раздался голос. И  разносчик  в  отчаянии  опустился  на
сундук, с которого он только что поднялся.
   - Как, еще один тюк! И здорово же вы успели его набить, мистер Б„рч.
   - Неужели тебе мало зла, которое ты совершил! -  воскликнул,  вскочив  на
ноги, разносчик, к которому снова вернулась твердость  духа.  -  Разве  мало
того, что ты омрачил последние минуты умирающего и ограбил меня?  Чего  тебе
еще надо?
   - Твоей крови, - с холодной злобой сказал скиннер.
   - Ради денег! - горестно воскликнул разносчик. -  Ты,  как  Иуда,  хочешь
разбогатеть ценою крови!
   - Цену за нее дают немалую.  Пятьдесят  гиней  -  почти  столько  золота,
сколько потянет чучело из твоего трупа, мой джентльмен!
   - Вот пятнадцать гиней, - поспешно сказала Кэти, - этот комод  и  кровать
принадлежат мне; если вы обещаете оставить Гарви в покое только на час,  они
будут ваши.
   - На час, - оскалив зубы, повторил скиннер и алчно посмотрел на деньги.
   - Только на час, вот берите!
   - Стойте, не доверяйте этому негодяю! - крикнул разносчик.
   - Плевал я на ее доверие! - с  жестокой  радостью  отозвался  мародер.  -
Деньги в надежных  руках,  а  твою  наглость  я  уж  как-нибудь  стерплю  за
пятьдесят гиней, которые мне дадут, когда я притащу тебя на виселицу!
   - Идем! - гордо сказал разносчик. - Отведи меня  к  майору  Данвуди,  он,
может быть, окажется добрым и справедливым человеком.
   - А для чего мне идти в такую даль, да еще в такой позорной  компании?  К
тому же этот мистер Данвуди отпустил на все четыре  стороны  двух  или  трех
тори <Тори - в эпоху, описанную в романе, в североамериканских колониях  так
называли сторонников Англии.>. Отряд капитана Лоутона стоит  в  полумиле,  и
его расписка годится так же, как расписка майора, чтобы мне выдали па-граду.
Как вам нравится мысль  поужинать  сегодня  вечером  с  капитаном  Лоутоном,
мистер Б„рч?
   - Отдайте мои деньги или отпустите Гарви! - завопила в испуге экономка.
   - Ваша взятка маловата, почтенная леди, разве  что  у  вас  найдутся  еще
денежки в кровати.
   Мародер ткнул  штыком  в  матрац  и  распорол  его,  глядя  со  злорадным
удовольствием, как рассыпалась по комнате солома.
   - Если есть еще в пашей стране закон, я найду на вас управу!  -  крикнула
Кэти, в тревоге за свою новую собственность забыв об опасности, грозящей  ей
самой.
   - На нейтральной территории закон на стороне того, у  кого  сила,  а  мой
штык длиннее вашего языка; так уж лучше придержите его, не то как бы вам  не
остаться в убытке.
   В темноте за дверью стояло несколько скиннеров, среди них маячила  фигура
человека, казалось не желавшего, чтобы его заметили.  Однако,  когда  кто-то
подбросил дров в очаг, вспышка пламени осветила его лицо, и Б„рч узнал в нем
покупателя своих скромных владений. Он перешептывался с мародером,  стоявшим
рядом с ним, и это навело Гарви  на  мысль,  что  его  жестоко  одурачили  и
негодяй был в стачке со скиннерами. Но было поздно возмущаться, и Гарви Б„рч
твердым шагом двинулся за своими преследователями, словно его ждал триумф, а
не виселица. Когда они шли через двор, вожак шайки, споткнувшись  о  бревно,
упал и слегка ушибся.
   - Окаянный чурбан! - в ярости воскликнул он, вскочив на ноги. -  В  такую
темень далеко не уйдешь. Киньте-ка  головню  в  ту  кучу  пакли,  чтоб  было
посветлей!
   - Стойте, вы подожжете дом! - закричал "делец".
   - Тем лучше будет видно, - ответил скиннер и  бросил  горящую  головню  в
кучу сухого мусора. В одну минуту дом запылал.
   - Теперь пошли в горы, пока пламя освещает нам дорогу.
   - Злодеи! - завопил "делец" в отчаянии. - Вот  она,  ваша  благодарность,
вот награда за то, что я помог вам поймать разносчика!
   - Коли ты собираешься нас оскорблять, то лучше отойди подальше  от  огня;
при таком ярком свете я не промахнусь! - крикнул вожак шайки.
   В следующее мгновение  он  выстрелил,  но,  к  счастью,  не  попал  ни  в
онемевшего от страха "дельца", ни в столь же перепуганную экономку,  которая
из довольно зажиточной женщины  сразу  превратилась  в  нищую.  Благоразумие
подсказало обоим, что лучше отступить, и побыстрей. На другое  утро  на  том
месте, где был дом разносчика, торчала лишь громадная труба, уже  упомянутая
в нашем повествовании.

Глава 15

   Ревнуют не затем, что есть причина.
   А только для того, чтоб ревновать.
   Сама собой сыта и дышит ревность.
   Шекспир, "Отелло"

   Тихая, ясная погода, стоявшая после описанной нами бури,  как  это  часто
бывает в американском климате, неожиданно испортилась. К вечеру с гор  подул
холодный, порывистый ветер, а внезапный снегопад не оставил сомнений, что на
дворе ноябрь - нора, когда летнюю жару сменяет зимняя стужа. Френсис  стояла
в своей комнате у окна; глубокая печаль, с какой она наблюдала  за  медленно
проходившей похоронной процессией, была, очевидно, вызвана  не  только  этим
зрелищем. Что-то в скорбном погребальном обряде отвечало ее чувствам.  Когда
Френсис оглянулась, она увидела деревья, сгибавшиеся под  напором  ветра,  с
такой силой мчавшегося по долине,  что  сотрясались  даже  постройки;  ветер
срывал листья с ветвей и уносил их в беспорядочном вихре,  а  лес,  еще  так
недавно сиявший на солнце разнообразными  красками,  на  глазах  терял  свою
красоту.  Вдалеке,  на  возвышенностях,   можно   было   разглядеть   фигуры
кавалеристов,  охранявших  горные  проходы,  которые  вели  к   расположению
американских войск; они склонялись над  седлами  и  плотнее  закутывались  в
плащи,  спасаясь  от  жестокого   ветра,   проносившегося   над   просторами
пресноводных озер.
   Френсис смотрела, как медленно опускали деревянный гроб, как  он  скрылся
во тьме могилы, и после этого зрелища все кругом  показалось  ей  еще  более
унылым. Подле спящего капитана Синглтона находился его вестовой, а  Изабеллу
убедили уйти в ее комнату отдохнуть после долгого ночного путешествия. Кроме
двери, выходившей в общий коридор, в комнате мисс  Синглтон  была  еще  одна
дверь, ведущая в спальню сестер Уортон. Заметив, что эта  дверь  приоткрыта,
Френсис подошла к пей с  добрым  намерением  узнать,  хорошо  ли  устроилась
гостья. К своему удивлению, девушка увидела, что та, кого она думала застать
спящей, не только не спит, но даже не собирается ложиться. Черные волосы, во
время обеда лежавшие тугими косами вокруг ее головы, теперь были распущены и
пышными волнами падали на плечи и грудь, придавай несколько дикое  выражение
чертам Изабеллы; мраморную белизну ее лица подчеркивали жгучие черные глаза,
взгляд которых был прикован к портрету, который она держала в руке.  Френсис
чуть не потеряла сознание, когда случайное движение  Изабеллы  позволило  ей
увидеть,  что  то  был  портрет  человека  в  хорошо  знакомом  ей   мундире
виргинского полка. Едва дыша, Френсис инстинктивно приложила руку к  сердцу,
чтобы умерить его биение: ей показалось, что она узнает образ того, кто  так
глубоко  запечатлелся  в  ее  воображении.  Она  сознавала,  что   нескромно
вторгается в чужую священную тайну, но волнение мешало ей  говорить,  и  она
опустилась на стул, не в силах оторвать взгляд от  гостьи.  Изабелла  же  не
замечала трепещущей свидетельницы ее переживаний и прижимала портрет к губам
с жаром, изобличавшим пылкую страсть. Френсис едва успевала следить за  тем,
как изменялось лицо красивой гостьи: одно чувство быстро вытеснялось другим,
столь же сильным и столь же волнующим. Однако выражение печали и  восхищения
на лице Изабеллы было сильнее других. О печали говорили  слезы;  они  падали
крупными каплями на портрет и так неудержимо текли по щекам, что,  казалось,
были вызваны глубоким горем. В каждом жесте Изабеллы  сказывалась  пламенная
па-тура, и каждое новое чувство всецело овладевало ее сердцем. Ярость ветра,
налетавшего на дом, отвечала душевной тревоге Изабеллы. Наконец она встала и
направилась к окну.  Теперь  она  скрылась  из  глаз  Френсис,  которая  уже
собиралась подняться и подойти  к  ней,  как  вдруг  звуки  трепетной  песни
приковали ее к месту. Мелодия была очень  странная,  и  голос  не  отличался
силой, по такого выразительного исполнения Френсис никогда не  слыхала.  Она
стояла затаив дыхание, пока песня не была пропета до конца.

   Тяжелый туман над замерзшим ручьем
   Навис седой пеленой,
   И ветер шумит над пустынным холмом,
   Где дуб чернеет нагой.
   Затихла природа в преддверии сна,
   Но грудь моя вновь беспокойством полна.

   Внезапно обрушился страшный шторм
   На мой свободный народ,
   Но выстоял он под жестоким напором,
   И враг сюда вновь не придет.
   Борьба была долгой, и наши герои
   В решительный бой нас вели за собою.

   Ревет, завывая от ярости, вьюга,
   И дуб чернеет нагой,
   Но кажется мне, будто солнце юга
   Струит спой убийственный зной.
   Пусть ветер холодный гудит над горами, -
   Бушует в душе моей грозное пламя.

   Песня глубоко запала в душу Френсис, а слова вместе  с  воспоминаниями  о
событиях последних дней пробудили в груди впечатлительной девушки незнакомую
ей прежде тревогу. Когда отзвучали последние звуки мелодии, Изабелла  отошла
от окна, и взгляд ее упал  на  бледное  лицо  восхищенной  Френсис.  Девушки
одновременно вспыхнули, голубые глаза хозяйки на миг встретились  с  черными
блестящими  глазами  гостьи,  и  обе  смущенно  опустили  взор;  однако  они
бросились навстречу друг другу и взялись за руки, хотя ни  одна  из  них  не
отваживалась взглянуть в лицо другой.
   - Внезапная перемена погоды и  беспокойство  за  брата  навеяли  на  меня
грусть, - проговорила Изабелла тихим, дрожащим голосом.
   - Говорят, теперь он вне опасности, - заметила Френсис так же смущенно. -
Вот если бы вы видели вашего брата, когда его привез майор Данвуди...
   Френсис замолчала, словно почувствовала себя виноватой, хотя и не  знала,
в чем. Подняв глаза, она увидела, что  Изабелла  пристально  вглядывается  в
нее, и кровь снова прилила к ее щекам.
   - Вы сказали - майор Данвуди, - едва слышно произнесла Изабелла.
   - Да, он был с капитаном Синглтоном.
   - Вы знакомы с Данвуди? Вы часто с ним видитесь? Френсис  снова  решилась
посмотреть на Изабеллу и снова встретила ее испытующий  взгляд  -  казалось,
гостья хотела проникнуть в самую глубину ее сердца.
   - Говорите, мисс Уортон, майор Данвуди вам знаком?
   - Он мой родственник, - ответила Френсис, испуганная тоном гостьи.
   - Родственник! - повторила Изабелла.  -  Близкий  родственник?  Говорите,
мисс Уортон, умоляю вас!
   - Наши матери двоюродные сестры, - нерешительно произнесла Френсис.
   - И он ваш жених? - с жаром  спросила  гостья.  Этот  откровенный  вопрос
неприятно задел Френсис. Подняв глаза, она несколько надменно посмотрела  на
гостью, но лишь только увидела бледные щеки и дрожащие губы Изабеллы, как ее
возмущение тут же прошло.
   - Это правда, я догадалась? Отвечайте же, мисс  Уортон!  Умоляю  вас,  из
сострадания к моим чувствам скажите мне.., вы любите Данвуди?
   Трогательная мольба, прозвучавшая в  голосе  мисс  Синглтон,  обезоружила
Френсис, и, закрыв свое горящее лицо руками, она в  смущении  опустилась  на
стул.
   Несколько минут Изабелла молча ходила взад и вперед по комнате;  наконец,
справившись со своим волнением, она подошла к  Френсис,  которая  сидела  не
поднимая глаз, чтобы скрыть испытываемую ею неловкость, взяла ее за руку  и,
явным усилием воли сохраняя самообладание, сказала:
   - Простите, мисс  Уортон,  если  непреодолимое  волнение  заставило  меня
забыть о приличиях.., серьезнейший повод.., жестокая причина...
   Она замялась. Френсис подняла голову, их взгляды снова  встретились.  Они
обнялись, прижавшись друг к другу пылающими щеками. Объятие  длилось  долго,
оно было искренним и пылким, но ни одна из девушек не заговорила, а когда их
руки разжались, Френсис молча ушла в свою спальню.
   Пока в комнате мисс Синглтон  разыгрывалась  эта  удивительная  сцена,  в
гостиной  обсуждались  вопросы  исключительной  важности.  Хозяйке  пришлось
немало поломать голову, прикидывая, как использовать остатки описанного нами
обеда. Хотя немало кусков дичины  нашло  себе  место  в  карманах  вестового
капитана Лоутона, а  кое-чем  запасся  даже  помощник  доктора,  не  надеясь
задержаться надолго на таком прекрасном постое, все же провизии осталось так
много, что заботливая мисс Пейтон не знала, как разумнее  ею  распорядиться.
Вот почему Цезарь и его госпожа  уединились  и  долго  совещались  по  этому
важному вопросу;  вот  почему  полковник  Уэлмир  был  всецело  предоставлен
гостеприимству Сары Уортон. Когда обычные темы для разговора были исчерпаны,
полковник с некоторым смущением, часто  сопутствующим  сознанию  собственных
ошибок, слегка коснулся событий прошедшего дня.
   - Когда мы впервые встретились с этим мистером Данвуди в  вашем  доме  на
Куин-стрит, кто мог бы подумать, что он станет знаменитым воякой!  -  сказал
полковник Уэлмир, пытаясь за улыбкой скрыть свое огорчение.
   - Знаменитым, если вспомнить, какого сильного противника  он  победил,  -
щадя чувства полковника, заметила Сара. - Конечно,  этот  несчастный  случай
был для вас неудачей во всех отношениях. Если бы он  не  произошел,  победу,
как обычно, одержала бы королевская армия.
   - Зато благодаря этому несчастному случаю  я  попал  в  такое  прелестное
общество. Удовольствие от пребывания здесь вознаграждает меня за душевные  и
физические раны, - добавил  полковник,  и  голос  его  прозвучал  необычайно
сладко.
   - Надеюсь, ваши раны неглубокие, - сказала Сара и, желая скрыть  румянец,
заливший ее щеки, наклонилась над лежавшим  у  нее  на  коленях  рукоделием,
словно собираясь перекусить нитку.
   - Совсем неглубокие в сравнении с душевными  ранами,  -  тем  же  сладким
голосом ответил полковник. - Ах, мисс Уортон, - в такие минуты  как  никогда
дорожишь Дружбой и сочувствием.
   Кто не испытал подобных чувств, тот вряд ли  способен  представить  себе,
как может в  течение  недолгого  получаса  разгореться  любовь  увлекающейся
женщины, особенно  если  все  вокруг  нее  к  этому  располагает.  Разговор,
коснувшийся дружбы и  сочувствия,  так  увлек  Сару,  что  она  не  решилась
вымолвить ни слова и остановить  полковника.  Она  только  подняла  на  него
глаза, и восхищение, с каким он смотрел на ее красивое лицо,  показалось  ей
столь же красноречивым и приятным, как самые пылкие речи.
   Целый час они оставались наедине, и, хотя наш джентльмен не сказал  ровно
ничего такого, что опытная женщина приняла бы за признание в  любви,  многие
его слова очаровали Сару, и впервые после  ареста  брата  она  ушла  в  свою
комнату с радостью в сердце.

Глава 16

   Бокалами, полными до ободка,
   В бокалы ударим, ребята.
   Солдат не младенец, а жизнь коротка,
   За ваше здоровье, солдаты!
   Шекспир, "Отелло"

   Мы уже упоминали, что отряд драгун расположился на постое  в  излюбленном
месте своего командира. Там под прямым  углом  скрещивались  две  дороги,  и
деревенька, состоявшая из нескольких  ветхих  домишек,  называлась  по  этой
причине Четыре Угла. Как это издавна повелось, в доме, наиболее приличном на
вид, помещался, выражаясь языком того времени, "Постоялый двор для  людей  и
лошадей". На грубой дощечке,  прибитой  к  столбу,  напоминавшему  виселицу,
когда-то красовалась такая вывеска. Теперь же на ней было нацарапано красным
мелком:
   "Собственный Отель Элизабет Фленеган" - плод остроумия какого-то досужего
шутника драгуна. Женщина, которая неожиданно возвысилась,  получив  почетное
звание хозяйки "отеля", обычно исполняла обязанности маркитантки, прачки  и,
по выражению Кэти Хейнс, доктора в юбке. Бетти была вдовой солдата,  убитого
в бою. Как и ее муж, она родилась в далекой Британии. В поисках счастья, оба
они давным-давно переселились в колонии Северной  Америки.  Бетти  постоянно
следовала за войсками, и, хотя  они  лишь  в  редких  случаях  задерживались
где-либо больше двух суток, нагруженная товарами маленькая тележка проворной
женщины неизменно появлялась в лагере, что всегда  обеспечивало  ее  хозяйке
дружеский прием. Бетти располагалась на месте  почти  со  сверхъестественной
быстротой и  тотчас  принималась  за  торговлю.  Иногда  лавкой  ей  служила
тележка, а иногда солдаты наспех сколачивали навес  из  первого  попавшегося
под руку материала. Теперь же Бетти заняла пустовавший дом и,  заткнув  окна
грязными солдатскими штанами, чтобы внутрь не проникал пронзительный  ветер,
устроила, по  ее  выражению,  "шикарное  жилье".  Солдат  расквартировали  в
соседних сараях, а офицеры поселились в  "Отеле  Фленеган",  который  они  в
шутку называли своей штаб-квартирой. В отряде все до единого знали Бетти.  И
она звала каждого по имени или прозвищу - в зависимости  от  ее  собственной
причуды. Она была всеобщей любимицей этих воинов-партизан, хотя те,  кто  не
свыкся с ней и не знал ее добродетелей, совершенно ее не выносили.  В  числе
ее слабостей можно было назвать чрезмерное пристрастие к спиртным  напиткам,
крайнюю  неопрятность  и  полное  пренебрежение;   соблюдению   приличий   в
выражениях; зато ей были присущи такие достоинства, как безграничная  любовь
к своей ковообретенной родине, безупречная  честность  в  торговых  делах  и
редкостное  добродушие.  Кроме  того,  к  заслугам  Бетти  следует  добавить
изобретение  напитка,  в  наши  дни   хорошо   знакомого   всем   патриотам,
странствующим зимой по коммерческим и политическим центрам  нашего  великого
государства, - напитка под названием "коктейль". Элизабет Фленеган, в прямом
смысле слова взращенная на основном ингредиенте  этого  зелья,  научилась  у
своих  клиентов-виргинцев  всюду  применять   мяту,   начиная   от   вкусной
лекарственной настойки до горячительной смеси, о которой  идет  речь.  Таким
образом,  воспитание  и  обстоятельства  прекрасно   подготовили   Бетти   к
совершенствованию ее изобретения,  которое  со  временем  приобрело  мировую
славу. Вот какова была хозяйка "отеля".
   Невзирая на  ледяные  порывы  северного  ветра,  она  высунула  из  двери
цветущее лицо, чтобы встретить  своего  любимца,  капитана  Лоутона,  и  его
спутника - доктора Ситгривса, своего начальника в области врачевания.
   - Клянусь надеждой на повышение, я рад видеть вас, моя нежная Элизабет! -
воскликнул драгун, соскакивая с седла.  -  Коварные  испарения  пресных  вод
Канады пронизали меня насквозь, и от холода у  меня  разболелись  кости,  но
один взгляд на ваше пылающее личико бодрит, как рождественский камин.
   -  Ну,  ну,  капитан  Джек,  вы  же  известный  любезник,  -   отозвалась
маркитантка, беря под уздцы лошадь драгуна. - Ступайте живо в  дом,  радость
моя, там вы разом согреете себе душу  и  тело;  ведь  тут  заборы  не  такие
крепкие, как у нас в горах.
   - Я вижу, вы успели уже наложить  контрибуцию  на  заборы.  Что  ж,  моим
косточкам не повредит огонь в камине, - спокойно ответил капитан,  -  а  что
касается моей души, так я  успел  хлебнуть  из  хрустального  графинчика  на
серебряном подносе, и вряд ли меня потянет на ваше виски раньше,  чем  через
месяц.
   - Коли вы намекаете на золото и серебро, так их у меня нету, хотя малость
континентальных денег и найдется, - сказала Бетти недовольно,  -  зато  есть
такое питье, что заслуживает алмазной посудины.
   - Что она хочет этим сказать, Арчибальд? - спросил капитан. - Вид у  этой
бабы такой, будто она чего-то не договаривает!
   - По всей вероятности, излишнее употребление спиртных напитков затуманило
ей мозги, - заметил доктор; он не спеша перенес левую ногу через луку  седла
и соскочил с лошади на правую сторону.
   - Вот-вот, этого я и ждала от вас, драгоценный доктор, хотя все в  отряде
слезают с другой стороны, - подмигнула Бетти капитану. -  Знаете,  пока  вас
тут не было, я на славу угостила ваших раненых.
   - Какая дикость, какое варварство;  -  воскликнул  насмерть  перепуганный
доктор, - давать тяжелую пищу люд