считали человеком завистливым и  неуживчивым;
матросы скорее боялись, чем любили его. Но такая слава не  могла  помешать
Шандону успешно вербовать экипаж, так как всем было известно, что он  умел
выпутаться из любых трудностей.
   Шандон опасался одного - как бы  таинственная  сторона  предприятия  не
отпугнула моряков.
   "Лучше всего, - сказал он  себе,  -  держать  язык  за  зубами.  Всегда
найдутся морские волки, которые захотят знать всю подноготную, зачем, мол,
да почему; но так как я и сам толком ничего не знаю, то нелегко  будет  им
отвечать. Этот "К.З." наверняка какой-нибудь чудак; но в конце  концов  он
меня знает и рассчитывает  на  мою  опытность,  а  этого  достаточно.  Что
касается корабля, то мы отделаем его на славу, и не будь я Ричард  Шандон,
если бриг не отправится в полярные моря. Однако все это останется в  тайне
между мной и моими помощниками".
   Затем  Шандон  занялся  вербовкой  экипажа,  придерживаясь   требований
капитана  относительно  семейного  положения  матросов  и   состояния   их
здоровья.
   Он знал одного славного молодца, весьма надежного и опытного моряка  по
имени Джемс Уолл. Уоллу было лет под тридцать, и он уже не раз  побывал  в
северных морях. Шандон предложил ему место второго помощника.  Джемс  Уолл
ни минуты не колебался, потому что страстно любил  свое  ремесло  и  желал
только одного - поскорее отправиться в море. Шандон рассказал ему, а также
некоему Джонсону, нанятому на бриг боцманом, все, что знал сам.
   - Что ж, попытаем счастья, - сказал Уолл,  -  не  все  ли  равно,  куда
плыть? Если  даже  речь  идет  о  Северо-Западном  проходе...  ну  что  ж,
возвращались люди и оттуда!
   - Не всегда, - возразил Джонсон. - Из этого, впрочем, не  следует,  что
туда нельзя идти.
   - Можно смело сказать,  -  начал  опять  Шандон,  -  что  это  плавание
предпринимается в благоприятных условиях. "Форвард" - отличное судно  и  с
помощью своей машины может уйти далеко.  Восемнадцать  человек  экипажа  -
больше нам и не надо.
   - Восемнадцать человек! - сказал Джонсон. - Как  раз  столько  было  на
корабле американца Кейна, когда он отправился в свое знаменитое плавание к
Северному полюсу.
   - А все-таки странно, - продолжал Уолл, - что  находится  еще  желающий
пройти из Девисова пролива в Берингов.  Экспедиции,  посланные  на  поиски
адмирала Франклина,  обошлись  Англии  больше  семисот  шестидесяти  тысяч
фунтов, а между тем не дали никаких практических результатов. Черт возьми,
интересно знать, кто это решается  рискнуть  своим  состоянием  для  такой
затеи?
   - Имейте  в  виду.  Джемс,  -  ответил  Шандон,  -  что  все  это  одни
предположения. Куда мы пойдем - в северные или южные моря, - я  и  сам  не
знаю. Быть может, дело идет о каких-нибудь  открытиях.  Впрочем,  на  днях
должен явиться некий доктор Клоубонни, который наверное знает больше нас и
все разъяснит. Поживем - увидим.
   - Ладно, увидим, - сказал  Джонсон.  -  А  я  тем  временем  постараюсь
подыскать надежных ребят. Что до  их  жизненной  энергии,  как  выражается
капитан, то за это я ручаюсь вам наперед. В этом отношении  можете  вполне
на меня положиться.
   Джонсон был  прямо  бесценный  человек;  он  приобрел  большой  опыт  в
арктических плаваниях. Он был боцманом на корабле  "Феникс",  входившем  в
состав экспедиций, отправлявшихся в 1853 году на  поиски  Франклина.  Этот
отважный  моряк  был  свидетелем  смерти  французского  лейтенанта  Белло,
которого он сопровождал во время его переходов по льдам. Джонсон знал чуть
ли не всех моряков в Ливерпуле,  и  он  немедленно  приступил  к  вербовке
экипажа.
   Шандон, Уолл и Джонсон действовали так успешно,  что  в  первых  числах
декабря экипаж был уже в полном  составе.  Однако  дело  не  обошлось  без
трудностей: многих соблазняла высокая плата,  но  вместе  с  тем  страшила
судьба экспедиции; иной матрос, смело приняв предложение, через  некоторое
время брал слово назад и возвращал задаток, так  как  друзья  отговаривали
его от участия в  таинственной  экспедиции.  Но  все  как  один  старались
проникнуть в тайну и надоедали расспросами  Шандону,  который  всякий  раз
спроваживал их к Джонсону.
   - Что я могу тебе сказать, друг мой? - неизменно отвечал Джонсон.  -  Я
знаю не больше твоего. Во всяком случае, ты  будешь  в  хорошем  обществе,
среди молодцов не робкого десятка, а это что-нибудь да значит! Поэтому тут
нечего долго раскидывать умом: согласен или нет?
   И большинство матросов соглашалось.
   - Пойми же, наконец, - добавлял иногда боцман, -  что  у  меня  большой
выбор. Такой платы еще  не  получал  ни  один  матрос.  А  как  вернешься,
получишь вдобавок кругленький капиталец. Штука, братец ты мой, лакомая!
   - Что и говорить, лакомая, - соглашался матрос. - Будешь  обеспечен  на
всю жизнь!
   - Не скрою от тебя, - продолжал Джонсон, - что плавание  будет  долгое,
трудное и опасное. Так и сказано в наших инструкциях. Ты должен знать,  за
что берешься. Работать наверняка придется изо всех сил, а может,  и  сверх
силы. Поэтому, если ты не из храбрых, если не прошел огонь, воду и  медные
трубы, если у тебя нет дьявольской выдержки, если ты не готов ко всему  на
свете, - ну, словом, если дрожишь за свою шкуру, то поворачивай оглобли  и
дай место молодцам посмелее тебя.
   - Но, мистер Джонсон, - говорил припертый к стене матрос, - вы-то  хоть
знаете капитана?
   - Пока что наш капитан - Ричард Шандон.
   Надо сказать, что так думал и сам Шандон: он легко поддался мысли,  что
в последнюю минуту поступят точные указания о маршруте  путешествия  и  он
останется капитаном "Форварда". Он не раз высказывал такое мнение в беседе
с помощниками или с приятелями на беркенхедской верфи, следя  за  работами
по постройке брига, шпангоуты которого уже торчали на стапелях,  напоминая
скелет кита.
   Шандон и Джонсон строго придерживались инструкций  относительно  выбора
матросов.  Вид  у  завербованных  был  вполне  надежный,  и  они  обладали
жизненной  энергией  в  количестве,  достаточном,  чтобы  двигать   машину
"Форварда". Все говорило за то, что они смогут противостоять лютой  стуже.
Это были уверенные в  себе,  энергичные,  решительные,  крепкого  сложения
люди. Однако не все они были богатырского телосложения. Шандон даже сперва
не решался принять некоторых из них, например, матросов Гриппера,  Гари  и
гарпунщика Симпсона, показавшихся ему несколько худощавыми. Но так как они
были люди крепкие, смелые и сильные, то в конце концов их приняли.
   Весь экипаж состоял из протестантов одного и того же  толка.  Во  время
экспедиций общая молитва  и  чтение  библии  объединяют  людей  различного
склада и подкрепляют их в  минуты  уныния;  на  корабле  нельзя  допускать
разномыслия в вопросах веры. Шандон убедился на опыте,  насколько  полезны
такие собрания и как они поддерживают дух экипажа; из этих  соображений  к
ним всегда прибегают на судах во время продолжительных полярных плаваний.
   Покончив  с  вербовкой  экипажа,  Шандон,  Джонсон  и   Уолл   занялись
заготовкой  продовольствия,  строго  придерживаясь  инструкций   капитана,
инструкций точных, ясных, подробных, определяющих как  количество,  так  и
качество любого из продуктов. Благодаря ордерам, которые имел Шандон,  все
оплачивалось  чистоганом,  со  скидкой  восьми  процентов,   добросовестно
отмечавшейся всякий раз Шандоном.
   В январе 1860 года все было в полной готовности: экипаж, продовольствие
и груз. Бриг начал уже принимать определенную форму.  Шандон  каждый  день
бывал в Беркенхеде.
   23 января, утром, по своему обыкновению,  Шандон  находился  на  палубе
одного из тех широких паровых катеров, которые снабжены рулем  на  носу  и
корме, чтобы избежать крутых поворотов, и совершают рейсы  между  берегами
реки Мерсей. В воздухе стоял обычный туман, заставлявший моряков прибегать
к помощи компаса, хотя рейс длился не более десяти минут.
   Как ни густ был туман, он не  помешал  Шандону  заметить  приземистого,
полного человека с умным веселым лицом  и  приветливым  взглядом.  Человек
этот подошел к Шандону, схватил его  за  обе  руки  и  стал  трясти  их  с
горячностью, живостью и фамильярностью "чисто  южной",  как  выразился  бы
француз.
   Однако этот субъект, как ни странно, не был  уроженцем  юга;  он  сыпал
словами и энергично жестикулировал; казалось, его мысли непременно  должны
были выразиться в словах и жестах, иначе могли бы  взорвать  его  черепную
коробку. Глаза его, маленькие, как это  часто  бывает  у  умных  людей,  и
большой подвижной рот были чем-то вроде предохранительных клапанов,  через
которые вырывался излишек внутреннего напряжения; говорил он так  много  и
так быстро, что Шандон ничего не мог разобрать.
   Однако он узнал маленького человека, хотя  никогда  его  не  видел:  он
сразу понял, с кем имеет дело, и, улучив момент, когда незнакомец  на  миг
замолчал, спросил:
   - Доктор Клоубонни?
   - Он самый, собственной персоной! Вот уже добрые четверть  часа  я  ищу
вас и спрашиваю у всех и каждого. Поймите  же  мое  нетерпение!  Еще  пять
минут - и я сошел бы с ума! Итак, вы  помощник  капитана,  Ричард  Шандон?
Значит, вы существуете? Вы не миф? Вашу руку, вашу руку! Позвольте еще раз
пожать ее! Да, это рука Ричарда Шандона! Но если существует Ричард Шандон,
то существует и бриг "Форвард", которым он командует:  если  он  командует
бригом, то отправится в море, а если отправится в море, то возьмет с собой
доктора Клоубонни!
   -  Ну  да,  доктор,  я  Ричард  Шандон,  бриг  "Форвард"  существует  и
отправится в плавание.
   - Это вполне логично, - ответил доктор, сделав глубокий вдох, -  вполне
логично. Я от души этому рад, я на  верху  блаженства!  Давно  уже  я  жду
такого случая, давно уже хотел предпринять подобное путешествие. Я уверен,
что мы с вами...
   - Позвольте... - перебил его Шандон.
   - Я уверен, - продолжал доктор, не слушая Шандона,  -  что  мы  с  вами
заберемся далеко и не сделаем ни шагу назад.
   - Однако... - возразил Шандон.
   - Потому что  вы  уже  доказали  свою  опытность  и  мне  известен  ваш
послужной список. Да, вы - отличный моряк!
   - Не угодно ли вам...
   - Разве можно хоть  на  минуту  сомневаться  в  вашем  мужестве,  вашей
храбрости и вашем искусстве! Капитан, назначивший вас своим помощником, не
ошибся, уверяю вас!
   - Да не в этом дело, - сказал Шандон, теряя терпение.
   - А в чем же? Ради бога, не мучайте меня!
   - Черт возьми, да вы не даете мне и слова сказать! Скажите, пожалуйста,
доктор, что побудило вас принять участие в экспедиции брига "Форвард"?
   - Письмо, очень любезное письмо, - вот оно, письмо добрейшего капитана,
очень лаконичное, но весьма убедительное!
   С этими словами доктор протянул Шандону письмо следующего содержания:

   "Инвернесс, 22 января 1860 года.
   Доктору Клоубочни. Ливерпуль.
   Если  доктору  Клоубонни  угодно  отправиться  на  бриге  "Форвард"   в
продолжительное плавание, то он может явиться к помощнику капитана Ричарду
Шандону, получившему соответствующие инструкции.
   Капитан брига "Форвард" К.З."

   - Письмо получено сегодня утром, и я готов сегодня же подняться на борт
"Форварда".
   - Вы, доктор, по крайней мере знаете, какова цель  этой  экспедиции?  -
спросил Шандон.
   - Ничуть не бывало! Впрочем, это неважно, главное - лишь бы отправиться
куда-нибудь. Говорят, будто я человек ученый;  но  это  неправда,  сэр,  я
ничего не знаю; правда, я сочинил кое-какие книжонки,  которые  расходятся
недурно,  -  но  лучше  бы  мне  этого  не  делать.  Публика  слишком   уж
снисходительна, если покупает  их.  Ничего  я  не  знаю,  говорю  вам,  за
исключением того, что  я  величайший  невежда.  Но  мне  дают  возможность
пополнить, или, вернее, уточнить,  мои  познанья  -  в  области  медицины,
хирургии,  истории,   географии,   ботаники,   минералогии,   конхиологии,
геодезии, химии, физики, механики и гидрографии: ну что ж, я  согласен  и,
уверяю вас, не заставлю себя просить!
   - Так значит, - разочарованным тоном сказал Шандон, -  вам  неизвестно,
куда отправляется "Форвард"?
   - Напротив, известно!  Он  отправляется  туда,  где  можно  чему-нибудь
научиться, что-нибудь открыть, сопоставить,  где  можно  встретить  другие
обычаи, другие страны, изучать другие народы и присущие им нравы;  словом,
бриг отправляется туда, где мне еще не приходилось бывать.
   - Но скажите точнее! - воскликнул Шандон.
   - Могу и точнее, - ответил доктор, - я слышал, что бриг отправляется  в
северные моря. Ну что ж, на север так на север!
   - По крайней мере, - спросил Шандон, - вы знаете капитана брига?
   - Понятия о нем не имею! Но, поверьте мне, это достойный человек!
   Сойдя на берег в Беркенхеде, Шандон разъяснил доктору положение  вещей,
и таинственность предприятия сразу же воспламенила воображение  Клоубонни.
При виде брига он пришел в восторг. С этого дня доктор  не  расставался  с
Шандоном и каждое утро осматривал корпус "Форварда".
   Впрочем, ему было поручено организовать аптеку на бриге.
   Клоубонни был врач, и хороший врач,  но  практикой  занимался  мало.  В
двадцать пять лет он, как и многие, был уже доктором медицины, а в сорок -
настоящим  ученым,  известным  всему  городу;  он  был  выдающимся  членом
Литературного и философского общества в Ливерпуле.  Он  обладал  небольшим
состоянием, и это позволяло ему лечить больных бесплатно, что, впрочем, не
уменьшало ценности его советов.  Любимый  всеми,  как  личность  в  высшей
степени обаятельная, он никогда не причинял  вреда  ни  другим,  ни  себе.
Живой и, пожалуй,  несколько  болтливый,  он  отличался  чистосердечием  и
щедростью.
   Как только в городе узнали о водворении доктора на  бриге,  его  друзья
приложили все усилия, чтобы отговорить его от участия в экспедиции, но это
только укрепило ученого в раз принятом им решении: если доктор  где-нибудь
пускал корни, то едва ли кому-нибудь удавалось сдвинуть его с места.
   С этого времени всякого рода толки, догадки, предположения  и  опасения
стали расти, как грибы, не по дням, а по часам; это не  помешало,  однако,
спустить "Форвард" на воду 5 февраля 1860 года. Через два месяца бриг  был
уже готов к отплытию.
   15 февраля,  как  сказано  было  в  письме  капитана,  по  Эдинбургской
железной дороге в Ливерпуль в адрес Ричарда Шандона был доставлен  датский
дог. Собака казалась злой,  трусливой  и  мрачной,  и  глаза  у  нее  были
какие-то странные. На  медном  ошейнике  было  вырезано  слово  "Форвард".
Шандон в тот же день принял собаку на борт и о  получении  ее  сообщил  по
адресу: "Ливорно, К.З.".
   Экипаж "Форварда" состоял из: 1) капитана  К.З.,  2)  Ричарда  Шандона,
помощника  капитана,  3)  Джемса  Уолла,  второго  помощника,  4)  доктора
Клоубонни, 5)  Джонсона,  боцмана,  6)  Симпсона,  гарпунщика,  7)  Бэлла,
плотника, 8) Брентона, первого механика, 9) Пловера, второго механика, 10)
Стронга (негра), повара,  11)  Фокера,  ледового  лоцмана,  12)  Уолстена,
оружейника, 13)  Болтона,  матроса,  14)  Гарри,  матроса,  15)  Клифтона,
матроса, 16) Гриппера, матроса, 17) Пэна, матроса, 18) Уорена, кочегара.
   Таким образом, не считая капитана, экипаж был весь налицо.



4. СОБАКА-КАПИТАН

   5 апреля наступил день  отплытия  "Форварда".  Присутствие  доктора  на
бриге несколько успокаивало умы: куда бы ни отправился  достойный  ученый,
можно было смело следовать за ним. Но все же большая часть матросов была в
некоторой тревоге, и Шандон, опасаясь, как бы  дезертирство  не  произвело
некоторого опустошения в рядах экипажа, торопился выйти  в  море:  потеряв
берег из виду, матросы волей-неволей покорятся своей участи.
   Каюта доктора Клоубонни находилась под ютом  и  занимала  всю  кормовую
часть брига. Каюты капитана и его  помощника,  расположенные  друг  против
друга, выходили окнами  на  палубу.  Каюту  капитана,  снабдив  различными
инструментами, мебелью,  дорожной  одеждой,  книгами,  бельем  и  утварью,
подробно  перечисленными  в  списке,  наглухо  заперли.  По   распоряжению
неведомого  капитана  ключ  от  этой  каюты   был   отправлен   в   Любек,
следовательно, только он сам мог в нее войти.
   Это очень беспокоило Шандона, ибо отнимало у него шансы на командование
бригом. Он превосходно оборудовал свою каюту,  так  как  ему  были  хорошо
известны условия полярных экспедиций.
   Каюта Уолла находилась рядом с кубриком, служившим  матросам  спальней.
Там было очень просторно, и едва ли они нашли бы  на  другом  судне  более
удобное помещение. О них заботились, как о ценном грузе;  посреди  кубрика
стояла большая печь.
   Доктор Клоубонни, вступивший во владение своей  каютой  6  февраля,  то
есть на другой день после спуска брига на воду, весь ушел в свои хлопоты.
   - Самым счастливым животным на свете, - рассуждал он, - была бы улитка,
если бы она могла по своему желанию построить себе раковину. Постараюсь же
быть разумной улиткой.
   Действительно, эта раковина, в которой ему суждено было пробыть  долгое
время, принимала очень уютный вид. Клоубонни радовался,  как  ребенок  или
как ученый, приводя в порядок свое научное хозяйство. Его книги, гербарии,
точные механизмы, физические приборы, коллекции  термометров,  барометров,
гигрометров,  дождемеров,  подзорных  труб,  компасов,  секстантов,  карт,
планов, склянки, порошки, пузырьки его довольно богатой походной аптечки -
все это приводилось в порядок, которому  мог  бы  позавидовать  Британский
музей.  Пространство  в  шесть  квадратных  футов  содержало  неисчислимые
богатства; доктору стоило только, не сходя с места, протянуть руку,  чтобы
мгновенно сделаться медиком, математиком, астрономом, географом, ботаником
или конхиологом.
   По правде сказать, он гордился своим хозяйством и был счастлив в  своем
плавучем святилище, где с трудом могли бы уместиться трое самых тощих  его
приятелей. Впрочем, вскоре появились и друзья и притом в таком количестве,
что даже покладистый доктор не выдержал и под конец  сказал,  перефразируя
известное изречение Сократа:
   - Мой дом невелик, но дай бог, чтобы он никогда не наполнялся друзьями.
   Для полноты описания "Форварда" добавим, что конура  большого  датского
дога  находилась  как  раз  под  окном  таинственной  каюты;  но  свирепый
обитатель конуры предпочитал бродить по нижней палубе и  трюму;  казалось,
не было возможности приручить его, и никто не мог  совладать  со  странным
нравом собаки. По ночам ее жалобный вой зловеще отдавался в глубине трюма.
   Быть  может,  она  тосковала  по  своему  отсутствующему  хозяину?  Или
инстинктивно  предчувствовала  опасности  предстоящего  путешествия?   Или
предвещала грядущие напасти? Последнее казалось матросам вероятнее  всего.
Правда, некоторые подшучивали над ее повадками, но в душе  считали  собаку
каким-то дьявольским отродьем.
   Один из матросов, по имени Пэн,  на  редкость  грубый  малый,  бросился
однажды на собаку, чтобы ее отколотить, но  оступился,  упал  на  шпиль  и
раскроил себе голову.  Разумеется,  и  в  этом  случае  обвинили  во  всем
злосчастную собаку.
   Клифтон, самый суеверный из всего экипажа, заметил,  что,  находясь  на
юте, собака постоянно бродила на наветренной стороне;  позже,  когда  бриг
уже вышел в море и ему приходилось  лавировать,  странное  животное  после
каждого поворота меняло место  и  упорно  держалось  наветренной  стороны,
словно настоящий капитан.
   Доктор Клоубонни, который своей кротостью и  приветливостью,  казалось,
мог бы смирить тигра, напрасно старался задобрить собаку, он только  даром
потратил труд и время.
   Так как собака не откликалась ни на одно имя "собачьего календаря",  то
матросы под конец стали называть ее "Капитаном", ибо она  прекрасно  знала
все морские порядки и, видимо, не раз уже побывала в плавании.
   Понятно, чем был вызван шутливый ответ боцмана приятелю Клифтона, и  не
удивительно, что большинство  матросов  приняло  его  всерьез.