит  у
фанатиков этого типа, как правило, до полной идентификации с идеей,  которую
те  представляют.  Здесь  мы  имеем  второй  симптом,  указывающий  на  круг
шизоидных  форм.  Даже  если  процессы  идентификации,   подобно   процессам
проекции, принадлежат к числу общечеловеческих и, следовательно, необходимых
механизмов,   то   глубинной   психологии   хорошо   известны   неадекватные
идентификации,  которые,  выполняя  роль  защитных   механизмов,   отчуждают
человека от его собственной сущности, от его самого внутреннего Я,  за  счет
чего... латентный психоз  может  стать  острым.  Такая  опасность  возникает
прежде  всего  при  длительных  идентификациях  и  сверхидентификациях,  при
которых  реальное  Я  все  больше  сжимается,  а  на  его  месте  появляются
фантастические,  наивные  или  параноидальные  формы  идентификации".  Таким
образом, Гитлер становится в ряд с теми преступниками,  чей  жизненный  путь
вследствие дефицита личностной идентификации  отмечен  печатью  "разрушения"
своего мира. Будучи исходно созидателем,  с  1939  года  он  превращается  в
фанатического  разрушителя,   что   подтверждает   следующий   фрагмент   из
воспоминаний Шпеера: "Он умышленно хотел, чтобы люди гибли вместе с ним. Для
него уже не существовало моральных границ. Конец собственной  жизни  означал
для него конец всего".
   Столь  полное  разрушение  "нормативного  органа",  которое  нашло   свое
выражение в присущей  Гитлеру  мании  уничтожения,  не  имеющей  аналогов  в
истории, не может иметь своим единственным объяснением наличие  "социального
инфантилизма"  или  первичную  преступную  деформацию  структуры   личности.
Следует предположить, что в этом сыграло свою роль, по выражению  де  Боора,
"разложение  его   нормативного   органа"   вследствие   отсутствия   высшей
корректирующей или по меньшей мере предостерегающей инстанции в  Германии  и
за ее пределами. Это  позволило  Гитлеру  "удовлетворить  свои  инфантильные
потребности. В радикальных слоях народа он нашел... идеального партнера. Два
инфантилизма объединились в один... Явление, которое в  психиатрии  получило
название "безумие на двоих"... Активный партнер,  фюрер,  все  бесцеремоннее
навязывал темы своего бреда более слабому  партнеру,  народу,  подверженному
идеологическим  влияниям,  так  что  за  несколько  лет  возникло  нерушимое
единство, наиболее подходящим словом для которого является массовый  психоз.
Но  массовый  психоз  может  возникнуть  лишь  тогда,  когда  оба   партнера
инфантильны".  Подобные  психотические  процессы  в  сознании  с   глубокими
социальными последствиями де Боор обобщенно называет "моноперцептозом".
   К характерным признакам моноперцептоза относится мания величия, в  полной
мере свойственная Гитлеру. И сам он был глубоко  убежден  в  том,  что  "как
индивидуум по своей духовной и творческой силе один превосходит  весь  мир".
Развитию мании величия, несомненно, способствовал его  "социальный  аутизм",
сочетавшийся со склонностью принимать желаемое за  действительное  и  с  его
представлением о том, что своими необычайными способностями он обязан высшей
силе. Подобная мания величия не является симптомом психического заболевания,
а представляет собой результат длительного психологического процесса,  корни
которого уходят в юность. Одним  из  аспектов  мании  величия  Гитлера  была
"строительная мегаломания". Так, он планировал  выстроить  в  столице  рейха
"Большой зал", долженствующий символизировать мировое господство.  Этот  зал
должен был украшать имперский орел со свастикой, держащий в когтях  огромный
земной шар. В рейхсканцелярии для него должны были устроить рабочий  кабинет
площадью почти  1000  квадратных  метров  -  завершение  строительства  было
намечено на 1950 год. Уильям Карр называет это "гиперкомпенсацией  комплекса
неполноценности,  которая  являлась  частью  сложного  защитного  механизма,
помогавшего ему преодолеть сомнения в своей миссии и страх перед тем, что он
не сможет удержать то, что он уже завоевал и еще завоюет в будущем".
   Все попытки объяснить беспримерную агрессивность Гитлера наталкиваются на
трудность, состоящую в том, что биографические факты  практически  полностью
исключают врожденную агрессивность  его  характера  как  причину  позднейшей
эксцессивной готовности к агрессии. Де Боор указал на  не  учитывавшуюся  до
сих пор невероятную динамику, которая возникает за счет  моноперцептоза  под
диктатом доминирующей над всем сверхценной  идеи  и  позволяет  мобилизовать
страшную силу и эмоциональную энергию для реализации той или  иной  основной
темы. В  нормальной  ситуации  препятствием  на  пути  агрессий,  к  которым
призывают  носители  "сверхценной  идеи"  бредового  содержания  и   которые
способны вызвать тяжкие социальные последствия, является  угроза  применения
мер уголовно-правового характера.  Однако,  начиная  с  1934  года,  уже  не
существовало тормозящей инстанции, вследствие чего Гитлер  безнаказанно  мог
полностью выплеснуть свою агрессивность,  постоянно  подпитываемую  энергией
его сверхценных идей - уничтожение евреев, борьба с  марксизмом,  расширение
немецкого "жизненного пространства" на восток. "Поскольку  с  1934  года  он
имел  в  своем  распоряжении  все  технические,  экономические   и   военные
возможности   современного   промышленного    государства    и    располагал
неограниченными  властными  полномочиями,  в  результате  осуществления  его
моноперцепторных сверхценных идей сложилась уникальная в  истории  ситуация.
Как правильно  заметил  Тревор-Ропер,  невозможно  себе  представить,  чтобы
подобное зловещее стечение трех факторов повторилось еще раз.  Вот  эти  три
фактора:
   - существование личности с  диктаторскими  и,  по  де  Боору,  с  тяжкими
преступными наклонностями;
   - наличие  моноперцепторной  бредовой  идеи,  опасной  для  существования
человечества;
   - абсолютная власть, позволяющая поставить весь потенциал государства  на
службу этой идее.
   К этому следует добавить крайний  нарциссизм,  приведший  к  концентрации
либидо исключительно на собственном Я и, таким образом, не только породивший
ощущение всемогущества, но и давший толчок  преступным  действиям  на  почве
"нарциссических обид", склонность к которым у подобных личностей носит особо
выраженный характер. Ни одна психическая травма, ни одно унижение,  ни  одна
обида в таком случае не могут быть  когда-либо  забыты  или  прощены,  и  мы
найдем у Гитлера немало примеров запоздалой мести людям, когда-то  унизившим
или обидевшим его и заплатившим за это жизнью.
   Эта комбинация нарциссизма и эгоцентризма  на  фоне  веры  в  собственную
всемирно-историческую миссию в конце концов привела к  "стиранию  внутренних
систем ценностей" и полному игнорированию потребностей и прав других  людей.
Как подчеркивает де Боор, подобный процесс наблюдается  только  при  тяжелых
психических заболеваниях, например, при шизофреническом распаде личности. До
настоящего времени не существует научно подтвержденной картины возникновения
подобного, практически полного  распада  нормативной  системы  у  людей,  не
являющихся душевнобольными - Гитлер является единственным известным  случаем
такого рода за всю историю научного исследования подобных изменений  психики
преступников.
   Доминирующее  место  среди  навязчивых  бредовых  идей  Гитлера  занимала
беспримерная патологическая юдофобия. Именно этой цели - умерщвлению  евреев
- были, в конечном счете, подчинены военные акции, предпринятые Гитлером,  а
начав завоевание "жизненного  пространства"  на  востоке,  он  в  1942  году
устрашающе близко подошел к реализации  своей  мечты:  заполнить  гигантское
пространство на востоке людьми "высшей  расы",  предварительно  очистив  это
пространство от "неполноценных"  евреев  и  славян  и  защитив  его  могучим
"Восточным валом" от нашествий "азиатских орд". При  попытке  объяснить  эту
"поистине  ариманову  ненависть,  изуродовавшую  все   гуманное,   что   еще
оставалось в Гитлере, до полной неузнаваемости" не срабатывает  ни  одна  из
психологических гипотез, известных современной медицине. Ясно лишь  то,  что
юдофобия Гитлера безусловно носила маниакальный характер, ибо она  полностью
удовлетворяет  всем  трем  критериям   мании,   сформулированным   Ясперсом:
во-первых, бредовая идея Гитлера о существовании некоего  еврейского  лобби,
целью которого является уничтожение арийской расы  и  установление  мирового
господства, нереальна априори. Во-вторых, Гитлер был непоколебимо убежден  в
правильности  этой   бредовой   идеи,   и,   в-третьих,   эта   идея   могла
корректироваться логическими рассуждениями и содержанием собственного опыта.
Поэтому де Боор приходит к  выводу,  что  "в  своей  совокупности  идеология
Гитлера должна быть признана соответствующей  всем  критериям  мании.  Таким
образом, имела место мания, но... мания  клинически  здорового  человека,  у
которого   отсутствуют   какие-либо   симптомы   шизофрении.   Поэтому    мы
предложили...  собственный  термин  "моноперцептоз"  с   тем,   чтобы   дать
возможность разграничения мании  здорового  человека,  приведшей  к  тяжелым
социальным последствиям, и маниакально-психических заболеваний".
   Исходя из анализа особенностей личности Гитлера в различные  периоды  его
жизни и основываясь на понятиях "социальный инфантилизм" и  "моноперцептоз",
де Боор попытался  сделать  криминалистический  и  социально-психологический
вывод, подобный тем выводам, которые делают эксперты в  уголовном  процессе.
Согласно  де   Боору,   результаты   такого   прогноза   являются   поистине
катастрофическими: "В случае окончательной победы немецкий  народ  и  народы
Европы ожидали жестокие испытания. Мы должны быть  благодарны  союзникам  за
то, что они избавили Германию и Европу от диктатуры личности  с  тяжелейшими
преступными наклонностями".
   Аргументация  некоторых  психиатров,   утверждающих,   что   Гитлер   был
душевнобольным,  не  выдерживает  объективной  критики,   однако   серьезные
специалисты единодушно считают, что Гитлер был  "истерическим  психопатом  с
потребностью самовыражения и шизоидно-аутистическим фанатиком", который  был
полностью вменяем и ответствен  за  все  свои  поступки.  Профессор  Освальд
Бумке,  заведовавший  в   свое   время   кафедрой   психиатрии   Мюнхенского
университета, дал Гитлеру следующую судебно-психиатрическую  характеристику:
"Шизоид и истерик, брутально жесток,  недоучка,  невыдержан  и  лжив,  лишен
доброты,  чувства  ответственности  и  вообще  всякой   морали".   Профессор
Шальтенбранд, заведующий  кафедрой  психиатрии  Вюрцбургского  университета,
считает, что такого рода люди, добившись политической  власти,  представляют
невероятную   опасность   для   общества,   потому   что   "политик-психопат
представляет собой особо опасное  явление  на  грани  здорового  человека  и
душевнобольного. Это опасно именно потому, что в психопате  в  общем  случае
присутствует так  много  от  здорового  человека,  что  обычные  люди  не  в
состоянии распознать в нем какие-либо психические отклонения... Типично, что
психопатам удается обзавестись учениками и  сторонниками,  которые  сами  по
себе  лишь  чуть-чуть  отличаются  по  своей  психической   конституции   от
нормальных людей.  Эти  люди  принимают  гротескные,  "двинутые"  программы,
которые затем вызывают  массовый  психоз".  Быстрому  распространению  этого
массового психоза способствовал  необычайный  дар  Гитлера  подчинять  людей
своему влиянию, принимавший порой  характер  настоящего  массового  гипноза.
Каким образом этот гипноз оказывал влияние на самого Гитлера,  в  результате
чего фюрер и  масса  "накачивали"  друг  друга  по  спирали,  объясняет  нам
криминологическая  психология:  "Если   социально   инфантильная   личность,
обуреваемая маниакальными идеями, встречает со стороны массы  почти  собачью
преданность,  то  негативные  потенции  объекта  обожания  неизбежно  должны
усилиться и в конечном итоге уничтожить остатки гуманности".
   Принимая во внимание ужасные события, которые произошли  за  те  немногие
годы, когда Гитлер был абсолютным властелином Германии и почти всей  Европы,
мы, вне всякого сомнения, не можем не признать за ним высокий  и,  возможно,
уникальный исторический ранг, пусть даже в отрицательном смысле. И если  он,
как  личность,  несомненно,  историческая,  имеет  право  навеки  попасть  в
"пантеон всемирной истории", то, в то же время, по выражению де  Боора,  ему
принадлежит не менее почетное место и в "пантеоне великих преступников".
   По-видимому, такого же  мнения  придерживались  национал-социалистические
заправилы во главе со своим фюрером уже в 1943 году,  ибо  тогда,  возможно,
полностью осознавая чудовищность совершенного нацистским режимом  и  отдавая
себе отчет в тяжести возмездия, Иозеф Геббельс написал в журнале "Дас  Райх"
за 14 ноября следующие строки: "Что касается нас,  то  мы  сожгли  за  собой
мосты. У нас нет пути назад, но мы и  не  хотим  идти  назад.  Мы  войдем  в
историю как  величайшие  государственные  деятели  всех  времен  -  или  как
величайшие преступники в истории".
 
   ПСИХОГРАММА СТАЛИНА
 
   Нарциссическая мания величия
   Достижения  современной  психологической  науки  сегодня  позволяют   нам
объяснить  противоречия  личности  одного  и  того  же  индивидуума.  Особое
значение при этом  имеет  учение  Зигмунда  Фрейда  и  его  школы,  согласно
которому наш внутренний мир существует как бы в двух  уровнях  -  на  уровне
сознания и на уровне подсознания. Сегодня мы также знаем, что базовые  черты
характера   человека   формируются   не   только   за   счет   наследственно
предопределенных факторов, но также и под влиянием  воспитания,  впечатлений
раннего детства и юности. Эти  исходные  впечатления  никогда  полностью  не
стираются - они могут лишь  быть  вытесненными  в  подсознание  и,  позднее,
сменяя  друг  друга,  в  различной  степени  воздействуют  на  поведение   и
эмоциональный мир взрослого индивидуума. Поэтому не представляется возможным
понять характер человека в целом, если не  уделять  подсознательному  в  нем
такое же внимание, как и  сознательному,  если  не  обращаться  к  юношеским
переживаниям этого человека. Поэтому при исследовании личности  Сталина  нам
придется попытаться полностью синтезировать все ступени ее развития  подобно
тому, как мы поступили в случае Наполеона и Гитлера.
   Если объективно с медицинской  точки  зрения  проанализировать  юношеский
анамнез Сталина, то мы обнаружим несколько фаз, оказавших  решающее  влияние
на его последующее развитие.
   Первой  из  таких  определяющих  фаз,  безусловно,  является  его  раннее
детство. Как показывают воспоминания друга  его  юности  Иремашвили,  грубые
методы воспитания жестокого и часто пьяного Виссариона  Джугашвили  оставили
неизгладимые следы в душе сына. Причем  следует  говорить  не  только  и  не
столько о физической боли от ежедневных побоев, которыми  отец  якобы  хотел
сломить упрямство сына, сколько о чувстве несправедливости от  незаслуженных
наказаний, которые вошли у отца в привычку, и о чувстве бессилия, с  которым
он был вынужден сносить жестокость грубого, примитивного и  непредсказуемого
родителя. Подобное физическое насилие  и  психическое  подавление  вынуждены
были  претерпеть  миллионы   взрослых   людей,   переживших   фашистскую   и
коммунистическую диктатуру. Элис Миллер  настойчиво  доказывает,  что  между
насилием над ребенком и насилием над взрослым  существует  большая  разница:
ребенок не имеет права открыто выразить ненависть к своему мучителю. Ведь не
положено ненавидеть отца - так гласит четвертая заповедь -  и,  в  принципе,
ребенок и не хочет ненавидеть своего отца, потому что  он  его  любит.  Этот
парадокс, состоящий в том,  что  страдания  принимаются  от  руки  "любимого
мучителя", может оказать  необратимое  влияние  на  последующее  психическое
развитие человека.
   Ребенок запечатлевает  в  себе  именно  событие  перенесенных  в  детстве
побоев, а не эмоциональное содержание,  вкладываемое  в  это  воспитательное
мероприятие его родителями, согласно которому ребенок был  бит  для  его  же
блага.  Поэтому  взрослый  человек,  полностью   вытеснивший   это   детское
переживание в подсознание,  воспринимает  подобные  события  совершенно  без
эмоций и какого-либо  участия.  Страдания,  вызванные  жестоким  обращением,
побоями и отсутствием сочувствия к своим детским невзгодам, запечатленные  в
подсознании ребенка, в будущем порождают  у  взрослого  человека  внутреннее
желание повторить эти страдания детства. При этом характерно, что такие люди
полностью идентифицируют