чем отказываете королю Людовику XVI, доктору Жильберу.
   - Доктору Жильберу! - вскричала Андре. - Великий Боже!  Ваше  величество,
где он?
   Король отошел в  сторону,  шторы  раздвинулись,  и  из-за  них  показался
доктор, почти такой же бледный, как Андре.
   - Вот он, сударыня, - сказал король.
   Увидев Жильбера, графиня покачнулась. Ноги ее подкосились. Казалось,  она
вот-вот лишится чувств; если бы не стоявшее позади нее  кресло,  на  которое
она оперлась, она бы непременно упала; с потухшими глазами,  с  безжизненным
vhiiom, она напоминала  Эвридику,  в  чьих  жилах  струится  змеиный  яд,  -
Сударыня, - повторил Жильбер, кланяясь со смиренным почтением,  -  позвольте
мне повторить вопрос, заданный его величеством.
   Губы Андре шевельнулись, но с уст ее не сорвалось ни единого звука.
   - Чем я так прогневал вас, сударыня, что вы приказали заточить меня в эту
страшную тюрьму?
   - Услышав звуки его  голоса,  Андре  содрогнулась;  казалось,  сердце  ее
рвется пополам.
   Затем, вдруг взяв себя  в  руки,  она  остановила  на  Жильбере  ледяной,
змеиный взгляд.
   - Я, сударь, вижу вас в первый раз, - проговорила она.
   Однако, покуда она говорила эти слова, Жильбер со своей стороны не сводил
с нее глаз, и такова была  мощь  и  неодолимая  дерзость  его  взгляда,  что
графиня потупилась и глаза ее погасли.
   - Графиня, - сказал король с мягким упреком, - подумайте сами, как сильно
злоупотребили вы вашей подписью. Перед вами господин, которого  вы,  как  вы
сами признаете, видите в первый раз в  жизни;  господин  этот  многоопытный,
ученый врач, человек, которого вы не можете ни в чем упрекнуть...
   Андре подняла голову и обожгла Жильбера презрительным взглядом, в котором
светилось истинно королевское высокомерие.
   Но доктор ничуть не смутился.
   - Так вот,  -  продолжал  король,  -  не  имея  ничего  против  господина
Жильбера, преследуя кого-то другого, вы  покарали  невинного.  Графиня,  это
дурно.
   - Ваше величество! - сказала Андре.
   - О, я знаю, у вас доброе сердце, - перебил ее король, немало  напуганный
необходимостью перечить фаворитке своей жены, - если бы вы  стали  кого-либо
преследовать, то только по заслугам, но вы ведь понимаете, как важно,  чтобы
в будущем подобные недоразумения не повторялись.
   Затем он обратился к Жильберу:
   - Видите ли, доктор, в случившемся  виноваты  не  столько  люди,  сколько
времена. Мы родились в развращенный век и в нем же умрем, но мы  по  крайней
мере постараемся подготовить для потомков лучшее будущее, в чем  вы,  доктор
Жильбер, надеюсь, мне поможете.
   И Людовик смолк, уверенный, что сказал довольно,  чтобы  потрафить  обеим
сторонам.
   Бедный король! Произнеси он подобную фразу в Национальном  собрании,  она
была бы не только встречена рукоплесканиями, но и повторена назавтра во всех
газетах.
   В  аудитории  же,  состоящей  из  двух  заклятых  врагов,  миротворческая
философия короля не снискала успеха.
   - С позволения вашего величества, - сказал Жильбер, - я попросил бы  вас,
сударыня, повторить то, что вы только что сказали, а именно, что вы со  мной
не знакомы.
   - Графиня, - спросил король, - согласны вы исполнить просьбу доктора?
   - Я не знакома с  доктором  Жильбером,  -  повторила  Андре  недрогнувшим
голосом.
   - Но вы  знакомы  с  другим  Жильбером,  моим  тезкой,  чье  преступление
тяготеет надо мной?
   - Да, - подтвердила Андре, - я с ним знакома и считаю его подлецом.
   - Ваше величество,  мне  не  пристало  допрашивать  графиню.  Благоволите
узнать у нее, какие подлости совершил этот человек.
   - Графиня, вы не можете отказать господину Жильберу в столь  обоснованной
просьбе.
   - Какие подлости он совершил! - воскликнула Андре. -  Об  этом,  конечно,
знает  королева,  ибо   она   сопроводила   мою   просьбу   о   его   аресте
собственноручной припиской.
   - Однако, - возразил король, - мнения королевы еще недостаточно; было  бы
неплохо, чтобы ее убежденность разделял и я. Королева есть  королева,  но  я
как-никак - король.
   - В таком случае, ваше величество, знайте: тот Жильбер,  о  котором  идет
речь в моем письме, совершил шестнадцать лет назад ужасное преступление.
   - Ваше величество, благоволите спросить у госпожи  графини,  сколько  лет
нынче этому человеку. Король повторил вопрос Жильбера.
   - Лет тридцать, - отвечала Андре.
   - Ваше величество, - сказал Жильбер, - если преступление  было  совершено
шестнадцать лет назад, его совершил не мужчина, а ребенок; предположим,  что
с тех пор мужчина не переставал  раскаиваться  в  преступлении,  совершенном
ребенком,  -   разве   не   заслуживает   он   в   этом   случае   некоторой
снисходительности?
   - Как, сударь, - удивился король, - выходит, вы знаете того  Жильбера,  о
котором идет речь?
   - Я знаю его, ваше величество, - ответил Жильбер.
   - И он не повинен ни в чем другом, кроме юношеского проступка?
   - Насколько мне известно, с того дня,  как  он  совершил  преступление  -
преступление, ваше величество, а не проступок, ибо я не столь снисходителен,
как вы, - с того дня ни единое существо в целом свете ни в чем не могло  его
упрекнуть.
   - Ни в чем, кроме составления отвратительных, источающих яд пасквилей.
   - Ваше величество, спросите  у  госпожи  графини,  не  было  ли  истинной
причиной ареста этого Жильбера желание предоставить полную свободу  действий
его неприятелям, точнее, его неприятельнице, дабы она могла завладеть  неким
ларцом, содержащим некие бумаги, способные  скомпрометировать  одну  знатную
придворную даму. Андре задрожала всем телом.
   - Сударь! - прошептала она.
   - Графиня, что это за ларец? - спросил король, от  которого  не  укрылись
трепет и бледность графини.
   -  О,  сударыня,  -  вскричал  Жильбер,  почувствовавший  себя   хозяином
положения, - оставим уловки, оставим увертки. Довольно лгать и вам и мне.  Я
тот Жильбер, что совершил преступление, я тот Жильбер, что сочинял пасквили,
я тот Жильбер, что владел ларцом. Вы - знатная придворная  дама.  Пусть  нас
рассудит король: предстанем перед его судом и поведаем нашему  королю,  а  с
ним и Господу, обо всем, что произошло между нами, и,  покамест  Господь  не
вынес своего приговора, выслушаем приговор короля.
   - Поступайте, как вам заблагорассудится, сударь, - отвечала графиня, - но
мне сказать нечего, я вижу вас впервые в жизни.
   - а о ларце впервые в жизни слышите? Графиня  сжала  кулаки  и  до  крови
закусила бледную губу.
   - Да, - сказала она, - впервые вижу и впервые слышу.
   Но для того, чтобы выдавить из себя  эти  слова,  ей  пришлось  совершить
такое усилие, что она покачнулась, точно статуя при начале землетрясения.
   - Сударыня, - сказал Жильбер, - берегитесь, вы ведь, надеюсь, не  забыли,
что я ученик Джузеппе Бальзамо, и власть над вами, какою обладал он, перешла
ко мне спрашиваю в первый раз, согласны ли вы ответить на  мой  вопрос?  Где
мой ларец?
   - Нет,  -  сказала  графиня,  находившаяся  в  чрезвычайном  смятении  и,
казалось, готовая броситься вон ив комнаты. - Нет, нет, нет!
   - Ну что ж! - ответил Жильбер, в свой черед побледнев и угрожающе  воздев
руку. - Ну что ж! Стальная душа, алмазное сердце, согнись, разбейся, смирись
под неодолимым напором моей воли! Ты не хочешь говорить, Андре?
   - Нет, нет! - вскричала обезумевшая от ужаса  графиня.  -  Спасите  меня,
ваше величество! Спасите!
   - Ты заговоришь, - сказал Жильбер, - и  никто,  ни  король,  ни  Бог,  не
спасет тебя, ибо ты в моей власти; ты заговоришь, ты  откроешь  все  тайники
своей души августейшему свидетелю этой торжественной сцены.  Сколько  бы  ни
отказывалась госпожа графиня впустить нас в темные  глубины  своего  сердца,
скоро ваше величество, вы узнаете все ее  секреты  от  нее  самой.  Засните,
госпожа де Шарни, засните и начинайте свой рассказ. Я этого хочу!
   Не успел доктор произнести эти слова, как крик, сорвавшийся  было  с  уст
графини, оборвался на середине, она протянула  вперед  руки  и,  ища  опоры,
поскольку ноги отказывались держать ее, упала в объятия короля, который, сам
дрожа с головы до ног, усадил ее в кресло.
   - О! - сказал Людовик  XVI.  -  Я  слышал  об  этом,  но  никогда  ничего
подобного не видел. Она ведь заснула магнетическим сном, не так ли, сударь?
   - Да, ваше величество. Возьмите  госпожу  графиню  за  руку  и  спросите,
отчего она добивалась моего ареста, - отвечал Жильбер.
   По его тону можно было подумать, что в этой комнате всем распоряжается он
один.
   Людовик XVI, совсем потерявший голову при виде этих  чудес,  отступил  на
два шага назад, дабы убедиться, что он бодрствует и что все  происходящее  -
не сон; затем, страстно желая узнать разгадку тайны,  как  желает  математик
вывести новую формулу, он приблизился к графине и взял ее за руку.
   - Послушайте, графиня, -  сказал  он,  -  добивались  вы  ареста  доктора
Жильбера или нет?
   Но графиня, хотя и спала, сделала последнее усилие, вырвала свою руку  и,
собрав оставшиеся силы" произнесла:
   - Нет, я не стану говорить.
   Король взглянул на Жильбера, как бы спрашивая, чья воля победит: его  или
графини? Жильбер улыбнулся.
   - Вы не станете говорить? - спросил он. И, не сводя глаз со спящей Андре,
сделал шаг в сторону ее кресла.
   Андре содрогнулась.
   - Не станете говорить? - повторил он, сократив расстояние, отделявшее его
от графини, еще на шаг. Тело Андре напряглось в последней схватке.
   - Ах, так вы не станете говорить! - сказал он в третий раз и,  оказавшись
совсем рядом с Андре, протянул руку над ее головой. - Значит, вы не  станете
говорить!
   Андре корчилась в страшных судорогах.
   - Осторожнее! - воскликнул Людовик XVI. - Осторожнее, вы убьете ее!
   - Не  бойтесь,  ваше  величество,  я  имею  дело  только  е  душой;  душа
сопротивляется, но она уступит.
   Он опустил руку и опять приказал: "Говорите!"
   Андре выпрямилась и попыталась вдохнуть воздух, словно что-то душило ее.
   - Говорите! - повторил Жильбер, снова опустив руку. Все  мускулы  молодой
женщины были так напряжены, что казалось, они вот-вот лопнут.  На  губах  ее
выстудила пена, судороги выдавали начало эпилептического припадка.
   - Доктор! Доктор! - взмолился король. - Осторожнее!
   Но доктор, не обращая внимания на его мольбы, в третий раз  опустил  руку
и, дотронувшись ладонью до макушки графини, снова произнес:
   - Говорите! Я приказываю!
   Почувствовав прикосновение этой руки, Андре вздохнула, руки ее  бессильно
повисли вдоль тела, голова опустилась на грудь, а  сквозь  закрытые  ресницы
потоком потекли слезы.
   - Боже мой! Боже мой! - шептала она.
   - Призывайте Господа сколько  хотите;  тот,  кто  сам  действует  во  имя
Господне, его не боится.
   - О, как я вас ненавижу! - воскликнула графиня.
   - Ненавидьте меня, но говорите!
   - Ваше величество, ваше величество! - взмолилась Андре.  -  Скажите  ему,
что он испепеляет, пожирает, убивает меня.
   - Говорите! - в который раз повторил Жильбер.  Затем  он  жестом  показал
королю, что тот может начинать расспросы.
   - Так, значит, графиня, доктор и есть тот  человек,  которого  вы  хотели
заключить под стражу?
   - Да.
   - Ни ошибки, ни путаницы не было?
   - Нет.
   - А что там случилось с ларцом?
   - Но не могла же я оставить этот ларец в его руках! -  глухо  проговорила
графиня.
   Жильбер и король обменялись взглядами.
   - И вы его забрали? - спросил Людовик XVI.
   - Я приказала его забрать.
   - Ну-ка, ну-ка, расскажите-ка  все  по  порядку,  графиня,  -  воскликнул
король, позабыв об условностях и опускаясь на колени подле кресла, в котором
сидела Андре. - Значит, вы приказали его забрать?
   - Да.
   - Откуда и каким образом?
   - Я узнала, что этот Жильбер, который за шестнадцать лет уже дважды бывал
во Франции, скоро приедет сюда в третий раз, дабы остаться у нас навсегда.
   - А ларец?
   - Начальник полиции господин де Кроен сообщил мне, что во время одного из
своих приездов Жильбер приобрел земли  в  окрестностях  Виллер-Котре  и  что
фермер, арендующий их, пользуется его полным доверием;  я  заподозрила,  что
ларец находится у него.
   - Как же вы это заподозрили?
   - Я была у Месмера. Я заснула и увидела ларец.
   - Где же он был?
   - В большом платяном шкафу, под бельем.
   - Изумительно! - сказал король. - А дальше? Дальше? Говорите.
   - Я вернулась к господину де Кросну, и он по просьбе королевы предоставил
в мое распоряжение одного из самых ловких своих подчиненных.
   - Его имя? - потребовал Жильбер. Андре содрогнулась,  словно  ее  обожгло
каленым железом.
   - Я спрашиваю у вас его имя. Андре попыталась сопротивляться.
   - Его имя, я приказываю вам сказать его имя!
   - Волчий Шаг, - произнесла графиня.
   - А дальше? - спросил король.
   - Вчера утром этот человек завладел ларцом. Вот и все.
   - Нет, это еще не все, - возразил Жильбер, -  теперь  вы  должны  сказать
королю, где находится ларец теперь.
   - О, это уж слишком, - произнес Людовик XVI.
   - Нет, ваше величество.
   - Но мы сможем узнать у этого Волчьего Шага или у  господина  де  Кросна,
где именно...
   - О нет, мы все узнаем точнее и скорее у графини.
   Андре так судорожно сжимала зубы, что казалось,  они  вот-вот  сломаются;
она делала все возможное, чтобы требуемые слова не сорвались с ее уст.
   Король обратил внимание доктора на эти судороги.
   Жильбер улыбнулся.
   Он дотронулся большим и указательным пальцем до подбородка графини, и  ее
лицевые мускулы в ту же секунду расслабились.
   - Для начала, госпожа графиня, подтвердите королю, что этот ларец в самом
деле принадлежит мне, - потребовал доктор.
   - Да, да, это его ларец, - произнесла спящая с яростью.
   - А где он сейчас? - спросил  Жильбер.  -  Живее,  живее,  у  короля  нет
времени ждать. Андре на секунду замешкалась.
   - У Волчьего Шага, - сказала она. Как ни  мимолетно  было  замешательство
графини, Жильбер заметил его.
   - Вы лжете! - воскликнул он. - Или, точнее, пытаетесь лгать. - Где ларец?
Я хочу это знать!
   - В моем версальском доме, - сказала Андре и разразилась слезами; все  ее
тело сотрясала нервная дрожь. - В моем доме, где Волчий Шаг уже  давно  ждет
меня. Я назначила ему прийти в одиннадцать.
   Часы пробили полночь.
   - Он ждет до сих пор?
   - Да.
   - В какой комнате?
   - Его провели в гостиную.
   - В каком месте гостиной он находится?
   - Он стоит подле камина.
   - А ларец?
   - Он поставил его на стол. Ах!
   - Что такое?
   - Нужно поскорее  выпроводить  его.  Граф  де  Шарни,  который  собирался
вернуться только завтра, из-за сегодняшних событий переменил планы.  Я  вижу
его. Он уже в Севре. Выпроводите сыщика, граф не должен его  видеть  -  Ваше
величество, вы все слышали. Где дом графини де Шарни в Версале?
   - Где вы живете, графиня?
   - На бульваре Королевы, ваше величество.
   - Прекрасно.
   - Ваше величество, вы слышали ее слова. Ларец принадлежит мне. Угодно  ли
королю, чтобы он был возвращен владельцу?
   - Без сомнения, сударь.
   И король, заслонив кресло, в котором сидела  госпожа  де  Шарни,  ширмой,
позвал дежурного офицера и шепотом отдал ему приказания.

Глава 24

КОРОЛЕВСКАЯ ФИЛОСОФИЯ

   Это странное времяпрепровождение, избранное королем в тот  самый  момент,
когда подданные подкапывались под его трон, эта любознательность ученого  по
отношению к удивительному явлению природы, выказанная в  тот  самый  момент,
когда  Франция  стояла  на  пороге  важнейшего   политического   события   -
превращения монархии в демократию,  это  самозабвение  монарха,  оставившего
попечение о собственных делах в разгар страшной бури, безусловно вызвало  бы
улыбку на лицах величайших мыслителей эпохи, уже  три  месяца  бившихся  над
решением мучившей их проблемы.
   За окнами дворца бушевал мятеж, а Людовик, забыв об ужасных происшествиях
14 июля, о взятии  Бастилии,  гибели  де  Флесселя,  де  Лоне  и  де  Лосма,
настроениях в Национальном собрании,  готовом  восстать  против  королевской
власти, - забыв обо всем этом, предался разрешению вопроса сугубо  частного,
и разгадка этой загадки волновала его  ничуть  не  меньше,  чем  судьба  его
королевства.
   Поэтому, отдав гвардейскому капитану приказание отправиться за ларцом, он
немедленно возвратился к Жильберу, который тем временем  освобождал  графиню
от излишнего магнетического воздействия, дабы ее сомнамбулические конвульсии
сменились спокойным сном.
   Через мгновение графиня уже спала спокойно и безмятежно, словно  младенец
в колыбели. Тогда Жильбер одним движением руки открыл ей глаза и привел ее в
состояние экстаза.
   Тут  перед  доктором  и  королем  предстала  во  всем  своем  великолепии
изумительная красота Андре.  Кровь  ее,  совершенно  очистившись  от  земной
скверны, отлила от щек, которые мгновением  раньше  окрашивала  румянцем,  а
сердце начало биться с обычной размеренностью; лицо ее  вновь  побледнело  и
матовым цветом стало напоминать лица красавиц Востока;  взор  открытых  чуть
шире обычного глаз устремился к небу: слегка раздувавшиеся ноздри, казалось,
вдыхали неземные ароматы, наконец, губы,  в  отличие  от  щек  нисколько  не
побледневшие и сохранившие свой ярко-алый цвет, приоткрылись и обнажили  два
ряда жемчужных зубов, чуть влажных и оттого еще более блестящих.
   Голову графиня  с  неизъяснимым,  почти  ангельским  изяществом  легонько
откинула назад.
   Казалось, будто ее неподвижный взгляд, устремленный в  одну-единственную,
очень далекую точку, достигает подножия Господня престола.
   Короля это зрелище ослепило. Жильбер, вздохнув, отвел глаза: он не устоял
против желания сообщить  Андре  эту  сверхчеловеческую  красоту,  и  теперь,
уподобившись Пигмалиону, но Пигмалиону, который несчастен вдвойне, ибо знает
о бесчувственности прекрасной статуи, был устрашен творением своих рук.
   Даже не повернув головы, он жестом приказал Андре закрыть глаза.
   Король пожелал,  чтобы  Жильбер  объяснил  ему  причины  этого  чудесного
состояния, в  котором  душа  отделяется  от  тела  и,  вольная,  счастливая,
богоподобная,  воспаряет  над  земными  страданиями  Подобно  всем  подлинно
высоким  умам,  Жильбер  был  способен  произнести  слова,  мучительные  для
посредственностей: "Я не знаю". Он покаялся королю в  своем  невежестве:  он
добивался результатов, не в силах объяснить их источник;  факт  существовал,
но причина его оставалась неведомой.
   - Вот, доктор, еще одна загадка, разгадку которой природа откроет  ученым
мужам грядущих поколений, - сказал король, выслушав  признание  Жильбера.  -
Время прольет свет на эту тайну, равно как  и  на  многие  другие  проблемы,
считающиеся неразрешимыми. Тайнами зовем их  мы,  а  отцы  наши  назвали  бы
колдовством или чародейством.
   - Да, ваше величество, - отвечал Жильбер с улыбкой, -  во  времена  наших
отцов я имел бы честь быть сожженным на Гревской площади  ради  вящей  славы
той религии, которую никто из тогдашних людей толком не  понимал,  а  костер
для меня разожгли бы невежественные ученые и неверующие священники.
   - Кто же научил вас этой науке? - спросил король. - Месмер?
   -  О,  ваше  величество,  -  снова  улыбнулся  Жильбер,  -   я   наблюдал
удивительнейшие свершения этой науки за десять лет до того, как имя  Месмера
стало известно французам.
   - Скажите же мне, как, по-вашему, этот Месмер, взбудораживший весь Париж,
шарлатан или нет? Мне кажется, вы употребляете  более  простые  средства.  Я
кое-что слышал об опытах Месмера, Делона и Пюисегюра. Вы ведь наверняка тоже
знаете все эти рассказы и можете отличить правду от вздора.
   - Да, ваше величество, я следил за всеми этими спорами.
   - И какого же вы мнения о пресловутом чане?
   - Да простит мне ваше  величество,  если  на  все  вопросы  об  искусстве
магнетизма я отвечу сомнением в том, что магнетизм - искусство.
   - Неужели это не так?
   - Да, магнетизм не искусство, но это  сила,  страшная  сила,  подав