терас несколько мгновений колебался, не решаясь уходить.
   Но отменить свое решение он  уже  не  мог:  нагруженные  и  запряженные
собаками сани ждали путешественников на ледяном поле. Бэлл пошел  впереди,
другие  следовали  за  ним.  Джонсон  добрую  четверть  мили   сопровождал
путешественников; затем Гаттерас попросил его вернуться на бриг, и  старый
моряк ушел, на прощание помахав рукой уходящим.
   В эту минуту Гаттерас, обернувшись, в последний раз взглянул  на  бриг,
мачты которого исчезали в метельной мгле.



29. ЧЕРЕЗ ЛЕДЯНЫЕ ПОЛЯ

   Маленький отряд направился к юго-востоку.  Симпсон  управлял  собаками.
Дэк усердно помогал гарпунщику, и его, по-видимому,  не  слишком  удивляло
ремесло сородичей. Гаттерас и доктор шли сзади, а  Бэлл  разведывал  путь,
ощупывая лед палкой с железным наконечником.
   Потепление предвещало близкий снегопад. И в  самом  деле,  вскоре  снег
повалил крупными хлопьями. Метель, застилая  даль,  увеличивала  трудности
похода.  Путешественники  часто  сбивались  с  прямого  пути  и  двигались
медленно, проходя в среднем по три мили в час.
   Поверхность  ледяного  поля  от  жестоких  морозов   и   ветров   стала
шероховатой и ухабистой. Сани то и дело встряхивало, и на неровностях  они
сильно кренились. Но все обходилось благополучно.
   Гаттерас и его товарищи кутались в шубы, сшитые по  гренландской  моде.
Правда,  они  не  отличались  изяществом   покроя,   зато   были   отлично
приспособлены к климатическим условиям. Лицо  было  плотно  закрыто  узким
капюшоном, непроницаемым для ветра  и  снега,  наружу  выглядывали  только
глаза, рот и нос. Впрочем, их и не следовало защищать от ледяного воздуха,
потому что нет  ничего  неудобнее  поднятых  воротников  и  кашне,  быстро
каменеющих на морозе, - вечером их пришлось бы разрубать топором, а  такой
способ раздевания весьма неприятен, даже в арктических странах! Необходимо
давать свободный выход дыханию, потому что  выделяющиеся  при  этом  пары,
встречая препятствие, немедленно замерзают.
   Беспредельная, утомительная своим однообразием равнина тянулась  вдаль.
Кругом громоздились льдины, торосы самых разнообразных очертаний,  которые
под конец начинали казаться одинаковыми, ледяные глыбы, словно отлитые  по
одному  образцу;  нередко  встречались   и   ледяные   горы,   прорезанные
извилистыми долинами, Путешественники  шли  с  компасом  в  руках  и  лишь
изредка перебрасывались словами. Открывать рот на  таком  морозе  -  сущее
мучение, так как между губами мгновенно образуются  острые  кристаллы,  не
тающие даже от теплого дыхания. Каждый ощупывал перед собой дорогу палкой.
Бэлл оставлял глубокие следы в мягком снегу; остальные шли по его  следам;
где проходил Бэлл, там могли пройти и другие.
   По всем направлениям тянулись, то и дело скрещиваясь, следы медведей  и
песцов; но в первый день не заметили ни одного из этих  зверей.  Охотиться
на них было бы и опасно и бесполезно, ибо не  следовало  обременять  сани,
без того сильно нагруженные.
   Обычно во время  таких  походов  путешественники  оставляют  по  дороге
съестные припасы, скрывая их от диких зверей в  тайниках,  замаскированных
снегом, и на обратном пути постепенно забирают продовольствие, которое  им
таким образом не приходится возить с собой.
   Но Гаттерас не мог прибегнуть к этому  средству  на  ледяных,  по  всей
вероятности, подвижных полях. Склады можно устраивать на суше,  но  не  на
ледяных полях, к тому же у капитана не было уверенности, что они  вернутся
назад тем же самым путем.
   В полдень остановились на привал  под  защитой  ледяной  горы.  Завтрак
состоял из пеммикана и горячего чая; живительная влага  быстро  подняла  у
всех настроение. Поэтому путники сильно налегали на чай.
   После часового отдыха отряд снова двинулся в путь. В первый день прошли
около двадцати миль. К вечеру люди и собаки выбились из сил.
   Однако, несмотря на усталость, для ночлега  необходимо  было  построить
снежный дом;  палатки  было  бы  недостаточно.  Сооружение  домика  заняло
полтора часа. Бэлл оказался очень искусным  строителем;  глыбы  наколотого
ножами затверделого снега  быстро  накладывались  одна  на  другую;  когда
выросли стены, стали возводить купол. Верхняя  глыба,  составлявшая  замок
свода, придала необходимую прочность всей постройке. Мягкий  снег  заменял
известку,  заполнял  промежутки  между  глыбами  и,  твердея,  прочно   их
связывал.
   В эту импровизированную пещеру вело узкое отверстие,  в  которое  можно
было протискиваться только ползком; доктор не без труда  прополз  в  него,
другие последовали за ним. Ужин быстро приготовили на спирту  на  походной
кухне. Температура в снежном домике  была  вполне  сносной,  и  бушевавший
снаружи ветер не проникал в него.
   - Кушанье подано! - весело провозгласил доктор.
   Путешественники   подкрепились   обычною   пищей,   однообразной,    но
питательной. После ужина все думали только о сне; брезент, разостланный на
снегу, предохранял от сырости.  Путешественники  просушили  свои  чулки  и
обувь у походной кухни, а затем все трое, завернувшись в шерстяные одеяла,
легли спать под охраной четвертого, который  караулил  и  не  давал  снегу
заметать  отверстие  хижины.  Без  этой  предосторожности  путешественники
рисковали быть заживо погребенными.
   Дэк находился вместе с людьми; гренландские  собаки  остались  снаружи;
поужинав, они забились в снег, и вскоре над ними намело сугроб.
   Усталые путники быстро заснули. Доктор  сменил  дежурного  в  три  часа
утра; ночью свирепствовал буран. Как ужасно  было  положение  этих  людей,
затерянных в полярной пустыне, заживо погребенных в могиле, стены  которой
все утолщались под снежными наметами!
   На  другой  день,  в  шесть  часов  утра,  отряд  уже  продолжал   свой
однообразный путь. Кругом все те же долины, те  же  ледяные  горы,  то  же
гнетущее  однообразие;   полная   невозможность   ориентироваться!   Снова
похолодало,  и  снег  покрылся  настом;  это  позволило   путешественникам
ускорить ходьбу. Нередко встречались небольшие возвышения,  очень  похожие
на туры или на тайники эскимосов; доктор для очистки совести расколол один
из этих холмиков и обнаружил, что он состоит их сплошного льда.
   - А что вы надеялись здесь найти, Клоубонни? - спросил Гаттерас. - Ведь
до нас в этом пункте земного шара еще не ступала нога человека!
   - Это весьма вероятно, - ответил доктор, - но все же, как знать?
   - Не будем тратить время на бесполезные изыскания, - продолжал капитан.
- Мы должны как можно скорее возвратиться на судно, если бы  даже  нам  не
удались найти желанного топлива.
   - Я сильно надеюсь, что мы его найдем, - сказал доктор.
   - Ах, доктор! Напрасно я ушел с корабля, это была ошибка, - то  и  дело
твердил Гаттерас. - Капитан должен быть на своем судне, и больше нигде!
   - Там остался Джонсон.
   - Да, но... Однако поспешим! поспешим!
   Все дружно шагали. В  морозном  воздухе  разносились  окрики  Симпсона,
понукавшего собак. Снег фосфоресцировал, и  собаки,  казалось,  бежали  по
пылающей земле, а из-под  полозьев  взлетали  облака  искрящейся  Морозной
пыли. Доктор  пошел  было  вперед,  чтобы  исследовать  этот  своеобразный
феномен, как вдруг, перескочив через торос, он исчез  из  глаз  товарищей.
Бэлл, шедший за доктором, подбежал к торосу.
   - Где вы, доктор? - с  тревогой  в  голосе  позвал  Бэлл.  Тут  подошли
Гаттерас и Симпсон.
   - Доктор! - крикнул Гаттерас.
   - Я здесь! В яме! - отвечал спокойный голос. - Бросьте мне веревку, и я
тотчас же поднимусь на поверхность земного шара.
   Оказывается, доктор упал в  расщелину  футов  в  десять  глубиной;  ему
протянули веревку, он обвязал ее вокруг талии, и  товарищи  не  без  труда
вытащили его наружу.
   - Вы не ушиблись? - спросил Гаттерас.
   - Ничуть! Что мне  сделается!  -  отвечал  Клоубонни,  стряхивая  снег,
покрывавший его добродушную физиономию.
   - Как же это вас угораздило?
   - Во всем виновата рефракция, - смеясь, ответил  доктор.  -  Вечно  эта
рефракция!  Мне  казалось,  что  надо  перескочить  расщелину  шириной   в
какой-нибудь фут, и вдруг я полетел в яму глубиной в добрых десять  футов.
Уж эти мне оптические  обманы!  Впрочем,  это,  друзья  мои,  единственные
оставшиеся  у  меня  иллюзии.  Однако  освободиться  от  них   мне   будет
трудновато! Запомните же, что нельзя делать ни  одного  шага,  не  нащупав
перед собой почву, потому что в этих местах полагаться на показания чувств
было бы весьма неблагоразумно. Глаза видят здесь  не  то,  что  есть,  уши
слышат невеста что. Нечего сказать, хорошенькая страна!
   - Можем мы идти дальше? - спросил капитан.
   - Идем, Гаттерас, идем!  Это  маленькое  падение  принесло  мне  больше
пользы, чем вреда.
   Отряд продолжал продвигаться на юго-восток.  Вечером,  пройдя  двадцать
пять миль, путешественники остановились; они изнемогали от  усталости,  но
это не помешало доктору подняться  на  вершину  ледяной  горы,  пока  Бэлл
занимался постройкой снежного домика.
   Почти полная луна  ослепительно  сияла  на  безоблачном  небе.  Крупные
звезды переливались яркими  лучами.  С  вершины  ледяной  горы  открывался
необозримый ледяной простор. Хаотически  разбросанные  по  равнине  торосы
самых фантастических форм сверкали в лунных лучах, четко выделяясь на фоне
неба и отбрасывая длинные резкие тени. Они напоминали  своими  очертаниями
то гордые колонны, то развалины неведомого храма, то надгробные  памятники
какого-то огромного, лишенного деревьев кладбища, грустного,  безмолвного,
беспредельного,  где  двадцать   людских   поколений   покоились   вечным,
непробудным сном...
   Несмотря на стужу и  усталость,  доктор  долго  созерцал  эту  картину,
товарищи с трудом его оторвали. Надо  было  подумать  об  отдыхе;  снежный
домик был готов, путешественники забились в него,  как  кроты,  и  тут  же
уснули.
   В ближайшие дни не произошло ничего заслуживающего внимания.  Путь  был
легким или затрудненным, шагали быстро или медленно,  смотря  по  прихотям
погоды, то суровой и холодной, то сырой и  промозглой.  В  зависимости  от
характера местности пользовались мокасинами или лыжами.
   Настало 15 января; луна в последней своей четверти Ненадолго  появилась
на небосклоне; солнце, хотя и не поднималось над горизонтом,  ежедневно  в
течение шести  часов  посылало  слабый  сумеречный  свет,  которого  было,
впрочем, недостаточно, чтобы разглядеть  дорогу.  По-прежнему  приходилось
держать путь по компасу.  Бэлл  шел  впереди,  за  ним  -  Гаттерас,  а  в
арьергарде - доктор и Симпсон. Они старались идти  по  прямой  линии  так,
чтобы видеть одного только Гаттераса, но, несмотря на все усилия,  путники
нередко уклонялись от прямого направления на  тридцать  и  даже  на  сорок
градусов, и тогда вновь приходилось сверяться с компасом.
   15 января, в воскресенье, по подсчетам Гаттераса, отряд уже продвинулся
миль  на  сто  к  югу.  Утром  занялись   починкой   одежды   и   лагерных
принадлежностей. Было совершено и краткое богослужение.
   Тронулись в путь в полдень; мороз был крепкий,  небо  ясное;  термометр
показывал -32ьF (-36ьС).
   Ничто не предвещало перемены погоды. Вдруг с  поверхности  снегов  стал
отделяться густой морозный пар. Мгла поднималась все  выше,  застилая  все
кругом.  Достигнув  высоты  девяноста  футов,  завеса  тумана   неподвижно
застыла. Путешественники потеряли друг  друга  из  вида.  Пар  прилипал  к
одежде и осаждался на меху длинными острыми кристалликами.
   Путешественники были захвачены врасплох этим странным феноменом; прежде
всего им пришла мысль собраться вместе. Тотчас же раздались крики:
   - Эй, Симпсон!
   - Бэлл, сюда!
   - Клоубонни!
   - Доктор!
   - Капитан, где вы?
   Все четверо, вытянув перед собой руки, разыскивали друг друга в  густом
тумане, застилавшем все  перед  глазами.  Больше  всего  их  тревожило  то
обстоятельство, что на оклики не последовало ответа. Можно было  подумать,
что этот пар не пропускает звуков.
   Тогда каждому пришло в голову выстрелить из ружья,  чтобы  подать  друг
другу сигнал к сбору. Но если звук  голоса  оказался  слишком  слабым,  то
выстрелы, наоборот, были чересчур уж сильны; эхо подхватило  их,  и  долго
над  снежной  равниной  гремели  раскаты,  перекатываясь  неясным   гулом,
направление которого невозможно было определить.
   Тогда каждый стал  действовать  сообразно  своему  характеру:  Гаттерас
остановился и, скрестив на груди руки, решил выжидать; Симпсон ограничился
тем, что остановил упряжных собак, правда, это удалось ему не без труда...
Бэлл направился назад,  тщательно  нащупывая  рукой  свои  следы.  Доктор,
наталкиваясь на  глыбы  льда,  падал,  поднимался,  бродил  из  стороны  в
сторону, возвращался по своим следам и окончательно сбился с пути.
   Через пять минут он сказал себе:
   "Однако дело,  выходит,  дрянь!  Странный  климат!  Чересчур  уж  много
сюрпризов! Не знаешь, на что и рассчитывать!  А  как  больно  колются  эти
острые ледяные призмы, черт возьми!"
   - Ау! ау! Капитан! - снова крикнул он.
   Ответа не последовало. На всякий случай доктор снова зарядил ружье,  но
даже сквозь толстые перчатки ствол обжег ему руки. В это  время  Клоубонни
показалось, что в нескольких шагах  от  него  движется  какая-то  огромная
неясная тень.
   - Наконец-то! - воскликнул он. - Гаттерас! Симпсон! Бэлл!  Это  вы?  Да
отвечайте же!
   Послышалось глухое рычание.
   "Эге! Что это такое?" - подумал добряк.
   Огромная тень приближалась; уменьшившись в размерах, она приняла  более
ясные очертания. Страшная мысль промелькнула в голове доктора.
   "Медведь!" - сказал он себе.
   Медведь, видимо, был огромный. Заблудившись  в  тумане,  он  бродил  из
стороны в сторону, рискуя наткнуться на  путешественников,  о  присутствии
которых даже не подозревал.
   "Дело осложняется!" - подумал, останавливаясь, доктор.
   По временам он чувствовал у  себя  на  лице  дыхание  зверя,  но  через
несколько мгновений тот исчезал в тумане; порой медведь подходил  чуть  не
вплотную к доктору; он размахивал лапами и своими страшными  когтями  рвал
на нем шубу. Тогда Клоубонни пятился назад, и движущаяся громада  исчезала
подобно фантасмагории.
   Отступая  перед  врагом,  доктор  вдруг  заметил,  что  почва  начинает
подыматься; цепляясь руками за острые выступы, он вскарабкался на  ледяную
глыбу, потом на другую и стал палкой ощупывать вокруг себя снег.
   "Ледяная гора! - сказал он себе. - Если только мне  удастся  взобраться
на ее вершину - я спасен!"
   Промолвив это, доктор с поразительным проворством взобрался  на  высоту
почти восьмидесяти футов; он поднял  голову  над  поверхностью  застывшего
моря тумана, верхние слои которого выделялись на фоне неба.
   - Прекрасно! - сказал доктор и, оглянувшись по  сторонам,  увидел,  что
его три товарища один за другим вынырнули из пелены тумана.
   - Гаттерас!
   - Клоубонни!
   - Бэлл!
   - Симпсон!
   Эти четыре возгласа раздались почти  одновременно.  Небо  было  озарено
великолепным сиянием, которое бледными лучами серебрило застывший морозный
туман;  вершины  ледяных   гор   сверкали   как   расплавленное   серебро.
Путешественники находились в кольце тумана около ста футов в  поперечнике.
Благодаря прозрачности верхних  слоев  воздуха  и  сильному  морозу  слова
доносились удивительно отчетливо, и путешественники могли беседовать, стоя
на различных  утесах.  Не  получив  ответа  на  выстрелы,  каждый  из  них
постарался подняться выше тумана.
   - Где сани? - крикнул Гаттерас.
   - В восьмидесяти футах под нами, - ответил Симпсон.
   - В исправности?
   - Да.
   - А медведь? - спросил доктор.
   - Какой медведь? - недоумевал Бэлл.
   - Медведь, которого я встретил и который чуть  было  не  размозжил  мне
голову.
   - Медведь! - вскричал Гаттерас. - Спустимся вниз!
   - Не надо, - возразил доктор, - а то  мы  опять  разбредемся,  и  тогда
начинай все сначала!
   - А что, если медведь нападет на собак?.. - сказал Гаттерас.
   В этот миг из тумана послышался лай Дэка, отчетливо долетавший до слуха
путешественников.
   - Это Дэк! -  воскликнул  Гаттерас.  -  Наверно,  что-то  случилось.  Я
спускаюсь!
   В тумане раздавалось разноголосое рычание, лай  и  завыванье,  какой-то
чудовищный концерт. Дэк и гренландские собаки бешено лаяли. Шум  этот  был
похож на гулкое жужжание, в  которое  сливаются  звуки  в  комнате,  стены
которой обложены матрацами.  В  непроглядной  мгле  происходила  невидимая
битва; туман ходил волнами, как море во время борьбы водяных чудовищ.
   - Дэк! Дек! - крикнул капитан, собираясь нырнуть в туман.
   - Погодите, Гаттерас! погодите! - крикнул доктор.  -  Туман  как  будто
начинает рассеиваться.
   Туман не рассеивался, но  медленно  опускался,  как  вода  в  спущенном
пруде. Казалось, пар возвращался на поверхность снегов, где он  зародился.
Сверкающие вершины ледяных гор увеличивались в размерах;  другие  вершины,
до тех пор  погруженные  во  мглу,  выплывали  из  тумана,  подобно  вновь
образовавшимся островам. Вследствие легко объяснимого  оптического  обмана
стоявшим  на  ледяных  утесах   путешественникам   казалось,   будто   они
поднимаются на воздух; на самом же деле под ними понижался уровень тумана.
   Вскоре показалась верхняя часть саней,  затем  упряжные  собаки,  потом
кучка каких-то неведомых зверей, наконец, копошившиеся  громадные  туши  и
прыгающий вокруг Дэк, голова  которого  то  скрывалась  в  застывшем  слое
тумана, то выныривала из него.
   - Песцы! - вырвалось у Бэлла.
   - Медведи! - воскликнул доктор. - Один, три, пять!
   - Наши собаки! наши припасы! - сетовал Симпсон.
   Стая песцов и медведей,  набросившись  на  сани,  уничтожала  продукты.
Голод объединил зверей; собаки яростно лаяли, но грабители не обращали  на
них ни малейшего внимания и продолжали бесчинствовать.
   - Огонь! - крикнул капитан, стреляя в зверей.
   Товарищи  последовали  его  примеру.  Как  только  раздались  выстрелы,
медведи подняли голову и  издали  забавное  хрюканье,  это  был  сигнал  к
отступлению. Они пустились наутек рысцой, более быстрой, однако, чем галоп
лошади, и, сопровождаемые стаей песцов, вскоре скрылись на  севере,  среди
хаоса льдов.



30. ТУР

   Этот характерный для полярных стран феномен  продолжался  три  четверти
часа, следовательно, медведи и песцы могли  вдоволь  поживиться.  Съестные
припасы как раз в пору подкрепили этих  зверей,  изголодавшихся  за  время
суровой зимы. Изодранный  могучими  когтями  брезент  саней,  разбитые,  с
высаженным  дном  ящики  с  пеммиканом,  опустошенные  мешки  с  сухарями,
рассыпанный на снегу чай, бочонок с  рассевшимися  клепками,  ив  которого
вытек   драгоценный   спирт,   лагерные   принадлежности,   изорванные   и
разбросанные в беспорядке, - все свидетельствовало о ярости диких зверей и
об их ненасытной жадности.
   - Вот несчастье! - воскликнул Бэлл, глядя на печальную картину.
   - И, как видно, непоправимое, - добавил Симпсон.
   - Первым делом надо определить размеры урона, - сказал доктор, - а  там
уж потолкуем.
   Гаттерас, не говоря ни слова,  подбирал  разбросанные  ящики  и  мешки.
Собрали пеммикан и годные для пищи сухари. Потеря  целого  бочонка  спирта
была очень чувствительна, потому что без спирта не будет горячих  напитков
- ни чая, ни кофе. Доктор составил опись сохранившихся припасов, установив
потерю двухсот фунтов пеммикана и ста  пятидесяти  фунтов  сухарей.  Итак,
если они будут продолжать путь, то придется  довольствоваться  половинными
порциями.
   Стали обсуждать, как быть дальше. Не вернуться ли на бриг, с тем  чтобы
потом предпринять новую экспедицию? Но не обидно  ли  потерять  пройденные
сто пятьдесят миль? Если  они  вернутся  без  спасительного  топлива,  это
произведет на матросов удручающее впечатление. И кто после этого отважится
пуститься в новый поход по льдам?
   Итак, благоразумие