скоплениям пемзы,  шлаков,  пепла  и  извергнутых
пород, напоминающих сиенит и исландский гранит.
   Клоубонни высказал  предположение,  что  островок  возник  сравнительно
недавно, ибо там еще не успели образоваться осадочные отложения.
   Воды на острове тоже не было. Если бы остров Королевы  существовал  уже
несколько столетий, то из его недр, вероятно, били бы горячие  ключи,  как
это обыкновенно бывает в окрестностях  вулканов.  Однако  на  островке  не
только не было  ни  капли  воды,  но  даже  испарения,  поднимавшиеся  над
потоками лавы, казались совершенно безводными.
   Итак, остров, несомненно, был новейшей  формации,  и  как  он  внезапно
выступил  из  лона  вод,  так  мог  и  исчезнуть  в  любой  момент,  снова
погрузившись в недра океана.
   Восхождение становилось все более трудным и опасным, склоны все  круче.
На каждом шагу приходилось  остерегаться  обвалов.  Иной  раз  туча  пепла
грозила задушить смельчаков; нередко  потоки  лавы  преграждали  им  путь.
Кое-где на горизонтальных площадках лава успела остыть и покрылась твердой
корой, под которой  текла  расплавленная  масса.  Приходилось  то  и  дело
зондировать почву, чтобы не провалиться в огненный поток.
   Время от времени кратер выбрасывал докрасна раскаленные  обломки  скал;
иные разрывались в воздухе подобно бомбам, и их осколки разлетались во все
стороны.
   Понятно, с какими опасностями было  сопряжено  восхождение  на  вулкан.
Нужно было быть безумцем, чтобы отважиться на это.
   Однако Гаттерас поднимался с удивительным проворством и  отвагой,  даже
без помощи окованной железом палки взбираясь на почти отвесные уступы.
   Вскоре он добрался до  вершины  круглого  утеса,  представлявшей  собой
что-то вроде площадки шириной около десяти футов. Скалу окружала  огненная
река, которую выступ разделял на два рукава; таким образом, оставался лишь
узкий проход, в который смело проскользнул Гаттерас.
   Тут он остановился, и товарищи подошли к  нему.  Казалось;  он  измерял
взглядом пространство,  которое  еще  оставалось  пройти.  По  горизонтали
путешественники находились всего в ста  туазах  от  кратера,  то  есть  от
математической точки полюса; но по  вертикали  до  полюса  оставалось  еще
более тысячи пятисот футов.
   Подъем продолжался уже добрых три часа; Гаттерас,  по-видимому,  ничуть
не устал, но спутники его выбились из сил.
   Вершина вулкана казалась недоступной. Доктор решил  во  что  бы  то  ни
стало удержать Гаттераса. Он пробовал подействовать на капитана  разумными
доводами,  но  возбуждение,  охватившее  Гаттераса,  перешло  в  настоящее
безумие. По дороге у него стали  обнаруживаться  признаки  помешательства;
это бросалось в глаза людям, хорошо знавшим капитана и наблюдавшим  его  в
различные периоды его жизни. По мере  того  как  Гаттерас  поднимался  над
уровнем моря, возбуждение его возрастало" он уже не жил в мире людей;  ему
чудилось, что он растет и скоро сравняется ростом с горой.
   - Довольно, Гаттерас! - воскликнул доктор. - Мы изнемогаем.
   - Оставайтесь здесь, - каким-то странным голосом ответил Гаттерас, -  а
я пойду дальше.
   - Зачем? Вы и без того находитесь у самого полюса.
   - Нет, нет! Полюс выше!
   - Друг мой, это я говорю вам, я - доктор Клоубонни. Разве вы не узнаете
меня?
   - Выше, выше! - повторял безумец.
   - Так нет же! Мы не допустим...
   Доктор не успел окончить эту фразу, как Гаттерас, сделав нечеловеческое
усилие, перепрыгнул через поток кипящей лавы и исчез из глаз товарищей.
   Все вскрикнули, решив, что  Гаттерас  упал  в  огненную  реку;  но  вот
капитан показался на  другом  берегу  в  сопровождении  Дэка,  который  не
расставался со своим хозяином.
   Гаттерас скрылся за пеленой дыма,  слышался  только  его  замиравший  в
отдалении голос.
   - На север, на север! - кричал он. - На вершину горы Гаттераса! Помните
гору Гаттераса!
   Нечего было и думать добраться до безумца, было двадцать шансов  против
одного, что  другие  погибнут  там,  где  удалось  пробраться  капитану  с
нечеловеческой ловкостью помешанного. Не было возможности ни  перейти,  ни
обойти огненный поток. Напрасно старался Альтамонт перебраться  на  другую
сторону; он едва не погиб в клокочущей  лаве,  и  товарищи  с  трудом  его
удержали.
   - Гаттерас! Гаттерас! - звал доктор.
   Но капитан  продолжал  подниматься,  и  только  еле  слышный  лай  Дэка
раздавался в ответ.
   По временам капитан появлялся в  клубах  дыма,  под  дождем  пепла.  То
выступала его голова, то руки, затем он  снова  исчезал  и  появлялся  уже
выше, на уступе скалы. Он быстро уменьшался в размерах, как летящий кверху
предмет. Через полчаса его фигура уменьшилась уже наполовину.
   Кругом стоял глухой гул; гора гремела и пыхтела, как  котел  с  кипящей
водой; бока ее вздрагивали. Гаттерас поднимался все выше и  выше.  За  ним
следовал Дэк.
   Иной раз где-то совсем близко срывался  обвал;  огромная  глыба  летела
вниз со все возрастающей скоростью, подпрыгивая на гребнях скал, и  падала
в пучину полярного океана.
   Гаттерас даже не оглядывался. Он  привязал  английское  знамя  к  своей
палке, как к древку. Потрясенные  товарищи  следили  за  каждым  движением
капитана. Гаттерас казался совсем маленьким, а Дэк не больше крысы.
   Был момент, когда ветер швырнул в их сторону пламя  и  оно  закрыло  их
багровой завесой.  У  доктора  вырвался  крик  ужаса,  но  Гаттерас  снова
появился, размахивая знаменем.
   Более часа продолжался этот ужасный подъем. Казалось, безумец  совершал
невозможное, борясь с качающимися утесами, переправляясь через  засыпанные
пеплом  рытвины,  куда  иной  раз  он  проваливался   по   пояс.   Он   то
приподнимался, упираясь коленями и спиною в выступы скалы, то,  уцепившись
руками за острый гребень, качался на ветру, как высохший пучок травы.
   Наконец, он добрался до вершины вулкана, до самого  кратера.  Клоубонни
надеялся, что несчастный, достигнув своей  цели,  повернет  назад,  и  ему
придется испытать только опасности, связанные со спуском.
   - Гаттерас, Гаттерас! - в последний раз крикнул он.
   Призыв доктора до глубины души взволновал Альтамонта.
   - Я спасу капитана! - крикнул он.
   Американец одним махом перепрыгнул через огненный поток, рискуя  упасть
в него, и исчез среди скал.
   Доктор не успел остановить Альтамонта.
   Поднявшись на вершину, Гаттерас пошел вдоль  скалы,  поднимавшейся  над
пропастью. Камни дождем сыпались вокруг капитана,  Дэк  следовал  за  ним.
Казалось,  бедное  животное   испытывало   притяжение   бездны.   Гаттерас
размахивал знаменем,  озаренным  огненными  отблесками,  и  красная  ткань
широкими складками развевалась над жерлом кратера.
   Одной рукой он потрясал знаменем, а другой указывал на зенит, на  полюс
небесной сферы. Казалось, он  был  в  нерешительности.  Он  искал  глазами
математическую точку, в которой пересекаются все  земные  меридианы  и  на
которую с непонятным упорством хотел ступить ногой.
   Вдруг скала рухнула  под  ним.  Гаттерас  исчез.  Отчаянный  вопль  его
товарищей долетел до вершины горы. Прошла секунда - целое столетие! Доктор
уже решил, что его друг погиб, навсегда исчез в жерле вулкана.
   Но в тот момент, когда Гаттерас уже падал в пропасть, к  нему  подоспел
Альтамонт и подхватил его. Через полчаса убитые горем  товарищи  несли  на
руках потерявшего сознание капитана "Форварда".
   Когда он пришел в себя, доктор  стал  с  тревогой  вглядываться  ему  в
глаза. Но Гаттерас смотрел на него невидящим взглядом, как слепой.
   - Великий боже! - вскричал Джонсон. - Да он ослеп!
   - Нет! - ответил доктор. - Друзья мои, мы спасли только тело Гаттераса.
Его душа осталась на вершине вулкана. Рассудок его помрачился.
   - Он помешался! - в ужасе воскликнули Джонсон и Альтамонт.
   - Да, - ответил Клоубонни.
   И крупные слезы покатились у него из глаз.



26. ОБРАТНЫЙ ПУТЬ НА ЮГ

   Такова была печальная развязка похождений капитана Гаттераса. Через три
часа доктор, Альтамонт и двое моряков сидели в пещере у подошвы вулкана.
   Необходимо было принять какое-то решение. Спросили мнение доктора.
   - Друзья мои, - сказал  он,  -  не  следует  задерживаться  на  острове
Королевы. Перед нами свободное море; провизии у нас достаточно. Мы  должны
как можно скорее добраться до форта  Провидения,  там  мы  и  пробудем  до
весны.
   - Я тоже так думаю, - ответил Альтамонт. - Ветер попутный, и завтра  же
выйдем в море.
   Грустно закончился этот день. Безумие капитана подействовало удручающе;
всем четверым становилось жутко при мысли о том, что им предстоит обратный
путь, и они остро чувствовали свое одиночество и затерянность  в  полярной
пустыне. Они не обладали бесстрашным духом Гаттераса.
   Но скоро к ним вернулось мужество, они решили не сдаваться и  до  конца
бороться со стихиями, а если нужно, то и с собственной слабостью.
   На другой день, в  субботу,  тринадцатого  июля,  на  шлюпку  погрузили
лагерные принадлежности. Приближался момент отплытия.
   Но, прежде чем навсегда покинуть эту скалу,  доктор,  исполняя  желание
Гаттераса, поставил тур на том  самом  месте,  где  капитан  высадился  на
берег. Тур был сложен из больших каменных глыб и  мог  послужить  отличной
приметой в случае, если бы вулкан пощадил его во время извержений.
   На одном из боковых камней Бэлл высек долотом краткую надпись:

   ДЖОН ГАТТЕРАС - 1861 г.

   Копия документа, свидетельствовавшего  о  великом  открытии  Гаттераса,
была  вложена  в  металлический,  герметически  закупоренный   цилиндр   и
оставлена внутри тура на пустынной скале.
   Итак, четверо путешественников, а с ними  капитан  -  жалкое  тело,  от
которого, казалось, отлетел дух, и его верный Дэк,  печальный  и  понурый,
отправились в путь. Было десять часов утра. Подняли новый парус, сделанный
из палатки. Шлюпка покинула остров Королевы при  попутном  ветре;  вечером
доктор встал на банку и сказал  последнее  прости  пылавшей  вдалеке  горе
Гаттераса.
   Переход совершился очень быстро, плавание по свободному ото льдов  морю
не представляло затруднений. Казалось, удаляться от  полюса  было  гораздо
легче, чем приближаться к нему.
   Но Гаттерас не сознавал происходящего вокруг него; он лежал  в  шлюпке,
немой, с потухшим взглядом, скрестив на груди руки; Дэк  свернулся  у  его
ног. Напрасно доктор обращался к капитану: Гаттерас даже не слышал его.
   Сорок восемь часов дул попутный ветер,  по  морю  ходила  легкая  зыбь.
Доктор и его товарищи отдались на волю северного ветра.
   Пятнадцатого июля  они  увидели  на  юге  гавань  Альтамонта.  Так  как
полярный океан освободился ото льдов на всем своем протяжении, то,  вместо
того чтобы пересекать  Новую  Америку  на  санях,  путешественники  решили
обогнуть ее и морем добраться до залива Виктории.
   Плавание закончилось быстро и благополучно. Путь, который они проделали
на санях в пятнадцать дней, теперь  занял  всего  восемь  суток,  хотя  им
пришлось огибать сильно изрезанные берега, очертания которых они тщательно
нанесли на карту. В понедельник двадцать третьего июля они прибыли в залив
Виктории.
   Шлюпку поставили на якорь у берега и поспешили к форту  Провидения.  Но
что же они увидели! Дом доктора, склады, пороховой  погреб,  укрепления  -
все растаяло под лучами летнего солнца, а продукты были  расхищены  дикими
зверями.
   Печальное, удручающее зрелище!
   Съестные  припасы  путешественников  уже  приходили  к  концу,  и   они
надеялись пополнить их в форте Провидения. Было ясно, что здесь невозможно
зимовать. Долго думать было нечего, и решили кратчайшим путем  направиться
к Баффинову заливу.
   - Ничего другого не остается, - сказал доктор. -  Отсюда  до  Баффинова
залива меньше шестисот миль. Мы будем плыть до тех  пор,  пока  под  килем
будет  вода,  войдем  в  пролив  Джонса  и  оттуда  доберемся  до  датских
поселений.
   - Да, - ответил Альтамонт. - Соберем остатки припасов и в путь!
   После  тщательных  поисков  путешественники  нашли  несколько  случайно
уцелевших ящиков пеммикана и два бочонка мясных консервов.  Теперь  у  них
было продуктов на  шесть  недель  и  достаточное  количество  пороха.  Все
припасы быстро сложили в одно место; весь день конопатили  и  приводили  в
порядок шлюпку. На другой день, двадцать четвертого июля,  снова  вышли  в
море.
   Около восемьдесят третьего градуса широты берег отклонялся  к  востоку.
Возможно, что материк  соединялся  с  землями,  известными  под  названием
земель  Гриннелла,  Эллесмера  и  Северного  Линкольна,   прилегающими   к
Баффинову заливу. Можно было думать, что пролив  Джонса,  подобно  проливу
Ланкастера, ведет во внутренние моря.
   Шлюпка быстро продвигалась вперед, без труда  избегая  плавучих  льдин.
Предвидя возможные задержки в пути, Клоубонни решил  наполовину  уменьшить
паек. Путешественники не слишком уставали, и все были здоровы.
   Впрочем, по временам они стреляли уток, гусей и кайр и получали свежую,
здоровую пищу. Запас воды легко пополняли, откалывая куски от попадавшихся
на пути пресных льдин. Путешественники не удалялись  от  берега,  так  как
шлюпка не могла идти в открытом море.
   Уже начинались морозы. Дождливая погода  сменялась  снежной  и  хмурой;
солнце начало  касаться  линии  горизонта  и  с  каждым  днем  все  глубже
погружалось в море. Тридцатого июля в первый раз потеряли из виду  солнце,
то есть на несколько минут наступила ночь.
   Впрочем, шлюпка шла быстро и нередко за сутки делала от шестидесяти  до
шестидесяти пяти миль. Мореплаватели  не  останавливались  ни  на  минуту,
зная, какие трудности и препятствия ждут их на суше. А между  тем  проливы
должны были вскоре замерзнуть; то там, то сям уже нарастал молодой лед.  В
полярных странах зима наступает вслед за летом, там не бывает ни весны, ни
осени. Необходимо было торопиться.
   Тридцать первого июля небо на закате солнца  было  ясное,  и  появились
первые звезды находившихся  в  зените  созвездий.  С  этого  дня  начались
беспрерывные туманы, значительно замедлявшие плавание.
   Доктора очень тревожило приближение зимы. Он знал, с какими трудностями
боролся сэр Джон Росс, стараясь войти в Баффинов  залив  после  того,  как
покинул свой корабль. После первой же попытки пройти дальше этот  отважный
моряк должен был вернуться на свое судно и зазимовать в четвертый раз.  Но
по крайней мере у него  был  приют  на  суровое  время  года,  провизия  и
топливо.
   Если бы такая же беда  постигла  наших  путешественников,  если  бы  им
пришлось остановиться или  вернуться  назад,  они  бы,  конечно,  погибли.
Доктор не  говорил  о  своих  опасениях  товарищам,  но  поторапливал  их;
необходимо было пройти как можно дальше на запад.
   Наконец, пятнадцатого августа, после тридцатидневного довольно удачного
плавания и двух суток, проведенных в борьбе  со  льдами,  скоплявшимися  в
проходах, -  едва  не  погубив  при  этом  свою  шлюпку,  -  мореплаватели
окончательно остановились; дальше  плыть  было  невозможно.  Море  повсюду
замерзло, и термометр за последние дни не поднимался выше +15ьF (-9ьС).
   Впрочем,   постоянно   попадавшиеся   закругленные   плоские   камешки,
обточенные прибоем,  указывали  на  близость  побережья  на  севере  и  на
востоке. Нередко встречался также пресный лед.
   Альтамонт  с  большой  точностью  произвел  наблюдения,  давшие  77ь15'
северной широты и 82ь02' западной долготы.
   - Итак, - сказал доктор, - вот где мы находимся. Мы достигли  Северного
Линкольна, как раз у мыса Эдена. Мы входим в пролив  Джонса.  Если  бы  мы
прибыли сюда на несколько дней раньше, пролив, вероятно, был  бы  свободен
ото льдов до самого Баффинова залива. Но нам стыдно жаловаться на  судьбу.
Если бы мой бедный Гаттерас встретил раньше такое легкопроходимое море, он
быстро поднялся бы к полюсу, товарищи не покинули бы его, и он не  лишился
бы рассудка от тяжелых переживаний.
   - В таком случае, - сказал Альтамонт,  -  нам  остается  одно:  бросить
шлюпку и на санях добраться до восточного берега Земли Линкольна.
   - Бросить шлюпку и прибегнуть к саням, - это так, - ответил  Клоубонни,
-  но,  вместо  того  чтобы  идти  через  Землю  Линкольна,  я   предлагаю
переправиться по льду через пролив Джонса  и  выйти  на  берега  Северного
Девона.
   - А почему? - спросил Альтамонт.
   - Потому что, чем ближе мы будем к проливу Ланкастера, тем больше будет
у нас шансов повстречать китобоев.
   -  Вы  правы,  доктор,  хотя  я  боюсь,  что  льдины  еще  недостаточно
смерзлись, и по ним нельзя будет идти.
   - Что ж, попробуем, - ответил доктор.
   Шлюпку разгрузили; Бэлл и  Джонсон  снова  наладили  сани,  все  детали
которых были в исправности. На следующий день запрягли собак  и  двинулись
вдоль берега, чтобы дойти до ледяного поля.
   Снова началось путешествие, уже не раз нами описанное,  утомительное  и
медленное. Опасения Альтамонта оправдались: по льду еще нельзя было  идти.
Пролив Джонса не удалось пересечь, и пришлось следовать  по  берегу  Земли
Линкольна.
   Двадцать первого августа путешественники, сократив путь по косой линии,
достигли входа в пролив Ледника, спустились на ледяное поле, на  следующий
день добрались до острова Коберга и меньше чем в два  дня  пересекли  его,
несмотря на страшную метель.
   Затем они  снова  пошли  более  удобной  дорогой  по  льду  и  двадцать
четвертого августа достигли Северного Девона.
   - Теперь, - сказал доктор, - нам остается только пересечь эту область и
добраться до мыса Уэрендера, у входа в пролив Ланкастера.
   Но погода окончательно испортилась; морозы все  усиливались,  и  метели
свирепствовали, как в разгар  зимы.  Путешественники  выбивались  из  сил.
Продукты кончались, и пришлось урезать паек до одной трети, люди  отдавали
свою долю собакам, которые не могли бы тащить сани, если  бы  не  получали
нужного питания.
   Чрезвычайно  пересеченная  местность  сильно  затрудняла  передвижение.
Северный  Девон  -  гористая  область.  Приходилось  пробираться  в  горах
Траутера по непроходимым ущельям, борясь с  разъяренными  стихиями.  Люди,
собаки и сани едва не остались там навеки, и не  раз  отчаяние  овладевало
смельчаками, закаленными в полярных походах. Путешественники были измучены
морально и физически. Да разве могли пройти даром полтора года непрерывных
усилий и волнений, постоянная смена надежды и отчаяния?  К  тому  же  идти
вперед всегда легче - помогает нервный подъем и стремление  к  цели,  чего
нет при возвращении. Злополучные  путники  с  трудом  брели;  они  шли  по
инерции, тратя последние остатки сил.
   Только тридцатого августа выбрались они из  хаоса  гор,  о  которых  не
может дать никакого представления орография умеренных поясов, но выбрались
измученные и полузамерзшие. Доктор уже не  мог  оказывать  помощи  другим,
потому что сам изнемогал.
   Выбравшись  из  гор  Траутера,  они  очутились  на  волнистой  равнине;
поверхность земли  была  исковеркана  в  далекие  времена,  когда  впервые
образовались горы.
   Пришлось несколько дней передохнуть; люди еле волочили ноги; две собаки
околели от истощения.
   Отряд  приютился  под  прикрытием  льдины.  Термометр  показывал   -2ьF
(-19ьС). У путешественников даже не хватило сил разбить палатку.
   Припасов оставалось уже совсем мало, и, несмотря на скудость пайка,  их
могло хватить всего на восемь дней. Дичь попадалась редко, так как на зиму
все живое перекочевало в более умеренный  пояс.  Призрак  голодной  смерти
вставал перед измученными путниками.
   Альтамонт, всегда готовый пожертвовать  собой  ради  товарищей,  собрал
остаток сил и решил пойти на охоту, чтобы добыть дичи.
   Он взял ружье, позвал Дэка и зашагал по равнине к северу. Доктор,  Бэлл
и Джонсон равнодушно смотрели, как он удалялся. Целый час они  не  слышали
ни одного выстрела. Но вот они увидели, что Альтамонт бежит назад, видимо,
чем-то испуганный.
   - Что случилось? - спросил доктор.
   - Там!.. под