ротный для того, чтобы  отдохнуть  в  заливе
Убежища. Перед моими глазами проходит беспрерывный ряд опасностей, неудач,
препятствий, успехов, бедствий и  достижений,  связанных  с  именами  моих
великих  соотечественников,  и,  словно  коллекция  древних  медалей,  эти
названия воскрешают всю историю полярных морей.
   - Вы глубоко правы, доктор, и дай нам бог во время  нашего  путешествия
побольше встречать заливов Успеха и поменьше мысов Отчаяния.
   - Я сам от души этого желаю, Джонсон. Но скажите, экипаж  хоть  немного
образумился, забыл свои страхи?
   - Пожалуй, немного забыл. Но, по правде сказать, с тех пор как мы вошли
в пролив, матросы опять начали толковать, о фантастическом  капитане.  Они
ожидали, что он явится на бриг у берегов Гренландии, а между тем  его  нет
как нет. Между нами говоря,  доктор,  не  кажется  ли  вам  это  несколько
странным?
   - По правде сказать, да.
   - И вы верите, что капитан этот в самом деле существует?
   - Ну, конечно!
   - Но почему же он так странно себя ведет?
   - Откровенно говоря, Джонсон, я думаю, что этот человек хотел как можно
дальше завести экипаж, чтобы возвращение было уже невозможно. Будь  он  на
бриге в момент отплытия, всякий бы захотел знать, куда направляется судно,
а это могло затруднить капитана в его действиях.
   - Почему же?
   - Допустим, что он задумал какое-нибудь предприятие, превосходящее силы
человека, хочет проникнуть туда, куда еще никто  не  проникал,  -  как  вы
думаете, удалось ли бы ему при  таких  условиях  навербовать  экипаж?  Но,
отправившись в путь, можно уйти так далеко,  что  останется  только  одно:
продвигаться вперед.
   - Очень может быть, доктор. Я знавал многих отважных авантюристов, одно
имя которых приводило всех в ужас и которые никогда  не  нашли  бы  людей,
готовых сопровождать их во время их опасных экспедиций...
   - Кроме меня, Джонсон! - воскликнул доктор.
   - А также и меня, - ответил Джонсон.  -  Итак,  я  утверждаю,  что  наш
капитан принадлежит к числу именно таких авантюристов. Но поживем, увидим.
Полагаю, что в Упернивике или в заливе Мелвилла этот  молодец  преспокойно
явится на бриг и объявит нам, куда ему взбрело на ум направить судно.
   - Я такого же мнения, Джонсон. Однако  трудненько  будет  подняться  до
залива Мелвилла.  Посмотрите:  льдины  окружают  нас  со  всех  сторон,  и
"Форвард" с трудом пробирается  вперед.  Взгляните  на  эту  беспредельную
ледяную равнину.
   - Мы, китобои, доктор, называем такую равнину ледяным полем.
   - А вот с той стороны - раздробленное поле. Видите эти длинные  льдины,
которые соприкасаются краями? Что это такое?
   - Это паковый  лед;  если  скопление  льдов  имеет  круглую  форму,  мы
называем его просто "пак", а если оно длинное, его зовут "потоком".
   - А как называются льдины, которые плавают поодиночке?
   - Это дрейфующие льдины; будь они немного  повыше,  они  назывались  бы
айсбергами, или ледяными горами.  Столкновение  с  ними  очень  опасно,  и
корабли стараются их обходить. Посмотрите на это возвышение,  образованное
напором льдов, - вот там, на той ледяной поляне; мы называем его  торосом;
если бы основание его было под водой, то это был  бы  ледяной  риф.  Чтобы
легче было ориентироваться в полярных морях, пришлось дать особое название
различным видам льдов.
   - Ах, какое изумительное зрелище! - восклицал доктор,  созерцая  чудеса
полярных морей. - Какие  причудливые,  разнообразные  картины  и  как  они
действуют на воображение!
   - Без сомнения, - ответил Джонсон. - Иной раз  льдины  принимают  прямо
фантастические формы, и матросы объясняют их на свой лад.
   - Полюбуйтесь, Джонсон, на  это  скопление  льдов!  Ни  дать  ни  взять
восточный город с минаретами и мечетями, освещенный бледными лучами  луны!
А там, дальше, длинный ряд готических арок, напоминающих  часовню  Генриха
Седьмого или здание Парламента.
   - Правда, доктор, здесь на всякий вкус что-нибудь найдется. Но  в  этих
городах и храмах жить опасно, да и приближаться к  ним  не  рекомендуется.
Иные из этих минаретов шатаются на своем основании, и самый  маленький  из
них легко может раздавить судно вроде нашего "Форварда".
   - И находились же  люди,  которые  отваживались  забираться  сюда,  без
помощи пара! - продолжал  Клоубонни.  -  Кажется  прямо  невероятным,  что
парусные суда могли продвигаться среди этих плавучих ледяных скал!
   - А между тем они продвигались, доктор! Когда ветер был противный, -  а
мне не раз доводилось это испытывать, - на одну из таких льдин забрасывали
якорь, и некоторое время судно дрейфовало вместе с ней, в ожидании,  когда
можно будет двинуться  дальше.  Правда,  при  таком  способе  передвижения
требовались целые месяцы для того, чтобы пройти путь, который мы  свободно
проходим в несколько дней.
   - Мне кажется, -  заметил  доктор,  -  температура  начинает  несколько
понижаться.
   - Это было бы очень досадно, - ответил Джонсон. - Для того чтобы  массы
льдов распались и ушли  в  Атлантический  океан,  необходима  оттепель.  В
Девисовом проливе льды встречаются в гораздо  большем  количестве,  потому
что  между  Уолсингемским  и  Хольстейнборгским  мысами   берега   заметно
сближаются. Но за шестьдесят седьмым градусом мы встретим  в  мае  и  июне
более удобные для навигации воды.
   - Да, но сперва надо пройти пролив.
   - Ну, конечно, доктор. В июне и июле мы нашли бы  проход  свободным  от
льдов, как нередко его находят китобойные суда;  но  у  нас  очень  точные
инструкции: нам велено быть здесь уже в апреле. Если я  не  ошибаюсь,  наш
капитан - парень не робкого десятка, у которого  крепко  засела  в  голове
какая-то мысль. Он для того пораньше и отправился в море,  чтобы  подальше
уйти. Впрочем, поживем - увидим.
   Доктор не ошибся, заметив понижение температуры;  в  полдень  термометр
показывал уже +6ьF (-14ьС); северо-западный ветер разогнал тучи и  помогал
течению нагромождать массы плавучих льдов на пути брига. Впрочем,  не  все
льдины  двигались  в  одну  сторону;  многие,  и  призом  самые   высокие,
увлекаемые подводным течением, шли в противоположном направлении.
   Плавание брига было сопряжено с большими трудностями; механики не имели
ни минуты отдыха. Управление машиной производилось  с  палубы  при  помощи
целой системы рычагов; по распоряжению вахтенного  офицера  ход  брига  то
ускоряли, то замедляли. Порой нужно было проскользнуть в  расселине  среди
ледяных  полей;  порой  приходилось  пускаться  наперегонки  с  айсбергом,
угрожавшим запереть единственный свободный проход. Нередко случалось,  что
какая-нибудь льдина, неожиданно рухнув  в  море,  заставляла  бриг  быстро
податься назад, чтобы не быть раздавленным. Скопившиеся  в  проливе  массы
льдов, увлекаемых и нагромождаемых северным течением,  грозили  преградить
путь кораблю в случае, если бы их спаяло морозом.
   В этих местах встречались бесчисленные стаи птиц: буревестники и  чайки
носились  над  морем,  испуская  оглушительные  крики;  толстоголовые,   с
короткой шеей и  приплюснутым  клювом,  чайки  рассекали  воздух  длинными
крыльями, не обращая внимания на снежные вихри, поднимаемые  бурей.  Своим
полетом пернатые несколько оживляли безотрадный полярный пейзаж.
   Множество плавучих деревьев неслось по  течению,  с  шумом  сталкиваясь
между собой; кашалоты с громадной, словно раздутой головой приближались  к
кораблю, но их и не думали преследовать, хотя Симпсону, гарпунщику,  очень
этого хотелось. К вечеру заметили тюленей, которые плавали между  большими
льдинами, выставив из воды круглую голову.
   Двадцать второго числа  температура  еще  более  понизилась.  "Форвард"
ускорил ход, чтобы проникнуть в удобные проходы; встречный северо-западный
ветер окончательно установился; паруса убрали.
   В воскресенье у экипажа выдался свободный день. На этот раз  молитвы  и
священное писание читал Шандон. Затем матросы занялись охотой на  глупышей
и набили их изрядное  количество.  Изготовленная  надлежащим  образом,  по
рецепту Клоубонни, дичь оказалась приятным добавлением к столу офицеров  и
матросов.
   В три часа пополудни "Форвард" достиг Кин-де-Сэля и горы  Суккертоппен;
море сильно волновалось; с серого неба по временам спускался густой туман.
Однако в полдень удалось  произвести  обсервацию  и  определить  положение
корабля. Бриг находился под 65ь20' широты и 54ь22'  долготы.  Итак,  чтобы
встретить более благоприятные условия плавания и свободное от льдов  море,
надо было пройти еще два градуса.
   В течение 24, 25  и  26  апреля  продолжалась  беспрерывная  борьба  со
льдами;  управление   машиной   стало   крайне   утомительным;   поминутно
приходилось то закрывать, то пускать пары, которые со  свистом  вырывались
из клапанов.
   Во время густого тумана близость айсбергов можно было  определить  лишь
по глухому  грохоту  обвалов.  Бриг  рисковал  натолкнуться  на  скопления
пресного льда, замечательного своей прозрачностью и твердого, как  гранит.
Ричард Шандон не упускал случая пополнить запасы  пресной  воды  и  каждый
день погружал на бриг несколько тонн этого льда.
   Доктор никак не мог привыкнуть к оптическим  обманам,  которые  в  этих
широтах нередко вызывает преломление световых лучей. Айсберг, удаленный на
десять - двенадцать миль от брига, представлялся ему незначительной  белой
массой,  находившейся  совсем  близко.   Клоубонни   настойчиво   старался
привыкнуть  к  этому  странному  феномену,  чтобы  впредь  не  поддаваться
иллюзии.
   Порой  приходилось  тянуть  судно  вдоль  ледяных  полей  или  работать
шестами, которыми матросы отталкивали от брига опасные льдины, -  все  это
вконец изнурило  экипаж,  а  между  тем  в  пятницу  27  апреля  "Форвард"
находился еще на непроходимом рубеже полярного круга.



8. ТОЛКИ МАТРОСОВ

   Ловко пробираясь свободными  проходами,  "Форвард"  все-таки  успел  на
несколько минут продвинуться к северу. Но вскоре бригу  предстояло  самому
напасть на врага, вместо того чтобы уклоняться от него. Близились  ледяные
поля протяжением в несколько миль, а так как эти движущиеся массы  нередко
обладают силой давления, равной десяти миллионам тонн, то  столкновения  с
ними следовало всячески остерегаться. На  палубу  брига  принесли  ледовые
пилы, чтобы в случае надобности немедленно пустить их в ход.
   Часть матросов философски относилась к трудностям, другие  же  роптали,
хотя и не оказывали явного сопротивления. Гарри, Болтон,  Пэн  и  Гриппер,
занимаясь установкой ледопильных приспособлений, перебрасывались словами.
   - Черт побери, - весело говорил Болтон, -  мне  почему-то  припомнилась
славная таверна на Уотер-стрит, в которой не худо было бы встать на  якорь
между стаканом джина и бутылкою портера. Ты не видишь отсюда эту  таверну,
Гриппер?
   - По правде сказать, - ответил Гриппер, отличавшийся угрюмым нравом,  -
я, хоть убей, ничего не вижу.
   - Я только к слову сказал, дружище.  Ясно  как  день,  в  этих  ледяных
городах, что так по вкусу доктору, не встретишь ни единого  погребка,  где
добрый матрос мог бы промочить глотку пинтой-другой виски.
   - Так оно и есть, Болтон. Добавь еще, что здесь даже нечем как  следует
подкрепиться. Что за  дурацкая  затея:  лишать  спиртных  напитков  людей,
плавающих в северных морях?
   - А разве ты забыл, Гриппер, - возразил Гарри, -  что  говорил  доктор?
Никаких крепких напитков, если хочешь быть здоровым и уйти подальше.
   - Да я ничуть не желаю, Гарри, уходить далеко. По-моему, хватит с нас и
того, что мы забрались сюда. К чему это упорно лезть вперед,  когда  здесь
сам черт ногу сломит?
   - Ну, что ж, и не пойдем! - воскликнул Пэн. - Как подумаешь,  что  даже
забыл вкус джина, так и заберет тоска!
   - Вспомни, - заметил Болтон, - что говорил тебе доктор!
   - А мало ли что говорят? - пробасил Пэн. -  Может  быть,  про  здоровье
толкуют только для отвода глаз, а на самом деле хотят навести экономию  на
крепких напитках.
   - Кто знает, этот чертов Пэн, может, и прав, - заметил Гриппер.
   - Будет тебе! - возразил Болтон. - Разве можно судить  здраво  с  таким
красным носом? И если от воздержания твой нос малость полиняет, то, право,
не о чем горевать.
   - Чего тебе дался мой нос? - огрызнулся задетый за живое Пэн. - Мой нос
не нуждается в твоих советах, да и не спрашивает их. Не суй свой нос  куда
не следует!
   - Ну, не сердись, Пэн. Я не знал, что нос у тебя такой обидчивый. Я  бы
и сам не прочь пропустить стаканчик виски, особенно в такой холод; но если
от этого больше вреда, чем пользы, то я уж как-нибудь обойдусь без виски.
   -  Ты-то  обойдешься,  -  вмешался  в  разговор  кочегар  Уорен,  -  да
другие-то, быть может, не обойдутся.
   - Что ты хочешь сказать, Уорен? - спросил Гарри,  пристально  глядя  на
него.
   - А то, что так или иначе на бриге есть крепкие напитки,  и,  по-моему,
на корме не отказывают себе в рюмке джина.
   - А ты откуда знаешь? - спросил Гарри.
   Уорен ничего не ответил; он говорил  наобум,  лишь  бы  только  сказать
что-нибудь.
   - Ты же видишь, Гарри, - обратился  к  товарищу  Болтон,  -  что  Уорен
ничего не знает.
   - Да что там! - сказал Пэн. - Возьмем  да  попросим  у  Шандона  порцию
джина, - уж, кажется, мы заслужили. Посмотрим, что он на это скажет.
   - Не советую, - заметил Гарри.
   - Это почему? - в один голос спросили Пэн и Гриппер.
   - Да потому, что вам  откажут.  Поступая  на  бриг,  вы  знали  условия
Шандона. Надо было думать об этом раньше.
   - К тому же, - подтвердил Болтон,  принявший  сторону  Гарри,  характер
которого ему нравился, - Ричард Шандон не полновластный хозяин  на  бриге;
он подчинен другому, как и все мы.
   - Кому же это? - спросил Пэн.
   - Капитану!
   - Заладили одно: капитан да капитан! - воскликнул Пэн. - Да разве вы не
видите, что среди этих льдов нет  ни  таверн,  ни  капитанов?  Просто  они
придумали способ вежливо отказывать нам в том, что мы имеем  полное  право
требовать.
   - Капитан есть, - заявил Болтон, - и я бьюсь об заклад на  двухмесячное
жалованье, что мы вскоре его увидим!
   - Вот это здорово! - сказал Пэн. - А то мне больно уж  хочется  сказать
ему пару теплых слов.
   - Кто говорит тут о капитане? - вмешался в разговор новый собеседник.
   То был Клифтон, человек довольно суеверный и к тому же завистливый.
   - Может быть, получены какие-нибудь известия о капитане? - спросил он.
   - Нет! - в один голос ответили матросы.
   - Так вот, в одно прекрасное утро он очутится у себя в каюте,  и  никто
не узнает, откуда и как он явился.
   - Полно вздор-то молоть! - ответил Болтон.  -  Уж  не  думаешь  ли  ты,
Клифтон, что капитан какой-нибудь домовой или леший, каких немало в  горах
Шотландии?
   - Смейся, сколько твоей душе угодно, а я все-таки останусь  при  своем.
Всякий день, проходя мимо каюты, я заглядываю в замочную  скважину,  и  на
этих днях наверняка расскажу вам, на кого похож  капитан  и  каков  он  из
себя.
   - Черт побери! - буркнул Пэн. - Уж, конечно, он такой же, как и все.  И
если ему вздумается тащить нас невесть куда, - то мы выложим ему правду  в
лучшем виде.
   - Вот это здорово! Пэн еще и в глаза не видал капитана, а  уж  хочет  с
ним ссориться, - сказал Болтон.
   - Кто это его не видал? - спросил Клифтон с  видом  человека,  которому
что-то известно. - Это еще вопрос, знают его или нет!
   - Что ты хочешь сказать, черт побери? - спросил Гриппер.
   - Ладно! Всяк про себя разумей.
   - Да мы-то тебя не разумеем.
   - А разве Пэн уже не повздорил с ним?
   - С капитаном?
   - Ну да! С собакою-капитаном, ведь это одно и то же.
   Матросы переглянулись, но ничего не ответили.
   - Человек он или собака, - пробормотал сквозь зубы Пэн, - а  уж  будьте
спокойны, на днях с ним расправятся!
   - Слушай, Клифтон, - серьезно сказал Болтон, -  ведь  Джонсон  пошутил.
Неужели ты думаешь, что эта собака - заправский капитан?
   - А то как же? - с убеждением ответил Клифтон. - Будь у вас столько  же
смекалки, как у меня, вы заметили бы чудные замашки этой собаки.
   - Какие такие замашки? Да ну же, говори!
   - Разве вы не приметили, с каким начальническим видом  она  расхаживает
на юте да посматривает на паруса, как все равно вахтенный?
   - Это правда, - подтвердил Гриппер. - Я даже видел своими глазами,  как
однажды вечером проклятый дог опирался лапами на штурвал!
   - Быть не может! - вырвалось у Болтона.
   - Опять же, - продолжал Клифтон, - разве по ночам он не уходит с  брига
и не рыщет по льду, не глядя ни на стужу, ни на медведей?
   - Это верно, - подтвердил Болтон.
   - Видал ли кто-нибудь, чтобы этот пес, как всякая добрая собака,  терся
около человека, бродил возле кухни или пожирал глазами Стронга, когда  тот
тащит Шандону лакомый кусок? По ночам, когда дог уйдет на две или  на  три
мили от брига, разве вы не слышите его воя, от которого  пробирает  дрожь,
точно стоишь на ледяном ветру? Наконец,  видал  ли  кто-нибудь,  чтоб  эта
собака ела? Она  ни  от  кого  не  возьмет  ни  куска;  корм  ее  остается
нетронутым, и если только кто-нибудь не кормит ее тайком, то я  прямо-таки
могу сказать, что она ничего не жрет. Назовите меня набитым дураком,  если
этот пес не сродни самому сатане.
   - Очень может быть, - согласился плотник Бэлл,  убежденный  аргументами
Клифтона.
   Остальные матросы молчали.
   - А все-таки, - спросил Болтон, - куда мы идем?
   - Не знаю, - ответил  Бэлл.  -  В  свое  время  Ричард  Шандон  получит
добавочный наказ.
   - Но через кого?
   - Да, через кого?
   - И каким манером? - допытывался Болтон.
   - Да отвечай же, Бэлл! - приставали матросы.
   - Через кого и каким манером? А я откуда знаю? -  ответил  припертый  к
стене плотник.
   - Через собаку-капитана! - крикнул Клифтон. - Он уже один  раз  написал
письмо, так может и еще написать. Если бы я знал хоть половину  того,  что
знает этот пес, - для  меня  было  бы  плевое  дело  стать  первым  лордом
адмиралтейства!
   - Так, значит,  -  начал  снова  Болтон,  -  ты  стоишь  на  своем,  и,
по-твоему, этот пес - капитан?
   - Так оно и есть.
   - В таком случае, - вполголоса сказал Пэн, - если он не хочет издохнуть
в собачьей шкуре, то пусть поторопится обернуться человеком,  потому  что,
клянусь вам, я сверну ему шею.
   - А зачем? - спросил Гарри.
   - Затем, что так мне угодно, - грубо ответил Пэн.  -  Не  желаю  никому
давать отчета!
   - Полно вам, ребята! - крикнул Джонсон  в  ту  минуту,  когда  разговор
начал принимать дурной оборот. - За работу! Живо  приготовьте  пилы!  Надо
пройти через ледяной затор.
   - Чего захотел! Нынче  пятница  -  тяжелый  день!  -  буркнул  Клифтон,
пожимая плечами. - Помяните мое слово, пройти полярный  круг  не  шуточное
дело!
   Однако  в  этот  день  труды  экипажа  так  и  остались   безуспешными.
"Форвард", на всех парах  устремлявшийся  на  ледяное  поле,  не  мог  его
разбить; на ночь пришлось встать на якорь.
   В субботу  при  восточном  ветре  температура  еще  понизилась;  погода
прояснилась: кругом виднелись необъятные равнины, ослепительно  сверкавшие
в лучах полярного солнца. В семь часов утра термометр  опустился  до  -8ьF
(-21ьС).
   Доктору очень хотелось спокойно посидеть у себя в каюте и погрузиться в
чтение арктических путешествий, но, по своему обыкновению, он  задал  себе
вопрос: что в данный момент для него было бы неприятнее всего? Он  тут  же
ответил себе, что подняться при такой  температуре  на  палубу  и  принять
участие в работе экипажа - перспектива далеко не заманчивая. Итак,  верный
раз усвоенной системе, Клоубонни  вышел  из  своей  теплой  каюты  и  стал
помогать матросам тянуть судно.
   Зеленые очки, защищавшие глаза доктора от вредного действия  отраженных
лучей, придавали ему чрезвычайно  благодушный  вид.  Во  время  дальнейших
своих исследований он всегда носил защитные снежные очки, спасавшие  глаза
от воспаления, которое так легко получить в полярных широтах.
   К вечеру "Фор