ста четырех градусов (+40ьС).
   - Это прямо обидно для людей, - заметил Альтамонт.
   - Затем идут земноводные  и  рыбы,  температура  которых  изменяется  в
зависимости от температуры воды.  Температура  змеи  -  всего  восемьдесят
шесть градусов  (+30ьС),  лягушки  -  семьдесят  (+25ьС);  акула  обладает
примерно  такой  же  температурой,  как   лягушка.   Наконец,   насекомые,
по-видимому, имеют ту же температуру, что окружающие их воздух или вода.
   - Все это  прекрасно,  -  вдруг  заговорил  Гаттерас,  до  сих  пор  не
принимавший участия в беседе, - и  я  очень  благодарен  доктору,  который
охотно делится с нами своими познаниями. Но мы так долго говорим о высокой
температуре, что можно подумать, будто нам  предстоит  переносить  палящую
жару. Мне кажется, более уместно было бы поговорить  о  холоде  и  назвать
самую низкую температуру, какая до сих пор наблюдалась.
   - Вот это дело, - заметил Джонсон.
   - Извольте, - отвечал Клоубонни. - Могу вам и об этом рассказать.
   - Еще бы! - воскликнул Джонсон. - Вам и книги в руки!
   - Друзья мои, я знаю только то, чему научился от других, и когда я  вам
расскажу, вы будете знать не меньше  моего.  Итак,  вот  что  я  могу  вам
сказать  относительно  холодов  и   морозов,   наблюдавшихся   в   Европе.
Насчитывают  немало  памятных  зим;  по-видимому,  самые  суровые  из  них
повторяются через каждые сорок один год, период,  совпадающий  с  периодом
появления наибольшего числа солнечных пятен. Упомяну о зиме тысяча  триста
шестьдесят четвертого года, когда Рона замерзла до  самого  Арля;  о  зиме
тысяча четыреста восьмого года, когда Дунай был скован льдом от истоков до
устья и волки переходили по льду Каттегат; о зиме тысяча пятьсот  девятого
года, когда Адриатическое и Средиземное моря замерзали в районах  Венеции,
Сета и Марселя, а Балтийское море десятого апреля еще не было свободно ото
льдов; о зиме тысяча шестьсот восьмого года, когда  в  Англии  погиб  весь
скот; о  зиме  тысяча  семьсот  восемьдесят  девятого  года,  когда  Темза
замерзла до самого Грейвсенда, на шесть лье ниже Лондона;  о  зиме  тысяча
восемьсот тринадцатого года, о которой французы  сохранили  такие  ужасные
воспоминания, и, наконец, о зиме тысяча восемьсот двадцать девятого  года,
самой  ранней  и  вместе  с  тем  самой  продолжительной   из   всех   зим
девятнадцатого столетия. Так обстоит дело в Европе.
   -  Но  здесь,  за  полярным  кругом,  до  какого   градуса   опускается
температура? - спросил Альтамонт.
   - Черт возьми, - сказал доктор, - кажется, нам пришлось испытать  самые
большие морозы, когда-либо  наблюдавшиеся  на  земле,  так  как  спиртовой
термометр однажды показывал минус семьдесят два градуса (-58ьС).  Если  не
ошибаюсь, до  настоящего  времени  полярным  путешественникам  приходилось
наблюдать на острове  Мелвилла  минус  шестьдесят  один  градус,  в  порту
Феликса - минус шестьдесят пять и  в  форте  Упования  -  минус  семьдесят
(-56,7ьС).
   - Да, - вырвалось у Гаттераса, - нас очень некстати  задержала  суровая
зима.
   -  Задержала  зима?  -  переспросил  Альтамонт,  пристально  глядя   на
капитана.
   - На пути к западу, - поспешил добавить доктор.
   - Таким образом,  -  продолжал  Альтамонт,  возвращаясь  к  прерванному
разговору, - человек может выдерживать температуру  в  диапазоне  примерно
двухсот градусов?
   - Да, - сказал доктор. - На открытом воздухе термометр,  защищенный  от
действия отраженных лучей, никогда не поднимается выше ста  тридцати  пяти
градусов (+57ьС), а при самой жестокой стуже не опускается ниже семидесяти
двух (-58ьС). Таким образом, друзья мои, мы можем приспособиться  к  любой
температуре.
   - А что, если солнце вдруг погаснет, - спросил Джонсон, - уж,  наверно,
земля живо замерзнет?
   - Солнце не погаснет, - ответил доктор, - а если бы даже и погасло, то,
по всем вероятиям,  температура  не  опустилась  бы  ниже  указанных  мною
пределов.
   - Вот это любопытно!
   - Вы знаете, в прежнее время ученые  предполагали,  что  в  космическом
пространстве за пределами земной атмосферы царит мороз в  несколько  тысяч
градусов; эти цифры пришлось, однако,  значительно  снизить  после  опытов
французского  ученого  Фурье.  Он  доказал,  что  если  бы  в  космическом
пространстве, в котором несется Земля, царил такой страшный холод,  то  на
полюсах было бы гораздо холоднее, чем теперь, и  между  дневной  и  ночной
температурой существовала бы огромная разница. Из этого  следует,  что  на
расстоянии  нескольких  миллионов  миль  от  Земли  не  холоднее,  чем   в
арктических странах.
   - Скажите, доктор, - спросил Альтамонт, - правда  ли,  что  температура
Америки ниже температуры других стран?
   -  Без  сомнения,  но,  пожалуйста,  не  вздумайте  этим  гордиться,  -
улыбнулся доктор.
   - Чем же это объясняют?
   - До сих пор еще не находят удовлетворительного объяснения. Так, Галлей
предполагал, что некогда Землю задела проносившаяся мимо комета, причем от
толчка сместилась земная ось,  а  тем  самым  и  полюса.  По  его  мнению.
Северный полюс, некогда находившийся в Гудзоновом заливе,  переместился  к
востоку, и область, где раньше  находился  полюс,  до  настоящего  времени
сохранила более низкую температуру, несмотря на то,  что  ее  много  веков
обогревает солнце.
   - Но вы не принимаете этой гипотезы?
   - Ни на минуту, потому  что  если  она  оправдывается  по  отношению  к
восточному побережью Америки, то совершенно несостоятельна в отношении  ее
западного  побережья,  температура   которого   значительно   выше.   Нет,
необходимо допустить существование изотермических поясов,  независимых  от
параллелей, вот и все!
   - Не правда ли, доктор, - сказал Джонсон, - очень приятно разговаривать
о морозе, сидя в теплом помещении.
   -  Правильно,  старина!  Мы  даже  можем  наши  теории  подтвердить  на
практике.  Полярные  страны  -  это  гигантская  лаборатория,  где   можно
производить интересные опыты над использованием низких температур.  Только
надо соблюдать осторожность и быть благоразумным: если какая-нибудь  часть
тела начинает у вас замерзать, скорее трите ее снегом, чтобы  восстановить
кровообращение. Да и когда сидите у огня, будьте  осторожнее,  потому  что
можно незаметно получить  сильные  ожоги  рук  или  ног.  В  таком  случае
потребовалась бы ампутация, а между тем мы не должны оставлять ни малейшей
частицы своего тела в полярных странах.  А  теперь,  друзья  мои,  недурно
будет отдохнуть несколько часов.
   - Охотно, - откликнулись товарищи доктора.
   - Кто сегодня дежурит у печи?
   - Я, - отвечал Бэлл.
   - Так смотрите же, чтобы огонь в печи  не  погас,  потому  что  сегодня
дьявольский мороз.
   - Не беспокойтесь, доктор! Мороз-то мороз, а вот поглядите, все небо  в
огне.
   - Да, - сказал доктор, подходя к  окну,  -  чудесное  северное  сияние!
Какое великолепное зрелище! Не могу вдоволь на него наглядеться.
   Доктор всегда восхищался этим метеорологическим  явлением,  на  которое
его товарищи не обращали особенного внимания. Он  заметил,  что  северному
сиянию всякий раз предшествуют возмущения магнитной стрелки,  и  по  этому
вопросу уже подготовлял статью для "Книги погоды".
   Бэлл сел дежурить у печки, а его товарищи улеглись на  койки  и  вскоре
заснули крепким сном.



10. РАЗВЛЕЧЕНИЯ ВО ВРЕМЯ ЗИМОВКИ

   Жизнь  в  полярных  странах  удручающе  однообразна.  Человек  вынужден
покоряться прихотям погоды, постоянному  чередованию  метелей  и  холодов.
Большую часть времени нельзя выглянуть  наружу,  приходится  оставаться  в
ледяном доме. Долгие  месяцы  проходят  в  полном  бездействии,  зимовщики
сидят, как кроты в норе.
   На следующий день  температура  понизилась  на  несколько  градусов,  и
разразилась сильная метель. Ничего нельзя было  разглядеть  в  белесоватой
мгле. Доктор волей-неволей оставался дома, и ему было почти нечего делать;
приходилось только чуть не каждый час расчищать входной  коридор,  который
заносило снегом, и вытирать ледяные стены, на которых осаждалась влага  во
время топки помещения. Но ледяной дом  был  построен  солидно,  а  метель,
утолщая его стены, придавала ему еще большую прочность.
   Склады тоже были сделаны на  славу;  снятые  с  судна  вещи  сложили  в
строгом  порядке  в  "интендантстве",  как  выражался  доктор.  Хотя   они
находились в каких-нибудь шестидесяти шагах от  дома,  но  в  метель  было
почти невозможно до них добраться. Поэтому часть продуктов для ежедневного
потребления хранилась на кухне.
   "Порпойз" вовремя разгрузили. Льды медленно, незаметно сжимали судно  и
могли мало-помалу раздавить его. Было ясно, что из обломков корабля ничего
путного  нельзя  построить.  Однако  доктор  надеялся   кое-как   выкроить
небольшую шлюпку, чтобы вернуться на ней в Англию. Впрочем, об  этом  было
еще рано думать.
   Долгие дни зимовщики были  обречены  на  бездействие.  Гаттерас,  вечно
задумчивый, целый день лежал на койке, Альтамонт пил или спал, а доктор  и
не думал выводить их из этой спячки, опасаясь каких-нибудь новых  досадных
столкновений. Капитаны редко говорили друг с другом.
   За обедом предусмотрительный доктор старался так  направлять  разговор,
чтобы не  задевать  больных  мест,  и  искусно  обходил  щекотливые  темы.
Клоубонни изо всех сил старался чем-нибудь заинтересовать своих товарищей,
поучал их и развлекал. Он или приводил в порядок свои путевые заметки, или
беседовал  с  товарищами,  затрагивал  исторические  темы,  рассказывал  о
метеорологических явлениях или о путешествиях, приводя весьма поучительные
для них факты. Он говорил увлекательно, порой пускаясь в философию,  делая
интересные выводы из самых, казалось бы, незначительных фактов. Память его
была прямо неистощима и  никогда  не  изменяла  ему.  Клоубонни  прекрасно
применялся к уровню своих слушателей,  приводил  им  множество  любопытных
фактов, дополняя теорию остроумными замечаниями.
   Этот достойный человек был  в  полном  смысле  слова  душою  маленького
общества,  воплощением  искренности  и  справедливости.  Товарищи  всецело
доверяли доктору; он внушал уважение даже  Гаттерасу,  который  очень  его
любил. Он всем подавал пример и на словах и на деле, и благодаря ему жизнь
этих пяти человек, затерянных  в  ледяной  пустыне  в  шести  градусах  от
полюса, вошла  в  нормальную  колею.  Когда  доктор  говорил,  можно  было
подумать, что он рассуждает, сидя в своем рабочем кабинете в Ливерпуле.
   Но  как  непохожа  была  участь  наших   путешественников   на   участь
мореплавателей, потерпевших крушение на  Тихом  океане  и  выброшенных  на
необитаемый  остров,  -  этих  робинзонов,  похождениям  которых   нередко
завидуют читатели. В самом деле, плодородная  почва  и  роскошная  природа
тропиков  облегчают  жизнь  человеку.  В  этих  прекрасных  странах,   при
некоторой сообразительности, затратив немного сил, можно  обеспечить  себя
всем необходимым. Природа там идет  навстречу  человеку;  охота  и  рыбная
ловля доставляют ему все необходимое, деревья приносят ему  плоды,  пещеры
дают безопасный приют, ручьи - воду для питья; тенистые  деревья  защищают
от палящих лучей;  зимой  ему  не  грозят  морозы;  небрежно  брошенные  в
плодородную землю верна через несколько месяцев приносят богатый урожай  -
словом, там можно наслаждаться  безоблачным  счастьем  вдалеке  от  людей.
Кроме того, эти чудесные острова, эти благодатные земли лежат как  раз  на
пути кораблей.  Потерпевший  крушение  может  всегда  надеяться,  что  его
подберет какое-нибудь  судно,  и,  наслаждаясь  жизнью,  спокойно  ожидать
своего избавления.
   Но здесь, на берегах Новой Америки, -  какой  контраст!  Часто  доктору
приходило в голову такое сравнение, но  он  не  делился  этими  мыслями  с
товарищами и только проклинал свое вынужденное бездействие.
   Клоубонни с нетерпением ждал оттепелей, чтобы возобновить экскурсии, но
вместе с тем опасался, как бы с  наступлением  весны  между  Гаттерасом  и
Альтамонтом  не  возникли  новые  серьезные  столкновения.  Чем   кончится
соперничество этих двух людей, если  им  удастся  когда-нибудь  достигнуть
полюса?
   Необходимо было исподволь привести соперников  к  взаимному  пониманию,
внушить им доверие друг к другу.  Но  какая  трудная  задача  -  примирить
англичанина с  американцем,  людей,  зараженных  национальной  враждой,  -
высокомерного британца с предприимчивым, смелым и грубоватым сыном  Нового
Света!
   Размышляя о  беспощадной  борьбе  за  существование  и  о  национальном
соперничестве, доктор никогда не пожимал с презрением плечами, но искренне
горевал о человеческих слабостях.
   Нередко он беседовал на эту тему с Джонсоном.  Старый  моряк  и  доктор
хорошо понимали друг друга. Оба ломали голову: какой маневр пустить в ход,
чтобы добиться примирения? Вражда капитанов  сулила  в  будущем  серьезные
неприятности и осложнения.
   Между тем по-прежнему стояла дурная погода, и нечего было и думать даже
на короткое время отлучиться из форта Провидения. День и ночь  приходилось
сидеть в ледяном доме.  Скучали  все,  кроме  доктора,  который  постоянно
чем-то был занят.
   - Неужели нельзя хоть чем-нибудь развлечься? - сказал  однажды  вечером
Альтамонт. - Это не жизнь, а какая-то спячка; мы похожи на  змей,  которые
на зиму забиваются в норы.
   - Вы правы, - ответил доктор. - К сожалению, нас слишком мало для того,
чтобы можно было придумать какое-нибудь развлечение.
   - Так вы думаете, - продолжал Альтамонт, - что легче было  бы  бороться
со скукой, если бы нас было больше?
   - Без сомнения. Когда экипажи кораблей зимовали в  полярных  странах  в
полном составе, они придумывали средства убивать скуку.
   - Хотелось бы мне знать, - сказал Альтамонт, - как  это  им  удавалось!
Надо обладать очень изобретательным умом, чтобы  ухитриться  хоть  немного
повеселиться в такой мрачной обстановке.  Неужели  же  они  задавали  друг
другу шарады?
   - В этом не  было  нужды.  Они  прибегали  к  таким  развлечениям,  как
литература и театр.
   - Как? Они издавали газеты? - удивился Альтамонт.
   - И давали театральные представления? - воскликнул Бэлл.
   - Разумеется, и это  доставляло  им  огромное  удовольствие.  Во  время
зимовки на острове Мелвилла Парри предложил своему экипажу  эти  два  вида
развлечений, и его предложение имело колоссальный успех.
   - Признаться, хотелось бы мне быть на их месте,  -  сказал  Джонсон.  -
Должно быть, это было очень занятно.
   - Занятно и любопытно,  Джонсон.  Лейтенант  Бичи  сделался  директором
театра, а капитан Сабин - главным редактором "Зимней хроники,  или  Газеты
Северной Георгии".
   - Удачные названия! - заметил Альтамонт.
   - Газета выходила по понедельникам с первого  ноября  тысяча  восемьсот
девятнадцатого года до двадцатого марта тысяча восемьсот  двадцатого.  Там
описывались  все  выдающиеся   события   зимовки,   охоты,   происшествия,
приключения, приводились метеорологические и температурные данные:  газета
содержала более или менее занимательную хронику. Конечно, там нечего  было
искать остроумия Стерна или  увлекательных  статей  "Дейли  телеграф",  но
делали,  что  могли,  а  главное,  экипаж   развлекался.   Читатели   были
невзыскательны, неизбалованны,  и,  кажется,  еще  ни  один  журналист  не
строчил с таким увлечением.
   - Честное слово, - сказал Альтамонт, - мне бы очень  хотелось,  дорогой
доктор, познакомиться с выдержками из этой газеты; но, вероятно, статьи  с
первого до последнего слова там были холодны, как лед.
   - Ничуть, - возразил доктор. - Во всяком случае, то, что показалось  бы
немного наивным Философскому обществу Ливерпуля или Лондонскому  институту
изящной словесности, вполне удовлетворяло погребенный под  снегом  экипаж.
Не хотите ли убедиться в этом?
   - Как? Неужели вы запомнили наизусть?..
   - Нет, но на борту "Порпойза" я нашел описание путешествия Парри, и мне
остается лишь прочитать вам рассказ этого знаменитого мореплавателя.
   - Пожалуйста! - воскликнули товарищи доктора.
   - Нет ничего легче!
   Клоубонни вынул книгу из шкафа, стоявшего в  зале,  и  быстро  разыскал
место, о котором шла речь.
   - Вот, - сказал он, - несколько выдержек из "Газеты Северной  Георгии".
Это письмо к главному редактору:
   "Мы горячо приветствуем ваше намерение выпускать  газету.  Мы  уверены,
что  издаваемая  под  вашей  редакцией  газета   доставит   нам   истинное
удовольствие и поможет нам переносить в течение ста суток гнетущий  зимний
мрак.
   Не без интереса я наблюдал, какое впечатление произвело ваше объявление
на наше общество. Употребляя ходячее выражение лондонской прессы, могу вас
уверить, что оно вызвало в публике подлинную сенсацию.
   После вашего объявления на другой же день на борту  корабля  наблюдался
необычайный, прямо-таки небывалый спрос на  чернила.  Зеленое  сукно  было
усеяно обрезками перьев, к великому прискорбию нашего служителя,  который,
стряхивая их, загнал себе обрезок под ноготь.
   Наконец, из достоверного источника  мне  стало  известно,  что  сержант
Мартин за день наточил не менее девяти перочинных ножей.
   Столы трещат под  тяжестью  письменных  приборов,  уже  два  месяца  не
видевших света божьего.  Говорят  даже,  будто  недра  трюма  неоднократно
разверзались, извергая кипы бумаги, никак  не  ожидавшей,  что  так  скоро
будет нарушен ее безмятежный покой.
   Считаю долгом вас уведомить, что кое-кто намеревается  опустить  в  ваш
ящик  статьи,  которые  никак  не  могут   вам   подойти   по   недостатку
оригинальности, так как их  нельзя  считать  неопубликованными.  Смею  вас
уверить,  что  не  далее  как  вчера  видели   одного   автора,   который,
наклонившись над столом, в одной руке держал открытый том "Зрителя",  а  в
другой - чернильницу, разогревая чернила на лампе. Нечего и говорить,  что
вы должны остерегаться такого рода подвохов. В столбцах  "Зимней  хроники"
не должны появляться статьи, прочитанные нашими предками за завтраком  еще
сто лет тому назад".
   - Прекрасно, - сказал Альтамонт, когда доктор окончил чтение.  -  Право
же, это очень забавно; судя по всему, автор письма был разбитной малый.
   - Именно - разбитной, - ответил доктор.  -  А  вот  не  лишенное  юмора
объявление:

   "Требуется особа средних лет и хорошего поведения для  одевания  актрис
"Королевского  театра  Северной  Георгии".  Будет   предложено   приличное
вознаграждение; чай и пиво - по требованию.
   Адресоваться в  театральный  комитет.  NB.  Предпочтение  будет  отдано
вдове".

   - Однако наши соотечественники были веселые ребята, - сказал Джонсон.
   - И что же, вдова нашлась? - спросил Бэлл.
   - Как  будто  нашлась,  -  ответил  доктор,  -  потому  что  вот  ответ
театральному комитету:

   "Милостивые государи, я вдова; мне двадцать шесть лет от роду, и я могу
представить неоспоримые доказательства  своего  безупречного  поведения  и
незаурядных дарований. Но, прежде чем принять на  себя  заботы  о  туалете
актрис вашего театра, я хотела бы знать, будут ли они ходить  в  штанах  и
дадут ли мне  в  помощь  несколько  дюжих  матросов,  чтобы  затягивать  и
зашнуровывать корсеты этих дам?  Затем  вы  можете,  милостивые  государи,
рассчитывать на готовую к услугам
   А.Б.
   P.S. Не найдете ли вы возможным заменить пиво водкой?"

   - Браво! - воскликнул Альтамонт. - Я,  кажется,  вижу  этих  горничных,
которые зашнуровывают актрис при помощи шпиля. Веселый народ были спутники
капитана Парри!
   - Как и все, кто достигает своей цели, - ответил Гаттерас.
   Подав такую реплику, капитан снова погрузился в  молчание.  Доктор,  не
хотевший распространяться на эту тему, продолжал чтение.
   - А вот картина арктических невзгод, - сказал он. - Ее  можно  было  бы
разнообразить до  бесконечности,  но  здесь  встречаются  довольно  меткие
замечания. Судите сами:
   "Выйти утром подышать свежим воздухом, спуститься с корабля на лед -