он
набросил пышный меховой плащ с опушкой из горностая.  Позади  него  двадцать
рыцарей в ярких нарядах  из  шелков  и  легкой  тафты  сидели  кто  на  киле
перевернутой лодки, а кто и на фальшборте, болтая ногами.
     Лицом к ним всем Джон Чандос в двухцветном порпуане, поставив одну ногу
на шток якоря, перебирал струны  лютни  и  пел  песню,  которой  научился  в
Мариенбурге, когда последний раз отправился с рыцарями Тевтонского ордена  в
поход против язычников. Король, его рыцари и  даже  лучники  внизу  смеялись
веселым строфам и дружно подхватывали припев, а на  соседних  кораблях  люди
перегибались через борт, чтобы лучше  расслышать  песню,  разносившуюся  над
водой.
     Но внезапно она оборвалась. Дозорный на  круглой  площадке  у  верхушки
мачты хрипло крикнул:
     - Вижу парус!.. Два паруса!
     Джон Бане, шкипер короля,  приложил  ладонь  козырьком  над  глазами  и
всмотрелся в длинный вал тумана, заволокшего северную часть пролива.  Пальцы
Чандоса  замерли  на  струнах  -  он,  король,  рыцари  и  все  прочие  тоже
вглядывались в туман. На  солнечный  свет  вырвались  два  маленьких  темных
силуэта, а следом за ними и третий.
     - Это ведь испанцы? - спросил король.
     - Нет, государь, - ответил моряк, - у испанцев корабли побольше, и  они
красят их в красный цвет. А чьи эти, не скажу.
     - Пожалуй, я знаю! - воскликнул Чандос. - Три корабля с моим отрядом на
пути в Бретань.
     - Верно, Джон, - сказал король. - Но взгляните туда! Во имя  Пречистой,
что это?
     В стене тумана на некотором расстоянии друг от друга  вспыхнули  четыре
слепящие звезды, а в следующее мгновение из  нее  появились  четыре  высоких
корабля. Воинственный клич сотряс королевский корабль  и  был  подхвачен  на
всех остальных, пока эхо его не прокатилось по всему берегу от Данджнесса до
Уинчелси. Король вскочил на ноги, сияя радостью.
     - Дичь поднята, друзья! - вскричал  он.  -  Одевайся,  Джон!  Одевайся,
Уолтер! И вы все поторопитесь. Оруженосцы, несите доспехи. Пусть каждый  сам
о себе позаботится. Время не терпит!
     Удивительно было смотреть, как эти сорок знатных особ сбрасывали с себя
одежду, заваливая палубу атласами и бархатами, а их оруженосцы, точно конюхи
перед конскими состязаниями, изгибались, крепили, затягивали, завинчивали  -
надевали шлемы, застегивали  латы,  накладывали  набедренники,  и  изысканно
одетый придворный превращался в железного истукана. Там, где  перешучивались
и пели под лютню сэра Джона щеголи, теперь выстроились суровые воины.  Внизу
между  кормой  и  носом  лучники  по  команде  своих  начальников   занимали
назначенные места в деловитой тишине. Десятеро забрались в башенку на  мачте
- пост самый опасный.
     - Подай вино, Никлас! - воскликнул король. - Благородные господа,  пока
вы не опустили забрала, приглашаю вас выпить со мной последнюю чашу.  Прежде
чем вы снова их поднимете, горло у вас порядком пересохнет, обещаю  вам.  Но
за что бы нам выпить, Джон?
     - За испанцев, - ответил Чандос, чье худое лицо выглядывало из просвета
между забралом и подбородником, точно остроносая птица  из  дупла.  -  Пусть
нынче сердца их будут тверды, а дух отважен!
     - Хорошо сказано, Джон! - воскликнул король, и  рыцари  выпили  вино  с
веселым смехом. - А теперь, благородные господа, по  своим  местам!  Я  буду
командовать тут. Джон, тебе поручаю корму. Уолтер, Джеймс, Уильям, Фиц-Алан,
Голдсборо, Реджинальд, вы останетесь со мной.
     - Джон, выбери кого хочешь, остальные спуститесь  к  лучникам.  Шкипер,
правь в самую их середину. Еще не зайдет солнце, как мы вернемся  с  красным
кораблем в подарок нашим дамам или больше их не увидим.
     Искусство плыть против ветра еще не было изобретено, не существовало ни
фока, ни бизани - только лишь небольшие передние, служившие для поворотов, а
потому английский флот, чтобы перехватить врага, вынужден был  двигаться  по
проливу наискосок. Однако испанцы,  шедшие  по  ветру,  жаждали  встречи  не
меньше, и это ее ускорило. С величавым достоинством два  могучих  флота  все
больше сближались.
     Один великолепный карак обогнал остальные и двигался теперь на  полмили
впереди - красный с золотом, сверкающий железной полосой по  бортам.  Эдуард
смотрел на него горящим взором, так хорош он был, пеня золоченым носом синюю
воду.
     - Прекрасный корабль, Бане, -  сказал  король  стоявшему  рядом  с  ним
шкиперу. - Я не прочь помериться с ним силами. Прошу, держи прямо, чтобы  мы
его сокрушили.
     - Коли я буду держать прямо, так один пойдет на дно, да  как  бы  и  не
оба, государь, - ответил моряк.
     - Чаю, с помощью Пречистой мы  исполним  возложенный  на  нас  долг,  -
сказал король. - Держи прямо, шкипер, как я тебе повелел.
     Оба корабля уже сблизились на полет  стрелы,  и  испанские  арбалетчики
принялись за англичан. Их дьявольские короткие и толстые  стрелы  жужжали  в
воздухе, как осы, с треском били в борта, грохотали  по  палубе,  с  громким
лязгом отлетали от рыцарских шлемов и лат либо с мягким шлепком впивались  в
тело жертвы.
     Все это время лучники вдоль обоих бортов "Филиппы" стояли неподвижно  в
ожидании команды, и тут она раздалась. Все тетивы зазвенели разом. Этот звон
смешался со свистом стрел, постанывающими выдохами лучников и  рявканьем  их
начальников.
     - Не торопись! Не торопись!  Стреляй  разом!  Двести  пятьдесят  шагов!
Двести шагов! Пятьдесят! Стреляй разом!
     Рявканье это перекрывало все высокие звуки,  как  в  бурю  рев  морских
волов перекрывает вой ветра.
     Два могучих корабля совсем сошлись, и тут испанцы чуть отвернули, чтобы
удар получился скользящим. Тем не менее он был ужасен. Десяток  матросов  на
площадке карака держали наготове каменную глыбу, чтобы обрушить ее на палубу
врага, и вдруг испустили вопль  ужаса:  мачта  под  ними  затрещала,  начала
крениться, сначала медленно, потом все быстрее, и с  оглушительным  грохотом
легла набок, а их, точно камни из пращи, метнуло далеко в море.  Много  беды
рухнувшая мачта  наделала  и  на  палубе.  Однако  "Филиппе"  тоже  пришлось
нелегко. Правда, ее мачта устояла, тем не менее от толчка не только  все  на
палубе попадали, но десятка два слетели в море с бортов.  С  мачты  свалился
лучник, и его тело гулко стукнулось о палубу совсем рядом с распростертым на
ней королем. На  низком  шкафуте  между  башнями  носа  и  кормы  лежали  со
сломанными руками и ногами те, кого сбросило с них вниз. Но  хуже  того:  от
удара разошлись швы, и вода в десятке мест хлынула в трюм.
     Однако это были опытные и  дисциплинированные  солдаты  и  моряки,  уже
много раз сражавшиеся вместе на море и на суше, и каждый знал свое  место  и
свои обязанности. Все, кто мог, пошатываясь, поднялись  на  ноги  и  помогли
встать чуть ли не половине рыцарей, которые, лязгая, перекатывались у бортов
с боку на бок, придавленные тяжестью  собственных  доспехов.  Лучники  вновь
построились. Матросы кинулись к щелям с паклей и смолой. Через десять  минут
порядок восстановился, и "Филиппа", хотя и понесла немалый ущерб, снова была
готова к бою. Король с яростью смотрел по сторонам, как раненый вепрь.
     - Сцепить мой корабль с этим! - крикнул он,  указывая  на  искалеченный
карак. - Он мой пленник!
     Но тем временем ветер уже увлек их дальше, и на них надвигался  десяток
испанских кораблей.
     - Мы не можем повернуть к нему, не подставив борт вот  этим,  -  сказал
шкипер.
     -  К  чему  он  тебе,  государь?  Ты  найдешь  что-нибудь  получше!   -
воскликнули рыцари.
     - Клянусь святым Георгием, вы правы! - ответил король. - Да и он от нас
не уйдет, если останется время. А корабли эти тоже очень хороши! Прошу тебя,
шкипер, сойдись с ближайшим.
     Им наперерез двигался большой карак на расстоянии полета  стрелы.  Бане
взглянул на свою мачту и убедился, что она заметно накренилась. Еще толчок -
и она полетит за борт, а его корабль превратится в плавающее бревно. Поэтому
он налег на кормило  и  направил  "Филиппу"  вдоль  борта  карака,  приказав
цеплять его абордажными крючьями и цепями.
     Испанцы с не меньшим рвением забрасывали свои крючья  на  нос  и  корму
"Филиппы",  и,  накрепко  соединенные,  два  корабля  уже  вместе   медленно
поднимались и опускались на длинных синих валах. А над сомкнутыми бортами  в
отчаянной схватке сплетались люди, огромной волной то накатываясь на  палубу
карака, то откатываясь на палубу англичан. Над колышущимися  рядами  языками
серебряного пламени вспыхивали мечи, и  в  тихие  голубые  небеса  уносились
вопли ярости и боли, сливаясь в подобие волчьего воя.
     К этому времени один  за  другим  подошли  прочие  английские  корабли,
забрасывая абордажные крючья на высокий  красный  борт  ближайшего  испанца.
Теперь двадцать кораблей качались на волнах, сошедшись в яростном  поединке,
а вскоре борющиеся пары  уже  трудно  было  пересчитать.  "Кристофер"  графа
Суффолка захватил карак, потерявший мачту в  столкновении  с  "Филиппой",  и
вода вокруг была усеяна головами испанского экипажа. Большой камень, который
метнул мангонель, потопил английский корабль, и люди с него тоже барахтались
в воде - в ожесточении битвы прийти к ним  на  помощь  было  некому.  Второй
английский корабль взяли на абордаж с обоих бортов, и  в  живых  на  нем  не
осталось ни единого человека. Зато Мобрей и Одли захватили по  караку,  и  в
центре победа теперь склонялась на сторону островитян.
     Черный принц на "Льве", "Дева Мария" и еще  четыре  корабля  попытались
зайти испанцам во фланг, но их маневр был замечен, и  испанцы  повернули  им
навстречу десять кораблей, в том числе самый большой свой карак "Сант-Яго ди
Компостелла". Вот к его борту принц и прицепил свой маленький  ког,  но  все
попытки захватить испанца кончались  неудачей  -  борт  карака  был  слишком
высок, а его защитники оборонялись бешено, раз за разом сбрасывали  англичан
вниз, и они с лязгом и грохотом падали на свою палубу. Выстроенные  у  борта
"Сант-Яго" арбалетчики с высоты осыпали стрелами переполненный людьми шкафут
"Льва", и трупы громоздились  там  кучами.  Но  опаснее  всего  был  смуглый
чернобородый великан на дозорной площадке, скорчившийся так, что  со  "Льва"
его успевали увидеть только в те три-четыре секунды,  когда  он  вставал  во
весь рост, сжимая в руках огромный кусок железа, и швырял его вниз с  силой,
которой  ничто  не  могло  противостоять.  Вновь  и  вновь  железные  перуны
пробивали палубный настил и рушились на днище кога, сокрушая  все  на  своем
пути и разбивая обшивку.
     Принц в черных доспехах (по ним он и получил свое  прозвище)  руководил
боем на корме, и туда к нему прибежал шкипер с перекошенным от ужаса лицом.
     - Государь! - крикнул он. - Днище не выдержит  этих  ударов!  Вода  уже
наполняет трюм!
     Принц взглянул на мачту испанца, ив этот миг на дозорной площадке вновь
мелькнула черная борода и две могучие руки резко опустились сверху  вниз.  В
воздухе просвистела железная болванка,  пробила  в  палубе  зияющую  дыру  и
обрушилась в трюм. Шкипер вцепился в свои седеющие волосы.
     -- Еще одна течь! - простонал он. - Святой Леонард, охрани нас  в  день
сей! Двадцать моих молодцов вычерпывают воду ведрами во  всю  мочь,  но  она
поднимается. "Лев" вот-вот пойдет ко дну!
     Принц выхватил арбалет у одного из своих телохранителей и навел его  на
дозорную площадку, В тот миг, когда  чернобородый  великан,  поднимая  новую
болванку, опять выпрямился, в лоб ему впилась свинцовая стрела, он  упал,  и
его тело свесилось через ограждение  площадки.  Ликующий  крик  вырвался  из
груди англичан, а в ответ раздались злобные вопли испанцев. Из трюма  "Льва"
выскочил матрос и что-то  зашептал  шкиперу.  Тот  посерел  и  повернулся  к
Принцу.
     - Государь, я сказал верно: корабль тонет у нас под ногами! -  вскричал
Он.
     - Тем нужнее нам обрести другой, - ответил тот. - Сэр Генри Стокс,  сэр
- Томас Стортон, Уильям и Джон Клифтоны -  вот  наша  дорога!  Разверни  мое
знамя, Томас де Мохун! Вперед, и мы победим!
     Ценой нечеловеческих усилий принц и еще  человек  десять  -  двенадцать
сумели завладеть уголком испанской палубы. Один продолжали бешено  рубиться,
расчищая палубу перед собой,  другие,  перевесившись  через  борт,  помогали
товарищам  карабкаться  на  "Сант-Яго".  С  каждым   выигранным   мгновением
маленький английский отряд увеличивался  -  двадцать  уже  стали  тридцатью,
тридцать  превратились  в  сорок...  Но  тут  те,  кто  тянул  руки  к   еще
остававшимся на коге, увидели,  как  палуба  накренилась  под  ногами  у  их
товарищей и исчезла в кипении пены. Корабль принца затонул.
     С торжествующим криком испанцы ринулись  на  англичан,  которые  успели
захватить корму и теперь во главе с  принцем  отражали  все  попытки  врагов
подняться на нее следом за  ними.  Но  на  них  градом  сыпались  арбалетные
стрелы,  и  вскоре  уже  треть  их  распростерлась  на  палубе.   Остальные,
выстроившись поперек кормовой надстройки, со все большим  трудом  удерживали
свою позицию от яростных натисков орды врагов, рвущихся  к  ним  снизу.  Еще
один-два натиска - и  они  не  устояли  бы  против  смуглых  сынов  Испании,
свирепых  и  упрямых  воинов,  закаленных  в   бесконечной   борьбе   против
завоевателей-мавров. Но внезапно со стороны носа донесся громовой клич:
     - Святой Георгий! Святой Георгий! Ноллес на выручку!
     Шестьдесят воинов с "Василиска", который незамеченным подошел  к  борту
"Сант-Яго",  хлынули  на  палубу.  Оказавшиеся  между  двух  огней   испанцы
дрогнули, и сражение перешло в резню. Люди принца  прыгнули  с  кормы  вниз,
навстречу к ним ринулись подоспевшие товарищи. Минут пять  слышались  удары,
стоны, молитвы и всплески - оттесненных к бортам испанцев сбрасывали в море,
как они ни отбивались. Затем все кончилось, и замученные, обессиленные  люди
еле переводили дыхание, опираясь на мечи или в  изнеможении  ^разлегшись  на
палубе захваченного карака.
     Принц поднял забрало, опустил подбородник и, с гордой улыбкой посмотрев
вокруг, вытер струившийся по лицу пот.
     -  Где  шкипер?  -  осведомился  он.  -  Пусть  направит  нас   еще   к
какому-нибудь вражескому кораблю.
     - Увы, государь, шкипер и все  матросы  пошли  на  дно  со  "Львом",  -
ответил знаменосец, сэр Томас де Мохун, молодой рыцарь с запада страны. - Мы
потеряли наш корабль и половину наших людей. Боюсь, сражаться мы  больше  не
можем.
     - Что же, пусть так! Ведь победа уже наша, - ответил  принц,  оглядывая
море. - Знамя моего благородного отца  развевается  вон  над  тем  испанцем.
Мобрей, Одли, Суффолк, Бошан, Намюр, Траси, Стаффорд, Арундель подняли  свои
знамена на алых караках, как я на этом. А уцелевшие их корабли нам все равно
не настичь. Однако мы должны поблагодарить тех, кто пришел к нам на помощь в
решительную минуту. Я уже видел твое лицо и твой герб, благородный  сэр,  но
имя твое не припомню. Назови его.
     Он обращался к Найджелу, который, раскрасневшийся и счастливый, стоял в
первом ряду отряда с "Василиска".
     - Я всего лишь оруженосец, государь, и не заслуживаю благодарности, ибо
ничего славного не совершил. Вот наш начальник.
     Взгляд принца обратился на щит  с  черным  вороном  и  на  молодое,  но
суровое лицо того, кто этот щит держал.
     - Сэр Роберт Ноллес! - сказал принц. - А я полагал, что ты уже  плывешь
в Бретань.
     - Я был на пути туда, государь, оттого-то мне и выпало счастье  увидеть
это сражение.
     Принц засмеялся:
     - Правда твоя, Роберт. Требовать, чтобы ты проплыл мимо,  когда  совсем
рядом представился случай показать свою доблесть, было бы слишком! А теперь,
прошу тебя, вернись  с  нами  в  Уинчелси.  Мой  отец,  я  знаю,  будет  рад
поблагодарить тебя за совершенное тобой.
     Однако Роберт Ноллес покачал головой:
     - Государь, твой отец послал меня в Бретань, и нарушить его  повеление,
не получив на то приказ от него, я не смею. В Бретани наши гарнизоны  теснят
со всех сторон, и всякое промедление опасно. Если уж ты должен упомянуть про
меня его величеству, то испроси мне прощение  за  то,  что  я  на  этот  час
свернул с пути.
     - Ты прав, Роберт. Ну, плыви с Богом. Прискорбно только, что я не  могу
отправиться под твоим знаменем туда, где,  сдается  мне,  твоих  людей  ждут
славные деяния. Но, как знать, быть может, и я  окажусь  в  Бретани  еще  до
истечения года.
     Принц повернулся  к  своим  людям,  а  василискцы  поспешили  к  борту,
попрыгали  на  свой  ког,  оттолкнулись  шестами  от  захваченного  испанца,
поставили парус и повернули на юг. Издали  навстречу  к  ним  поспешали  два
других их судна на случай, если понадобится их помощь, а по проливу  уходили
десятка два алых караков, которых по пятам преследовали несколько английских
кораблей. Солнце уже касалось краем моря, и  его  лучи,  почти  параллельные
воде, озаряли багрец и золото четырнадцати могучих караков и  крест  святого
Георгия над каждым. Морские великаны почти заслоняли сблизившиеся английские
корабли, которые с развевающимися  знаменами  под  громкую  музыку  медленно
приближались к кентскому берегу.

                                Глава XVIII
        КАК ЧЕРНЫЙ САЙМОН ПОТРЕБОВАЛ У КОРОЛЯ САРКА ВЫИГРАННЫЙ ЗАЛОГ

     Почти двое суток маленький флот весело бежал по Ла-Маншу, но на  второе
утро, когда впереди показался мыс Аг, крепкий ветер  с  суши  отогнал  их  в
открытое море. Шквал сменялся шквалом, полил дождь, поднялся  туман,  и  еще
двое суток ушли на то,  чтобы  обогнуть  Аг.  На  рассвете  пятого  дня  они
обнаружили, что повсюду вокруг видны опасные рифы,  а  справа  по  носу  над
морем круто  поднимается  остров,  над  темно-красными  гранитными  обрывами
которого виднеется яркая зелень луга. Рядом  лежал  островок  поменьше.  При
взгляде на них Деннис, шкипер, покачал головой.
     - Вон этот - Бреку, - сказал он. - А который побольше - зовется  остров
Сарк. Коли мне суждено разбиться, то  молю  Бога,  лишь  бы  не  на  здешних
скалах!
     Ноллес проследил направление его взгляда.
     - Правда твоя, шкипер, - согласился  он.  -  Место  На  вид  гибельное.
Повсюду подводные скалы и острые камни.
     - Да нет! Я-то говорил о каменных  сердцах  тех,  кто  тут  обитает,  -
ответил старый моряк. - На трех добрых кораблях мы тут  в  безопасности,  но
будь на нашем месте маленький парусник, они бы уже  подбирались  к  нему  на
своих лодках.
     - Но что же это за люди и как они живут  на  таком  маленьком  и  голом
острове?
     - Так ведь, сэр, их не остров кормит, а то, что они вокруг  него  жнут.
Собрался в этом глухом месте и обороняет его от всего света всякий сброд  из
разных  стран:  беглые  галерники,   преступники,   крепостные,   убийцы   и
разбойники. Вон он может много чего порассказать и про них, и про их обычаи,
он тут долго в плену томился. - И шкипер кивнул на Черного Саймона, смуглого
уроженца Норича, который, прислонясь к фальшборту, смотрел на дальний остров
угрюмо и в тяжкой задумчивости.
     - А ну-ка, молодец, правду  мне  сказали,  что  тебя  держали  на  этом
острове в плену?
     - Правду, благородный сэр. Восемь месяцев я был слугой  того,  которого
они там называют своим королем.
     Прозвище у него Немой, а родом он с Джерси, и под всем Божьим небом нет
другого, кого я повидал бы с большей радостью.
     - Так, значит, он тебя не щадил?
     Черный Саймон криво улыбнулся  и  сбросил  куртку.  Его  худощавая,  но
мускулистая спина была вся в сморщенных рубцах и шрамах.
     - Он оставил на мне свои знаки. Поклялся, что заставит меня покориться,
и не жалел сил. Но повидать его я хочу потому, что он проиграл мне  залог  и
пора потребовать с него проигрыш.
     - Странные слова! - заметил Ноллес. - Что это был за спор и  почему  он
должен тебе платить?
     - Дело небольшое, - ответил Саймон, - но я  человек  бедный,  мне  даже
малость кстати. И, задержись