дать   торговцу   стакан   вина;   Б„рч   с
благодарностью осушил его за здоровье дам и хозяина коттеджа.
   - Значит, полагают, что полковник Тарльтон  разбил  генерала  Самтера?  -
спросил мистер Уортон,  делая  вид,  будто  склеивает  чашку,  разбитую  его
свояченицей в пылу возбуждения.
   - Кажется, так считают б Моризании, - ответил Б„рч.
   -  А  еще  какие  новости,  дружище?  -  спросил  молодой  Уортон,  снова
выглядывая из-за шторы.
   - Вы слышали, что майора Андре  повесили?  Капитан  Уортон  вздрогнул  и,
обменявшись весьма многозначительным  взглядом  с  разносчиком,  с  деланным
равнодушием сказал:
   - Это произошло, видимо, несколько недель назад.
   - А что, казнь наделала много шума? - спросил хозяин дома.
   - Люди всякое болтают, сами знаете, сэр.
   -  А  не  ожидается  ли  в  долине  передвижения  войск,   опасного   для
путешественников, друг мой?  -  задал  вопрос  мистер  Харпер  и  пристально
посмотрел на Б„рча.
   Несколько пачек лент выпало из рук разносчика; его  лицо  вдруг  утратило
свое напряженное выражение, и, глубоко задумавшись, он медленно ответил:
   - Регулярная  кавалерия  выступила  некоторое  время  назад,  а  когда  я
проходил мимо казармы де Ланей <Де Ланей - командир ковбойского отряда.>,  я
видел, что солдаты чистили  оружие;  неудивительно,  если  они  вскорости  и
двинутся, ведь виргинская кавалерия  <Виргинская  кавалерия  -  американская
кавалерия,  сформированная  в  штате  Виргиния.>  уже   находится   на   юге
Вест-Честера.
   - А много у них  солдат?  -  спросил  мистер  Уортон  в  тревоге,  бросив
возиться с чашкой.
   - Я не считал.
   Одна лишь Френсис заметила, как изменилось лицо Б„рча, а  повернувшись  к
мистеру Харперу, увидела, что тот опять  молча  уткнулся  в  книгу.  Френсис
подняла ленты, положила их на место и нагнулась над товарами; пышные  локоны
заслонили ее лицо, вспыхнувшее румянцем, покрывшим даже шею.
   - А я думала, что конница южан направилась к Делавару, - сказала она.
   - Может, оно и так,  -  отозвался  Б„рч,  -  я  проходил  мимо  войск  на
расстоянии.
   Между тем Цезарь выбрал  себе  кусок  ситца  с  ярко-желтыми  и  красными
полосами на белом  фоне;  полюбовавшись  несколько  минут  материей,  он  со
вздохом положил ее обратно, воскликнув:
   - Очень красивый ситец!
   - Верно, - сказала Сара. -  Хорошее  платье  вышло  бы  для  твоей  жены,
Цезарь.
   - Да, мисс Салли! - вскрикнул восхищенный слуга. - У старой  Дины  сердце
запрыгало бы от радости - очень хороший ситец.
   - В таком платье Дина будет  совсем  как  радуга,  -  добродушно  вставил
разносчик.
   Цезарь жадными глазами смотрел на  свою  молодую  госпожу,  пока  она  не
спросила у Гарви, сколько он хочет за ситец.
   - Смотря с кого, - ответил разносчик.
   - Сколько? - повторила удивленная Сара.
   - Судя по тому, кто покупатель;  для  моей  приятельницы  Дины  отдам  за
четыре шиллинга.
   - Это слишком дорого, - сказала Сара, выбирая что-то еще для себя.
   - Огромная цена за простой ситец, мистер Б„рч! - проворчал Цезарь,  снова
выронив края тюка.
   -  Тогда,  скажем,  три,  если  вам  это  больше  нравится,  -  продолжал
разносчик.
   - Конечно, нравится больше, - с довольной  улыбкой  проговорил  Цезарь  и
опять раскрыл тюк. - Мисс Салли нравится три  шиллинга,  если  она  дает,  и
четыре - если получает.
   Торг был тут же заключен, но, когда ситец  измерили,  оказалось,  что  до
десяти ярдов, нужных на  рост  Дины,  немного  недостает.  Впрочем,  опытный
торговец ловко вытянул материю до желаемой длины, да еще добавил яркую ленту
в тон, и Цезарь поспешил уйти,  чтобы  порадовать  обновкой  свою  почтенную
подругу.
   Во время легкой суматохи, вызванной завершением  сделки,  капитан  Уортон
отважился снова отодвинуть штору и теперь, стоя у всех на  виду,  спросил  у
разносчика, начавшего собирать свои товары, когда тот вышел из города.
   - На рассвете, - последовал ответ.
   - Так поздно? - изумился капитан, но тотчас спохватился и  продолжал  уже
более спокойно:
   - И вам удалось в такой поздний час пройти мимо пикетчиков?
   - Удалось, - коротко ответил Б„рч.
   - Наверное, Гарви, вас теперь знают многие офицеры  британской  армии,  -
многозначительно улыбаясь, сказала Сара.
   - Кое-кого из них и я знаю в лицо,  -  заметил  Б„рч  и,  обводя  комнату
глазами, посмотрел на капитана Уортона, потом на миг задержал взгляд на лице
мистера Харпера.
   Мистер Уортон напряженно вслушивался в разговор; он совсем забыл о  своем
напускном равнодушии и так волновался, что  раздавил  куски  чашки,  которую
столь усердно старался склеить. Когда  разносчик  затягивал  на  своем  тюке
последний узел, мистер Уортон вдруг спросил:
   - Неужели враг снова начнет нас беспокоить?
   - Кого вы называете врагом? - спросил разносчик и, выпрямившись,  в  упор
посмотрел на мистера Уортона, который смутился и тут же опустил глаза.
   - Всякого, кто нарушает наш покой, - вставила мисс Пейтон,  заметив,  что
мистер Уортон не знает,  что  ответить.  -  Ну,  а  королевские  войска  уже
двинулись с Юга?
   - Весьма вероятно, что скоро двинутся, - ответил Б„рч, подняв с пола свой
тюк и собираясь уходить.
   - А континентальные войска, - тихим голосом  продолжала  мисс  Лейтон,  -
скажите, континентальные войска находятся здесь, в Вест-Честере?
   Гарви хотел сказать что-то в ответ, но открылась дверь, в появился Цезарь
вместе со своей восхищенной супругой.
   Короткие курчавые волосы Цезаря поседели с годами, и это  придавало  ему,
особенно Почтенный вид. Долгое  и  усердное  применение  гребенки  выпрямило
кудряшки надо лбом, и теперь его волосы стояли стоймя, как щетина, прибавляя
ему? добрых два дюйма роста. Его черная, в молодости лоснистая кожа потеряла
блеск и стала темно-коричневой. Глаза, расставленные чересчур  широко,  были
невелики и светились добротой, и лишь  изредка,  когда  он  чувствовал  себя
обиженным, их выражение менялось; впрочем, сейчас они, казалось, плясали  от
восторга. Нос Цезаря в  избытке  обладал  всеми  необходимыми  для  обоняния
свойствами, при этом с редкой скромностью не выпячивался вперед; ноздри были
весьма объемисты, однако они не вытеснили щек. Непомерно велик был и рот, но
двойной ряд жемчужных зубов примирял с этим недостатком. Цезарь  был  малого
роста, мы сказали бы - он был квадратный, если бы углы и  линия  его  фигуры
отличались хоть какой-нибудь геометрической симметрией.  Руки  у  него  были
длинные и  мускулистые,  с  жилистыми  кистями,  серовато-черного  цвета  на
тыльной стороне и линяло-розового на  ладонях.  Но  пуще  всего  разгулялась
природа, проявив свой капризный нрав, когда создавала его ноги. Тут уж она и
вовсе безрассудно извела материал. Икры находились не сзади и не спереди,  а
скорее сбоку и слишком высоко, так  что  казалось  непонятным,  как  у  него
сгибаются колени. Если считать, что  ступни  -  это  фундамент,  на  котором
покоится туловище, то на них Цезарь не имел причин  сетовать;  впрочем,  они
были повернуты к центру, и порой могло показаться, что их  обладатель  ходит
задом наперед. Но какие  бы  недостатки  ни  обнаружил  в  его  телосложении
скульптор, сердце Цезаря  Томпсона  помещалось  на  своем  месте,  и  мы  не
сомневаемся, что размеры его были такими, как это положено.
   В сопровождении своей верной спутницы  жизни  Цезарь  подошел  к  Саре  и
поблагодарил ее. Сара  добродушно  выслушала  его,  похвалила  вкус  мужа  и
заметила, что жене, наверное, материя пойдет. Френсис, лицо котором сияло не
меньшим  удовольствием,  чем  улыбающиеся  физиономии  Цезаря  и  его  жены,
предложила сама сшить Дине платье из этого чудесного ситца. Предложение было
почтительно и с признательностью принято.
   Разносчик ушел, а следом за  ним  -  и  Цезарь  со  своей  супругой,  но,
закрывая  дверь,  негр   не   отказал   себе   в   удовольствии   произнести
благодарственный монолог:
   - Добрая маленькая леди, мисс Фанни.., заботится о своем отце.., и  хочет
шить платье для старой Дины...
   Неизвестно, что еще сказал Цезарь  в  порыве  чувств  ибо  он  отошел  на
порядочное расстояние, и, хотя звук  его  голоса  еще  доносился,  слов  уже
нельзя было разобрать Мистер Харпер уронил книгу, с мягкой улыбкой  наблюдая
эту сцену, и Френсис восхитило его лицо, с которого глубокая задумчивость  и
озабоченность не могли согнать выражения  доброты,  этого  лучшего  свойства
человеческой души.

Глава 4

   "Лицо таинственного лорда.
   Его манеры, облик гордый,
   Его осанка и движенья -
   Все вызывало восхищенье;
   Он был высокий и прямой.
   Как грозный замок боевой,
   И сколько мужества и силы
   Его спокойствие хранило!
   Когда случается беда,
   Находят ч него всегда
   Поддержку, помощь и совет,
   И хуже наказанья нет,
   Чем заслужить его презренье"
   Принцесса крикнула в волненье:
   "Довольно! Это наш герой,
   Шотландец с пламенной душой!"
   Вальтер Скотт

   После  ухода  разносчика  все  долго  молчали.  Мистер   Уортон   услышал
достаточно, чтобы его беспокойство еще усилилось, а опасения за сына  ничуть
не уменьшились. Мистер Харпер невозмутимо сидел на своем  месте,  а  молодой
капитан про себя желал ему провалиться в  тартарары:  мисс  Пейтон  спокойно
убирала со стола, - всегда  слабодушная,  она  теперь  испытывала  особенное
удовольствие от сознания, что  ей  досталась  немалая  толика  кружев;  Сара
аккуратно складывала свои обновки,  а  Френсис  с  полным  пренебрежением  к
собственным покупкам заботливо помогала ей,  как  вдруг  незнакомец  прервал
тишину;
   - Я хотел сказать, что если капитан Уортон сохраняет свой маскарад  из-за
меня, то он напрасно тревожится.  Будь  у  меня  даже  какие-нибудь  причины
выдать  его,  я  все  равно  не  смог  бы   этого   сделать   при   нынешних
обстоятельствах?
   Младшая сестра,  побледнев,  в  изумлении  упала  на  стул,  мисс  Пейтон
опустила поднос с чайным сервизом, который она в эту минуту сняла со  стола,
а потрясенная Сара словно онемела, позабыв о покупках,  лежавших  у  нее  на
коленях.  Мистер  Уортон  оцепенел;  капитан  на  мгновение  растерялся   от
неожиданности,  потом  выбежал  на  середину  комнаты  и,  сорвав   с   себя
принадлежности своего маскарадного костюма, воскликнул:
   - Я верю вам всей душой, довольно играть эту утомительную комедию!  Но  я
все-таки не понимаю, как вам удалось узнать, кто я.
   - Право, же, вы куда красивее в своем собственном лице, капитан Уортон, -
с легкой улыбкой сказал гость. - Я советовал бы вам никогда не пытаться  его
изменять. Уж одно это, - и  он  показал  на  висевший  над  камином  портрет
английского офицера в мундире, - выдало бы вас, а у меня были еще  и  другие
основания для догадок.
   - Я льстил себя надеждой, - смеясь, отозвался молодой Уортон,  -  что  на
полотне я красивее, чем в этом наряде. Однако вы тонкий наблюдатель, сэр.
   - Необходимость сделала меня таким, - сказал мистер Харпер, поднимаясь  с
места.
   У двери его догнала Френсис. Взяв его  руку  в  своп  и  залившись  ярким
румянцем, она горячо сказала:
   - Вы не можете.., вы не  выдадите  моего  брата!  На  миг  мистер  Харпер
остановился, молча любуясь прелестной девушкой, потом прижал ее руки к своей
груди и торжественно ответил:
   - Не могу и не выдам. - Он ласково положил ей руку на голову и добавил:
   - Если благословение чужого человека может принести  вам  благо,  примите
его.
   Мистер Харпер повернулся  и,  низко  поклонившись,  вышел  из  комнаты  с
деликатностью, вполне оцененной теми, кого он успокоил.
   Прямодушие и серьезность незнакомца произвели глубокое впечатление на все
семейство, а его слова  доставил"  всем,  кроме  отца,  большое  облегчение.
Вскоре принесли одежду капитана, которую вместе с другими  вещами  доставили
из города; молодой человек, освободившись от стеснявшей его маскировки, смог
наконец предаться радостям встречи  со  своими  близкими,  ради  которых  он
подвергал себя такой большой опасности.
   Мистер Уортон ушел к себе заниматься  своими  обычными  делами;  с  Генри
остались одни дамы, в началась увлекательная беседа на  темы,  особенно  для
них приятные. Даже мисс Пейтон заразилась весельем своих юных родственников,
и в течение часа все наслаждались  непринужденным  разговором,  ни  разу  не
вспомнив о том, что им, быть  может,  грозит  опасность.  Вскоре  они  стали
вспоминать город и знакомых; мисс Пейтон,  никогда  не  забывавшая  приятных
часов, проведенных в  Нью-Йорке,  спросила  Генри  об  их  старом  приятеле,
полковнике Уэлмире.
   - О! - весело воскликнул молодой капитан. - Он по-прежнему  в  городе  и,
как всегда, красив и галантен.
   Редкая женщина не покраснела бы, услышав имя человека,  в  которого  если
еще  и  не  была  влюблена,  то  готова  была  влюбиться,  и   к   тому   же
предназначенного ей досужей  молвой.  Именно  это  случилось  с  Сарой;  она
потупяла глаза с улыбкой, которая вместе  с  румянцем,  покрывшим  ее  щеки,
сделала ее лицо еще прелестнее.
   Капитан Уортон, не замечая смущения сестры, продолжал:
   - Порой он грустит, и мы уверяем его, что "то признак любви.
   Сара  подняла  глаза  на  брата,  потом  посмотрела  на  тетку,   наконец
встретилась взглядом с Френвис, и га, добродушно имеясь, сказала:
   - Бедненький! Неужели он влюблен безнадежно?
   - Ну что ты, нет.., как  можно!  Старший  сын  богатого  человека,  такой
красивый, притом полковник!
   - Вот уж действительно великие достоинства, особенно последнее! - деланно
засмеявшись, заметила Сара.
   - Позволь тебе сказать, - серьезно отозвался Генри, - чин полковника вещь
весьма приятная.
   - К тому же полковник Уэлмир весьма приятный молодой человек, -  добавила
младшая сестра.
   - Оставь, Френсис, - сказала Сара, -  полковник  Уэлмир  никогда  не  был
твоим любимцем;, он слишком предан королю, чтобы прийтись тебе по вкусу.
   - А Генри разве не предан королю? - тотчас отпарировала Френсис.
   - Полно, полно, - сказала  мисс  Пейтон,  -  никаких  разногласий  насчет
полковника - он мой любимец.
   - Фанни предпочитает майоров! - вскричал Генри, усаживая  младшую  сестру
себе на колени.
   - Глупости! т - возразила,  покраснев,  Френсис,  стараясь  вырваться  из
объятий смеющегося брата.
   - Больше всего меня удивляет,  -  продолжал  капитан,  -  что,  добившись
освобождения нашего отца, Пейтон не постарался  задержать  мою  сестренку  в
лагере мятежников.
   - Это могло бы угрожать его собственной  свободе,  -  с  лукавой  улыбкой
ответила девушка, садясь на прежнее место.  -  Ты  ведь  знаешь,  что  майор
Данвуди борется за свободу.
   - Свобода! - воскликнула Сара.  -  Хороша  свобода,  если  вместо  одного
властителя выбирают пятьдесят!
   - Право выбирать себе властителей уже и есть свобода.
   - И порой дамы были бы не прочь пользоваться  такой  свободой,  -  сказал
капитан.
   - Прежде всего мы хотели бы иметь возможность выбрать того,  кто  нам  по
душе. Не правда ли, тетя Дженнет? - заметила Френсис.
   - Ты обращаешься ко мне, - вздрогнув, проговорила мисс Пейтон.  -  Что  я
понимаю в таких вещах, дитя мое?  Спроси  кого-нибудь,  кто  в  этом  больше
разбирается.
   - Можно подумать, что вы никогда не были молоды! А рассказы о  прелестной
мисс Дженнет Пейтон?
   -  Вздор,  все  это  вздор,  моя  дорогая,  -  сказала  тетушка,   силясь
улыбнуться. - Глупо верить всему, что говорят.
   - Вы называете это вздором! - с живостью откликнулся капитан.  -  Генерал
Монтроз <Генерал Монтроз - английский генерал.> по  сей  день  провозглашает
тосты в честь мисс Пейтон - я сам это слышал  всего  лишь  несколько  недель
назад за столом у сэра Генри.
   - О  Генри,  ты  такой  же  дерзкий,  как  твоя  сестра!  Хватит  болтать
глупости... Пойдемте, я покажу вам свои новые рукоделия, я осмелюсь сравнить
их с товарами Б„рча.
   Сестры и брат пошли вслед за  тетушкой,  довольные  друг  другом  и  всем
миром. Когда они поднимались по ступенькам в  комнатушку,  где  мисс  Пейтон
хранила всякие мелочи  домашнего  обихода,  она  все  же  улучила  минуту  и
спросила племянника, не беспокоит ли генерала Монтроза подагра, как в  былые
дни их знакомства.
   Горьким бывает разочарование, когда, став взрослыми, мы обнаруживаем, что
даже самые любимые нами существа не лишены слабостей. Но, пока сердце юно  и
мысли о будущем не омрачены печальным опытом прошлого,  наши  чувства  очень
возвышенны; мы с радостью приписываем своим близким и друзьям достоинства, к
которым  сами  стремимся,  и  добродетели,  которые   нас   учили   уважать.
Доверчивость, с какой мы проникаемся уважением  к  людям,  кажется  присущей
нашей натуре, а привязанность  наша  к  родным  полна  "чистоты,  так  редко
сохраняющейся в дальнейшие годы. До  самого  вечера  семья  мистера  Уортона
наслаждалась давно не  испытанным  счастьем;  для  юных  Уортонов  это  было
счастье нежной любви друг к другу, откровенных дружеских излияний.
   Мистер Харпер появился лишь к обеду и, сославшись  на  какие-то  занятия,
ушел к себе в комнату, как только встали из-за стола. Несмотря  на  доверие,
которое он завоевал, его уход  всех  обрадовал:  ведь  молодой  капитан  мог
оставаться со своими родными не больше нескольких дней - причиной тому  были
короткий отпуск и опасение быть обнаруженным.
   Впрочем, радость встречи вытеснила мысли о грозящей опасности. В  течение
дня мистер Уортон раза два высказывал сомнения  насчет  неизвестного  гостя,
беспокоясь, не выдаст ли тот каким-нибудь образом Генри; однако дети  горячо
возражали отцу;  даже  Сара,  заодно  с  братом  и  сестрой,  от  всей  души
вступилась за незнакомца, заявив, что человек с такой наружностью  не  может
оказаться неискренним.
   - Наружность, дети мои, часто бывает обманчива, - заметил уныло  отец.  -
Уж  если  люди,  подобные  майору  Андре,  пошли  на  обман,   легкомысленно
полагаться на добродетели человека, у которого, возможно, их гораздо меньше.
   - Обман! - вскричал Генри. - Но  вы  забываете,  отец,  что  майор  Андре
служил своему королю и обычаи войны оправдывают его поведение.
   - А разве обычаи войны не оправдывают его казни? - тихим голосом спросила
Френсис.
   Она не хотела отступаться от того, что считала, делом своей родины,  и  в
то же время не могла заглушить в себе сострадание к этому человеку.
   - Ни в коем случае! - возразил  капитан  и,  вскочив  с  места,  принялся
быстро ходить взад и вперед. - Френсис, ты меня поражаешь! Допустим, что мне
суждено  сейчас  попасть  в  руки  мятежников.  Значит,   по-твоему,   будет
справедливо меня казнить..,  может  быть,  ты  даже  придешь  в  восторг  от
жестокости Вашингтона?
   - Генри, - горестно сказала молодая девушка, бледнея и дрожа от волнения,
- ты плохо знаешь мое сердце!
   - Прости меня, сестренка, моя маленькая Фанни! -  с  раскаянием  произнес
юноша, прижав Френсис к груди и целуя ее лицо, залитое слезами.
   - Я знаю, глупо обращать внимание на слова, сказанные в запальчивости,  -
подхватила Френсис, освобождаясь из рук брата и с  улыбкой  подняв  на  него
свои еще влажные от слез глаза, - но очень горько  слышать  упреки  от  тех,
кого мы любим, особенно.., когда думаешь.., когда уверена...  -  ее  бледное
лицо порозовело и, опустив взгляд на ковер, она тихим голосом произнесла:
   - что упреки незаслуженны.
   Мисс Пейтон встала, подсела к  племяннице  и,  нежно  взяв  ее  за  руку,
проговорила:
   - Не надо так огорчаться. Твой брат очень вспыльчив, ты же  знаешь  сама,
до чего несдержанны мальчишки.
   - Если судить по тому, как я себя вел, можете добавить  -  и  жестоки,  -
сказал капитан а сел рядом с Френсис с другой стороны.  -  Но  смерть  Андре
всех нас  необычайно  волнует.  Ты  его  не  знала:  он  был  олицетворением
храбрости.., всяческих достоинств.., всего, что заслуживает уважения.
   Френсис, чуть улыбнувшись,  покачала  головой,  но  ничего  не  ответила.
Заметив тень недовери