них, уверяю вас, сэр.  Прошу  вас,
поймите меня правильно - я имел в виду индейцев; тех, кто только  и  делают,
что грабят, убивают и разрушают.
   - И скальпируют?
   - Да, сэр, и скальпируют, - ответил  капеллан,  с  некоторым  подозрением
посматривая на капитана. - Я говорю о диких краснокожих индейцах.
   - И вы думаете встретить этих дикарей с украшениями в носу на нейтральной
территории?
   - Конечно. Мы считаем в  Европе,  что  внутренняя  Америка  кишит  такими
племенами.
   - И вы полагаете, что находитесь в самой глубине  Америки?  -  воскликнул
Лоутон, останавливаясь, и взглянул в лицо священнику  с  таким  неподдельным
изумлением, что его нельзя было заподозрить в притворстве.
   - Разумеется, сэр, я считаю, что мы в глубине Америки.
   - Постойте, - сказал Лоутон, указывая на восток. - Вы видите вдали  такую
широкую поверхность моря, что ее нельзя  измерить  взглядом?  За  ней  лежит
Англия, которую вы считаете достойной владеть  половиной  земного  шара.  Вы
видите отсюда вашу родину?
   - Невозможно разглядеть что-либо на  расстоянии  в  три  тысячи  миль!  -
воскликнул удивленный капеллан, подозревая, что  у  его  собеседника  слегка
помутился рассудок.
   - Да, очень жаль, что силы человека значительно уступают его  честолюбию.
Теперь взгляните на  запад.  Посмотрите  на  другую  водную  гладь,  которая
отделяет берега Америки от Китая.
   - Я вижу одну землю, - ответил священник дрожа, - здесь не видно  никакой
воды.
   - Да, невозможно разглядеть что-либо на расстоянии в три тысячи  миль!  -
повторил Лоутон и зашагал вперед. - И если вы боитесь дикарей, то  ищите  их
среди солдат вашего короля. Их верность поддерживают лишь розги да золото.
   - Быть может, я ошибался,  -  сказал  капеллан,  поглядывая  украдкой  на
громадную фигуру и усатое лицо своего спутника, -  но,  наслушавшись  разных
слухов дома и не ожидая встретить здесь таких врагов,  как  вы,  я  бросился
бежать при вашем появлении.
   - Это было неразумно с вашей стороны, - сказал  капитан,  -  ведь  Роноки
быстро догнал бы вас, да к тому же, сбежав от Сциллы, вы попали бы к Харибде
<Между Сциллой и Харибдой - выражение, употребляющееся и значении: оказаться
между двумя враждебным" силами В древнегреческой мифологии Сцилла и  Харибда
- для чудовища, жившие по обеим сторонам узкого морского  пролива,  губившие
всех, кто проплывал мимо.>; в здешних лесах и среди скал прячутся  те  самые
враги, которых вы боитесь.
   - Дикари? - воскликнул капеллан, невольно ускоряя шаг и обгоняя капитана.
   - Хуже, чем дикари: люди, которые под видом патриотов  рыщут  по  округе,
грабят  все,  что  ни  попадется  под  руку,  и  убивают  жителей  с   такой
жестокостью, перед которой бледнеют зверства индейцев; эти разбойники  вечно
твердят о свободе и братстве, но в сердце у них  только  жадность  и  злоба.
Молодцы эти называются скиннерами.
   - Я слышал, как о них  говорили  в  нашей  армии,  -  заметил  испуганный
священник, - но считал, что это и есть туземцы.
   - Вы были несправедливы к индейцам.
   Они приблизились к поляне, где их ждал Холлистер,  который  с  удивлением
уставился на пленника, пойманного капитаном. Лоутон  отдал  распоряжение,  и
его люди тотчас принялись собирать всю уцелевшую  мебель,  чтобы  увезти  ее
отсюда; а капитан со своим почтенным спутником, которому дали свежую лошадь,
направился к месту расположения драгунского отряда.
   По желанию Синглтона тело  его  сестры  должны  были  перевезти  в  форт,
которым командовал их отец, и все занялись приготовлениями к дороге. Раненые
англичане были отданы на попечение капеллану, и в середине  дня,  когда  все
было готово к отъезду, Лоутон подумал, что пройдет всего несколько часов,  и
он останется в деревне один со своим отрядом.
   Капитан стоял у дверей и в мрачном молчании глядел в ту сторону,  где  он
вчера преследовал беглеца;  вдруг  он  услышал  конский  топот  и  в  то  же
мгновение увидел драгуна из своего эскадрона, который мчался по дороге,  как
видно, с чрезвычайно важным  поручением.  Когда  драгун  подскакал,  от  его
лошади шел пар, а сам он казался утомленным, как после  целого  дня  тяжелой
работы. Не говоря ни слова, он подал Лоутону письмо и повел  свою  лошадь  в
конюшню. Капитан узнал руку майора Данвуди и тотчас прочитал следующее:

   С радостью сообщаю вам, что по приказу Вашингтона следует перевезти семью
Уортона  из  "Белых  акаций"  в  нагорье.  Родным,  разрешено  увидеться,  с
капитаном Уортоном, и сразу после того, как будут  выслушаны  их  показания,
состоится суд. Прошу вас сообщить им об атом приказе и не сомневаюсь, что вы
сделаете это с должной деликатностью. Английский  отряд  движется  вверх  по
Гудзону; как только Уортоны будут в безопасности, выступайте и возвращайтесь
в свою часть. Когда мы снова соединимся, нам предстоит  немало  работы:  как
стало известно, сэр Генри поручил командование английским  отрядом  храброму
офицеру. Все рапорты направляйте коменданту  Пикскилла,  так  как  полковник
Синглтон вызван, в главный штаб и назначен председателем суда, который будет
разбирать дело бедного Уортона. Получен новый  приказ  повесить  разносчика,
если удастся его захватить, но он подписан  не  главнокомандующим.  Выделите
несколько человек для охраны дам и выступайте как можно скорей.
   Искренне ваш,
   Пейтон Данвуди.

   Это письмо сразу изменило все планы.  Если  отец  Изабеллы  покинул  свой
пост, уже не было нужды везти туда тело его дочери, и Синглтон скрепя сердце
согласился,  но  откладывая,  предать  земле  останки  сестры.  Был   выбран
красивый, уединенный уголок у подножия скал  и  сделаны  все  приготовления,
какие позволили время и место. Собралось несколько окрестных жителей, кто из
любопытства, кто из сочувствия, а мисс Пейтон и Френсис горько поплакали над
могилой. Заупокойную  службу  читал  тот  самый  священник,  который  только
накануне совершал совсем другой торжественный обряд. Лоутон склонил голову и
прикрыл рукой глаза, когда вслед за словами молитвы  раздался  стук  первого
кома земли о крышку гроба.
   Вести, сообщенные в письме  Данвуди,  вдохнули  новые  силы  в  семейство
Уортон, а старый Цезарь опять захлопотал возле лошадей. Вещи,  сохранившиеся
после  пожара,  были  доверены  честному  соседу,  и  наконец  вся  семья  с
бесчувственной Сарой и вместе с ранеными американскими солдатами двинулась в
путь под охраной четырех драгун.  За  ними  выехал  и  капеллан  с  ранеными
английскими солдатами - он спешил доставить их к берегу моря и  передать  на
дожидавшийся там военный корабль. Лоутон с удовольствием  наблюдал  за  этим
разъездом. Как только последний солдат скрылся из виду, он приказал  трубить
поход. Все разом пришло в движение. Кобылка  миссис  Фленеган  была  тут  же
запряжена в телегу, долговязая фигура Ситгривса снова закачалась и седле,  а
драгуны вскочили на  лошадей,  радуясь  своему  освобождению.  Лоутон  отдал
приказ выступать; бросил гневный взгляд на место, где скрылся скиннер,  и  с
грустью поглядев на могилу Изабеллы, он выехал на дорогу во главе отряда; за
ним в мрачном раздумье следовал доктор, а сержант Холлистер и Бетти Фленеган
прикрывали тыл. Свежий южный ветер  теперь  свободно  гулял  по  опустевшему
"Отелю Фленеган", со свистом врываясь в разбитые окна и открытые двери дома,
где еще так недавно звучали то соленые шутки и раскаты смеха  храбрых  вояк,
то печальные сетования женщин.

Глава 25

   Зефир весны не достигает гор,
   Зима заводит с маем долгий спор.
   Пустынны скалы без ковра цветов,
   И только слышен шторма злобный рев.
   Голдсмит

   В ту пору дороги в Вест-Честере были еще хуже,  чем  в  других  графствах
страны. Об их плачевном состоянии  мы  уже  упоминали  на  страницах  нашего
рассказа, поэтому читатель  легко  представит  себе,  какая  трудная  задача
выпала на долю Цезаря, когда он взялся править тяжелой  каретой  английского
прелата по извилистой горной  дороге,  поднимавшейся  на  один  из  наименее
известных перевалов Гудзонской возвышенности.
   В то время как Цезарь и его лошади выбивались из сил,  ехавшие  в  карете
были так поглощены собственными заботами, что не думали о  том,  как  тяжело
приходится их слугам. Теперь воображение  Сары  не  создавало  больше  диких
видении, по, приходя понемногу в себя, она становилась все более  замкнутой,
а прежняя живость  и  возбуждение  мало-помалу  сменялись  мрачной  печалью.
Бывали минуты, когда  ее  встревоженным  спутникам  казалось,  будто  к  ней
начинает  возвращаться  рассудок.  Но  эти  мимолетные  проблески   сознания
вызывали на ее лице выражение такого глубокого горя, что  родные  принуждены
были с болью в сердце  желать,  чтобы  болезнь  и  дальше  избавляла  ее  от
мучительных мыслей. День прошел почти в полном молчании, а на  ночь  путники
разместились и нескольких деревенских домиках.
   Утром общество разделилось. Раненых американцев  повезли  к  реке,  чтобы
отправить  на  судах  из  Пикскилла  к  верховьям  Гудзона,  в  американские
лазареты.
   Сипглтона на носилках отправили в ту часть нагорья, где расположился штаб
его отца и где капитан мог завершить свое лечение; карета мистера Уортона  и
следовавший за ней фургон с экономкой и кое-какими уцелевшими вещами поехали
туда, где томился в неволе Генри Уортон,  ожидавший  приезда  родных,  чтобы
предстать перед судом, на котором должна была решиться его судьба.
   Между проливом Лонг-Айленд и Гудзоном, на сорок миль  вверх  но  течению,
тянется полоса земли,  покрытая  высокими  холмами  и  изрезанная  долинами.
Дальше местность постепенно понижается, становится ровнее, мягче и переходит
в прелестные равнины и  луга  Коннектикута.  Но,  если  вы  приближаетесь  к
Гудзону, пейзаж становится все  более  диким  и  замыкается  суровой  горной
грядой. Здесь кончалась нейтральная территория. Королевские войска  занимали
две высоты, господствующие над южной частью текущей среди гор  роки,  а  все
остальные горные проходы были в руках американцев.
   Мы уже говорили, что континентальная армия часто выдвигала заставы далеко
на юг, преграждая долины, и ее передовые отряды не  раз  занимали  деревушку
Уайт Пленн. По случалось также, что американцы церебрасы вали свои передовые
посты к северным границам этой области, и тогда, как  мы  видели,  покинутая
территории попадала в руки грабителей, которые бродили между двумя  армиями,
не служа ни в одной из них.
   Путешественники выбрали не большую дорогу, соединявшую два главных города
этого штата, а уединенную и мало кому известную тропу, которая поднималась в
горы возле восточной границы, пересекала их и снова спускалась  в  долину  в
нескольких милях от Гудзона.
   Уставшие лошади мистера Уортона были не в силах втащить тяжелую  колымагу
на длинный и крутой подъем: поэтому двое драгун, по-прежнему  сопровождавшие
путешественников, раздобыли еще пару крестьянских лошадей, не посчитавшись с
желаниями их владельцев. С по мощью этого подкрепления карета с  Цезарем  на
козлах снова двинулась в путь, медленно и  с  большим  трудом  взбираясь  на
гору. Чтобы немного развеять грусть на свежем воздухе, а также чтобы лошадям
было полегче, Френсис выскочила из кареты у подножия горы. Она увидела,  что
Кэти последовала ее примеру  и  тоже  собирается  взойти  по  крутой  дороге
пешком. Солнце еще  не  зашло,  и  драгуны  сказали,  что  с  вершины  можно
разглядеть вдалеке цель их путешествия. Френсис пошла вперед  легким  шагом,
свойственным молодости, а Кэти двигалась позади, немного поотстав от нее,  и
вскоре они потеряли из виду громоздкую карету,  которая  медленно  ползла  в
гору, то и дело останавливаясь, чтобы дать передохнуть лошадям.
   - Ах, мисс Фанни, в какое ужасное время мы живем! - заметила Кэти,  когда
они обе остановились перевести дух. - Впрочем, я сразу поняла, что нас  ждут
большие несчастья, как только увидела кровавые полосы в облаках.
   - Кровь льется на земле, Кэти, но вряд ли можно найти кровь в облаках.
   - Вы думаете, в облаках не бывает крови? Еще как  бывает!  -  воскликнула
Кэти. - Бывают и кометы с огненными хвостами. Разве люди не видели  на  небе
вооруженных воинов в тот год, когда началась война? А в ночь накануне  битвы
на равнине гром гремел совсем как пушечная пальба. Ах, мисс Фанни, боюсь  я,
что ничего хорошего не выйдет из восстания против помазанника божия!
   - Конечно, сейчас происходят ужасные события, - ответила Френсис.  -  Они
могут смутить самые смелые  сердца.  Но  что  же  делать,  Кэти?  Храбрые  и
свободолюбивые люди не могут подчиняться  насилию,  и  я  боюсь,  что  такие
события неизбежны, когда идет война.
   - Если б я  видела  хоть  что-нибудь,  за  что  стоило  бы  сражаться,  -
продолжала Кэти, стараясь поспеть за своей молодой госпожой, - я бы  не  так
огорчалась. Но сначала говорили, будто король хочет  забрать  весь  чай  для
своей семьи, потом - будто он потребовал, чтобы  колонии  отдавали  ему  все
свои доходы. А это уж достаточный повод для воины, и я считаю, что  никто  -
будь то король или сам бог - не имеет права забирать псе доходы  у  другого.
Теперь же говорят, будто все это враки, а дело в том,  что  Вашингтон  хочет
сам стать королем. Просто не знаешь, кого слушать и чему верить.
   - Не верьте никому - все это пустая болтовня. Я вовсе не говорю, что сама
понимаю. - все причины войны, Кэти, но  мне  кажется  неестественным,  чтобы
такой страной, как наша, управляла другая страна, да еще такая далекая,  как
Англия.
   - То же самое говорил, бывало, Гарви своему покойному  отцу,  -  заметила
Кэти и, подойдя поближе к девушке, прибавила, понизив голос:
   - Сколько раз я слышала, как они разговаривали но ночам, когда все соседи
спали. Уж они такое говорили, что вы бы  своим  ушам  не  поверили!  Да,  по
правде сказать, Гарви был большой чудак, совсем как  тот  ветер,  о  котором
говорится в священной книге, что никто не мог сказать, откуда он  налетел  и
куда умчится.
   Френсис внимательно посмотрела  на  свою  собеседницу,  как  видно  желая
узнать еще что-нибудь о разносчике.
   - О жизни Гарви ходят темные слухи, - сказала она, - и я  была  бы  очень
огорчена, если бы они подтвердились.
   - Все это клевета, тут нет ни слова правды! - закричала Кэти  сердито.  -
Гарви так же связан с сатаной, как вы пли я. И я  уверена,  что  если  б  он
продался дьяволу, то уж постарался бы сорвать с него побольше  денег;  хотя,
коли говорить правду, он всегда был слишком прост и нерасчетлив.
   -  Нет,  нет,  -  возразила  Френсис,  улыбаясь,  -  у  меня  нет   таких
оскорбительных подозрений на его счет; но  не  продал  ли  он  себя  земному
господину, и притом столь привязанному к своему острову, что не  может  быть
справедливым к нашей стране?
   - Его королевскому величеству? - спросила Кэти. - Но,  мисс  Фанни,  ведь
ваш собственный брат, тот, что сидит в тюрьме, тоже служит королю Георгу.
   - Это верно, - согласилась Френсис, - но служит ему не тайно, а  открыто,
честно и смело.
   - Говорят, что и он шпион, а чем один шпион лучше другого?
   - Это не правда. Никогда мой брат не пойдет  на  обман.  Он  не  способен
совершить бесчестный поступок с низкой целью  получить  деньги  или  высокий
чин.
   - Что ж  тут  такого?  -  сказала  Кэти,  немного  смущенная  горячностью
Френсис. - Я считаю, что коли ты работаешь, то должен получать за это плату.
Во всяком случае, Гарви не из тех, кто отказывается от  заработанных  денег.
И, должна вам сказать, мне думается, что король Георг и посейчас  у  него  в
долгу, - Значит, вы говорите, что он связан с британской армией? -  спросила
Френсис. - Должна признаться, бывали минуты, когда я этому не верила.
   - Боже мой, мисс Фанни, Гарви странный человек - никому не понять, что  у
него на уме. Хотя я прожила у него в доме много  лет,  я  никогда  не  могла
разобрать,  принадлежит  ли  он  к  "верхним"  или  к  "нижним"  <Сторонники
американцев назывались партией "верхних", а сторонники  англичан  -  партией
"нижних". Эти  названия  произошли  от  расположения  их  войск  по  течению
Гудзона.>. В ту нору, когда взяли в плен Бергойна, Гарви  вернулся  домой  и
вел долгие разговоры со старым хозяином, но хоть убейте меня, я не могла  бы
сказать, радуются они  или  огорчаются.  А  в  тот  день,  когда  знаменитый
британский генерал - право, я так расстроилась от всех этих бед и несчастий,
что его имя вылетело у меня из головы...
   - Андре, - подсказала Френсис.
   - Да, да, Эндрю... Когда его повесили на площади, старый  хозяин  чуть  с
ума не спятил - он  не  смыкал  глаз  ни  днем,  ни  ночью,  пока  Гарви  не
возвратился домой. В ют раз  он  привез  немало  золотых  гиней.  Да  только
скиннеры все отобрали, и теперь он стал нищим или, вериге, жалким  бедняком,
что, впрочем, одно и то же.
   Френсис ничего не ответила на эти слова. Она  продолжала  подниматься  на
гору, углубившись в свои мысли. История Андре напомнила ей  о  положении  ее
собственного брата.
   Вскоре они одолели трудный подъем; дойдя до вершины, Френсис  присела  на
камень, чтобы полюбоваться видом и отдохнуть. Внизу, у ее  ног,  открывалась
глубокая лощина с  редкими  возделанными  участками,  погруженная  в  сумрак
ноябрьского  вечера.  Напротив  высилась  гора,  и  на  ее  суровых  склонах
громоздились лишь дикие скалы да низкорослые дубы, которые свидетельствовали
о том, какая скудная почва их взрастила.
   Чтобы судить о красоте  этого  края,  его  следует  увидеть  сразу  после
осеннего  листопада.  Тогда  он  особенно  хорош,  ибо  ни  скудная  листва,
покрывающая летом деревья, ни  зимние  сугробы  не  прячут  от  глаз  резких
очертаний гор. Эти уединенные места дики и мрачны; их  своеобразная  красота
не меняется вплоть до марта, когда свежая зелень смягчает,  но  не  украшает
пейзаж.
   День  стоял  серый,  холодный,  легкие  облака  все  время   заволакивали
горизонт. Казалось, они вот-вот рассеются,  но  тут  же  набегали  снова,  и
Френсис напрасно старалась поймать последние лучи заходящего солнца. Но  вот
одному лучу все же удалось пробиться сквозь тучи: он ярко  осветил  подножие
горы, на которую смотрела Френсис, легко скользнул вверх по склону, пока  не
достиг се вершины,  и  на  минуту  замер,  окружив  темную  громаду  золотым
сиянием. Свет был так ярок, что все незаметные  прежде  подробности  рельефа
сразу выступили ясно и отчетливо. С некоторым  трепетом  Френсис  неожиданно
проникла  в  тайны  этого  уединенного  места  и  пристально   рассматривала
открывшуюся  перед  ней  картину,  как  вдруг  среди   редких   деревьев   и
беспорядочно нагроможденных скал увидела нечто вроде  грубой  постройки.  То
была низенькая, сколоченная из темных бревен хижина,  и  девушка  ее  бы  не
заметила, если б не более светлая крыша и не блеснувшее случайно  на  солнце
окно. Френсис была поражена, обнаружив человеческое  жилище  в  таком  диком
месте, по изумление ее еще возросло, когда неподалеку от него она разглядела
какую-то фигуру. Это несомненно  был  человек,  но  со  странным,  уродливым
туловищем. Он стоял на краю утеса чуть повыше хижины, и девушка решила,  что
он,  должно  быть,  следит  за  экипажами,  поднимающимися  в  гору.  Однако
расстояние было так велико, что Френсис не могла хорошенько его  разглядеть.
С минуту девушка затаив дыхание всматривалась в темный силуэт и уж подумала,
что ей почудилось и перед ней просто выступ на утесе, как вдруг этот  выступ
зашевелился и быстро скрылся в  хижине,  рассеяв  все  ее  сомнения.  То  ли
Френсис была под впечатлением разговора, который только что вела с Кэти,  то
ли она  и  вправду  заметила  какое-то  сходство,  но  мелькнувшее  странное
существо сразу напомнило ей разносчика Б„рча, согнувшегося под своим  тюком.
Она продолжала рассматривать таинственное жилище, но луч света  потух,  и  в
тот же миг послышались звуки трубы, отдаваясь  эхом  в  ущельях  и  долинах.
Испуганная девушка  вскочила