а  неизвестного.   В
каком-то ослеплении они  стремились  вперед,  и  нетерпение  их  было  так
велико, что  им  хотелось  еще  подогнать  шлюпку.  Гаттерас  держал  руль
неуклонно в одном направлении, и шлюпка  отважно  рассекала  пенившиеся  и
клокотавшие под ветром волны.
   Но близость берегов начинала уже сказываться; повеяло чем-то необычным.
Внезапно туман разошелся, как занавес, разорванный ветром,  и  на  краткое
мгновение на горизонте показался  огромный,  поднимавшийся  к  небу  столб
пламени.
   - Вулкан! Вулкан!..
   Слово это одновременно вырвалось из всех уст. Но фантастическое видение
исчезло, и ветер, перейдя на юго-восток, снова заставил  шлюпку  удалиться
от негостеприимного берега.
   - Проклятие! - вскричал Гаттерас. - Мы находились всего в трех милях от
берега!
   Не в силах противостоять  урагану,  Гаттерас  лавировал  против  ветра,
который налетал бешеными порывами. По временам шлюпка сильно  накренялась,
рискуя  опрокинуться.  Но  всякий  раз,  повинуясь  рулю,  она   неизменно
выпрямлялась, подобно загнанному коню, у которого подкашиваются  ноги,  но
которого всадник взбадривает, натянув узду и вонзая шпоры.
   Гаттерас стоял на корме, его волосы развевались по ветру, твердой рукой
он сжимал румпель; казалось, он был душою этого судна и  слился  с  ним  в
единое целое, как лошадь и человек во времена кентавров.
   Вдруг глазам его предстало ужасное зрелище.
   Не более чем в десяти туазах  на  пенистом  гребне  волны  покачивалась
огромная льдина; она опускалась и поднималась вместе со шлюпкой и  грозила
на нее обрушиться; если бы она задела шлюпку, та сразу пошла бы ко дну.
   К этой опасности присоединилась и другая, не менее грозная: на  льдине,
носившейся по воле волн, приютились белые медведи,  которые  обезумели  от
страха и жались друг к другу.
   - Медведи, медведи! - сдавленным голосом воскликнул Бэлл.
   Тут и остальные заметили зверей.
   Льдина угрожающе раскачивалась и по временам резко наклонялась, так что
медведи валились друг на друга. Их рев сливался с грохотом бури; от  этого
адского концерта бросало в дрожь. Стоило ледяному кораблю опрокинуться,  и
медведи бросились бы к шлюпке, ища на ней спасения.
   Целую четверть  часа,  которая  всем  показалась  вечностью,  шлюпка  и
плавучий зверинец плыли вместе,  то  удаляясь  друг  от  друга  туазов  на
двадцать, то чуть не сталкиваясь.
   Иной раз льдина нависала над шлюпкой, и медведи вполне могли бы на  нее
прыгнуть. Гренландские собаки дрожали от страха; Дэк замер на месте.
   Гаттерас и его товарищи молчали; им даже не приходило в голову взять  в
сторону, чтобы избегнуть опасного соседства, и они упорно  держались  того
же направления.
   Какое-то неизъяснимое чувство, скорее удивление,  чем  страх,  овладело
ими. Они испытывали невольный восторг; грозное зрелище  как  бы  дополняло
величавую картину борьбы стихий.
   Наконец, льдина стала мало-помалу удаляться, гонимая ветром, с  которым
шлюпка боролась при помощи парусов; вскоре она исчезла среди туманов, лишь
по временам ее чудовищный экипаж заявлял о себе отдаленным рычанием.
   Но тут ураган  налетел  с  удвоенной  яростью.  Кругом  все  слилось  в
неописуемом ревущем хаосе. Выхваченная из воды шлюпка вдруг завертелась  с
головокружительной быстротой. Парус сорвало, и он унесся  во  мглу,  точно
громадная белая птица. Среди волн образовалась гигантская воронка - своего
рода  Мальстрим;  подхваченная  водоворотом,  шлюпка   неслась   с   такой
скоростью, что водяные слои  казались  кругом  неподвижными,  хотя  бешено
вращались.  Мало-помалу  она  погружалась  в  пучину.   Казалось,   бездна
всасывала мореплавателей жадной пастью, стремясь проглотить их живьем.
   Все пятеро вскочили на  ноги  и  дико  озирались  по  сторонам.  Голова
кружилась. Бездна смутно притягивала их...
   Вдруг  шлюпка  вздыбилась,  как  бы  выпрыгнув  из   ужасной   воронки.
Центробежная сила вырвала ее из бешеного водоворота, и  она  помчалась  по
касательной с быстротой снаряда.
   Альтамонт, доктор, Джонсон и Бэлл свалились с  банок.  Поднявшись,  они
увидели, что Гаттераса нет в шлюпке.
   Было два часа ночи.



23. ЗНАМЯ АНГЛИИ

   Когда мореплаватели пришли в себя, из груди у них вырвался вопль.
   - Гаттерас! - вскричал доктор.
   - Пропал! - в один голос воскликнули Джонсон и Бэлл.
   - Погиб!
   Они огляделись по сторонам. На поверхности бурного моря ничего не  было
видно. Дэк отчаянно лаял, он хотел броситься в  море,  и  Бэллу  с  трудом
удалось его удержать.
   - Садитесь за руль, Альтамонт, - сказал доктор. - Чего  бы  ни  стоило,
будем спасать нашего несчастного капитана.
   Джонсон и Бэлл  заняли  свои  места  на  банках,  Альтамонт  взялся  за
румпель, и шлюпка снова стала к ветру.
   Джонсон и Бэлл изо всех сил налегали на  весла;  целый  час  шлюпка  не
покидала места катастрофы. Но все поиски оказались напрасными.  Несчастный
Гаттерас погиб, - он был унесен ураганом.
   Погиб! И так близко к цели!  Так  близко  от  полюса,  на  который  ему
удалось только мельком взглянуть!
   Клоубонни звал, кричал, стрелял из ружья; Дэк присоединил свой жалобный
лай к зову доктора, но ответа не было. Глубокая скорбь овладела  доктором,
он уронил голову на руки, и товарищи услыхали, как он рыдает.
   До берега было далеко, и, не имея под руками ни весла, ни куска дерева,
Гаттерас  не  мог  живым  добраться  до  суши,   только   его   распухший,
изуродованный труп достигнет желанного материка.
   Убедившись, что поиски напрасны, мореплаватели решили  продолжать  путь
на север, борясь с последними порывами бури.
   Одиннадцатого июля в пять часов утра ветер улегся; волнение мало-помалу
стихло, небо вновь обрело полярную ясность, и на  расстоянии  каких-нибудь
трех миль берег предстал во всем своем величии.
   Это был остров, или, вернее, вулкан, возвышавшийся, подобно  маяку,  на
Северном полюсе мира.
   Огнедышащая гора извергала фонтаном камни и накаленные  добела  обломки
скал; казалось, она  ритмически  сотрясалась,  и  это  напоминало  дыхание
гиганта. Выброшенные массы шлаков взлетали высоко на воздух в снопе яркого
пламени; лава потоками стекала по склонам горы. Огненные  змеи  извивались
среди дымящихся скал; горящие водопады падали  в  багровом  тумане;  сотни
огненных ручьев сливались в пылающую реку, которая с шипением изливалась в
кипящую пучину.
   Казалось, вулкан имел только один кратер, откуда вырывался столб  огня,
прорезанный зигзагами молний. Электричество, по-видимому,  играло  немалую
роль в этом величественном явлении.
   Над волновавшимся пламенем колыхался гигантский султан дыма, багровый у
основания, черный вверху; он величаво вздымался к  небу,  и  клубы  далеко
расплывались черными завитками.
   Небо над вулканом было пепельного оттенка; теперь стало ясно, что мгла,
царившая во время бури и казавшаяся  доктору  необъяснимой,  была  вызвана
клубами пепла, застилавшего  солнце  непроницаемой  завесой.  Явление  это
напомнило Клоубонни аналогичный феномен, имевший  место  в  1812  году  на
острове Барбадосе, который среди белого дня погрузился в глубокий мрак,  -
столько пепла было выброшено вулканом острова святого Викентия.
   Огромная огнедышащая гора,  вставшая  перед  путешественниками  посреди
океана, была высотой в тысячу туазов, то есть не меньше Геклы.
   Линия, проведенная  от  вершины  горы  к  ее  основанию,  составляла  с
горизонтом угол около одиннадцати градусов.
   По мере приближения к берегу гора как бы выплывала из волн. На  ней  не
было заметно  ни  малейших  признаков  растительности.  Казалось,  даже  и
побережья не было; крутые склоны обрывались в море.
   - Удастся ли нам пристать? - спросил доктор.
   - Ветром нас несет прямо к острову, - ответил Альтамонт.
   - Но берег такой крутой, что решительно негде высадиться!
   - Так только издали кажется, - заметил Джонсон.  -  Во  всяком  случае,
место для шлюпки найдется. А это все, что нам нужно.
   - Попробуем, - печально промолвил доктор.
   Клоубонни  даже   не   хотелось   смотреть   на   необычайный   остров,
поднимавшийся перед  ним.  Полюс  находился  именно  здесь,  но  человека,
открывшего эту землю, уже не было в живых.
   В пятистах шагах от прибрежных скал море словно  кипело  под  действием
подземного огня. Остров, который оно омывало, имел в окружности не  больше
девяти или десяти миль; если земная ось и не проходила через него, то  все
же он должен был находиться у самого полюса.
   Приближаясь к берегу, мореплаватели заметили  крохотную  бухточку,  где
шлюпка вполне могла бы приютиться. Они тотчас же направились туда, хотя  и
боялись увидеть тело капитана, выброшенное бурей на скалы.
   Однако было мало шансов, что труп  будет  выброшен  на  берег.  Ведь  у
острова почти не было побережья, и морские  волны  дробились  об  отвесные
утесы. Толстый слой пепла, на который от века не  ступала  нога  человека,
покрывал скалы выше уровня, до которого достигали волны прибоя.
   Наконец, шлюпка проскользнула в узкий проход между двумя  рифами,  чуть
выступавшими над водой, и вошла в бухту; там она была вполне  защищена  от
прибоя.
   Жалобный вой Дэка усилился; несчастный пес как  бы  призывал  капитана,
требовал его у безжалостного моря, у безответных скал. Доктор гладил  его,
пытаясь успокоить, как вдруг верный пес,  как  бы  желая  заменить  своего
хозяина, сделал огромный прыжок и первым очутился на  скале;  вокруг  него
поднялось целое облако пепла.
   - Дэк! Дэк! сюда! - кричал Клоубонни.
   Но Дэк не слышал зова и быстро скрылся  из  виду.  Мореплаватели  стали
высаживаться; очутившись на берегу, они надежно закрепили шлюпку.
   Альтамонт хотел было подняться на  огромную  груду  камней,  как  вдруг
невдалеке раздался необычайно энергичный лай Дэка, выражавший скорее горе,
чем гнев.
   - Слушайте! - сказал доктор.
   - Наверно, напал на след какого-нибудь животного, - заметил боцман.
   - О нет! - содрогнувшись, ответил Клоубонни. - Это жалобный  вой,  -  в
нем слышатся слезы. Он нашел тело Гаттераса...
   При этих словах все четверо бросились бежать сквозь вихрь  ослеплявшего
их пепла по следам Дэка; они спустились к небольшой бухте, где на  полоске
низкого берега шириною футов в десять неприметно замирали волны прибоя.
   Дэк лаял, стоя возле трупа, закутанного в английский флаг.
   - Гаттерас! Гаттерас! - вскричал доктор, бросаясь к телу своего друга.
   Вдруг Клоубонни испустил громкий крик.
   Окровавленное, по-видимому, безжизненное тело вздрогнуло под его рукой.
   - Он жив! жив! - вскричал доктор.
   - Да, - отозвался слабый голос. - Я жив и нахожусь у полюса, куда  меня
выбросила буря! На острове Королевы!
   - Ура! Да здравствует Англия! - крикнули все пятеро в один голос.
   - Да здравствует  Америка!  -  добавил  доктор,  протягивая  одну  руку
Гаттерасу, а другую Альтамонту.
   Дэк тоже кричал "ура" на свой манер, но ничуть не хуже остальных.
   В первые минуты эти славные люди не  помнили  себя  от  счастья,  найдя
живым товарища, которого уже  оплакивали;  радостные  слезы  застилали  им
глаза.
   Доктор осмотрел Гаттераса. К  счастью,  капитан  не  получил  серьезных
ушибов. Его отнесло ветром к острову, но  достигнуть  берега  было  крайне
трудно; несколько раз отважного моряка уносило волнами в море, наконец ему
удалось, собрав остаток сил, выбраться на сушу.
   Завернувшись в национальный флаг, он потерял сознание и пришел  в  себя
только от ласк и лая Дэка.
   Когда ему была оказана первая помощь, Гаттерас смог подняться на  ноги;
опираясь на руку доктора, он направился к шлюпке.
   - Полюс! Северный полюс! - повторял он дорогой.
   - Как вы счастливы, Гаттерас! - говорил Клоубонни.
   - Да, счастлив! А разве вы сами,  друг  мой,  не  счастливы?  Разве  не
радуетесь, что мы находимся здесь? Ведь земля, на которой мы стоим,  лежит
у полюса! Пройденное нами море примыкает  к  полюсу!  Воздух,  которым  мы
дышим, - атмосфера полюса! О, Северный полюс, Северный полюс!
   Гаттерас говорил, задыхаясь от волнения;  он  был  словно,  в  горячке,
доктор тщетно старался его  успокоить.  Глаза  капитана  горели  необычным
огнем; мысли  так  и  кипели  у  него  в  голове.  Доктор  приписывал  это
чрезмерное возбуждение страшным опасностям, перенесенным Гаттерасом.
   Капитан явно нуждался в отдыхе; поэтому его товарищи стали  подыскивать
удобное для привала место.
   Альтамонт вскоре нашел среди хаотического нагромождения глыб  небольшую
впадину, своего рода пещеру. Джонсон  и  Бэлл  принесли  туда  продукты  и
спустили на берег гренландских собак.
   К одиннадцати часам все было уже готово. Разостланная на земле  палатка
служила скатертью; завтрак, состоявший из пеммикана, солонины, кофе и чая,
был сервирован и требовал только одного, - чтобы его съели.
   Но прежде всего Гаттерас захотел  определить  географическое  положение
острова.
   Доктор  и  Альтамонт  взяли  инструменты   и,   произведя   наблюдения,
установили, что пещера находится под 89ь59'15" северной широты.  Под  этой
широтой долгота уже не имела значения, так как все меридианы  пересекались
в точке, находившейся на несколько сот футов выше.
   Итак, остров действительно  лежал  у  Северного  полюса,  и  девяностый
градус северной широты, отстоявший  от  их  пещеры  всего  на  сорок  пять
секунд, или на три четверти мили, проходил через вершину вулкана.
   Узнав  результаты  наблюдения,  Гаттерас  потребовал,  чтобы  они  были
занесены в протокол; он будет написан в двух экземплярах, один из  которых
оставят в возведенном на берегу туре.
   Доктор вооружился пером и составил следующий документ,  один  экземпляр
которого в настоящее время хранится в архиве Королевского  географического
общества в Лондоне.

   "11 сего июля 1861 года капитан Гаттерас, командир судна  "Форвард"  из
Ливерпуля, открыл  остров  Королевы  у  Северного  полюса,  под  89ь59'15"
северной широты. Настоящий документ подписан капитаном  Гаттерасом  и  его
товарищами.
   Нашедшего этот документ просят доставить его в адмиралтейство.
   Подписали: Джон Гаттерас - командир судна "Форвард", доктор  Клоубонни,
Альтамонт - капитан судна "Порпойз", Джонсон - боцман, Бэлл - плотник".

   - А теперь, друзья мои, - за стол! - весело провозгласил доктор.



24. КУРС ПОЛЯРНОЙ КОСМОГРАФИИ

   Нечего и говорить, что,  для  того  чтобы  сесть  за  стол,  надо  было
опуститься на землю.
   - Кто не отдал бы, - сказал доктор, - все обеды и все столовые  в  мире
за  обед  под  восемьюдесятью  девятью  градусами,  пятьюдесятью   девятью
минутами и пятнадцатью секундами северной широты!
   Путешественники только и думали, что о своем настоящем положении; у них
не выходил из головы  Северный  полюс.  Опасности,  перенесенные  для  его
достижения, невзгоды, с которыми придется бороться на обратном пути, - все
было забыто в упоении неслыханным успехом. Осуществилось то, чего не могли
совершить ни древние, ни новейшие народы, ни европейцы, ни американцы,  ни
азиаты!
   Поэтому  товарищи  доктора  внимательно  слушали  его,  когда  он  стал
делиться с ними своими познаниями, сообщая им сведения о Северном полюсе.
   Клоубонни с искренним восторгом предложил первый тост в честь капитана.
   - За здоровье Джона Гаттераса! - воскликнул он.
   - За здоровье Джона Гаттераса! - хором повторили товарищи.
   - За Северный полюс! -  ответил  капитан  с  необычайным  возбуждением,
которое так не вязалось с его обычной холодностью и сдержанностью.
   Чокнулись кружками, и за тостами последовали горячие рукопожатия.
   - Итак, - заявил доктор, -  совершилось  самое  замечательное  открытие
нашей эпохи! Кто бы мог Подумать,  что  Северный  полюс  будет  исследован
раньше некоторых областей Центральной Африки или Австралии?  Гаттерас,  вы
стали выше всех Стенли, Ливингстонов,  Бертонов  и  Бартов!  Честь  вам  и
слава!
   - Вы правы, доктор, - сказал Альтамонт.  -  Принимая  во  внимание  все
трудности такого предприятия, можно было думать, что Северный полюс  будет
открыт в последнюю очередь. Если бы какое-нибудь правительство захотело во
что бы то ни стало исследовать Центральную Африку, - это ему несомненно бы
удалось при известных жертвах деньгами и людьми. Но когда направляешься  к
Северному полюсу, разве можно быть уверенным в успехе? Ведь  всегда  можно
ожидать непреодолимых препятствий.
   - Какие там непреодолимые препятствия! - горячо воскликнул Гаттерас.  -
Непреодолимых препятствий не существует. Человеческая воля одолеет все  на
свете!
   - Как бы там ни было, мы находимся у полюса, а это  главное,  -  заявил
Джонсон. - Скажете ли вы, наконец,  доктор,  что  особенного  представляет
Северный полюс?
   - Прежде всего то, дорогой Джонсон, что только эта точка  земного  шара
остается неподвижной, между тем как все другие  вращаются  с  большей  или
меньшей скоростью.
   - Однако я не замечаю, - ответил Джонсон, - чтобы мы были  здесь  более
неподвижными, чем в Ливерпуле.
   - Как в Ливерпуле, так и здесь вы не замечаете движения  Земли,  потому
что движетесь или остаетесь в покое вместе  с  ней.  Но  все  же  факт  не
подлежит сомнению. Земля совершает в двадцать четыре  часа  полный  оборот
вокруг своей оси, концы которой проходят через Северный  и  Южный  полюсы.
Таким образом, мы находимся на одном конце этой неподвижной оси.
   - Значит, в то время как наши земляки  быстро  вращаются,  мы  спокойно
остаемся на месте? - спросил Бэлл.
   - Почти на месте, потому что мы не находимся на самом полюсе.
   - Вы правы, доктор, - покачав головой, серьезно проговорил Гаттерас.  -
До полюса остается еще сорок пять секунд!
   - Это такая малость, - сказал Альтамонт, - что мы можем считать себя  в
состоянии неподвижности.
   - Да, - сказал Клоубонни, - а между тем обитатели любой точки  экватора
делают триста девяносто шесть лье в час.
   - И при этом ничуть не устают! - в удивлении воскликнул Бэлл.
   - Совершенно верно, - ответил доктор.
   - Однако, - продолжал Джонсон. - Земля вращается не только вокруг своей
оси, но и вокруг Солнца?
   - Да, за год Земля, двигаясь  поступательно,  совершает  оборот  вокруг
Солнца.
   - А что, это движение Земли быстрее, чем вращение вокруг оси? - спросил
Бэлл.
   - Неизмеримо быстрее! Хотя мы  и  находимся  у  полюса,  поступательное
движение увлекает нас,  как  и  всех  остальных  обитателей  Земли.  Таким
образом,  наша  предполагаемая  неподвижность  не  более  как  химера.  Мы
неподвижны относительно других точек  земного  шара,  но  не  относительно
Солнца.
   - А я-то думал, что нахожусь в полной  неподвижности!  -  с  комической
досадой воскликнул Бэлл. - Попал пальцем в небо. Положительно, в этом мире
нигде не найдешь ни минуты покоя.
   - Твоя правда, Бэлл, - сказал Джонсон. - Не скажете ли, доктор,  какова
скорость этого поступательного движения?
   - Она очень велика, - ответил доктор. - Земля движется вокруг Солнца  в
семьдесят  шесть  раз  быстрее  двадцатичетырехфунтового   ядра,   которое
пролетает сто девяносто пять туазов в секунду. Следовательно, она движется
со скоростью семи и шести десятых лье в  секунду.  Как  видите,  это  куда
быстрее, чем вращение любой точки экватора.
   - Черт возьми! - воскликнул Бэлл. - Прямо не  верится,  доктор!  Больше
семи лье в секунду! Неужели господь бог  не  мог  сделать  так,  чтобы  мы
оставались неподвижными!
   - Будет вам, Бэлл! -  сказал  Альтамонт.  -  Вы  сами  не  знаете,  что
говорите. Ведь в таком случае не было бы ни дня,  ни  ночи,  ни  лета,  ни
весны, ни осени, ни зимы.
   - Не говоря уже о других еще  более  ужасных  последствиях,  -  добавил
Клоубонни.
   - Каких же именно? - спросил Джонсон.
   - Да мы упали бы на Солнце.
   - На Солнце? - переспросил в изумлении Бэлл.
   - Без сомнения. Если бы Земля  вдруг  остановилась,  она  упала  бы  на
Солнце, правда через шестьдесят четыре с половиной дня.
   - Вот так падение, которое длится шестьдесят