- Говорите, сударь, - сказала Мария-Антуанетта. -  Видя,  как  быстро  вы
скачете, я собрала все свое  мужество,  ибо  заподозрила,  что  вы  привезли
дурную весть.
   - Разве было бы лучше, если бы дурная весть застала вас врасплох? Зная  о
том, что ей грозит,  королева,  с  присущим  ей  здравым  смыслом  и  верным
суждением,  пойдет  навстречу  опасности  и  тогда,  быть  может,  опасность
отступит перед ней.
   - Говорите же, сударь, в чем эта опасность?
   - Ваше величество, семь или восемь  тысяч  вооруженных  женщин  вышли  из
Парижа и идут в Версаль.
   - Семь или восемь тысяч? - презрительно переспросила королева.
   - Да, но они будут останавливаться по  пути  и,  быть  может,  когда  они
придут сюда, их будет уже пятнадцать или двадцать тысяч.
   - И что они собираются здесь делать?
   - Они хотят есть, ваше величество, они идут просить хлеба у короля.
   Королева посмотрела на Шарни.
   - Увы, ваше величество, - сказал граф, - мое предвидение сбылось.
   - Что же делать? - спросила Мария-Антуанетта.
   - Прежде всего предупредить короля, - сказал Жильбер.
   Королева резко обернулась.
   - Короля! О, нет! - воскликнула она, - зачем волновать его?
   Это был крик души. В нем проявилось мужество королевы: себя  она  считала
сильной, но в муже боялась встретить слабость и не хотела, чтобы  ее  видели
посторонние люди.
   Но был ли посторонним Шарни? Был ли посторонним Жильбер?
   Нет, напротив, само Провидение послало одного из них  защищать  королеву,
другого - защищать короля.
   Шарни ответил разом королеве и Жильберу; поступившись гордостью, он вновь
обретал всю свою власть.
   -  Ваше  величество,  -  сказал  он,  -  господин  Жильбер  прав,   нужно
предупредить короля. Короля любят, король выйдет к женщинам, обратится к ним
с речью, и это их обезоружит.
   - Но кто возьмется предупредить короля? -  спросила  королева.  -  Дорога
несомненно перекрыта, и это опасное предприятие.
   - Король в Медонском лесу?
   - Да, и если, что весьма вероятно, дороги...
   - Я солдат вашего величества... - просто прервал Шарни. - А солдат на  то
и солдат, чтобы быть убитым.
   Он не стал дожидаться ответа. Он не услышал, как королева  вздохнула;  он
быстро сбежал по лестнице, вскочил  на  лошадь  и  вместе  с  двумя  другими
всадниками поскакал в Медон.
   Как только он скрылся из виду, в последний раз  помахав  Андре,  которая,
стоя у окна, провожала его взглядом, внимание королевы привлек далекий  шум,
похожий на рев волн в бурю. Казалось, шум этот поднимается от самых  дальних
деревьев парижской дороги, которая просматривалась в тумане до самой окраины
Версаля.
   Вскоре горизонт стал так же страшен для глаза, как и для уха; серый туман
прорезали белые частые полосы дождя.
   И все же, несмотря на грозное небо, Версаль наполнялся народом.
   К замку спешили гонцы. Они несли весть о многочисленной  колонне,  идущей
из Парижа. При мысли  о  радостных  и  легких  победах  минувших  дней  одни
чувствовали угрызения совести, другие ужас.
   Встревоженные солдаты переглядывались и не торопились браться за  оружие.
Похожие   на   пьяных,   которые   стараются   стряхнуть   хмель,   офицеры,
обескураженные явным замешательством солдат и ропотом толпы,  не  знали,  на
что решиться. От  предчувствия  несчастий,  в  которых  их  обвинят,  у  них
перехватывало дыхание.
   Гвардейцы охраны, а их было почти триста  человек,  не  растерялись.  Они
хладнокровно седлали лошадей, испытывая  лишь  ту  нерешительность,  которая
овладевает солдатом перед сражением с незнакомым противником.
   Как бороться против этих женщин,  которые  пустились  в  путь  с  грозным
оружием в руках, но достигли цели без оружия, не в  силах  поднять  руку  от
усталости и голода!
   Однако на всякий случай гвардейцы охраны строятся, вынимают сабли и ждут.
   Наконец женщины появляются.  На  полпути  они  разделились  и  шли  двумя
дорогами, одни через Сен-Клу, другие через Севр.
   Прежде чем расстаться, они разделили восемь хлебов:  это  было  все,  что
нашлось в Севре.
   Тридцать два фунта хлеба на семь тысяч человек!
   Добравшись до Версаля,  они  едва  волочили  ноги:  три  четверти  женщин
бросили свое оружие по дороге. Майяру удалось уговорить  последнюю  четверть
оставить оружие в домах, стоящих у городских ворот.
   Когда они вошли в город, Майяр предложил:
   - Чтобы никто не  сомневался  в  нашей  преданности  королевской  власти,
давайте запоем: "Да здравствует Генрих IV!"
   И умирающим голосом, в котором едва хватало силы, чтобы попросить  хлеба,
женщины затянули песню.
   Поэтому велико было удивление всех, кто находился во дворце, когда вместо
криков и угроз они услышали песню, и особенно когда увидели едва  держащихся
на ногах певиц, которые, шатаясь от  голода,  как  пьяные,  прилипли  своими
истощенными, несчастными, мертвенными, грязными,  мокрыми  от  воды  и  пота
лицами к решетке, когда увидели тысячи страшных лиц в  обрамлении  множества
рук, сжимавших золоченые прутья решетки Позже из этой  фантастической  толпы
стали раздаваться мрачные завывания; в центре ее вспыхивали молнии.
   Кроме того, время от времени все эти корчащиеся в предсмертных  судорогах
люди отпускали поддерживавшую их решетку и протягивали руки между прутьями.
   Одни, раскрыв дрожащие ладони, молили о милости.
   Другие, сжав кулаки, грозили местью.
   О, то была мрачная картина.
   Наверху дождь, внизу грязь.
   Среди осаждающих - голод и угроза.
   Среди осажденных - жалость и сомнение.
   Пока все ждали Людовика XVI,  королева,  полная  лихорадочной  решимости,
приказала готовиться к обороне: постепенно вокруг нее собрались  придворные,
офицеры, крупные чиновники.
   Среди них она заметила г-на де Сен-При, министра.
   - Ступайте спросите, чего хотят эти люди, - сказала она.
   Господин де  Сен-При  спускается  вниз,  пересекает  двор  и  подходит  к
решетке.
   - Чего вы хотите? - спрашивает он у женщин.
   - Хлеба! Хлеба! Хлеба! - наперебой закричали они.
   - Хлеба! - сердито отвечает г-н де Сен-При. - Когда у вас был только один
господин, у вас было вдоволь хлеба, а теперь их у вас больше тысячи - и  вот
к чему это привело.
   С этими словами г-н де  Сен-При  удаляется  под  крики  голодных  женщин,
приказывая не открывать ворота.
   Но тут вперед выходит депутация,  перед  ней  ворота  все  же  приходится
открыть.
   Майяр от имени женщин обратился  к  Национальному  собранию;  он  добился
того,  что  его  председатель  вместе  с  депутацией  из  двенадцати  женщин
отправился к королю.
   В то мгновение, когда депутация во главе с Мунье выходит из Национального
собрания, король галопом въезжает в задний двор замка.
   Шарни отыскал его в Медонских лесах.
   - А, это вы, сударь, - удивился король. - Вы меня искали?
   - Да, ваше величество.
   - Что случилось? Я вижу, вы мчались во весь опор?
   - Ваше величество, в Версале сейчас находятся десять  тысяч  женщин,  они
пришли из Парижа просить хлеба.
   Король пожал плечами, но Не столько с презрением, сколько с жалостью.
   - Увы, - сказал он, - будь у меня хлеб, я не стал  бы  ждать,  чтобы  они
приходили за ним в Версаль.
   И все же, воздержавшись от других  замечаний  и  бросив  грустный  взгляд
вслед удаляющейся охоте, которую ему приходилось покидать, он сказал:
   - Ну что ж, поехали в Версаль. И он повернул в Версаль.
   Король, как мы уже сказали,  только  что  вернулся,  когда  на  Оружейной
площади раздались громкие крики.
   - Что там такое? -  спросил  Людовик  XVI.  Вошел  бледный,  как  смерть,
Жильбер.
   - Ваше величество, - сказал он, - охрана под предводительством г-на Жоржа
де Шарни напала на председателя Национального собрания и депутацию,  которую
он к вам ведет.
   - Не может быть! - восклицает король.
   - Вы слышите -  это  кричат  те,  кого  убивают.  Глядите,  глядите,  все
разбегаются.
   - Откройте ворота! - приказывает король. - Я приму депутацию.
   - Но, ваше величество! - останавливает его королева.
   - Откройте ворота, - повторяет Людовик XVI. - Королевские  дворцы  искони
служат убежищем.
   - Увы! - говорит королева. - Кому угодно, только не королям.

Глава 53

ВЕЧЕР 5 ОКТЯБРЯ

   Шарни и Жильбер устремляются вниз по ступенькам.
   - Именем короля! - кричит один.
   - Именем королевы! - кричит другой. И в один голос добавляют:
   - Откройте ворота!
   Но прежде  чем  этот  приказ  был  выполнен,  председателя  Национального
собрания уже успели сбить с ног посреди двора.
   Рядом с ним на земле лежат две раненые женщины.
   Жильбер и Шарни бросаются на  помощь;  пути  этих  двух  людей,  один  из
которых принадлежит к высшему обществу, другой вышел из низов, пересеклись.
   Один хочет спасти королеву из  любви  к  королеве,  другой  хочет  спасти
короля из любви к королевской власти.
   Когда ворота распахнулись,  женщины  хлынули  во  двор;  они  кинулись  к
охране, к солдатам Фландрского полка; они грозят, они  просят,  они  осыпают
ласками. Нелегко сопротивляться женщинам, которые умоляют мужчин  именем  их
матерей и сестер!
   - Пропустите, господа, пропустите депутацию! - кричит Жильбер.
   И все расступаются, чтобы пропустить Мунье и несчастных женщин к королю.
   Король, которого Шарни успел предупредить, ждет депутацию в зале рядом  с
часовней.
   Мунье будет говорить от имени Национального собрания.
   Луизон Шамбри, эта цветочница, которая била в набат,  будет  говорить  от
имени женщин.
   Мунье произносит несколько слов и представляет королю юную цветочницу.
   Она делает шаг вперед, раскрывает рот, но говорит только:
   - Ваше величество, хлеба! - И падает без чувств.
   - Помогите ей! - кричит король. - Помогите! Андре подбегает  к  королю  и
подает ему флакон с нюхательной солью.
   - Ах, ваше величество, - говорит Шарни королеве с укоризной.
   Королева бледнеет и удаляется в свои покои.
   - Подайте карету, - приказывает она. -  Его  величество  и  я  уезжаем  в
Рамбуйе.
   Тем временем бедная девушка пришла в себя; почувствовав себя  в  объятиях
короля, который подносит к ее лицу флакон с солью, она стыдливо вскрикнула и
хотела поцеловать ему руку.
   Но король остановил ее.
   - Милое дитя, - сказал  он,  -  позвольте  мне  вас  поцеловать,  вы  это
заслужили.
   - О, ваше величество, ваше величество, вы так добры,  отдайте  же  скорее
приказ!
   - Какой приказ? - спросил король.
   - Приказ привезти пшеницу, чтобы прекратился голод.
   - Дитя мое, - сказал король, - я с радостью  подпишу  такой  приказ,  но,
право же, боюсь, что вам не будет от него большого проку.
   Король сел за стол и начал писать, как вдруг прозвучал выстрел,  а  вслед
за ним довольно оживленная ружейная пальба.
   - Ах, Боже мой. Боже мой, - воскликнул король, -  что  там,  еще?  Подите
посмотрите, господин Жильбер.
   Гвардейцы охраны снова атаковали женщин, в ответ раздался выстрел, за ним
последовала пальба.
   Одиночный выстрел сделал человек из толпы,  он  перебил  руку  лейтенанту
охраны г-ну Савоньеру в то мгновение, когда тот  занес  ее,  чтобы  поразить
молодого безоружного солдата,  который,  раскинув  руки,  заслонял  женщину,
стоявшую на коленях позади  него  прозвучал  этот  ружейный  выстрел  охрана
ответила пятью или шестью выстрелами из карабина.
   Две пули попали в цель: одна женщина упала замертво, другая  была  тяжело
ранена, ее унесли.
   Народ не остался в долгу, и два гвардейца охраны в  свой  черед  упали  с
лошадей.
   В  это  время  раздались  крики:  "Разойдись!  Разойдись!"   Мужчины   из
Сент-Антуанского предместья прикатили три пушки  и  установили  эту  батарею
против ворот.
   К счастью, льет проливной дождь, и сколько ни подноси  фитиль  к  запалу,
отсыревший порох не загорается.
   В это мгновение чей-то голос тихо шепчет на ухо Жильберу:
   - С минуты на минуту приедет господин  де  Лафайет,  он  уже  в  полумиле
отсюда.
   Жильбер тщетно оглядывается по сторонам, ища, кто сказал ему  эти  слова,
но кто бы их ни сказал, это добрая весть.
   Он видит лошадь без всадника - это лошадь одного из убитых солдат охраны,
- вскакивает в седло и во весь опор мчится в сторону Парижа.
   Вторая лошадь без всадника устремляется  за  ними;  но  не  успевает  она
проскакать и двадцати шагов по площади, как чья-то рука хватает ее за  узду.
Жильбер оглядывается, думая, что  кто-то  разгадал  его  намерения  и  хочет
броситься ч погоню Но о погоне никто и не  помышляет.  Люди  оголодали,  они
думают о еде и убивают лошадь ударом ножа.
   Лошадь падает, и ее тотчас разрывают на куски.
   Тем временем королю, как и Жильберу, доложили:
   "Господин де Лафайет спешит в Версаль".
   Король только что подписал Декларацию прав человека, которую передал  ему
Мунье.
   Король только что подписал приказ пропускать  верно,  о  котором  просила
Луизон Шамбри.
   С этой декларацией и этим приказом,  призванными  успокоить  умы,  Майяр,
Луизон Шамбри и толпа женщин пустились в обратный путь.
   На въезде в город они встретили  Лафайета;  Жильбер  торопил  его,  и  он
мчался во весь опор, ведя за собой национальную гвардию.
   - Да здравствует король! - закричали Майяр и  женщины,  поднимая  декреты
над головой.
   - А вы говорили, что его величеству грозит опасность, - удивился Лафайет.
   - Скорее, скорее, генерал! - воскликнул Жильбер. - Вы сами все увидите.
   И Лафайет пришпоривает коня.
   Национальная гвардия вступает в Версаль с барабанным боем.
   Когда барабанный бой  достигает  дворца,  король  чувствует,  как  кто-то
почтительно трогает его за рукав.
   Он оборачивается: перед ним стоит Андре.
   - Ах, это вы, госпожа де Шарни. Что делает королева?
   - Ваше величество, королева умоляет  вас  уехать,  не  дожидаясь  прихода
парижан. Под прикрытием вашей охраны и солдат Фландрского полка вы  проедете
повсюду.
   - Вы придерживаетесь того же мнения, господин де Шарни? - спросил король.
   - Да, ваше величество, но  тогда  вам  надо  сразу  пересечь  границу,  в
противном случае...
   - В противном случае?
   - Лучше остаться. Король покачал головой.
   Он остается, но вовсе не потому, что у него хватает  храбрости  остаться,
просто у него нет сил уехать. Он тихо шепчет:
   - Сбежавший король!  Сбежавший  король!  И  прибавляет  в  полный  голос,
обращаясь к Андре:
   - Скажите королеве, пусть едет одна. Андре идет исполнять поручение. Пять
минут спустя появляется королева, она подходит к королю.
   - Зачем вы пришли, ваше величество? - спрашивает Людовик XVI.
   - Чтобы умереть с вами, - отвечает королева.
   - Ах! - пробормотал Шарни. - Сейчас она поистине великолепна.
   Королева вздрогнула: она слышала его слова.
   - Я и правда думаю, что смерть для меня лучше, чем жизнь, - сказала  она,
глядя на него.
   В это мгновение барабанный бой раздался под самыми окнами дворца.
   В покои короля стремительно вошел Жильбер.
   - Ваше величество, теперь  вам  нечего  опасаться.  Господин  де  Лафайет
здесь, - доложил он.
   Король недолюбливал Лафайета, но не более того. Королева -  другое  дело:
она всей душой его ненавидела и не скрывала своей ненависти.
   По этой причине новость, которая казалась Жильберу такой радостной,  была
встречена молчанием.
   Но Жильбер был не из тех, кого может смутить молчание коронованных особ.
   - Вы слышите, ваше величество? - громко спросил он короля. - Господин  де
Лафайет внизу, он ждет распоряжений вашего величества.
   Королева продолжала хранить молчание.
   Король сделал над собой усилие:
   - Передайте ему мою благодарность и пригласите от моего  имени  подняться
сюда.
   Офицер охраны поклонился и вышел.
   Королева отступила на три шага  назад,  но  король  повелительным  жестом
остановил ее.
   Придворные разделились на две группы.
   Шарни и Жильбер остались подле короля.
   Остальные отступили вслед за королевой и встали позади нее.
   На лестнице послышались шаги и на пороге показался Лафайет.
   В наступившей тишине из  группы,  окружавшей  королеву,  раздался  чей-то
голос:
   - Вот Кромвель. Лафайет улыбнулся:
   - Кромвель не пришел бы к Карлу  I  в  одиночестве.  Людовик  XVI  бросил
взгляд на вероломных друзей, которые своими речами могли  сделать  человека,
пришедшего к нему на помощь, его врагом, затем сказал г-ну де Шарни:
   - Граф, я остаюсь. Теперь, когда господин де Лафайет  здесь,  мне  больше
нечего  опасаться.  Прикажите  войскам  отступить  к  Рамбуйе.  Национальная
гвардия займет внешние посты, личная охрана  будет  охранять  дворец.  Потом
король обратился к Лафайету:
   - Идемте, генерал, я хочу с вами поговорить. И видя,  что  Жильбер  хочет
удалиться, добавил!
   - Вы не лишний, доктор, пойдемте с нами. С этими словами король  удалился
в кабинет, куда следом за ним вошли Лафайет и Жильбер.
   Королева проводила их  глазами  и,  когда  дверь  за  ними  Я  закрылась,
сказала:
   - Ах! Надо было бежать сегодня. Сегодня мы бы еще успели.  Завтра,  может
статься, будет уже поздно.
   И она вернулась в свои покои. . Меж тем  окна  дворца  осветило  багровое
зарево. Но это был не пожар. Это был гигантский костер,  на  котором  жарили
куски убитой лошади.

Глава 54

НОЧЬ С 5 НА 6 ОКТЯБРЯ

   Ночь была довольно спокойной.
   Национальное собрание заседало до трех часов пополуночи.
   В три часа, прежде чем разойтись, члены собрания послали двух  стражников
обойти парк Версаля и осмотреть подступы к замку.
   Все было или казалось спокойным.
   Около полуночи королева хотела выйти через ворота  Трианона,  но  солдаты
национальной гвардии не пропустили ее.
   Она сказала, что ей страшно, но ей ответили, что в Версале она  находится
в большей безопасности, чем в любом другом месте.
   Она удалилась в свои покои и успокоилась, видя,  что  их  охраняют  самые
преданные ей гвардейцы.
   Перед ее дверью стоял Жорж де Шарни. Он опирался на мушкет: охрана  имела
такие же мушкеты, как драгуны. Это было непривычно,  обыкновенно  во  дворце
телохранители стояли на посту, вооруженные одной только саблей.
   Королева подошла к нему:
   - А, это вы, барон?
   - Да, ваше величество.
   - Вы верны себе.
   - Разве я не на посту? - Кто вас назначил?
   - Мой брат, сударыня.
   - А где же ваш брат?
   - Подле короля.
   - Почему подле короля?
   - Потому что он глава семьи, - отвечал юноша, - и как глава  семьи  имеет
право умереть за короля, который является главой государства.
   - Да, - сказала Мария-Антуанетта не без горечи, - меж тем как у вас  есть
право умереть всего лишь за королеву.
   - Для меня будет  большой  честью,  ваше  величество,  -  сказал  молодой
человек с поклоном, - если Бог  когда-нибудь  дозволит  мне  исполнить  этот
долг.
   Королева уже сделала шаг, чтобы уйти, но тут  в  сердце  ее  шевельнулось
подозрение.
   Она остановилась и, обернувшись вполоборота, спросила:
   - А.., графиня, где она?
   - Графиня вернулась десять минут назад, сударыня, и  приказала  поставить
ей кровать в передней у вашего величества.
   Королева закусила губу: кого ни возьми в этом  семействе  де  Шарни,  они
неизменно верны долгу.
   - Благодарю вас,  сударь,  -  королева  ласково  кивнула  ему  и  сделала
движение рукой, исполненное непередаваемой прелести, - благодарю вас за  то,
что вы так хорошо охраняете королеву. Передайте мою благодарность  брату  за
то, что он так хорошо охраняет короля.
   И она вошла к себе. В  передней  она  нашла  Андре;  молодая  женщина  не
ложилась, она встретила королеву стоя, почтительно ожидая приказаний.
   Королева в порыве признательности протянула ей руку:
   - Я только что благодарила вашего деверя Жоржа, графиня, - сказала она. -
Я поручила ему передать мою благодарность вашему мужу,  а  теперь  благодарю
также и вас.
   Андре сделала реверанс и посторонилась, давая дорогу Марии-Антуанетте.
   Королева прошла в опочивальню, не пригласив Андре следовать за  ней;  эта
преданность без любви,  беззаветная,  но  холодная,  была