и. Здесь ее ждало еще одно неожиданное препятствие.
   Как бревна, плывущие по вышедшей из берегов реке, встречают на своем пути
опоры моста, так народная армия натолкнулась на Королевский  немецкий  полк,
занимавший Вандомскую площадь.
   Иноземные драгуны, увидев людской поток, запрудивший улицу  Сент-Оноре  и
начавший выплескиваться на Вандомскую площадь, пустили во  весь  опор  своих
застоявшихся лошадей, которым надоело топтаться на месте пять часов  подряд,
и они ринулись на толпу.
   Те, кто несли бюсты, приняли на себя первый удар и рухнули,  придавленные
собственной ношей. Савояр, шедший перед Бийо, поднялся первым, схватил  бюст
герцога Орлеанского и, укрепив его на конце палки, взметнул  над  головой  с
криком: "Да здравствует герцог Орлеанский! Да здравствует Неккер!".  Первого
из них он никогда не видел, о втором ничего не знал.
   Бийо хотел было поступить так же с  бюстом  Неккера,  но  его  опередили.
Юноша лет двадцати четырех-двадцати пяти, одетый достаточно элегантно, чтобы
прослыть щеголем, не сводил глаз с изваяния  министра  и,  как  только  бюст
очутился на земле, завладел им.
   Напрасно фермер шарил вокруг себя: бюст Неккера уже венчал длинную пику и
вместе с  бюстом  герцога  Орлеанского  плыл  над  толпой  Внезапно  площадь
озарилась ярким светом. В ту же секунду грянул залп, засвистели пули; что-то
тяжелое ударило Бийо в голову; он упал. В первую минуту ему показалось,  что
он умирает.
   Но, поскольку он не потерял  сознания  и  ощущал  только  резкую  боль  в
голове, фермер сообразил, что не убит, а самое  большее  ранен,  и,  поднеся
руку ко лбу, чтобы выяснить, насколько  серьезно  его  ранение,  понял,  что
контужен в голову; затем он взглянул на свои руки и увидел, что  они  залиты
кровью.
   Юноше же в модном наряде, шедшему  впереди  Бийо,  пуля  попала  в  самое
сердце. Он-то и был убит, и кровь на руках Бийо  была  его  кровью.  Фермера
ударил по голове бюст Неккера, выпавший из рук сраженного насмерть щеголя.
   Бийо испустил вопль, полный ярости и ужаса; толпа подхватила этот  вопль,
и  он,  траурным  эхом  прокатившись  по  округе,  долетел  до  самой  улицы
Сент-Оноре.
   Гнев  подсказал  Бийо,  что  делать:  не  раздумывая,  он  схватил  бюст,
валявшийся  на  земле  подле  корчившегося  в  предсмертных  муках  юноши  и
измаранный его кровью, поднял его над головой и,  презирая  опасность,  стал
выкрикивать во весь голос слова протеста.
   Но в тот же миг широкая и могучая рука легла на плечо Бийо и надавила  на
него с такой силой, что фермеру пришлось пригнуться. Он хотел высвободиться,
но другая, не менее могучая рука опустилась на другое его плечо. Взревев  от
ярости, Бийо обернулся, чтобы выяснить, какой противник  покушается  на  его
свободу.
   - Питу! - вскричал он.
   - Да, да, - ответил Питу, - пригнитесь немного, а там посмотрим.
   И, удвоив усилия, Питу заставил  непокорного  фермера  улечься  на  землю
рядом с собой.
   Не успели они прижаться лицом  к  мостовой,  как  раздался  второй  залп.
Савояр, несший бюст герцога Орлеанского, рухнул в  свой  черед,  раненный  в
ногу.
   Затем мостовая задрожала под копытами коней. Драгуны  двинулись  в  атаку
вторично; конь с развевающейся гривой, гневный,  словно  конь  Апокалипсиса,
пронесся над несчастным савояром, почувствовавшим, как в грудь его вонзается
острие копья.
   Грозное войско ринулось в глубину улицы, неся с собой ужас и  смерть!  На
тротуаре остались лежать только трупы. Живые убегали по прилегающим  улицам.
Окна затворились. Восторженные крики и гневные возгласы  сменились  скорбной
тишиной.
   Бийо, по-прежнему удерживаемый осторожным Питу,  выждал  немного;  затем,
поняв, что опасность удаляется вместе с шумом, он встал на колено,  меж  тем
как Питу, подобно зайцу в норе, поднял не голову, но ухо.
   - Я вижу, господин Бийо, - сказал Питу, - вы были правы: мы  прибыли  как
раз вовремя.
   - Давай-ка помоги мне.
   - А что нужно сделать? Убежать отсюда?
   - Нет; юный щеголь убит, но  бедняга  савояр,  я  думаю,  просто  лишился
чувств. Помоги мне взвалить его на спину, мы не можем бросить его  здесь  на
растерзание этим чертовым немцам.
   Слова Бийо задели  Питу  за  живое.  Не  говоря  ни  слова,  он  выполнил
приказание. Приподняв окровавленное бесчувственное тело савояра, он  взвалил
его, словно куль, на плечи  могучего  фермера,  который,  решив,  что  улица
Сент-Оноре свободна, двинулся вместе с Питу к Пале-Роялю.

Глава 11

НОЧЬ С 12 НА 1.3 ИЮЛЯ

   Улица показалась Бийо и Питу безлюдной оттого, что драгуны, бросившись  в
погоню за убегающей толпой,  поскакали  в  направлении  рынка  Сент-Оноре  и
рассеялись по улицам Людовика Великого  и  Гайона,  но  чем  ближе  подходил
фермер к Пале-Роялю,  безотчетно  твердя  вполголоса  слово:  "Месть!",  тем
больше людей возникало на углах улиц и переулков, на порогах домов; поначалу
молчаливые и растерянные, они оглядывались вокруг и, убедившись в отсутствии
драгунов, присоединялись к траурному шествию, повторяя сперва вполголоса,  а
затем в полный голос то же самое слово: "Месть!"
   Питу шел вслед за фермером с колпаком савояра в руке.
   Когда страшная траурная процессия достигла площади  Пале-Рояля,  хмельной
от гнева народ уже держал там совет и просил у французских солдат защиты  от
чужеземцев.
   - Что это за люди в мундирах? - спросил Бийо, указывая на солдат, которые
перегораживали площадь  Пале-Рояля,  растянувшись  цепью  от  главных  ворот
дворца до Шартрской улицы.
   - Это французские гвардейцы! - крикнули несколько голосов.
   - Как же так? - сказал Бийо, подходя к гвардейцам поближе и показывая  им
тело савояра, который к этому времени уже испустил дух. - Как  же  так?  Вы,
французы, позволяете немцам убивать нас!
   Гвардейцы невольно подались назад.
   - Он мертв! - прошептали несколько голосов.
   - Да, он мертв! Он убит, и не он один.
   - Кто же его убил?
   - Драгуны Королевского немецкого  полка.  Вы  разве  не  слыхали  криков,
стрельбы, топота копыт?
   - Слыхали, слыхали! - ответили разом две или  три  сотни  голосов.  -  На
Вандомокой площади расправлялись с народом.
   - Да ведь вы-то тоже народ, тысяча чертей! - воскликнул Бийо, обращаясь к
солдатам. - Разве не подлость с вашей стороны  -  позволять  немцам  убивать
ваших братьев?!
   - Подлость? - послышался в ответ угрожающий шепот.
   - Да.., подлость! Я это сказал и своих слов обратно не возьму. Или, может
быть, вы хотите убить меня, чтобы доказать, что вы не подлецы?
   С этими  словами  Бийо  сделал  несколько  шагов  к  тому  месту,  откуда
раздались угрозы.
   - Ладно-ладно!.. Хватит... - сказал один  из  солдат.  -  Вы,  друг  мой,
храбрый малый, но вы буржуа  и  можете  делать,  что  хотите,  а  военные  -
солдаты, они выполняют приказ.
   - Выходит, - закричал Бийо, - если  вам  дадут  приказ  стрелять  в  нас,
безоружных людей, вы будете стрелять - вы, наследники тех, кто при  Фонтенуа
позволили англичанам первыми открыть огонь?!
   - За себя ручаюсь: я стрелять не стану, - сказал кто-то из гвардейцев.
   - И я! И я тоже! - повторила вслед за ним сотня голосов.
   - В таком случае позаботьтесь о том, чтобы и другие в нас не стреляли,  -
сказал Бийо. - Если вы позволите немцам убивать нас - это  будет  все  равно
как если бы вы убивали нас сами.
   - Драгуны! Драгуны! - закричали сразу несколько голосов.
   Толпа,  теснимая  преследователями,  выплеснулась  с  улицы  Ришелье   на
площадь, а издалека донесся топот копыт тяжелой кавалерии, с каждой  минутой
слышавшийся все более отчетливо.
   - К оружию! К оружию! - кричали беглецы.
   - Тысяча чертей!  -  воскликнул  Бийо,  сбрасывая  наземь  тело  савояра,
которое до этой минуты все еще держал на своих плечах. -  Если  вы  сами  не
способны пустить в ход ружья, отдайте их нам.
   - Если на то пошло, мы, черт подери, пустим  их  в  ход  сами!  -  сказал
солдат, к которому обратился Бийо, и отобрал у фермера ружье, за которое тот
уже ухватился. - Живо,  живо!  Заряжай!  Пусть  только  австрийцы  попробуют
сказать слово этим парням!
   - О, дьявол! - закричал Бийо, топнув ногой. - Угораздило же меня оставить
дома охотничье ружье!  Но  если  только  одного  из  этих  австрийских  псов
подстрелят, я заберу у него мушкетон.
   - А покамест возьмите этот карабин, он заряжен, - произнес чей-то  голос,
и какой-то человек сунул в руки Бийо дорогой карабин.
   В ту же самую минуту драгуны ворвались на  площадь,  опрокидывая  и  рубя
саблями всех, кто оказывался у них на пути.
   Офицер, командовавший французскими гвардейцами, выступил на  четыре  шага
вперед.
   - Эй, господа драгуны! - крикнул он. - Стойте! Остановитесь, прошу вас.
   То ли драгуны не услышали его, то ли не  захотели  услышать,  то  ли  так
разогнались, что не смогли остановиться, но они метнулись по площади  вправо
и сбили женщину и старика, которые тут же исчезли под копытами их лошадей.
   - Раз так - огонь! Огонь! - закричал Бийо. Он стоял рядом с офицером, так
что можно было подумать, что команду  эту  дал  офицер.  Гвардейцы  вскинули
ружья и дали залп, остановивший драгунов. Эскадрон пришел в замешательство.
   - Эй, господа гвардейцы, - сказал, выезжая  вперед,  немецкий  офицер,  -
знаете ли вы, в кого стреляете?
   - Черт подери! Еще бы нам не знать, - сказал Бийо и выстрелил в  офицера.
Тот упал.
   Тогда французские гвардейцы произвели второй залп, и немцы, поняв, что на
этот раз имеют дело не с горожанами, обращающимися в бегство от  первого  же
удара  саблей,  но  с  солдатами,  готовыми  принять  бой,  развернулись   и
воротились на Вандомскую площадь;  вслед  им  раздался  такой  оглушительный
вопль восторга, что немало лошадей понесли и сломали себе шею.
   - Да здравствуют французские гвардейцы! - кричал народ.
   - Да здравствуют солдаты отечества! - кричал Бийо.
   - Спасибо, - отвечали гвардейцы. - Мы видели, как  стреляют,  и  получили
боевое крещение.
   - И я, - сказал Питу, - я тоже видел, как стреляют.
   - Ну, и что ты скажешь? - спросил Бийо.
   - Скажу, что это не так страшно, как я думал.
   - Теперь, - сказал Бийо, осмотрев карабин  и  убедившись,  что  он  стоит
больших денег, - теперь я хотел бы знать, чье это ружье?
   - Моего хозяина, - отозвался из-за его спины давешний голос. - Но вы  так
ловко пустили его в ход, что мой хозяин раздумал забирать его назад.
   Бийо обернулся и увидел доезжачего в ливрее герцога Орлеанского.
   - А где он, твой хозяин? - спросил он. Доезжачий показал ему  приоткрытые
жалюзи, из-за которых герцог мог видеть все, что происходило на улице.
   - Значит, он за нас, твой хозяин? - спросил Бийо.
   - Он душой и сердцем за народ, - ответил доезжачий.
   - В таком случае скажем еще и еще раз: да здравствует герцог  Орлеанский!
- закричал Бийо. - Друзья, герцог Орлеанский за нас, да  здравствует  герцог
Орлеанский!
   И он указал толпе на жалюзи, за которыми скрывайся герцог.
   Тогда они отворились полностью, и герцог Орлеанский трижды кивнул толпе.
   Затем жалюзи вновь затворились.
   Каким бы коротким ни был этот эпизод, он привел толпу в исступление.
   - Да здравствует  герцог  Орлеанский!  -  возопили  две  или  три  тысячи
голосов.
   - Взломаем двери оружейников! - предложил кто-то в толпе.
   - Пойдем в Дом инвалидов! У Сомбрея  двадцать  тысяч  стволов!  -  подали
голос солдаты.
   - В Дом инвалидов! - кричали одни.
   - В Ратушу! - призывали другие. - У купеческого  старшины  Флесселя  есть
ключи от склада, где хранится оружие гвардии, он даст их нам.
   В результате толпа растеклась по трем указанным направлениям.
   Тем временем драгуны собрались вокруг барона де  Безанваля  и  принца  де
Ламбеска на площади Людовика XV.
   Бийо и Питу, не последовавшие ни за одной  из  трех  партий,  на  которые
разделилась толпа,  и  оставшиеся  на  площади  Пале-Рояля  в  почти  полном
одиночестве, об этом не знали.
   - Ну, дорогой господин Бийо, куда мы пойдем теперь? - спросил Питу.
   - Вообще-то, - отвечал Бийо, - у меня большая охота последовать за  этими
храбрыми парнями. Не к оружейникам, потому что у меня теперь  есть  отличный
карабин, но в Ратушу или к Инвалидам. Но  поскольку  я  прибыл  в  Париж  не
затем, чтобы драться, а  затем,  чтобы  разыскать  господина  Жильбера,  мне
сдается, что нам следует пойти в коллеж Людовика Великого,  где  учится  его
сын; а уж когда я повидаю доктора, я с чистой совестью ввяжусь в эту драку.
   И глаза фермера сверкнули.
   - Мне кажется, что весьма логично отправиться в коллеж Людовика Великого,
раз мы прибыли в Париж именно за этим, - изрек Питу.
   - Тогда  забирай  ружье,  саблю,  любое  оружие,  какое  хочешь,  у  этих
бездельников, что валяются здесь, - сказал Бийо,  указывая  на  пятерых  или
шестерых драгунов, лежащих на земле, - и вперед! Вперед  в  коллеж  Людовика
Великого!
   - Но ведь это оружие мне не принадлежит, - усомнился Питу.
   - Кому же оно принадлежит? - поинтересовался Бийо.
   - Королю.
   - Оно принадлежит народу, - сказал Бийо.
   И Питу, ободренный поддержкой фермера, которого  знал  как  человека,  не
способного   украсть   у   соседа   зернышко   проса,    со    всевозможными
предосторожностями подошел к тому драгуну, что лежал к нему ближе других, и,
удостоверившись, что он в самом деле мертв, забрал у него саблю, мушкетон  и
сумку с патронами.
   Питу очень хотелось забрать также и каску, но он не был уверен, что слова
папаши Бийо распространяются и на оружие оборонительное.
   Вооружаясь,  Питу  не  переставал  внимательно  вслушиваться   в   звуки,
доносящиеся с Вандомской площади.
   - Эге-ге, - сказал он, -  сдается  мне,  что  Королевский  немецкий  полк
возвращается.
   В самом деле, судя по  топоту  копыт,  к  Пале-Роялю  приближалась  шагом
группа всадников. Питу выглянул из-за угла кафе  "Регентство"  и  заметил  у
рынка Сент-Оноре драгунский патруль, скакавший к площади.
   - Живей, живей! - крикнул Питу. - Они возвращаются.
   Бийо   оглянулся,   дабы   определить,   возможно   ли   оказать   врагам
сопротивление. Но площадь была почти пуста.
   - Ну что ж, - сказал фермер, - вперед в коллеж Людовика Великого.
   И он двинулся по Шартрской улице; Питу следовал  за  ним;  не  зная,  как
поступить с огромной саблей, позаимствованной у мертвого драгуна,  он  тащил
ее в руках.
   - Тысяча чертей! - сказал Бийо. - Ты похож на  продавца  железного  лома.
Сейчас же прицепи свой палаш.
   - Куда? - спросил Питу.
   - Куда, черт подери! Да вот сюда, - отвечал Бийо, прицепляя саблю к поясу
Питу, что позволило тому идти гораздо быстрее, чем прежде.
   Без приключений добравшись до площади Людовика XV, наши герои  наткнулись
здесь на колонну,  направлявшуюся  в  Дом  инвалидов  и  застрявшую  посреди
площади.
   - В чем дело? - спросил Бийо.
   - Дело в том, что по мосту Людовика Пятнадцатого прохода нет.
   - А по набережным?
   - По набережным тоже.
   - А через Елисейские поля?
   - Тоже нет.
   - В таком случае вернемся назад и пройдем по мосту Тюильри.
   Предложение  звучало  вполне  разумно,  и  толпа,  последовав  за   Бийо,
показала, что доверяет ему, однако у сада  Тюильри  на  набережной  сверкали
сабли. Там расположился эскадрон драгунов.
   - Черт возьми, - прошептал фермер, - куда ни сипишь, всюду эти  проклятые
драгуны!
   - Сдается мне, дорогой господин Бийо, что мы попали в ловушку,  -  сказал
Питу.
   - Ерунда, - отвечал Бийо, - невозможно поймать в ловушку пять  или  шесть
тысяч человек, а нас здесь никак не меньше.
   Драгуны медленно, но верно приближались.
   - У нас еще осталась в запасе Королевская улица, - сказал Бийо. -  Ну-ка,
Питу, пошли.
   Питу следовал за фермером как тень.
   Но у заставы Сент-Оноре улицу перегораживала цепь солдат.
   - Ну и ну! - воскликнул Бийо. - Пожалуй, ты прав, друг Питу.
   - Хм! - только и сказал в ответ Питу.
   Но горечь, звучавшая в его голосе, показывала, что он дорого  бы  дал  за
то, чтобы оказаться неправым.
   В  самом  деле,  принц  де  Ламбеск  ловким  маневром  окружил  зевак   и
мятежников, число которых доходило до шести тысяч  и,  перекрыв  проходы  по
мосту Людовика XV, по набережным, по Елисейским полям, по Королевской  улице
и по улице монастыря Фельянтов, создал  некое  подобие  огромного  стального
лука, тетивой которого являлась стена  сада  Тюильри,  которую  было  трудно
одолеть, и решетка Разводного моста, одолеть которую было почти невозможно.
   Бийо  оценил  положение:  оно  было  дурно.  Однако,   будучи   человеком
спокойным, хладнокровным и в минуты  опасности  весьма  изобретательным,  он
огляделся и, заметив на берегу реки кучу бревен, сказал:
   - Есть у меня одна мысль, Питу. А ну-ка, пошли.
   Питу, не спрашивая у фермера, какая именно мысль осенила его,  последовал
за ним.
   Бийо направился к бревнам и  ухватился  за  одно  из  них,  бросив  Питу:
"Помоги мне". Питу поспешил на помощь,  опять-таки  не  спрашивая,  в  каком
именно  деле  эта  помощь  требуется;  он  настолько  доверял  фермеру,  что
спустился бы вслед за ним в ад, не обратив внимания ни на длину лестницы, ни
на глубину пропасти.
   Папаша Бийо взялся за бревно с одного конца, Питу с другого.
   Оба возвратились на набережную с  грузом,  который  с  трудом  смогли  бы
поднять пять или шесть обычных людей.
   Сила всегда вызывает у народа восхищение,  поэтому,  как  ни  тесна  была
толпа на площади, она раздвинулась, чтобы пропустить Бийо и Питу.
   Затем многие сообразили, что эти двое  действуют  в  общих  интересах,  и
несколько человек стали прокладывать дорогу нашим героям, идя перед  ними  с
криком: "Расступитесь! Расступитесь!"
   - А все-таки, папаша Бийо,  -  спросил  Питу,  когда  они  одолели  шагов
тридцать, - долго мы будем так идти?
   - До решетки Тюильри.
   - О! - выдохнула сразу все понявшая толпа и раздвинулась еще шире.
   Питу поглядел вперед и увидел, что от решетки его  и  Бийо  отделяют  еще
шагов тридцать.
   - Дойду, - изрек он с пифагорейской немногословностью.
   Ему было тем легче выполнить  обещанное,  что  пять-шесть  самых  могучих
мужчин из толпы подставили свои плечи под бревно.
   Дело пошло живее.
   В пять минут они очутились перед решеткой.
   - Ну-ка, - скомандовал Бийо, - навались!
   - Теперь я понял, - сказал Питу, - мы  сделали  военную  машину.  Римляне
называли это тараном.
   Придя в движение, бревно страшным ударом потрясло ворота Тюильри.
   Солдаты,  несшие  караул  внутри  сада,   бросились   к   решетке,   дабы
противостоять нападению, но с третьего удара ворота подались,  распахнулись,
и толпа ринулась в их зияющую мрачную пасть.
   По движению толпы принц де Ламбеск понял, что те, кого он полагал  своими
пленниками, нашли выход из ловушки, и пришел в ярость. Он пришпорил  коня  и
поскакал вперед, чтобы лучше оценить положение. Драгуны, располагавшиеся  за
его спиной, решили, что он подает  им  сигнал  к  наступлению,  и  двинулись
следом. Разгоряченных коней было  трудно  удержать,  да  всадники,  желавшие
взять реванш за поражение на  площади  Пале-Рояля,  должно  быть,  их  и  не
удерживали.
   Принц понял, что драгунов уже не остановить; они ринулись  на  безоружную
толпу, и душераздирающие вопли женщин и детей понеслись к небесам, взывая  к
Господнему возмездию.
   Страшная трагедия свершилась под покровом ночи. Жертвы обезумели от боли,
солдаты - от ярости.
   Народ,  находившийся  на  террасах,  попытался  защищаться;  в   драгунов
полетели стулья. Принц де Ламбеск, получив удар по голове, взмахнул  саблей,
ничуть  не  тревожась  о  том,   что   обрушивает   ее   на   невинного,   и
семидесятилетний старец свалился к его ногам.
   Бийо увидел это и испустил вопль.
   Не медля ни секунды,  фермер  вскинул  карабин  к  плечу,  огненная  нить
прошила тьму, и, если бы по воле случая лошадь принца в этот  самый  миг  не
встала на дыбы, он расстался бы с жизнью.
   Пуля вонзилась в шею ло