произнес  он,  -  я  вовсе  не  собираюсь  вас
объедать, у меня есть деньги. Я, если вам угодно, заплачу за пансион,  но  я
хотел бы оставить за собой право выбирать меню.
   - Мошенник! - возопила тетушка Анжелика.
   - Постойте, предположим, порция стоит четыре су:  значит,  я  вам  должен
четыре су за рис и два за хлеб. Всего шесть су.
   - Шесть су! - закричала тетушка. - Шесть су! Да тут одного риса на восемь
су, а хлеба на все шесть.
   - Правда, милая тетушка, я совсем не посчитал петуха, - продолжал Питу, -
но ведь он с вашего птичьего двора. Это мой старый знакомый, я  сразу  узнал
его по гребню.
   - И все же он стоит денег.
   - Ему девять лет. Это я украл его для вас из-под материнского  крыла;  он
был с кулачок и вы меня же еще и побили за то,  что  я  принес  его,  но  не
принес зерна, чтобы его кормить. Мадемуазель Катрин дала мне зерна.  Он  был
мой, я съел свое добро, я имел на это право.
   Тетушка,  распалившись  от  гнева,  смотрела   на   этого   революционера
испепеляющим взглядом.
   У нее пропал голос.
   - Убирайся! - прошипела она.
   - Как, так сразу,  после  обеда,  даже  не  успев  переварить  пищу?  Ах,
тетушка, это невежливо.
   - Вон!
   Питу, только что сев, опять встал; он не без удовольствия заметил, что  в
желудке его не нашлось бы места даже для рисового зернышка.
   - Тетушка, - величественно сказал он, - вы плохая  родственница.  Я  хочу
доказать вам, что вы по-прежнему неправы по отношению  ко  мне,  по-прежнему
черствы, по-прежнему скупы. Что до меня, то я не хочу, чтобы вы потом  всюду
рассказывали, что я разбойник с большой дороги.
   Он встал на пороге и зычным голосом,  который  могли  слышать  не  только
зеваки,  присутствовавшие  при  этой  сцене,  но  еще  и  незнакомые   люди,
проходившие в пятистах шагах оттуда, произнес:
   - Я призываю этих славных людей в  свидетели,  что  я  пришел  пешком  из
Парижа, где участвовал в штурме Бастилии, что я был голоден и валился с  ног
от усталости, что я сел отдохнуть и поесть в доме моей  родственницы  и  что
мне приходится уйти отсюда, так как  меня  здесь  жестоко  попрекают  куском
хлеба и безжалостно выставляют за дверь.
   Питу вложил в свою обвинительную речь столько пафоса, что  соседи  начали
роптать против старухи.
   -  Я  -  бедный  путник,  -  продолжал  Питу,  -  который  прошел  пешком
девятнадцать миль; честный малый, которого господин Бийо и господин  Жильбер
почтили своим доверием, поручив ему проводить Себастьена  к  аббату  Фортье;
покоритель Бастилии, друг господина  Байи  и  генерала  Лафайета!  И  вот  я
призываю всех в свидетели - меня выгоняют.
   Ропот усилился.
   - И, - продолжал он, - поскольку я не бедный побирушка,  поскольку  когда
меня попрекают куском хлеба, я плачу, вот экю, я отдаю его в  плату  за  то,
что я съел у моей тетки.
   С этими словами Питу торжественно вынул из кармана экю и бросил на  стол,
откуда монета у всех на глазах отскочила и попала в  миску  с  рисом,  почти
утонув в нем.
   Это добило старуху; она опустила голову под бременем всеобщего осуждения,
выражавшегося громким ропотом; два десятка рук протянулись к Питу, когда  он
вышел из лачуги,  отрясая  прах  от  своих  ног;  Питу  скрылся  из  виду  в
сопровождении толпы людей, которые рады были пригласить в  гости  покорителя
Бастилии и бесплатно предоставить стол и кров другу  г-на  Байи  и  генерала
Лафайета.
   Тетушка достала экю, обтерла его и положила в деревянную плошку, где  ему
в компании нескольких других  экю  предстояло  ждать  превращения  в  старый
луидор.
   Но кладя на место этот экю, доставшийся ей таким  странным  образом,  она
вздохнула и подумала, что, быть может, Питу, так щедро заплативший  за  еду,
на самом деле имел право съесть все без остатка.

Глава 59

ПИТУ-РЕВОЛЮЦИОНЕР

   Отдав  долг  семейственным   привязанностям,   Питу   мог   вспомнить   о
привязанностях своего сердца.
   Повиноваться приказу очень  приятно,  когда  этот  приказ  согласуется  с
твоими тайными желаниями.
   Итак, Питу взял ноги в руки и, пробежав по  узенькому  зеленому  проулку,
соединяющему Пле  с  улицей  Лонне,  бросился  напрямик  через  поля,  чтобы
поскорее добраться до фермы Писле.
   Но вскоре он пошел  медленнее;  каждый  шаг  воскрешал  в  нем  множество
воспоминаний.
   Когда человек возвращается в родной город или деревню, он идет  по  своей
юности, идет по ушедшим дням, которые, по словам английского  поэта,  ковром
расстилаются под ногами возвратившегося путешественника.
   На каждом шагу стук сердца будит в нас воспоминания.
   Здесь мы страдали, там были счастливы;  здесь  мы  рыдали  от  горя,  там
плакали от радости.
   Питу не обладал аналитическим складом  ума,  но  за  последние  несколько
недель он стал мужчиной; он всю дорогу переживал прошлое и пришел  на  ферму
матушки Бийо в растрепанных чувствах.
   Когда он заметил в ста шагах от себя длинный ряд крыш,  когда  он  поднял
глаза на вековые вязы, которые склоняли  голову  к  дымящим  старым  трубам,
когда он услышал далекое блеянье и мычанье скотины, лай собак, скрип  телег,
он поправил каску на голове,  проверил,  крепко  ли  пристегнута  драгунская
сабля на боку, и постарался принять бравый  вид,  подобающий  влюбленному  и
солдату.
   Ему это удалось - поначалу никто не узнал его.
   Работник поил лошадей у пруда; услышав шум, он обернулся и сквозь  листву
лохматой ивы заметил Питу, вернее, каску и саблю.
   Работник застыл от изумления.
   Поравнявшись с ним, Питу окликнул его:
   - Эй, Барно, день добрый, Барно!
   Работник, видя, что каска и сабля знают его имя, снял  шапку  и  отпустил
повод лошадей.
   Питу с улыбкой прошествовал мимо.
   Но это не успокоило работника; добродушная улыбка Питу  была  скрыта  под
каской.
   Меж тем через окно столовой воинственного пришельца увидела мамаша Бийо.
   Она вскочила со стула.
   В то время  в  деревнях  все  были  в  тревоге.  Ходили  страшные  слухи;
рассказывали о разбойниках, которые вырубают леса и травят посевы.
   Что означал приход этого солдата? Явился он как враг или как друг?
   Матушка Бийо окинула Питу взглядом с головы до пят, она  никак  не  могла
взять в толк, почему при такой великолепной каске на нем крестьянские штаны,
и колебалась между подозрениями и надеждой.
   Неизвестный  солдат  вошел  в  кухню.  Матушка  Бийо  сделала  два   шага
навстречу. Питу, не желая уступить ей в учтивости, снял каску.
   - Анж Питу! - воскликнула она. - Анж пришел!
   - Добрый день, госпожа Бийо, - сказал Питу.
   - Анж! О, Боже мой! Кто бы  мог  подумать;  ты  что  же,  завербовался  в
солдаты?
   - Хм! Завербовался! - произнес Питу и снисходительно улыбнулся.
   Потом огляделся вокруг, словно кого-то ища. Матушка Бийо улыбнулась;  она
угадала, кого ищет Питу.
   - Ты ищешь Катрин? - спросила она напрямик.
   - Да, я хочу засвидетельствовать ей свое почтение, - отвечал Питу.
   - Она развешивает белье. Ну, садись, рассказывай.
   - С удовольствием, - сказал Питу. - Добрый  день,  добрый  день,  госпожа
Бийо.
   И Питу пододвинул себе стул.
   В дверях  и  на  ступенях  лестницы  столпились  работники  и  работницы,
привлеченные рассказом конюха.
   Каждый раз, как подходил новый человек, слышался шепот:
   - Это Питу?
   - Да, это он.
   - Ну и ну!
   Питу обвел старых друзей дружелюбным взглядом.
   - Ты сейчас прямо из Парижа? - продолжала хозяйка дома.
   - Прямехонько оттуда, госпожа Бийо, - Как поживает наш хозяин?
   - Прекрасно, госпожа Бийо.
   - Как дела в Париже?
   - Очень плохо, госпожа Бийо.
   - Ах!
   Слушатели подошли поближе.
   - Король? - спросила фермерша. Питу покачал головой и поцокал языком, что
означало полное презрение к монархии.
   - Королева?
   На сей раз Питу вовсе ничего не ответил.
   - О! - воскликнула г-жа Бийо.
   - О! - повторили остальные присутствующие.
   - Ну-ну, продолжай, Питу, - сказала фермерша.
   - Проклятье! Задавайте вопросы, я отвечу! - воскликнул Питу,  который  не
хотел рассказывать самое интересное, в отсутствие Катрин.
   - Откуда у тебя каска? - спросила г-жа Бийо.
   - Это трофей, - гордо ответил Питу.
   - Что такое трофей, мой друг? - осведомилась добрая женщина.
   - Да, верно, госпожа Бийо, - сказал Питу с покровительственной улыбкой, -
откуда вам знать, что такое  трофей?  Трофей  -  это  когда  ты  кого-нибудь
победил, госпожа Бийо.
   - Так ты победил врага, Питу?
   - Врага! - презрительно усмехнулся Питу. - Разве дело в одном враге?  Ах,
милая госпожа Бийо, вы разве не знаете, что  мы  с  господином  Бийо  вдвоем
взяли Бастилию!
   Эти магические слова взбудоражили аудиторию.  Питу  почувствовал  дыханье
присутствующих на своих волосах и их руки на спинке своего стула.
   - Расскажи, расскажи, что там совершил наш хозяин, - сказала г-жа Бийо  с
гордостью и трепетом.
   Питу снова посмотрел, не идет ли Катрин; но Катрин не показывалась.
   Ему стало обидно, что мадмуазель Бийо не бросила свое белье  ради  свежих
вестей, принесенных таким гонцом.
   Питу покачал головой; он начинал злиться.
   - Это слишком долго рассказывать, - сказал он.
   - Ты хочешь есть? - спросила г-жа Бийо.
   - Пожалуй.
   - Пить?
   - Не откажусь.
   Работники и работницы засуетились, и не успел Питу оглянуться, как у него
под рукой оказались чарка, хлеб, мясо и всевозможные фрукты.
   У Питу была, как говорят в деревне, горячая печень,  то  есть  он  быстро
переваривал пищу; но при всей своей прожорливости он еще не успел переварить
тетушкина петуха, последний кусок которого был проглочен не  более  получаса
назад.
   Ему  так  быстро  все  принесли,  что  его  надежда  выиграть  время   не
оправдалась.
   Он понял, что необходимо совершить над собой огромное усилие, и приступил
к еде.
   Но вскоре ему все же пришлось остановиться.
   - Что с тобой? - спросила г-жа Бийо.
   - Проклятье! Я...
   - Питье для Питу.
   - У нас есть сидр, госпожа Бийо.
   - Быть может, ты больше любишь водку?
   - Водку?
   - Да, ты, верно, привык к ней в Париже.
   Славная женщина думала, что за  двенадцать  дней  отсутствия  Питу  успел
испортиться. Питу гордо отверг предположение:
   - Водку! - воскликнул он. - Я! Ни в коем случае!
   - Тогда рассказывай.
   - - Если я начну сейчас, мне придется все начинать сначала, когда  придет
мадмуазель Катрин, а это очень долго.
   Два или три человека бросились в прачечную за мадмуазель Катрин.
   Но пока все бежали в одну сторону, Питу невольно посмотрел в другую  -  в
сторону лестницы, которая вела на второй этаж, и когда  от  сквозняка  дверь
распахнулась, увидел в дверном проеме Катрин, которая смотрела в окно.
   Катрин смотрела в сторону леса, то есть в сторону Бурсона.
   Катрин была так поглощена созерцанием, что не заметила  никакой  суеты  в
доме; ее так занимало происходящее там, вдали, что ей было не до  того,  что
происходит здесь.
   - Эх, - сказал он со вздохом, - она смотрит в  сторону  леса,  в  сторону
Бурсона, в сторону господина Изидора де Шарни, вот в чем дело.
   И он испустил глубокий вздох, еще более жалобный, чем первый.
   В это мгновение работники вернулись из прачечной и из  других  мест,  где
могла быть Катрин.
   - Ну как? - спросила г-жа Бийо.
   - - Мы не нашли мадмуазель.
   - Катрин! Катрин! - крикнула г-жа Бийо. Девушка ничего не слышала.  Тогда
Питу решился заговорить.
   - Госпожа Бийо, - сказал он, - я знаю, почему мадмуазель Катрин не  нашли
в прачечной.
   - Почему ее там не нашли?
   - Проклятье! Да потому что ее там нет.
   - А ты знаешь, где она?
   - Да.
   - Где же она?
   - Она наверху.
   И взяв фермершу за руку, он поднялся вместе  с  ней  на  три  или  четыре
ступеньки вверх и показал ей  Катрин,  сидящую  на  подоконнике  в  раме  из
садового вьюнка и плюща.
   - Она расчесывает волосы, - сказала добрая женщина.
   - К сожалению, нет, она причесана, - печально ответствовал Питу.
   Фермерша не придала никакого значения грусти Питу и громко кликнула:
   - Катрин! Катрин!
   Девушка вздрогнула от неожиданности, торопливо затворила окно и спросила:
   - Что случилось?
   - Иди скорее сюда, Катрин! - закричала матушка Бийо, не подозревая о том,
какое действие произведут ее слова. - Анж пришел из Парижа.
   Питу с тоской ожидал, что скажет Катрин.
   - А-а! - протянула Катрин так равнодушно, что  у  бедного  Питу  защемило
сердце, и спустилась по лестнице с безразличием фламандок  с  картин  Остаде
или Броувера.
   - Смотри-ка! - сказала она, сойдя с лестницы. - И правда он.
   Питу поклонился, краснея и трепеща.
   - У него есть каска, - шепнула одна из работниц на ухо молодой хозяйке.
   Питу услышал  эти  слова  и  взглянул  на  Катрин,  чтобы  узнать,  какое
впечатление они на нее произведут.
   Прелестное лицо, быть может, слегка побледнело, но не утратило величавого
спокойствия.
   Катрин не выказала ни малейшего восхищения при виде каски Питу.
   - У него каска? - удивилась она. - Зачем? На этот раз в  сердце  честного
малого возобладало негодование.
   - У меня есть каска и сабля, - гордо сказал он, - потому что я сражался и
убивал драгун и швейцарцев а если вы в этом сомневаетесь, мадмуазель Катрин,
спросите у вашего батюшки; вот и все.
   Катрин продолжала думать о своем  и,  казалось,  слышала  лишь  последние
слова.
   - Как поживает мой батюшка? - спросила  она.  -  Почему  он  не  вернулся
вместе с вами? Какие вести из Парижа?
   - Очень дурные.
   - Я думала, все уладилось, - сказала Катрин.
   - Да, так было; но потом все разладилось, - ответил Питу.
   - Разве народ не договорился с королем, разве господин Неккер не вернулся
на свой пост?
   - В том-то и дело, - гордо сказал Питу.
   - Однако теперь народ доволен, не правда ли?
   - Так доволен, что решил отомстить за себя и перебить всех врагов.
   - Всех врагов! - удивленно воскликнула Катрин. - А кто же враги народа?
   - Аристократы, - произнес Питу. Катрин побледнела.
   - Но кого называют аристократами?
   - Вы еще спрашиваете! Да тех, у  кого  плодородные  земли,  тех,  у  кого
красивые замки, тех, кто морит голодом народ, тех, у кого есть все, меж  тем
как у нас нет ничего.
   - Дальше, - с нетерпением произнесла Катрин.
   - Людей, у которых есть породистые лошади и красивые кареты, меж тем  как
мы ходим пешком.
   - Боже мой! - воскликнула девушка, побледнев как полотно.
   Питу заметил, как она переменилась в лице.
   - Я называю аристократами известных вам людей.
   - Известных мне людей?
   - Известных нам людей? - переспросила матушка Бийо.
   - Но кто же это? - настаивала Катрин.
   - Господин Бертье де Савиньи, например.
   - Господин Бертье де Савиньи?
   - Он подарил вам серьги, которые вы надели в тот день, когда танцевали  с
господином Изидором.
   - И что?
   - И вот. Я видел людей,  которые  ели  его  сердце,  я  видел  их  своими
глазами.
   Все громко ахнули. Катрин упала на стоявший позади нее стул.
   - Ты сам видел? - спросила матушка Бийо, дрожа от отвращения.
   - И господин Бийо тоже видел.
   - О, Боже мой!
   - Нынче, - продолжал Питу, - всех аристократов Парижа и  Версаля,  должно
быть, уже зарезали или сожгли.
   - Какой ужас! - прошептала Катрин.
   - Ужас? Почему? Вы-то не аристократка, мадмуазель Катрин.
   - Господин Питу, - сказала Катрин с мрачной решимостью, - мне кажется, вы
не были таким жестоким до отъезда в Париж.
   - Я нисколько не изменился, мадмуазель, - ответил Питу в нерешительности,
- но...
   - Но тогда не хвастайтесь преступлениями, которые совершают парижане,  вы
ведь не парижанин и не совершали этих преступлений.
   - Я в них  не  участвовал,  наоборот,  нас  с  господином  Бийо  чуть  не
задушили, когда мы пытались вступиться за господина Бертье.
   - О, мой добрый отец, мой храбрый отец! Я узнаю его,  -  пылко  вскричала
Катрин.
   - Мой достойный муж! - сказала матушка Бийо со слезами на глазах.  -  Так
что же он сделал?
   Питу рассказал об ужасной сцене, которая произошла на  Гревской  площади,
об отчаянии Бийо и его желании вернуться в Виллер-Котре.
   - Тогда отчего ж он не вернулся? - спросила Катрин тоном, который глубоко
взволновал сердце  Питу,  подобно  страшным  предсказаниям,  которыми  умели
потрясать сердца людей древние прорицатели.
   Матушка Бийо молитвенно сложила руки.
   - Господин Жильбер не пустил, - ответил Питу.
   - Господин Жильбер, что же, хочет, чтобы моего  мужа  убили?  -  зарыдала
г-жа Бийо.
   - Он хочет разорить дом моего отца? - прибавила Катрин так же мрачно.
   -  О,  нет!  -  произнес  Питу.  -  Господин  Бийо  и  господин   Жильбер
уговорились,  что  господин  Бийо  ненадолго  задержится  в  Париже,   чтобы
закончить революцию.
   - Сами, вдвоем? - удивилась матушка Бийо.
   - Нет, вместе с господином де Лафайетом и господином Байи.
   - Ах! - с восхищением произнесла фермерша.  -  Раз  он  с  господином  де
Лафайетом и с господином Байи...
   - Когда он думает вернуться? - спросила Катрин.
   - О, этого я не знаю, мадмуазель.
   - А ты, Питу, как же ты вернулся?
   - Я привел к аббату Фортье  Себастьена  Жильбера  и  пришел  сюда,  чтобы
передать наказы господина Бийо.
   Проговорив эти слова, Питу встал  с  достоинством  дипломата;  работники,
может быть, и не поняли его, но хозяева поняли сразу.
   Матушка Бийо тоже встала и отослала всех.
   Катрин осталась сидеть и пыталась прочесть мысли Питу прежде,  чем  слова
слетят с его уст.
   - Что-то он сейчас скажет? - гадала она.

Глава 60

ГОСПОЖА БИЙО СЛАГАЕТ С СЕБЯ ПОЛНОМОЧИЯ

   Обе женщины приготовились  внимательно  выслушать  волю  почтенного  отца
семейства. Питу понимал, что перед ним задача не из легких:  он  видел,  как
матушка Бийо и Катрин трудятся бок о бок;  он  знал  властолюбивый  характер
одной и независимый нрав другой.
   Катрин, такая мягкая, такая работящая, такая  добрая  девушка,  благодаря
всем этим достоинствам пользовалась на ферме огромным влиянием; а что  такое
властность, если не упорное нежелание подчиняться?
   Питу понимал, какое удовольствие его  слова  доставят  девушке,  и  какое
огорчение причинят ее матери.
   Ему, казалось несправедливым, нелепым отодвигать матушку Бийо  на  второй
план. Это ставило Катрин намного выше Питу, что в теперешних обстоятельствах
было нашему герою совершенно ни к чему.
   Но он прибыл на ферму  как  гомеровский  вестник:  он  олицетворял  уста,
память, но не ум. Питу начал так:
   - Госпожа Бийо, господин Бийо хотел, чтобы вы поменьше волновались.
   - Как это? - удивилась добрая женщина.
   - Что значит волноваться? - спросила юная Катрин.
   - Это значит, - ответил Питу, - что распоряжаться такой фермой, как ваша,
нелегко: много забот и хлопот...
   - Ну и что?
   - Платежи...
   - Ну и что?
   - Пахота...
   - Дальше?
   - Сбор урожая...
   - А кто спорит?
   - Конечно, никто, госпожа Бийо,  но  ведь  чтобы  продавать  зерно,  надо
ездить на рынок.
   - У меня есть лошадь.
   - Надо уметь торговаться.
   - О, я за словом в карман не полезу.
   - А пахать землю!
   - Разве я не привыкла за всем присматривать?
   - А собирать урожай! Это совсем другое дело: надо  накормить  работников,
надо помочь возчикам...
   - Ради блага моего мужа я готова на все! - воскликнула славная женщина.
   - Но, госпожа Бийо, в конце концов...
   - Что в конце концов?
   - Столько работы.., в ваши лета...
   - Ах! - воскликнула матушка Бийо, глядя на Питу искоса.
   - Помогите же мне, мадмуазель Катрин, - взмолился бедный малый, видя, что
положение осложняется и силы его на исходе.
   - Но я не знаю, чем я могу вам помочь, - сказала Катрин.
   - Так вот, - набрался храбрости Питу. - Господин Бийо решил не взваливать
все эти заботы на госпожу Бийо.
   - А на кого же? - прервала она, трепеща разом от почтения и восхищения.
   - Он поручает распоряжаться на ферме человеку, который покрепче, чем  вы,
и который близок вам и ему. Он передает бразды правления мадму