красным  пером.  Молодой
незнакомец был без доспехов, но на боку  у  него  сверкал  меч.  Ехал  он  с
небрежной беззаботностью, словно не страшился никого и ничего, а взгляд  его
был устремлен  на  английскую  колонну,  двигавшуюся  по  дороге.  Он  столь
внимательно следил за ними, что забыл о собственной безопасности,  и  только
когда его слуха достиг громкий топот тяжелых копыт, обернулся в седле, очень
спокойно и хладнокровно смерил Найджела взглядом, потом тряхнул поводьями  и
помчался быстрее птицы к гряде холмов слева.
     В этот день Бурелет встретил достойного соперника. Белый скакун, на две
трети арабских кровей, нес меньшую тяжесть, так как  Найджел  был  в  полном
вооружении. Пять миль они неслись по открытому лугу, и расстояние между ними
не увеличивалось и не уменьшалось даже на сто  шагов.  Они  оставили  позади
гребень первого холма и помчались вниз по склону, а  всадник  впереди  то  и
дело оглядывался на преследователя, словно вовсе не спасался  бегством,  но,
гордясь своим конем, охотно принял внезапно  навязанное  ему  состязание.  У
подошвы   холма   начиналась   болотистая   равнина,   усеянная    огромными
друидическими монолитами, часть которых еще стояла, часть упала, а некоторые
пары были накрыты горизонтальными глыбами, образуя подобие дверей  какого-то
давно исчезнувшего гигантского здания. Через болото вела тропа,  обрамленная
зарослями камыша, предупреждавшими, что сворачивать с  нее  небезопасно.  Во
многих местах тропу пересекали  рухнувшие  монолиты,  но  белый  конь  одним
прыжком перемахивал через них, как следом за ним и Бурелет. Затем  милю  они
скакали по зыбкой почве, где более легкий вес сыграл  свою  роль,  но  затем
поднялись  на  сухую  равнину,  и  некоторый  перевес  оказался  на  стороне
Найджела. Поперек их пути пролегла дорога, больше  напоминавшая  канаву,  но
белый конь взял ее одним могучим прыжком, что затем проделал  и  золотистый.
Впереди показались два крутых холма, разделенные  узкой  ложбиной,  заросшей
кустами. Найджел увидел, как белый конь погрузился в них почти по грудь.
     Мгновение спустя его задние копыта взвились в воздух, и всадник  слетел
с седла. Из кустов донеслись торжествующие  вопли,  к  упавшему,  размахивая
дубинами и копьями, ринулся десяток диких фигур.
     - A moi, Anglais, a moi! {Ко мне,  англичанин,  ко  мне!  (франц.).}  -
крикнул кто-то, и Найджел увидел, как юный всадник, пошатываясь, поднялся на
ноги, нанес несколько ударов мечом и вновь упал под натиском нападавших.
     Между  людьми  благородной  крови,   соблюдавшими   рыцарские   обычаи,
существовал дух товарищества, объединявший их, когда приходилось  отбиваться
от врагов подлого происхождения или от нарушавших принятые законы  войны.  И
на этот раз засаду устроили не воины.  Одежда,  оружие,  злорадные  крики  и
беспорядочное нападение всех на одного выдавали в них  разбойников  -  таких
же, как те, кто убил англичанина на дороге. Натягивая через  тропу  в  узких
лощинах хорошо спрятанную веревку, они  поджидали  одиноких  всадников,  как
поджидает добычу птицелов, укрывшись возле силков. Расчет у  них  был  один:
лошадь наткнется грудью на  невидимую  веревку,  упадет,  увлекая  за  собой
наездника, которого они и прикончат, пока он еще не опомнится после падения.
     Такая судьба поджидала бы и незнакомца, как многих и  многих  до  него,
если бы за ним не погнался Найджел. Во мгновение ока Бурелет  разметал  тех,
кто старался нанести удар по лежащему, и  тотчас  два  разбойника  пали  под
мечом Найджела. В его нагрудник со звоном ткнулось копье, но один взмах меча
срубил наконечник, а второй - голову того, в чьих руках оно было. Тщетно они
обрушивали град ударов на закованного в железо  человека,  его  меч  сверкал
между ними, как молния, а взбешенный конь взметывал над их головами передние
копыта с тяжелыми подковами, сверкая налитыми кровью глазами.
     С криками и стонами они бросились врассыпную  по  кустам,  перепрыгивая
через валуны, ныряя под низко нависающие ветки, и  гнаться  за  ними  верхом
было бы бессмысленно.  Гнусная  шайка  исчезла  столь  же  внезапно,  как  и
появилась, и только четыре трупа в жалких рубищах, оставшиеся  лежать  среди
папоротника, напоминали о случившемся..
     Найджел привязал Бурелета к терновнику  и  занялся  жертвой  нападения.
Белый конь поднялся на ноги и с тихим тоскливым  ржанием  глядел  на  своего
распростертого хозяина. - Тот упал под сокрушительным ударом дубины, которую
ему  удалось  лишь  отчасти  отбить  мечом,  и  на  лбу  у  него   багровела
кровоточащая ссадина. Но вылитая ему на лицо  вода,  зачерпнутая  из  ключа,
журчавшего в овражке, сразу привела его в чувство. Он был еще совсем юным, с
нежным, почти девичьим лицом  и  огромными  синими  глазами,  с  недоумением
обратившимися на Найджела.
     - Кто ты? - спросил он. - А, да!  Вспомнил.  Ты  молодой  англичанин  и
гнался за мной на огромном золотом коне. Клянусь Богоматерью  Рокамадурской,
чей образ у меня на груди, я никогда не поверил  бы,  что  найдется  лошадь,
способная так долго держаться на равных с Шарлеманем! Но ставлю сто золотых,
англичанин, что на пяти милях я тебя обойду!
     - Нет, - ответил Найджел, - отложим разговоры о  состязаниях,  пока  ты
вновь не сядешь  твердо  в  седло.  Я  Найджел  из  Тилфорда,  принадлежу  к
благородному роду Лорингов, оруженосец и сын  рыцаря.  А  как  зовешься  ты,
любезный сэр?
     - Я тоже оруженосец и сын рыцаря, а зовусь Рауль де ла Рош Пьер де Бра.
Отец мой владелец Гробуа, вассал  благородного  графа  Тулузского  с  правом
фоссы и фурки, а также суда высокого, среднего и низкого. - Он  приподнялся,
сел и протер глаза. - Англичанин, ты спас мне жизнь, как и я спас  бы  твою,
увидев, что эти визгливые псы набросились на человека благородной крови.  Но
теперь я в твоей воле. Так какова же она?
     - Когда ты сможешь сесть на коня, мы нагоним мой отряд.
     - Увы! Этого я и страшился услышать. Возьми я в плен  тебя,  Найджел...
Это ведь твое имя?.. Возьми я в плен тебя, то не поступил бы так!
     - Ну а как  же  распорядился  бы  ты?  -  спросил  Найджел,  покоренный
смелостью и прямотой своего пленника.
     - Я бы не воспользовался несчастной случайностью, которая отдала меня в
твою власть, а вручил бы тебе меч и сошелся с тобой в честном поединке, дабы
получить право послать тебя к моей прекрасной возлюбленной  и  показать  ей,
какие подвиги я совершаю во имя ее красоты.
     - Слова твои поистине верны и благородны, - ответил Найджел. -  Клянусь
святым Павлом, я еще не встречал человека, который вел бы себя достойнее! Но
ведь я в броне, а ты нет, и не вижу, как могли бы мы скрестить мечи.
     - Любезный Найджел, ты ведь можешь снять доспехи!
     - Но тогда я останусь в одном исподнем.
     - Это легко поправить: я с радостью разденусь до исподнего.
     Найджел поглядел на француза  жаждущим  взглядом,  но  грустно  покачал
головой.
     - Увы! Это нам не суждено, - ответил  он.  -  Сэр  Роберт  поручил  мне
доставить тебя к нему, ибо он хочет поговорить с тобой. Чего бы я только  ни
отдал, лишь бы исполнить твою просьбу! У  меня  ведь  тоже  есть  прекрасная
возлюбленная, и самое мое горячее желание - послать тебя к  ней.  Какой  мне
толк от тебя, Рауль, если твой плен не принес мне  чести?  Но  как  ты  себя
чувствуешь?
     Молодой француз уже поднялся на ноги.
     - Не отбирай у меня меча, - сказал он. -  Я  твой,  даже  если  ко  мне
придут на выручку. Пожалуй, я уже могу сесть в седло, хотя голова у  меня  и
звенит, как надтреснутый колокол.
     Найджел не имел ни малейшего представления, где  сейчас  находятся  его
товарищи, но помнил слова сэра Роберта, что ему надо следовать за солнцем  и
рано или поздно он выедет на их дорогу. Пока они неторопливой рысью  трусили
вверх и вниз по склонам, француз совсем оправился, и они весело болтали  обо
всем на свете.
     - Я только недавно  приехал  из  Франции,  -  рассказывал  Рауль,  -  в
надежде, что в этом краю сумею  заслужить  честь  и  славу:  я  слышал,  что
англичане закаленные воины и превосходные противники. Мои мулы с  багажом  в
Эвране, а я поехал вперед посмотреть, сулит ли мне что-нибудь судьба, увидел
ваше войско и поехал следом, уповая найти благородное приключение  и  честь.
Потом ты поскакал за мной, и я отдал бы все золотые кубки моего  отца,  лишь
бы на мне были доспехи и я мог  бы  повернуть  тебе  навстречу.  Я  поклялся
графине Беатрисе, что пришлю двух-трех англичан поцеловать ей руку.
     - Ну, это еще не самый страшный жребий! -  заметил  Найджел.  -  А  эта
прекрасная дама - твоя невеста?
     - Она моя возлюбленная, - ответил француз. - Мы ждем только, чтобы граф
погиб на поле битвы, и тогда, сочетаемся браком. А  твоя  дама,  Найджел?  Я
хотел бы ее, увидеть.
     - Быть может, и увидишь, любезный сэр, -  сказал  Найджел,  -  ибо  чем
ближе я тебя узнаю, тем горячее мое желание помериться с тобой силами. И мне
кажется, у нас будет случай обратить нашу встречу на пользу нам обоим.  Ведь
когда сэр Роберт расспросит тебя, я могу по праву распорядиться  тобой,  как
сочту нужным.
     - И как же ты распорядишься, Найджел?
     - Мы непременно сойдемся в поединке, и либо я увижу леди Беатрису, либо
ты увидишь леди Мери. Нет, не благодари меня! Ведь я, как и  ты,  приехал  в
этот край на поиски чести и не знаю, где мне еще ее искать, как не на  конце
твоего меча. Мой благородный господин сэр Джон Чандос много раз говорил мне,
что ему еще не доводилось встретить французского рыцаря или оруженосца,  чье
общество не доставило бы  ему  много  удовольствия  и  пользы,  и  теперь  я
убедился, что он говорил чистую правду.
     Около часа новые друзья ехали бок о бок,  и  француз  пел  хвалы  своей
даме, чью перчатку извлек из кармана, подвязку вынул из-за ворота туники,  а
башмачок достал из седельной сумки. Она была белокурой, и, услышав, что Мери
брюнетка, он тут же потребовал, чтобы они остановились и с оружием  в  руках
решили, какой цвет волос прекраснее. Рассказывал он и про  родовой  замок  в
Лоте у истоков прекрасной Гаронны: о сотне лошадей в конюшнях, о  семидесяти
охотничьих собаках на псарне, о пятидесяти соколах в клобучках и путах.  Его
английский друг непременно погостит у него  там,  когда  кончится  война,  и
какие это будут золотые дни!
     Найджел, чью  английскую  холодность  растопил  этот  юный  луч  южного
солнца, принялся в свою очередь рассказывать о вересковых холмах  Суррея,  о
Вулмерском лесе и даже о священных покоях Косфорда,
     Вот так они ехали на закат под мерный топот  лошадиных  копыт,  уносясь
мыслями к дальним  родным  краям,  как  вдруг  нежданный  звук  заставил  их
мгновенно возвратиться на коварные холмы Бретани.
     За грядой, к которой они  направлялись,  прогремела  труба.  Издали  ей
протяжно ответила другая.
     - Это ваш лагерь?
     - Нет, - возразил Найджел,  -  у  нас  есть  только  дудки  и  литавры.
Поостережемся! Мы же не знаем, что там впереди. Прошу тебя, свернем вон туда
и все увидим, оставшись незамеченными.
     Гребень усыпали  валуны,  и,  укрывшись  за  ними,  оруженосцы  увидели
длинную скалистую долину. На пологом холме виднелась невысокая крепостца.  А
на некотором расстоянии от нее возвышался угрюмый замок,  столь  же  мощный,
как скала, на которой он  стоял,  с  массивным  донжоном  у  одного  угла  и
четырьмя длинными стенами в прорезях бойниц. Над  башней  гордо  развевалось
большое знамя с гербом, который в лучах заходящего солнца  отливал  красным.
Найджел приставил ладонь к глазам и свел брови.
     - Это не герб Англии, и не лилии Франции, и  не  горностай  Бретани,  -
промолвил он. - Владелец замка воюет сам за себя, раз поднял  над  ним  свое
знамя. И герб его, кажется, червленая голова на серебряном поле.
     - Окровавленная голова на серебряном блюде! - вскричал француз. -  Меня
остерегали против него. Это не человек, друг Найджел,  а  чудовище,  которое
ведет войну и с англичанами, и с французами, и со всем  христианским  миром.
Неужели ты не слышал про Мясника из Ла-Броиньера?
     - Нет, никогда.
     - Во Франции его имя проклято. Ведь не далее как в этом году я  слышал,
что он убил Жиля де Сент-Поля, друга английского короля.
     - Поистине так. Теперь я вспоминаю, как про это говорили в  Кале  перед
тем, как мы отплыли.
     - Значит, здесь его гнездо, и да смилуется над тобой Господь,  если  ты
войдешь вон под ту арку! Еще ни один пленник не выходил оттуда живым. С  тех
пор как началась война, он сам  себе  король,  и  в  его  подвалах  спрятаны
богатства,  награбленные  за  одиннадцать  лет.  Как   может   настичь   его
правосудие, если никому не ведомо, чья Бретань? Но когда мы выгоним вас всех
на ваш островок, то, клянусь Богоматерью, мы взыщем с владельца этого  замка
все его тяжкие долги!
     В эту минуту вновь загремела труба. Звук ее доносился не из замка, но с
дальнего конца долины. На стенах замка протрубили  ответный  сигнал.  И  тут
появился  беспорядочно  растянувшийся  отряд,  который  возвращался  в  свое
убежище после какого-то разбойничьего набега. Впереди  во  главе  копейщиков
ехал высокий дюжий человек в медных доспехах, в закатном сиянии  смахивавший
на золотого истукана. Шлем он отстегнул и придерживал  перед  собой  на  шее
коня. Густая спутанная борода закрывала нагрудник, а нечесаная  грива  волос
ниспадала на спину почти на такую же длину.  Возле  него  оруженосец  высоко
поднимал знамя с кровоточащей  головой.  За  копейщиками  тянулась  вереница
тяжело нагруженных мулов и  толпа  злополучных  крестьян,  которых  гнали  в
замок.  Сзади  двигался  второй  многочисленный  отряд  конных   копейщиков,
конвоируя десятка два пленных, сгрудившихся тесной кучей.
     Найджел вгляделся в них, вскочил на коня и направил  его  по  гребню  к
тому месту, откуда можно было открыто наблюдать за воротами замка. Не  успел
он добраться туда, как  кавалькада  уже  достигла  подъемного  моста  и  под
приветственные вопли со стен  двинулась  по  нему  узкой  цепочкой.  Найджел
вглядывался в пленников, замыкавших ее, с такой сосредоточенностью,  что  не
заметил, как выехал из-за скал на открытую вершину.
     - Клянусь святым Павлом! - вскричал он. - Глаза меня не  обманули,  это
их бурые куртки. Они схватили английских лучников!
     Он еще не договорил,  как  последний  пленник,  крепкий,  широкоплечий,
оглянулся, увидел в вышине над собой сверкающую фигуру с поднятым  забралом,
разглядел пять алых роз, пылающих  на  ее  груди.  Мощным  взмахом  руки  он
оттолкнул своих стражей и на мгновение остался стоять совсем один.
     - Сквайр Лоринг! Сквайр Лоринг! - крикнул он. - Это я, Эйлуорд, лучник!
Это я, Сэмкин Эйлуорд!
     Но тут его схватили десятки рук, в рот ему  всунули  кляп  и  последним
втащили под темную арку зловещих ворот.  Затем,  лязгнув,  железные  створки
сомкнулись, подъемный моет был поднят, и  плеиники  вместе  с  их  стражами,
остальными разбойниками и их добычей исчезли  в  недрах  угрюмой  безмолвной
крепости.

                                  Глава XX
                КАК АНГЛИЧАНЕ ХОТЕЛИ ВЗЯТЬ ЗАМОК ЛА-БРОИНЬЕР

     Несколько минут Найджел, неподвижный, точно статуя, продолжал  смотреть
на мощные серые стены, за которые угодил его несчастный товарищ. Он очнулся,
только когда на его плечо ласково легла ладонь, а над  ухом  раздался  голос
юного оруженосца:
     - Peste! {Проклятие! (франц.).} В клетку к ним попали ваши птички?  Так
что же, друг мой! Не вешай головы. Таковы прихоти войны: сегодня они, завтра
ты, и рано или поздно смерть для каждого из нас, не правда ли?  Хотя  нельзя
не пожалеть, что они угодили в лапы Мясника Оливера.
     - Клянусь святым Павлом, мы подобного не потерпим! - вне себя  вскричал
Найджел. - Этот лучник сопровождал меня. Мы с  ним  земляки,  и  не  раз  он
вставал между мной и смертью. А теперь он тщетно воззвал ко  мне  о  помощи?
Прошу тебя, Рауль, придумай что-нибудь. У меня в голове мутится.  Посоветуй,
что мне делать, как его выручить?
     Француз пожал плечами:
     -  Легче  спасти  ягненка  из  волчьего   логова,   чем   пленника   из
Ла-Броиньера. Стой, Найджел!  Куда  ты?  Или  у  тебя  и  вправду  в  голове
помутилось?
     Сквайр пришпорил коня, помчался вниз  по  склону  и  остановился  перед
воротами на расстоянии выстрела из лука. Французский пленник гнался за  ним,
убеждал и уговаривал:
     - Ты сошел с ума, Найджел! Что ты надумал? Хочешь  взять  замок  голыми
руками? Остановись! Остановись же, во имя Пресвятой Девы!
     Но Найджел ничего не задумал и просто подчинился лихорадочному  порыву,
чтобы как-то заглушить мучительные мысли. Он поворачивал коня туда  и  сюда,
тряс копьем, осыпал гарнизон проклятиями, вызывая на бой всех  желающих.  Со
стен на него взирала сотня ухмыляющихся физиономий. Его появление  тут  было
настолько безумным и опрометчивым,  что  выглядело  ловушкой.  Поэтому  мост
оставался поднятым, и никто не попытался взять его  в  плен.  Но  по  скалам
застучали стрелы на излете, а затем над головой  двух  оруженосцев  прогудел
пущенный из мангонеля камень и с грохотом раскололся на части среди  валунов
у них за спиной. Француз схватил уздечку Бурелета и силой заставил  Найджела
отъехать подальше от ворот.
     - Пресвятая Дева! - воскликнул он. - Мне не слишком по вкусу,  когда  в
меня швыряют галькой, но уехать один я  не  могу,  а  потому,  мой  безумный
товарищ, ты должен меня сопровождать. Вот сюда  ни  стрелам,  ни  камням  не
долететь... Но взгляни, друг Найджел, что это там?
     Солнце уже закатилось за гряду холмов на западе, но небо над ней пылало
огнями вечерней зари, и на голом гребне четко вырисовывались темные  силуэты
всадников. Затем они начали спускаться в долину, а следом за  ними  и  пеший
отряд.
     - Это мои! - радостно крикнул Найджел. - Поспешим,  друг  мой,  узнаем,
что нам надлежит делать!
     Сэр Роберт Ноллес с черным, как ночь,  лицом  опережал  свое  маленькое
войско на полет стрелы. Рядом  с  ним,  виновато  понурившись,  ехал  пылкий
рыцарь сэр Джеймс Астли, чья броня была помята и перепачкана, лошадь ранена.
Всадники гневно спорили.
     - Я исполнил свой рыцарский долг как мог лучше, - говорил Астли. - Я  в
одиночку отбивался мечом от десятерых! Не знаю,  как  мне  удалось  уцелеть,
чтобы поведать о случившемся!
     - Что мне твой рыцарский долг! Где мои тридцать лучников? -  с  горьким
бешенством вскричал Ноллес. - Десять лежат на земле мертвые,  а  двадцать  -
вон в том замке, а это хуже смерти. И все лишь потому, что  тебе  вздумалось
похвастать перед всеми отвагой и нарваться  на  засаду,  которую  и  ребенок
увидел бы! И как я, глупец, мог доверить  такому,  как  ты,  начальство  над
ними?
     -  Клянусь  Богом,  сэр  Роберт,  ты  ответишь  мне  за  эти  слова!  -
захлебываясь гневом, крикнул Астли. - Ни один  человек  еще  не  осмеливался
говорить со мной, как ты сегодня!
     - Пока я выполняю волю короля, вся  власть  здесь  принадлежит  мне,  и
клянусь Господом, Джеймс, я вздерну тебя на первом же дереве,  если  ты  еще
раз дашь мне повод!.. А, Найджел! По тому белому коню я вижу, что ты  хорошо
выполнил свое поручение.  Я  поговорю  с  тобой  немного  погодя.  Перси!  -
Расставь своих людей, мы окружим этот замок, ибо, клянусь спасением души,  я
не уйду отсюда без моих лучников или без головы того, кто их захватил!
     Ночью англичане обложили замок Ла-Броиньер со всех сторон.  Ускользнуть
оттуда теперь не мог никто, но это не облегчило доступ  туда:  гарнизон  был
большим, стены высокими и крепкими, а внизу их  опоясывал  пусть  сухой,  но
глубокий ров. Однако вскоре стало ясно, какую ненависть  и  страх  питали  к
хозяину Ла-Броиньера окрестные жители - всю- ночь к осаждающим  приходили  и
лесные разбойники, и крестьяне, предлагая свои услуги,  лишь  бы  они  взяли
замок- Ноллес приказал им рубить кусты и вязать фаш