у этого негра душа такая же белая, как у  меня  или  у  самого
майора Данвуди.
   - Конечно, она такая же! - воскликнул Цезарь с излишней горячностью:  его
храбрость заметно усилилась  после  того,  как  он  отведал  напитка  миссис
Фленеган.
   - Как бы  то  ни  было,  а  у  майора  очень  хорошая  душа,  -  заметила
маркитантка. - Душа у него добрая и к тому же смелая;  вы  тоже  подтвердите
мои слова, сержант, ведь правда?
   - Что касается душ, то о них может судить лишь тот, кто стоит выше самого
Вашингтона, - ответил сержант, - но я могу сказать, что майор Данвуди не  из
тех-джентльменов, кто говорит: "Ступайте вперед,  ребята",  а  из  тех,  кто
говорит: "Идите за мной, ребята". И, если у бедного драгуна не хватает шпоры
или мундштука,  либо  порвалась  сбруя,  майор  всегда  достанет  серебряную
монету, чтобы покрыть нехватку, и притом частенько из собственного кармана.
   - Так почему же вы прохлаждаетесь тут, когда  тем,  кто  ему  так  дорог,
грозит ужасная опасность? - закричал вдруг чей-то резкий голос. - На  коней,
на коней и мчитесь к капитану! Хватайте оружие и скачите скорой, не то будет
поздно!
   Это неожиданное вторжение привело в  замешательство  трех  собутыльников.
Цезарь, не раздумывая, отошел поближе к камину и  остался  там,  не  обращая
внимания на пылающий огонь, который, наверное, изжарил бы  белого  человека.
Сержант Холлистер мигом повернулся на месте и схватил саблю, клинок  которой
ярко сверкнул при свете пламени; но тут он  увидел,  что  на  пороге  двери,
ведущей во двор, стоит разносчик,  и  стал  медленно  отступать  к  позиции,
занятой негром, ибо военный инстинкт велел ему сосредоточивать силы в  одном
месте. Бетти осталась одна возле шаткого стола. Она долила в кружку изрядную
порцию напитка, известного  среди  солдат  под  названием  "вырви  глаз",  и
протянула ее разносчику. У маркитантки уже  давно  выступили  слезы  пьяного
умиления, и, добродушно поглядев на Б„рча, она закричала:
   - Ей-богу, хорошо, что вы зашли, мистер разносчик, или мистер  Б„рч,  или
мистер Вельзевул, или как вас  там  зовут!  Во  всяком  случае,  вы  честный
дьявол, и я рада, если мое платье  пришлось  вам  впору.  Подойдите  сюда  и
станьте поближе к огню; сержант Холлистер вас не тронет, он побоится, как бы
вы потом не отплатили ему с лихвой, - ведь правда, дорогой мой сержант?
   - Уходи отсюда, нечестивец! - крикнул старый вояка, все теснее прижимаясь
к Цезарю и отдергивая от огня то одну, то другую  опаленную  жаром  ногу.  -
Уходи отсюда с миром! Здесь нет  людей,  готовых  тебе  служить,  и  зря  ты
пристаешь к этой женщине. Есть высшая благодать, которая спасет ее от  твоих
когтей. - Сержант  перестал  говорить  вслух,  но  губы  у  него  продолжали
беззвучно шевелиться, и изредка в его тихом бормотанье  слышались  отдельные
слова молитвы.
   Голова у Бетти была как в тумане, и она плохо поняла, что  хотел  сказать
ее собутыльник, но тут у нее мелькнула новая мысль, и она воскликнула:
   - А если даже он пришел за мной, что за беда, скажите на милость? Разве я
не одинокая вдова и не вольна распоряжаться собой? Хоть вы и толковали мне о
своих нежных чувствах, сержант, но я их что-то не вижу.  Во  всяком  случае,
мистер Вельзевул может беседовать со мной, о чем захочет. И думаю, он  будет
рад, если я выслушаю его.
   - Женщина, помолчи, - сказал разносчик, - а вы, нелепый человек, хватайте
оружие, прыгайте в седло  и  скачите  на  помощь  своему  офицеру,  если  вы
достойны дела, которому служите, и не хотите опозорить свой мундир.
   Тут разносчик внезапно скрылся из глаз с такой быстротой,  что  опешившая
троица не могла сообразить, в какую сторону он убежал.
   Узнав голос старого друга,  Цезарь  выскользнул  из  своего  угла  и  без
всякого страха подошел к тому месту, где Бетти все  время  занимала  твердую
позицию, хотя в голове у нее была полная сумятица.
   - Я хочу остановить Гарви, - сказал негр. - Если нам по  дороге,  я  хочу
ехать с ним. Я не верю, что Джонни Б„рч убил собственного сына.
   - Бедный глупый негр! - воскликнул старый солдат, переводя  дух  и  снова
обретая дар речи. - Неужели ты думаешь, что это было  существо  из  плоти  и
крови?
   - Плоти у Гарви мало, это  правда,  но  у  него  очень  умная  голова,  -
возразил негр.
   - Ладно, погодите-ка, сержант, - заговорила  Бетти,  -  будьте  хоть  раз
благоразумны и послушайте, что вам говорит знающий человек:  созовите  своих
молодцов и поезжайте к капитану Джеку; вспомните,  что  он  велел  вам  быть
готовым и скакать к нему по первому сигналу.
   - Да, но не по приказу нечистого!  Пусть  мне  прикажет  капитан  Лоутон,
лейтенант Мейсон или корнет Скинуит, и  никто  быстрей  меня  не  вскочит  в
седло!
   - Но сколько раз вы хвастались мне, что  ваши  солдаты  не  испугаются  и
самого дьявола?
   - Конечно, не испугаются в честном бою и при свете дня, но безрассудно  и
опасно искушать сатану в такую ночь: слышите, как ветер свистит в ветвях?  А
теперь прислушайтесь хорошенько - это воет сам злой дух!
   - Я видел духа, -  проговорил  Цезарь,  так  сильно  тараща  глаза,  что,
казалось, он мог бы разглядеть даже бесплотное существо.
   - Где? - прервал его сержант, невольно хватаясь за рукоятку сабли.
   - Нет, нет, - ответил негр, - я видел, как Джонни Б„рч вышел из гроба. Он
вышел прежде, чем его похоронили.
   " - Ага, значит, и правда он  провел  очень  греховную  жизнь,  -  сказал
Холлистер. - Праведные души спокойно дожидаются страшного суда,  но  грешной
душе дурные дела не дают покоя ни в этой, ни в загробной жизни.
   - Но что же будет в этой жизни с капитаном Джоном? -  закричала  Бетти  в
сердцах. - Значит, вы  не  хотите  слушать  ни  его  приказаний,  ни  нового
предупреждения? Тогда я запрягу свою кобылу и сама отправлюсь к нему;  уж  я
расскажу ему, как вы  тут  перетрусили  при  виде  какого-то  покойника  или
Вельзевула, и доложу, что ему нечего ждать от вас помощи! Никак не возьму  в
толк, кто  же  будет  командовать  солдатами  завтра  утром,  да  только  не
Холлистер, уж это как пить дать!
   - Ладно, Бетти, ладно, - сказал сержант, бесцеремонно положив руку ей  на
плечо, - уж если кому-то надо скакать ночью по лесу,  пусть  это  будет  тот
вояка,  чей  долг  -  собрать  солдат  и  показать  им  пример.  Авось   бог
смилостивится и пошлет нам врагов из плоти и крови!
   Опрокинув еще стакан, сержант подкрепил свое решение, принятое только  из
страха рассердить капитана, и созвал двенадцать драгун, оставленных под  его
началом. Тут появился  и  мальчик  с  кольцом,  которое  Цезарь  старательно
спрятал в жилетный карман над сердцем; затем  негр  сел  на  лошадь,  закрыл
глаза, покрепче ухватился за гриву, помчался во  весь  опор,  еле  живой  от
страха, и пришел в себя, лишь когда его конь остановился у  двери  в  теплую
конюшню, из которой недавно отправился в путь.
   Драгуны же, получив приказ выступать,  двигались  значительно  медленней,
ибо ехали с большими предосторожностями, чтобы неожиданно не  наткнуться  на
самого дьявола.

Глава 22

   Заставь навек умолкнуть тяжкий стыд,
   Будь вероломным, вкрадчивым и льстивым
   И в добродетель преврати порок.
   Шекспир, "Комедия ошибок"

   Общество, собравшееся в гостиной мистера Уортона, чувствовало себя весьма
неловко  все  время,  пока  отсутствовал  Цезарь.  Конь  его  проявил  такую
удивительную резвость, что на поездку за четыре мили и на возвращение  после
описанных выше происшествий ушло всего около часа.
   Разумеется, мужчины  старались  развлекать  общество,  чтобы  томительные
минуты пролетели как можно быстрей, однако долгое ожидание счастья отнюдь не
возбуждает веселья. Невесте и жениху в  таких  случаях  издавна  разрешается
молчать, но на этот раз их друзья, видимо,  были  тоже  склонны  последовать
этому  примеру.  Неожиданная  отсрочка  радостного   события   больше   всех
раздражала английского полковника, и, сидя рядом  с  Сарой,  он  то  и  дело
менялся в лице; а невеста, казалось, воспользовалась этой  задержкой,  чтобы
набраться сил перед ожидаемой  церемонией.  Наконец  среди  общего  молчания
доктор Ситгривс обратился к мисс Пейтон, с которой он уселся рядом:
   -  Брак,  сударыня,  перед  лицом  бога  и  людей   считается   священным
установлением, и можно сказать, что в наше время он не противоречит  законам
природы и нравственности. Древние  народы,  освящая  многоженство,  нарушали
предначертания природы и обрекали тысячи людей на  нищету,  но  с  развитием
науки в обществе распространились мудрые правила, по которым  мужчина  может
иметь только одну жену.
   Уэлмир злобно посмотрел на доктора, и лицо его выразило  сильную  досаду,
ясно говорившую о том, каким несносным он  считает  этот  разговор;  а  мисс
Пейтон возразила с легким замешательством, словно боясь коснуться  запретной
темы:
   - Я считала, сэр, что нашими правилами морали в этом вопросе  мы  обязаны
христианской религии.
   - Вы правы, сударыня, в писаниях апостолов сказано, что мужчины и женщины
равно  подчиняются  этому  закону.  Однако   в   какой   мере   многоженство
несовместимо с чистотой жизни? Мы, вероятно, обязаны осуждением этого обычая
мудрости святого Павла, который был весьма силен в науке и, должно быть, вел
частые беседы по этому вопросу с Лукой, а тот, как известно, много занимался
медициной...
   Трудно сказать, как далеко полет прихотливой фантазии занес бы Ситгривса,
увлеченного этой темой, если б его не прервали. Лоутон, который до  сих  пор
внимательно наблюдал за всеми, не произнося ни слова, вдруг резко спросил:
   -  Скажите,  полковник,  какое   наказание   полагается   в   Англии   за
двоеженство?
   Уэлмир вздрогнул, и губы у него побелели. Однако, быстро  овладев  собой,
он ответил с учтивостью, приличествующей счастливому жениху:
   - Смертная казнь, чего и заслуживает подобное преступление.
   - Да, смертная казнь с последующим вскрытием трупа, - подхватил хирург. -
Закон  редко  упускает  случай  извлечь  пользу   из   преступника.   Однако
двоеженство - отвратительное преступление!
   - Вы полагаете, что двоеженство хуже безбрачия? - спросил Лоутон.
   - Конечно, хуже, - невозмутимо ответил простодушный хирург.  -  Тот,  кто
пребывает в одиночестве, может посвятить жизнь науке и,  вместо  того  чтобы
производить себе  подобных,  распространять  полезные  знания.  Но  негодяй,
который злоупотребляет кротостью  и  доверчивостью,  свойственными  женскому
полу, совершает тяжкий грех и еще усугубляет его низким обманом.
   - Не думайте, сэр, что женщины будут очень благодарны нам за то,  что  вы
приписываете им природную мягкость и легковерие.
   - Капитан Лоутон, физическая природа мужчины значительно крепче  женской.
Его нервы менее чувствительны, весь организм менее гибок и  более  устойчив;
что же удивительного, если женщина склонна искать опору в мужчине?
   Казалось, у Уэлмира иссякло терпение: не в  силах  больше  слушать  столь
неуместный разговор, он вскочил и принялся в раздражении шагать по  комнате.
Священник, терпеливо дожидавшийся возвращения Цезаря, из сочувствия к жениху
переменил тему беседы, а спустя несколько минут появился и черный гонец.  Он
вручил записку доктору  Ситгривсу,  ибо  мисс  Пейтон  решительно  запретила
Цезарю впутывать ее в порученное ему дело. В записке  коротко  сообщалось  о
том, что приказания доктора выполнены, а кольцо послано с негром.  И  Цезарь
немедля передал кольцо доктору. С минуту хирург стоял,  разглядывая  золотое
колечко, и облако грусти омрачило его лицо. Он, видимо, забыл,  для  чего  и
где находится, и заговорил сам с собой:
   - Бедная Анна! Твое юное сердце было весело и невинно, когда этому кольцу
предстояло скрепить твой брачный союз, но, прежде  чем  настал  час  обряда,
господь взял тебя в свою обитель. С тех пор прошли годы, сестра моя, но я не
забыл тебя, милый друг моего детства!  -  Тут  доктор  подошел  к  Саре,  не
замечая, что все смотрят на него, надел кольцо ей на палец и продолжал:
   - Та, кому оно предназначалось,  уже  давно  лежит  в  могиле,  а  юноша,
который преподнес ей  этот  дар,  вскоре  последовал  за  ее  святой  душой.
Возьмите это кольцо, мисс Сара, и дай бог,  чтобы  оно  принесло  вам  такое
счастье, какого вы заслуживаете.
   Сара была глубоко тронута горячим порывом доктора, но тут Уэлмир подал ей
руку,  подвел  к  священнику,  и  венчанье  началось.  При   первых   словах
торжественного обряда в комнате наступила мертвая  тишина.  Служитель  божий
приступил к молитвам и поучениям, затем  выслушал  взаимные  обеты  верности
жениха и невесты, за которыми следовало перейти  к  обмену  кольцами.  Но  в
суматохе и волнении кольцо забыли снять с пальца Сары, на который его  надел
доктор Ситгривс, и  произошла  легкая  заминка.  Только  священник  собрался
возобновить прерванный обряд,  как  в  комнату  проскользнул  посторонний  и
внезапно остановил его. То был разносчик. Глаза  Б„рча  смотрели  с  горькой
иронией, а рука протянулась к священнику,  словно  запрещая  ему  продолжать
венчание.
   - Как может полковник Уэлмир терять здесь драгоценное время,  когда  жена
его пересекла океан, чтобы повидаться с  ним?  Ночь  длинна,  луна  освещает
дорогу, за несколько часов он мог бы добраться до города! - проговорил Б„рч.
   Ошеломленный этим неожиданным вмешательством, Уэлмир несколько секунд  не
мог прийти в себя. Вторжение Б„рча и его странные слова  не  испугали  Сару;
но, чуть оправившись от удивления, она перевела вопрошающий взгляд  на  лицо
того, кому только что  поклялась  в  верности,  и  прочла  на  нем  жестокое
подтверждение всего, что сказал разносчик. Комната закружилась у  нее  перед
глазами, и она упала без сознания на  руки  своей  тетки.  Женщинам  присуща
врожденная чуткость, и порой она побеждает все другие чувства. Дамы окружили
потерявшую сознание невесту и тотчас унесли ее, - в гостиной  остались  одни
мужчины.
   Воспользовавшись всеобщим смятением, разносчик скрылся с такой быстротой,
что никто не успел и подумать о преследовании. Уэлмир словно застыл  посреди
комнаты, и все взоры устремились на него в зловещем молчании.
   - Это ложь, гнусная ложь! - воскликнул он, ударив себя по лбу. - Я всегда
отвергал домогательства этой женщины, и законы моей страны не заставят  меня
признать ее права.
   - Но что говорят божеские закону и ваша совесть? - спросил Лоутон.
   - Хорошо, сэр, - высокомерно ответил Уэлмир, отступая  к  выходу.  -  Мое
положение дает вам сейчас преимущество, но придет время...
   Он был уже у дверей, когда его остановил легкий удар  по  плечу:  капитан
Лоутон с многозначительной улыбкой знаком приглашал его следовать за  собой.
Сейчас Уэлмир готов был уйти куда угодно, лишь бы избежать полных  презрения
и ненависти взглядов, направленных на него со всех сторон. Молча  дошли  они
до конюшни, и тут Лоутон крикнул:
   - Выведите Роноки!
   Тотчас появился солдат, ведя под уздцы оседланную лошадь. Лоутон спокойно
закинул поводья на шею коню, вынул пистолеты из седельных сумок и сказал:
   - Эти пистолеты не раз служили правому делу и бывали только  в  достойных
руках, сэр. Они принадлежали моему отцу. Он с честью пользовался ими в войне
с Францией и отдал их мне, чтобы я сражался за родину. Что  ж,  разве  я  не
послужу родине, если  уничтожу  негодяя,  который  хотел  погубить  одну  из
прекраснейших ее дочерей?
   - Я отплачу вам за нанесенные мне оскорбления! - вскричал Уэлмир, схватив
протянутый ему пистолет. - И да падет кровь на голову того, кто  захотел  ее
пролить.
   - Аминь! Но погодите минуту, сэр. Вы сейчас свободны,  в  кармане  у  вас
пропуск, подписанный Вашингтоном, и я уступаю вам  первый  выстрел!  Если  я
погибну, вам достанется лошадь, которая спасет вас от любых преследователей,
и я советую  вам  скакать  отсюда  без  промедления,  иначе  даже  Арчибальд
Ситгривс возьмется за оружие, а уж от драгун не ждите пощады.
   - Вы готовы? - спросил Уэлмир, скрежеща зубами от злобы.
   - Станьте здесь, Том, и посветите нам. Ну, пли! Уэлмир  выстрелил,  и  от
эполета капитана отлетел кусочек золотого шнура.
   - Теперь мой черед, - сказал Лоутон, хладнокровно поднимая пистолет.
   - Нет, мой! -  крикнул  чей-то  голос,  и  оружие  было  выбито  из  руки
капитана. - Клянусь самим дьяволом, ведь это бешеный виргинец! Сюда, ребята,
держите его! Вот неожиданная удача!
   Застигнутый  врасплох  и  обезоруженный,  Лоутон,  однако,   не   потерял
присутствия духа. Он понимал, что попал в  такие  руки,  от  которых  нечего
ждать пощады, и, когда на него набросились  четверо  скиннеров,  напряг  всю
свою богатырскую силу. Трое из них схватили его за руки и за горло, стараясь
удержать, чтобы скрутить веревками. Но он оттолкнул одного с такой  яростью,
что тот отлетел к стене и, оглушенный ударом, остался лежать на  земле.  Тут
четвертый поймал капитана за ноги, и Лоутон, не в  силах  бороться  с  целой
оравой, упал на землю, увлекая за собой всех своих противников. Схватка была
короткая, но жестокая;  мародеры  осыпали  драгуна  проклятиями  и  гнусными
ругательствами, тщетно призывая  на  помощь  товарищей,  которые  неподвижно
стояли вокруг, тараща глаза и не смея приблизиться. Слышалось чье-то тяжелое
дыхание, ему вторили глухие стоны  полузадушенного  человека;  вдруг  кто-то
вскочил на ноги и отбросил вцепившихся в него людей.
   Уэлмир и вестовой капитана убежали:  полковник  спрятался  в  конюшне,  а
солдат бросился за подмогой, унося с собой  фонарь,  и  все  погрузилось  во
мрак. Поднявшийся с земли человек вскочил в седло не замеченного  скиннерами
коня, из-под копыт брызнули искры, и в их мимолетной  вспышке  все  увидели,
что капитан Лоутон несется как ветер к большой дороге.
   - Он сбежал, разрази его гром! - закричал  главарь  шайки,  задыхаясь  от
ярости. - Стреляйте, сбейте его с лошади! Стреляйте, не то будет поздно!
   Раздались выстрелы, и все замерли, прислушиваясь;  но  напрасно  скипнеры
надеялись услышать шум падения могучего тела.
   -  Он  не  свалится,  даже  если  мы  его  ухлопали,  -  сказал  один  из
разбойников. - Я видел, как эти виргинцы следят  в  седле,  получив  две-три
пули в бок: они даже мертвые не падают с лошади.
   Свежий порыв ветра донес стук копыт мчавшегося в долину коня, и, судя  по
его ровному бегу, можно было сказать, что им правит твердая рука.
   - У лих лошади хорошо обучены  и  всегда  останавливаются,  если  всадник
упадет, - заметил один из скиннеров.
   - Коли так, он цел и невредим! - закричал  главарь,  в  бешенстве  ударив
прикладом мушкета об землю. - Ну, скорей за дело! Не пройдет и получаса, как
тут появится их ханжа сержант вместе с драгунами. Счастье еще, если  они  не
бросились сюда на наши выстрелы! Живо по местам и поджигайте дом  с  четырех
углов, черный пепел славно заметает темные дела.
   - А что нам делать с этим чурбаном?  -  спросил  другой  скиннер,  толкая
ногой все еще не очнувшегося товарища, которого Лоутон отбросил к  стене.  -
Если хорошенько растереть его, он, пожалуй, отойдет.
   - Пусть валяется, - злобно  сказал  главарь.  -  Будь  он  не  тряпка,  а
мужчина, этот чертов драгун был бы теперь в моих руках. Входите же в  дом  и
поджигайте комнаты. Здесь есть чем  поживиться  -  всем  хватит  и  денег  и
серебряной посуды. И карманы набьем, и отплатим за вес!
   Мысль о серебре была весьма соблазнительна,  и  скиннеры,  бросив  своего
товарища, подававшего лишь слабые признаки жизни, шумной толпой  кинулись  к
дому. Уэлмир поспешил воспользоваться случаем, вывел из конюшни свою  лошадь
и, никем не замеченный, выбрался на проезжую дорогу. С минуту он  колебался,
ехать ли ему к посту, где, как он знал, разместилась  охрана,  и  попытаться
спасти семейство Уортон или же,  воспользовавшись  свободой,  полученной  им
благодаря обмену ранеными, вернуться в королевскую армию.  Стыд  и  сознание
своей вины заставили его выбрать последнее,  и  он