света, отважный, упорный,
непреклонный, и, казалось, вызывал на бой ревущую вокруг бурю.



32. ВОЗВРАЩЕНИЕ НА БРИГ

   Буран стих к шести часам утра. Ветер внезапно подул с севера и разогнал
облака; термометр  показывал  -33ьF  (-37ьС).  Первые  проблески  рассвета
посеребрили небо над горизонтом; через несколько дней эти отблески  должны
были принять золотистый оттенок.
   Гаттерас подошел к своим печальным товарищам и мягким, грустным голосом
сказал:
   - Друзья мои, мы находимся еще в шестидесяти милях от места, указанного
Эдуардом Бельчером.  Припасов  у  нас  хватит  только  на  обратный  путь.
Двигаться дальше - значит, идти навстречу неминуемой  гибели,  без  всякой
пользы для других. Придется вернуться назад.
   - Вот это благоразумное решение, Гаттерас, - сказал доктор. -  Я  готов
следовать за вами, куда бы вы нас ни повели, но силы уходят с каждым днем.
Мы едва таскаем ноги. Я приветствую ваше намерение вернуться на бриг.
   - Вы, конечно, не станете возражать, Бэлл? - спросил Гаттерас.
   - Не стану, капитан, - отвечал плотник.
   - В таком случае, - сказал Гаттерас, - мы отдохнем здесь два  дня.  Это
не слишком много. Сани требуют основательной починки. Я думаю,  нам  нужно
построить себе домик, чтобы как следует отдохнуть.
   Приняв это решение, путешественники усердно взялись за постройку.  Бэлл
принял все меры, чтобы на  этот  раз  постройка  была  прочной,  и  вскоре
довольно сносный домик вырос в приютившей их долине.
   Только  после  огромной  внутренней  борьбы  Гаттерас  принял   решение
прервать путешествие. Сколько трудов и лишений  -  и  все  напрасно!  Этот
неудачный поход  стоил  жизни  одному  человеку!  И  вдобавок  приходилось
возвращаться на бриг без куска угля! Что  станется  с  экипажем?  Что  еще
выкинут матросы по наущению  Ричарда  Шандона?  Но  Гаттерас  уже  не  мог
продолжать борьбу.
   Итак, он со всем усердием занялся  приготовлениями  к  обратному  пути.
Сани были починены; кладь  их,  которая  значительно  уменьшилась,  весила
всего двести фунтов. Починили  также  одежду,  потрепанную,  изодранную  и
затвердевшую на морозе. Новые мокасины и лыжи заменили старые, пришедшие в
негодность. Все эти приготовления заняли целый день  29-го  и  утро  30-го
числа. Впрочем, путешественники не слишком торопились, стараясь  собраться
с силами для обратного пути.
   С тех пор как они прибыли сюда, Дэк был  сам  не  свой,  его  необычные
повадки очень удивляли доктора. Собака то и дело бегала,  описывая  круги,
которые, казалось, имели общий центр; это  было  возвышение  или  бугорок,
образованный наслоениями льда. Кружась около  этого  места,  Дэк  тихонько
лаял,  нетерпеливо  вилял  хвостом,  посматривал  на  своего  хозяина   и,
казалось, обращался к нему с каким-то вопросом.
   Доктор объяснял  тревожное  состояние  собаки  присутствием  покойника,
которого товарищи еще не успели похоронить.
   Итак, он решил в тот же день совершить этот печальный  обряд,  так  как
они должны были выступить в поход на рассвете следующего дня.
   Бэлл и  доктор,  захватив  кирки,  спустились  на  дно  лощины.  Бугор,
указанный Дэком, был подходящим местом для могилы. Но труп необходимо было
зарыть поглубже, чтобы предохранить его от медвежьих когтей.
   Доктор и Бэлл быстро  счистили  верхние  слои  рыхлого  снега  и  стали
разбивать кирками лед. С третьего удара кирки доктор наткнулся на какой-то
твердый, разлетевшийся вдребезги  предмет.  Он  подобрал  куски.  То  были
осколки стеклянной фляги. Бэлл нашел замерзший мешок, в котором находились
остатки еще свежих сухарей.
   Что это? - пробормотал доктор.
   - Что все это значит? - спросил, в свою очередь, Бэлл, бросая работу.
   Доктор позвал Гаттераса, который немедленно явился.
   Дэк громко лаял и разгребал лапами толстый слой льда.
   - Неужели мы напали на склад провианта? - воскликнул доктор.
   - Возможно, - ответил Бэлл.
   - Продолжайте, - сказал Гаттерас.
   Вскоре они обнаружили кое-какие  остатки  продуктов  и  четверть  ящика
пеммикана.
   - Если это кладовая, - сказал Гаттерас, - то до  нас  в  нее  наверняка
наведались медведи. Как видно, этой провизией уже пользовались!
   - Да, - ответил доктор, - и можно опасаться, что...
   Он не докончил фразы; его прервал крик Бэлла. Отбросив довольно большую
глыбу, тот указал  на  окоченелую  человеческую  ногу,  торчавшую  из-подо
льдин.
   - Труп! - воскликнул доктор.
   - Это не тайник, а могила, - заметил Гаттерас.
   То был труп матроса лет тридцати; он прекрасно сохранился. На нем  была
одежда, какую носят  мореплаватели  в  полярных  странах.  Доктор  не  мог
определить, давно ли он умер.
   Вслед за этим трупом Бэлл нашел второй,  человека  лет  пятидесяти,  на
лице которого еще видны были следы убивших его страданий.
   - Эти трупы не были похоронены! - воскликнул доктор. - Несчастные  были
застигнуты смертью в том виде, в каком мы их нашли.
   - Вы правы, доктор, - ответил Бэлл.
   - Продолжайте, продолжайте! - сказал Гаттерас.
   Но Бэлл колебался. Кто мог сказать, сколько еще  трупов  находится  под
этим ледяным холмиком?
   - Эти люди погибли от несчастного случая, который едва не  погубил  нас
самих, - сказал доктор, - на  них  рухнул  снежный  домик.  Посмотрим,  не
остался ли в живых кто-нибудь из них.
   Быстро расчистили место, и Бэлл нашел еще тело человека лет сорока.  Он
еще не успел окоченеть, как остальные, и не походил  на  мертвеца.  Доктор
наклонился над незнакомцем, и ему показалось, что тот еще подает  признаки
жизни.
   - Он жив! он жив! - воскликнул Клоубонни.
   Бэлл и доктор перенесли тело в снежный домик, между тем как  неподвижно
стоявший Гаттерас смотрел на обломки рухнувшего жилья.
   Доктор раздел донага выкопанного из-подо льда человека. На его теле  не
было  ни  малейших  признаков  ушибов.  С  помощью  Бэлла  Клоубонни  стал
растирать несчастного пропитанной спиртом  ватой  и  вскоре  заметил,  что
жизнь начала к нему возвращаться. Он находился в полном изнеможении  и  не
мог говорить; его язык пристал, точно примерз, к небу.
   Доктор обыскал его карманы. Они  были  пусты.  Никаких  документов!  Он
попросил Бэлла продолжать растирание, а сам вернулся к Гаттерасу.
   Капитан уже успел исследовать развалины домика, тщательно осмотрев  его
пол, и шел навстречу Клоубонни, держа в руке обгорелый клочок конверта, на
котором можно было прочесть следующие слова.

   "...тамонт,
   ...орпойз,
   ...ью-Йорк".

   - Альтамонт! - воскликнул доктор. - С корабля "Порпойз"! Из Нью-Йорка!
   Гаттерас невольно вздрогнул:
   - Американец!
   - Я спасу его! - заявил доктор. - Ручаюсь вам! И мы добудем ключ к этой
ужасной загадке.
   Он вернулся к неподвижно лежавшему Альтамонту, а Гаттерас,  погруженный
в раздумье, остался  на  развалинах  снежного  домика.  Благодаря  заботам
доктора к злополучному американцу вернулась  жизнь,  но  не  сознание;  он
ничего не видел, ничего не слышал и не говорил, но, во всяком случае,  был
жив.
   На следующий день утром Гаттерас сказал доктору:
   - Однако пора в путь!
   - Я готов, Гаттерас. В санях много свободного места, мы положим на  них
этого беднягу и повезем его на бриг.
   - Можете это делать, - отвечал Гаттерас. - Но давайте сперва  похороним
мертвых.
   Трупы двух  неизвестных  матросов  положили  под  развалинами  снежного
домика; труп Симпсона занял место, на котором нашли Альтамонта. Все трое в
краткой молитве помянули своего товарища и в семь часов утра  тронулись  в
путь.
   Так как две упряжные собаки околели, то Дэк добровольно впрягся в  сани
и исполнял новые  обязанности  с  усердием  и  выносливостью  гренландской
собаки.
   В течение двадцати дней, с 31  января  до  19  февраля,  обратный  путь
сопровождался такими же трудностями и  препятствиями,  как  и  продвижение
вперед. Путешественники невероятно страдали от стужи, но, на  счастье,  не
было ни метелей, ни ветров.
   Солнце выглянуло в первый раз 31 января и  с  каждым  днем  все  дольше
задерживалось над горизонтом. Бэлл и доктор окончательно выбились из  сил;
они почти ослепли-и к тому же охромели; плотник не мог идти без костылей.
   Хотя Альтамонт  был  жив,  но  по-прежнему  без  сознания.  Приходилось
опасаться за его жизнь. Однако разумный уход  и  крепкая  натура  одержали
победу над смертью. Достойный доктор и сам нуждался  в  лечении,  так  как
здоровье его пострадало от непомерных трудов.
   Гаттерас все думал о "Форварде", о своем бриге. В  каком  состоянии  он
его найдет? Что произошло за это время на судне? Справился  ли  Джонсон  с
Шандоном и его единомышленниками?  Стояли  жестокие  холода.  Неужели  уже
сожгли злополучное судно? Хоть бы пощадили его корпус и мачты.
   Размышляя об этом, Гаттерас шел  во  главе  отряда,  словно  желая  еще
издали первым увидеть свой "Форвард".
   24 февраля, утром, он вдруг остановился.  В  трехстах  шагах  пред  ним
показался красноватый  отблеск,  над  которым  колыхался  громадный  столб
черного дыма, растекавшегося в сером туманном небе.
   - Дым! - воскликнул Гаттерас.
   Сердце у него забилось  с  такой  силой,  что,  казалось,  готово  было
разорваться.
   - Посмотрите! Вон там! Дым! - сказал он  подошедшим  товарищам.  -  Мой
корабль горит!
   - Но мы находимся еще в трех милях от брига,  -  ответил  Бэлл.  -  Это
горит не "Форвард".
   - Нет, "Форвард", - возразил доктор. - Скрадывая расстояния,  рефракция
приближает к нам судно.
   - Бежим! - крикнул Гаттерас, обгоняя своих товарищей.
   Его спутники, оставив сани под охраной Дэка, бросились вслед за ним.
   Через час они были в виду брига. Ужасное зрелище! Горящий  бриг  плавал
среди растаявших вокруг него льдов.  Пламя  охватило  весь  корпус;  южный
ветер доносил до слуха Гаттераса зловещий треск.
   В пятистах шагах  от  пылавшего  судна  какой-то  человек  с  отчаянием
поднимал к небу руки;  он  стоял  беспомощный  перед  пожаром,  в  пламени
которого погибал "Форвард".
   Этот одинокий человек был старый боцман. Гаттерас подбежал к нему.
   - Мой бриг! Мой бриг! - не своим голосом кричал он.
   - Это вы, капитан! - отозвался Джонсон. - Остановитесь! Ни шагу дальше!
   - Что такое? - спросил Гаттерас с угрозой в голосе.
   - Ах, эти мерзавцы! - воскликнул Джонсон. - Они подожгли  бриг  и  ушли
два дня назад.
   - Проклятье! - вскричал Гаттерас.
   Вдруг раздался страшный взрыв; земля содрогнулась;  айсберги  осели  на
ледяных полях; столб дыма взвился под облака, и "Форвард", разлетевшись на
куски от взрыва пороховых запасов, исчез в огненной пучине.
   Доктор и Бэлл подошли к Гаттерасу. Охваченный отчаянием, капитан  вдруг
встрепенулся.
   - Друзья мои, - сказал он твердым голосом,  -  трусы  удрали.  Но  люди
мужественные добьются успеха! Джонсон и Бэлл, вы крепки духом! Доктор,  вы
сильны знанием! А у меня вера! Вот там северный полюс! За дело! За дело!
   Товарищи Гаттераса словно возродились  к  жизни,  услыхав  мужественные
слова капитана.
   Но как ужасно было положение четырех путешественников и  их  умирающего
спутника, брошенных на произвол судьбы, без всякого снаряжения и  припасов
под восьмидесятым градусом северной широты, в глубине полярной пустыни...




ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ЛЕДЯНАЯ ПУСТЫНЯ


1. ОПИСЬ ДОКТОРА

   Гаттерас задумал отважное предприятие, решив достигнуть  крайней  точки
севера; он хотел доставить Англии, своей родине, славу открытия  Северного
полюса.  Этот  неустрашимый  мореплаватель  сделал   все,   что   было   в
человеческих силах. Девять месяцев он  боролся  с  течениями,  метелями  и
буранами, разбивал ледяные барьеры,  взламывал  ледяные  поля,  боролся  с
жестокими морозами полярной зимы; своей экспедицией он подвел итог  трудам
своих предшественников, проверил  на  деле  и,  так  сказать,  восстановил
историю полярных открытий;  продвинулся  на  бриге  "Форвард"  за  пределы
исследованных морей, уже наполовину выполнил свою задачу  -  и  вдруг  его
смелые замыслы рухнули! Измена, или, вернее, малодушие, не вынесших тяжких
испытаний матросов и преступное безумие их коноводов поставили Гаттераса в
безвыходное положение:  из  восемнадцати  человек  экипажа,  отплывших  на
бриге, оставалось лишь четверо, да и те были без всякого  снаряжения,  без
корабля, за две с половиной тысячи миль от родины!
   Гибель   "Форварда",   который   взлетел   на    воздух    на    глазах
путешественников, лишил их последних средств к существованию.
   Но даже эта ужасная катастрофа не сломила непреклонного духа Гаттераса.
Оставшиеся с ним товарищи были надежнейшие люди экипажа, геройские сердца.
Гаттерас воззвал к энергии и  знаниям  доктора  Клоубонни,  к  преданности
Джонсона и Бэлла, к своей вере в задуманное дело; он  дерзнул  говорить  о
надежде в этом отчаянном положении, и голос его  был  услышан  доблестными
товарищами. Прошлое этих решительных людей  было  порукой  их  мужества  в
будущем.
   Ободренный  энергичными  словами  капитана,   доктор   решил   выяснить
положение вещей и, покинув  своих  товарищей,  остановившихся  в  пятистах
шагах от брига, направился к месту катастрофы.
   "Форвард", этот  великолепный,  столь  тщательно  построенный  корабль,
перестал  существовать.  О  силе  взрыва   говорили   треснувшие   льдины,
безобразные,  почерневшие,  обугленные   обломки   дерева,   исковерканные
железные брусья, обрывки  тросов,  тлеющие  подобно  пушечным  фитилям,  и
спирали дыма, расстилавшиеся по ледяным полям. Стоявшая на баке пушка была
отброшена на несколько  туазов  и  лежала  на  льдине,  точно  на  лафете.
Местность на сто туазов в окружности была усеяна всевозможными  обломками;
киль выглядывал из-под кучи ледяных обломков. Оттаявшие от пожара айсберги
снова приобрели твердость гранита.
   Тут только доктор вспомнил о своих потерях: сгорела его каюта,  погибли
коллекции,  разбиты   и   изуродованы   драгоценные   инструменты,   книги
превратились в клочья и пепел. Сколько погибших богатств! Он со слезами на
глазах осматривал место ужасной катастрофы и думал уже не о будущем,  а  о
постигшей его непоправимой беде.
   Вскоре к нему подошел Джонсон. Лицо старого моряка носило следы недавно
пережитых страданий. Ему пришлось бороться со взбунтовавшимися  товарищами
и защищать порученный его охране корабль.
   Доктор протянул руку, которую Джонсон с грустью пожал.
   - Что теперь с нами будет, друг мой? - вырвалось у Клоубонни.
   - Кто может сказать? - ответил Джонсон.
   - Главное, - сказал доктор, - не надо отчаиваться, будем мужественны!
   - Вы правы,  доктор,  -  отвечал  старый  моряк,  -  в  минуту  великих
несчастий следует принимать великие решения. Да, попали мы с вами в  беду!
Но постараемся выпутаться из нее!
   - Бедный корабль! - вздохнул Клоубонни. - Я привязался к нему,  полюбил
его, как свой домашний очаг, как дом, в котором провел всю свою  жизнь.  А
теперь и следа от него не осталось!
   - Кто бы поверил, доктор, что все это дерево и железо было  так  дорого
нашему сердцу!
   - А где шлюпка? - спросил Клоубонни, озираясь по сторонам. -  Она  тоже
погибла?
   - Нет, доктор. Шандон и его товарищи взяли ее с собой.
   - А ялик?
   - Разлетелся на куски! Видите эти еще не остывшие листы жести? Это все,
что от него осталось.
   - Значит, у нас только и есть, что надувная шлюпка?
   - Да, потому, что вы захватили ее с собой.
   - Этого мало, - сказал доктор.
   - Проклятые изменники  удрали!  -  воскликнул  Джонсон.  -  Пусть  небо
накажет их по заслугам!
   - Джонсон, - мягко возразил доктор, - не  надо  забывать,  сколько  они
перестрадали. Только лучшие из людей остаются твердыми и непоколебимыми  в
беде, но слабым не устоять. Лучше пожалеем о наших товарищах по несчастью,
но не будем их проклинать.
   Доктор умолк на несколько минут; он с тревогой оглядывал окрестности.
   - А что сталось с санями? - спросил Джонсон.
   - Они стоят в миле отсюда.
   - Под охраной Симпсона?
   - Нет, друг мой! Симпсон, бедняга, не вынес страданий.
   - Умер? - воскликнул боцман.
   - Умер! - ответил доктор.
   - Бедняга! - сказал Джонсон. - Впрочем, как знать, - не придется ли нам
завидовать его участи?
   - Но взамен умершего мы привезли умирающего, - сказал Клоубонни.
   - Умирающего?
   - Да, капитана Альтамонта.
   И доктор в нескольких словах рассказал боцману обо всем происшедшем.
   - Американец! - в раздумье произнес Джонсон.
   - Да, как видно, это гражданин Соединенных Штатов. Но интересно  знать,
что это за судно "Порпойз", которое, очевидно, потерпело крушение, и зачем
оно пришло сюда.
   - На свою погибель, - ответил Джонсон.  -  Оно  везло  свой  экипаж  на
верную смерть. Такая участь ждет  чуть  ли  не  всех  смельчаков,  которые
заходят в эти гибельные места. Но вы-то, доктор, по крайней мере добрались
до цели, к которой стремились?
   - До залежей каменного угля? - спросил Клоубонни.
   - Да.
   Доктор печально покачал головой.
   - Так, значит, ничего?
   - Ничего! У нас не хватило продуктов, и мы выбились из сил. Мы даже  не
дошли до берега, о котором упоминает Эдуард Бельчер.
   - Итак, - сказал Джонсон, - мы без топлива.
   - Да.
   - И без провианта?
   - Да.
   - И вдобавок нет корабля, чтобы вернуться в Англию...
   Оба  замолчали.  Надо  было  обладать  незаурядным   мужеством,   чтобы
взглянуть в лицо таким несчастьям.
   - По крайней мере, -  сказал  Джонсон,  -  наше  положение  выяснилось.
Теперь мы знаем, на что рассчитывать. Начнем  же  с  самого  необходимого.
Стужа стоит лютая. Построим себе снежный домик.
   - С помощью Бэлла это нетрудно  сделать,  -  ответил  доктор.  -  Затем
сходим за санями, привезем американца и будем совещаться с Гаттерасом.
   - Бедный капитан! - воскликнул  Джонсон,  забывая  о  своей  участи.  -
Верно, он ужасно страдает.
   Доктор и Джонсон вернулись к своим товарищам.
   Гаттерас стоял неподвижно, скрестив, по  своему  обыкновению,  руки  на
груди, устремив взгляд в пространство, как бы стараясь разгадать,  что  их
ждет  в  будущем.  Лицо  его  приняло  обычное   выражение   непоколебимой
твердости. О чем размышлял этот удивительный человек? Думал ли он о  своем
отчаянном положении и разбитых надеждах? Или, быть может, ему приходило  в
голову, что надо вернуться назад, поскольку обстоятельства, люди и  стихии
против него...
   Никто не мог разгадать его мыслей. Его лицо было  непроницаемо.  Верный
Дэк стоял возле капитана, не  обращая  внимание  на  тридцатидвухградусный
мороз.
   Бэлл неподвижно лежал на льду; казалось, он лишился чувств.  Это  могло
стоить ему жизни, - он рисковал замерзнуть.
   Джонсон, растолкав товарища, стал поспешно растирать ему лицо снегом  и
не без труда вывел из оцепенения.
   - Да ну же, Бэлл, пошевеливайся! - ворчал старый моряк. - Нельзя, брат,
распускаться!  Вставай!  Надо  потолковать  о  наших  делах  да  соорудить
какое-нибудь пристанище. Разве ты забыл, как строят снежные дома?  Пойдем,
помоги мне,  Бэлл.  Вот  этот  айсберг  так  и  напрашивается,  чтобы  его
поковыряли! За дело! Как начнешь работать, так к тебе и придет бодрость да
отвага, а без них тут пропадешь.
   Бэлл, несколько ободренный этими словами, отправился за Джонсоном.
   - А тем временем, - продолжал боцман,  -  доктор  сходит  за  санями  и
привезет их вместе с собаками.
   - Сию же минуту пойду, - сказал Клоубонни. - Вернусь через час.
   - Вы  пойдете  с  доктором,  капитан?  -  спросил  Джонсон,  подходя  к
Гаттерасу.
   Капитан стоял, погруженный в раздумье, однако он услыхал слова Джонсона
и ответил мягким тоном:
   - Нет, друг  мой,  я,  полагаю,  доктор  и  один  с  этим  справится...
Необходимо сегодня же принять какое-то решение. Я должен остаться  один  и
кое-что обдумать. Идите! Действуйте, как находите нужным, а я подумаю, что
предпринять.
   Джонсон подошел к доктору.
   - Как странно! - сказал боцман. - Кажется, гнев капитана уже прошел. Он
никогда еще не говорил таким ласковым голосом.
   - Да