лне возможно. Может быть, не обязательно, но возможно.
Решая этот вопрос для себя, быть может, имеет смысл подходить
методологически. Какая гипотеза будет стимулировать вас сильнее?
Стимулировать для работы по производству смысла, соразмерного бытию.
Если меня стимулирует ужас перед бесконечными воплощениями, то я буду
работать максимально интенсивно, если же эта гипотеза меня успокаивает,
- мол, еще есть время, - то для этой цели эта гипотеза не годится.
Оценка здесь возможна только относительно главной задачи. Еще Гурджиев
заметил, что для восточного человека идея перевоплощений - стимул для
быстрейшего достижения последнего; а Христос, проникнув в природу
Великого Среднего западного человека, заявил, что или сейчас, или
никогда. Дело в том, что персонифицированная суть, суть, определяющая
духовную активность, одна и та же, поэтому те, кого принято называть
_достигшими_, никогда не _воюют_ между собой, в отличие от их последова-
телей. Суть одна, а ход к ней разный. Строго говоря, совершенно неважно,
что будет после так называемой смерти. Меня лично это совершенно не
волнует, с тех пор как я начал работать, мне не до этого, мне нравится
работать, а поэтому такая стимуляция уже не нужна, нет зазора между
жизнью и бытием. А вот в случае, когда вы осознали задачу, но
чувствуете, что психологическое беспокойство вас все время отвлекает,
тогда имеет смысл выбрать ту гипотезу, которая вас больше стимулирует. В
этом смысле смерть, действительно, лучший учитель. Для витальных людей
страх смерти - это один из самых сильных стимуляторов к деятельности по
поискам бессмертия. Меня же бессмертие как проблема вообще не интере-
сует.
     - Нельзя ли вернуться к вопросу любви?
     И.Н.- Прежде всего необходимо осознать, что чувство разъединяет, а
переживание соединяет. Чувство - это определенный способ
самоутверждения, подтверждение собственного существования, ибо я
испытываю чувство, направленное _на_. Тот же, на кого направлено
чувство, - это уже нечто другое. Переживание же соединяет. И поэтому
любовь как переживание, действительно, крепка как смерть, потому что она
подразумевает слияние с другим. Именно переживание создает ощущение как
бы исчезновения, смешивается страх и размышления на тему, кто кого окол-
довал, кто кого сглазил, начинает работать разнообразная защита, и вновь
наступает разделение.Конечно, в действительности никто не исчезает, на
самом деле вы просто перешагиваете привычные для себя границы
субъективного, установленные внешне, открываете в себе новые необозримые
просторы, и _Я_, которое начинает перемещаться по этим просторам,
пугается. А оно просто должно стоять в нуле и наращивать слой за слоем.


     Театр жизни

     Всем известно выражение Шекспира: _Весь мир - театр, все люди в нем
актеры, и каждый в нем свою играет роль_. А я бы хотел с этим не
согласиться. И на это несогласие в наше время у меня, на мой взгляд,
есть достаточно серьезные причины.
     После многих лет практики, размышлений, экспериментов в области
театра, различных форм театра, я пришел к выводу, что граница, которая
отделяет театр от не-театра, - это зритель. Я учился в Щукинском
училище, еще застав благословенные совершенно времена, и вот, когда я
уже закончил, мой педагог, Александр Михайлович Паламишев, говорит: _Ну,
давай рассказывай, что у тебя за идеи такие, а то слухи, слухи,
слухи..._ И я ему рассказал, а он мне говорит: _Все очень интересно.
Только подумай о том, как бы не перешагнуть границу, за которой театр
кончается и начинается что-то другое_.
      и палачам, и их жертвам, говорит: _Я люблю вас ВСЕХ! А уж если
люблю, то мы будем счастливы. Очень счастливы, наконец!_- все
действующие лица начинают аплодировать. Я еще сделал так, что занавес
тоже дергается, как бы закрываться будет, и все зрители начинали
аплодировать...
     Но это на сцене. А в жизни, когда к ней относятся, как к театру,
памятники этим Ланселотам стоят, еще не все сняты. И по этим памятникам
нас учили _делать жизнь с кого_, т.е. вот идеальный исполнитель роли, а
ты молодой, начинающий артист, и, если ты хочешь пробиться в герои,
значит, давай, репетируй, дави себя, обстригай, все неподходящее внутрь
загоняй, но будь и соответствуй. Это социальный аспект игры в театр
жизни.
     Второй аспект еще, может быть, более сложный и вызовет кое у кого
негативную реакцию, но, я еще раз напоминаю, я высказываю свое личное
мнение.
     Когда в так называемой эзотерической литературе различных традиций
мы читаем о психотехнических приемах структурирования своей внутренней
реальности, то под разными названиями мы находим практически во всех
традициях необходимость ввести в свою внутреннюю реальность так
называемого незаинтересованного наблюдателя для выработки стабильного
самосознания или для кристаллизации, - названия могут быть самые разные.
Теперь давайте подумаем: если человек выступает в роли
незаинтересованного наблюдателя, то он ученый. Тогда жизнь превращается
в технологический акт, т.е. мы имеем исходный продукт, в конце хотим по-
лучить другой продукт, и для того чтобы вся технология была соблюдена,
мы используем незаинтересованного наблюдателя внутри себя, либо мы
используем для этого наставника, как бы он ни назывался. Тоже
незаинтересованный как бы наблюдатель. Если же наш внутренний
наблюдатель стал вдруг заинтересованным (очень трудно быть
незаинтересованным наблюдателем по отношению к себе) - он стал зрителем.
Тогда весь этот процесс - технологический - превращается в спектакль. И
вся жизнь этого персонажа - в реализацию некоторого замысла. Видите, как
красиво звучит? Я вам честно признаюсь, еще каких-нибудь шесть-восемь
лет назад я сам с упоением говорил: надо представить свою жизнь как
целое, иметь замысел и реализовать этот замысел. Я же все-таки режиссер
и актер! Но если я свою жизнь, собственную, рассматриваю как акт своего
творения, т.е. во мне есть мое Я, которое не имеет отношения к этой
инструментальности, кроме того, что оно ею владеет, хуже или лучше, то
моя инструментальность - это актер. Я есмь режиссер и автор
одновременно, а вот это все, т.е. жизнь, - сценическая площадка. А как
же тогда быть с любовью к ближнему? Одно дело, когда вся эта
психологическая перестройка происходит в условиях замкнутого,
специализированного, профессионального, грубо говоря, социума - т.е.
ашрам, монастырь, медресе, где вы изъяты из нормального потока жизни,
того, что мы уважительно называем Великим Средним, т.е. человек пошел в
среднее учебное заведение, в котором увольнительных не дают, закончил
его и появился перед нами в новом качестве. Это его внутренняя проблема,
какое это качество. Гурджиев, например, говорил: _Цель любого духовного
учения - в определенном смысле сделать из человека Актера_. Почему? Да
потому, что цель любой духовной технологии, если уместно такое
выражение, трансформации, так скажем, состоит в том, чтобы отделить
субъект от его инструментальности. Инструментальность - это типическое,
во многом, это та отграниченность, которую можно осознать, некоторые
даже говорят, понять - зачем мне именно такой инструмент дан, почему я
родился в это время, в этом месте, мужчиной, а не женщиной, или наобо-
рот, женщиной, а не мужчиной, почему у меня такие способности есть, а
таких нет - это как бы высший замысел, отработка кармы или еще что-
нибудь в таком духе. Опять высший замысел... У меня на сегодняшний день
сложилось убеждение, что даже для образного сравнения или для какой-то
ассоциативной параллели нельзя говорить, что мир - это театр, а жизнь -
это пьеса, а люди играют роли. Они играют роли и без этого, в пьесе,
которую не они написали - это все то, что называется социальные роли.
Очень мало кому из нас удается внести что-то новое в устоявшиеся приемы
исполнения той или иной социальной роли - мать, отец, сын, дочь, про-
хожий на улице, подчиненный, начальник. Очень редко кому удается внести
что-то новое. Это такой ритуализированный театр, просто театр _Кабуки_,
- по наследству все передается. Отец играл эту роль, сын играет эту
роль, сын сына играет - так уже десять поколений, Ямото Десятый играет
эту же роль точно так же, как Ямото Первый. Только у него чуть-чуть
другое тело, чуть-чуть другой голос, чуть-чуть другие глаза, но в
принципе точно так же.
     Эти ролевые механизмы очень хорошо изучены, и не только у аме-
риканцев, но и в немецкой социальной психологии, в нашей тоже достаточно
много сделано в этом направлении. Но, защищаясь, мы все равно не
признаемся, стараемся постоянно не помнить, что это роли, что это не мы
написали, что мы их долго разучивали, и тот, кто хорошо их разучил, тот
успешную сделал социальную карьеру, кто плохо разучил - у того сложности
с социальной адаптацией. Есть страшное слово - адаптация. Я работал в
клинике и знаю, что такое адаптация, когда она становится немножко
страшным словом: нарушения социальной адаптации. Таким образом, наша
задача, если мы пытаемся одухотворить свою жизнь, себя самих и тех, с
кем мы общаемся, как раз состоит в том, чтобы уйти из театра жизни и
просто жить, и это очень трудно. Я только совсем недавно понял, что
говорил мне Мастер мой, когда на всякие вопросы мудреные он не только
мне, но и другим людям в моем присутствии отвечал: _Жить надо!_ Говорил
просто, по-суфийски, но я теперь понимаю, что это невероятно сложная
задача: кругом театр! И тогда я ретроспективно понял, почему я с детства
так люблю театр и вообще им занимаюсь, стал профессиональным режиссером,
актером. Я бы никогда не стал психологом, если бы мне не перекрыли воз-
можность заниматься театром, потому что там, как ни смешно, я четко
знаю, что я живу, я там не исполняю никакой роли, жестко описанной. Я
пришел в театр, я режиссер. Нет такой роли социальной - _режиссер_,
жестко описанной, каков он должен быть, потому что режиссер - это
достаточно уникальный специалист, а раз достаточно уникальный, значит,
степеней свободы в исполнении своей роли он имеет гораздо больше, чем,
скажем, когда он прохожий на улице и должен соблюдать правила уличного
движения, идти по той стороне, а не по этой. Или когда я актер, я
репетирую, я опять чувствую себя субъектом, я живу, даже когда я играю
на сцене, я живу, потому что это моя деятельность свободная. Если,
конечно, я не попал в театр к такому режиссеру, которому живой человек
мешает, он хочет из него сделать куклу и жестко запрограммировать. Мы
знаем таких _режиссеров_ - очень долго мы их портретами, скульптурами
любовались. Это режиссеры большого масштаба. И оказывается, что любая
возможность творчества личного, персонального, субъективного гораздо
ближе к жизни, даже если это творчество театральное, чем так называемая
жизнь, которая гораздо ближе к театру. И не отсюда ли у нас постоянное
ощущение, что на нас кто-то смотрит, откуда-то: то ли из КГБ, то ли с
небес, то ли с других планет, то ли из астрала-ментала-витала - но за
нами все время наблюдают! А если не наблюдают, то что-то со мной нехоро-
шо. Это ведь нормальное ощущение актера! Он, будучи актером, про-
фессионалом, занимаясь профессиональной деятельностью, так или иначе,
шестым, седьмым, двадцать восьмым чувством обязан чувствовать, что на
него смотрят, его слышат, видят, ощущают, переживают, т.е. он все время
в диалоге со зрительным залом. А если он, извините, не совсем здоров и
аутично забывается на сцене, то это, как правило, просто неинтересно. Он
там что-то переживает, а мы тут сидим, и все. Талант актера - это, как
известно, одно из таинственных качеств, так называемая заразительность.
Вот почему один выходит - и то, что с ним происходит, заражает до самой
галерки. А другой и красивей, и фактурней, и голос у него, и все прочее,
а никого это совершенно не волнует.
     Мало того, мы так любим чувствовать, что все заранее предопре-
делено. Актер, выходя в первой сцене, заранее знает, что будет в
последней, это же сочинил не он, а автор! И мы так хотим, чтобы автор
нашего театра жизни был! И из великой тайны Бога - те, кто веруют, -
иногда нечаянно делают просто вождя, только небесного, который
режиссирует этот спектакль, который придумал эту пьесу. Это ли не
унижение для Бога? И это ли не почва для некоторых господ чувствовать
себя богами на земле?
     Давайте выбирать, в какой театр ходить. Либо жить и иногда посещать
театр ради эстетического удовольствия, ради сопереживания, ради
таинственного процесса взаимодействия между творящим и воспринимающим
творение, ибо оба друг другу неразрывно нужны. Неразрывно нужны! Либо
тогда давайте не ходить в театр, кино, телевидение, зачем оно? Потому
что это суррогат! Если мы в театре, если мы уже актеры, играем роли в
пьесе, не нами написанной, то тогда кино, театр, телевидение - это и
есть жизнь (как бы). Ричард Бах в _Приключениях вынужденного мессии_ го-
ворит: зачем люди ходят и смотрят на это все в кино? Они просто себе та-
кой суррогат жизни находят. Тогда искусство - уже не искусство, тогда
искусство - наркотик. Тебе в пьесе досталась скучная роль, но мы тебе
сочиним вот такой вот сюжетик, дадим возможность отождествиться с героем
или героиней на два часа и пожить, как они. _Дайте мне красивых живчиков
на красивом ландшафте!_
     Вот такие размышления. Я бы хотел перейти от монолога к взаимо-
действию, - может быть, вам захочется задать вопросы, что-нибудь
уточнить, высказать какую-то свою позицию. И давайте попробуем из этого
устроить небольшую свалку, или наоборот, полное единодушие, или
сдержанное недоумение... Представляете, что я сейчас говорю? Ведь это
значит, я заранее режиссирую, как бы на все случаи, - я ведь человек
опытный, много выступал, - на все случаи я уже говорю: и это пьеса, и
это пьеса, и это, и что бы вы мне ни сказали, это все равно пьеса, и я к
этому готов. И это самое страшное. С одной стороны, все механизмы
психологической защиты, созданные человеком на протяжении его
существования, играют, безусловно, позитивную роль, давая ему
возможность выжить и адаптироваться. Но с другой стороны, именно эти же
механизмы не дают ему возможности развиваться. Помните, как на льду
Чудского озера с рыцарями поступили? Загнали их на лед, они как броне-
вики, но они слишком тяжелы для этого льда и слишком неповоротливы. И
иногда мы так сильно защищены и так качественно адаптированы, что если
нас выгнать на лед Чудского озера, мы точно проиграем Александру
Невскому.
     И отсюда возникают две позиции, совершенно как бы противоположные.
Одна позиция утверждает, что жизнь сама по себе прекрасна, но люди ее
пока еще недостойны, или не все ее достойны, или мы ее достойны, а они -
нет. Естественно, версии разные. Вторая позиция, которая встречается
гораздо реже, вы все это, несомненно, знаете, что люди-то достойны, но
они вынуждены жить недостойной людей жизнью. И кто же в этом виноват?
Театр. Но не тот театр, который искусство, а тот театр, в который
превратили жизнь.
     - Есть третья позиция: должны быть счастливы все люди, мы должны
помочь им это осознать.
     И.Н.- Я очень аккуратно отношусь к категориям долженствования. Я
боюсь так говорить и не считаю корректным так говорить - люди должны
быть счастливы. Кому?
     - Тогда - могут?
     И.Н.- Люди могут быть счастливы, если они этого хотят, - раз, и
если они имеют определенные возможности для того, чтобы это реализовать,
- два. Второй вопрос - мы им должны помочь. А кто мы такие, чтобы им
помочь? Вот когда я выступал в качестве автора психотехнической
методики, я всегда говорил: это продукт, это инструмент, это товар. Вы
купили этот инструмент, что вы будете с ним делать - это ваша проблема.
Да, я лично уверен, что он хороший, я лично уверен, что с помощью этого
инструмента можно решить много личных проблем. Но это не означает, что
вы обязаны. Или я могу стать в позицию и сказать: я помог людям. Многие
люди мне говорят, что я им помог. Я работал клиническим психологом в
клинике с чернобыльцами, это была моя работа - им помогать. И они
говорили, что я им помог. Но это была моя работа, и я не должен этого
забывать. Если я забуду, что это была работа, я могу нечаянно и
незаметно для себя соскользнуть на путь благодетеля человечества. И
тогда из профессионала, озабоченного качеством своего знания и своих
усилий, я превращусь в социальный символ, который будет озабочен своим
престижем, имиджем, количеством своих последователей, охраной. Это очень
тонкое дело. Как сказал мой педагог: если ты задумал стать пророком, то
будь готов, что в конце тебя распнут. Это входит в профессию.
     Мы же не говорим, что человек какой-либо опасной для личного су-
ществования профессии спасает человечество. Конечно, отдаем дань
уважения его личной храбрости. Но мы все помним, что это профессия. И мы
все помним, что, кроме качеств чисто человеческих, он должен иметь
соответствующие профессиональные качества, иначе его притязания не имеют
под собой основания.
     Что касается того, как изменить наличную ситуацию... Я лично, пер-
вое, стараюсь жить, а не играть роли в театре жизни. Второе, по
возможности и по взаимному согласию я пытаюсь как-то в этом помочь
близким людям, небольшому количеству людей, которые - не обязательно в
силу кровного родства, а скорее духовного родства, мне близкие люди, - и
я в силу своей квалификации могу что-то для них сделать как специалист,
помочь им в их личной устремленности. Нельзя, с моей точки зрения,
провести человека по Пути. Он должен его пройти сам. Он проходит его
практически сам. Но его можно подготовить, чтобы он был максимально
готов, максимально снаряжен.
     Если бы я был профессиональный политик, я бы искал пути поли-
тического решения таких вопросов. К моей личной радости, мне нравится
моя профессия, поэтому я себя ограничиваю в своих политических
притязаниях, в том плане, что я себя не чувствую талантливым в этой
области и тем более квалифицированным. Все, что я могу делать, - это
предлагать, делиться, по возможности искренне, теми пониманиями, теми
смыслами, которые я сам обнаружил, двигаясь в пространстве жизни. Может
быть, кому-нибудь это как-то посодействует.
     - Игорь Николаевич, если можно, два таких соображения о концепции
взращивания внутреннего наблюдателя. То, что Вы сказали, - это
предельная ситуация, когда внутренний наблюдатель становится полностью
всем содержанием вашего Я. Тогда наступают те последствия, о которых Вы
сказали. Но, как правило, это делается не так, потому что если вместе с
такой психотехникой вам дается концепция вселенского сострадания ко
всему сущему, то, помимо этого отстраненного наблюдателя, религия,
пользующаяся этим эзотеризмом, этой эзотерической психотехникой, дает
нам духовную доминанту. И второе - возникает такая мысль. Вы сказали о
потребности снятия ролевых ограничений, что настоящее свободное развитие
во всей своей полноте возможно только после того, как они сняты, хотя в
то же время они являются неким приспособительным механизмом. Тут просто
такая аналогия: почему природа так устроила, что наше подсознательное,
которое является носителем творчества или построения новых ощущений,
почему оно закрыто плотной крышкой нашего сознания, которое не выпускает
эти творческие идеи наружу? Зачем это так нужно было устраивать? Мне
наиболее симпатична такая точка зрения, она не моя, где-то прочитана,
что это аналог того, как контролируется механизм биологических мутаций в
организме, потому что только мутация может привести к новому этапу
развития биологического вида. Но в то же время на миллион мутаций одна
бывает плодотворной. Вот как бы не оказалось похоже при снятии этих
ограничений.
     И.Н.- Говоря о наблюдателе, я говорил о двух возможностях: что он
действительно будет беспристрастным - и тогда это ученый. Случай
превращения жизни в эксперимент я подробно не разбирал. Когда я говорил
о ролевом поведении, я не говорил о том, что нужно это отменить. Ибо
социальная жизнь невозможна без конвенций. А ролевое поведение - это и
есть конвенциональный