на него, недоуменно хмуря лоб.
     - Благородный сэр, чем дольше я вас слушаю, тем тяжелее у меня на душе.
Значит ли  это,  что  и  наши  собственные  рыцари  уступят  при  встрече  с
лучниками, алебардщиками и прочими?
     - Нет, Найджел! Прошлые битвы столь же ясно показали, что самые  лучшие
пешие воины без поддержки своих рыцарей не выдерживают натиска  всадников  в
броне.
     - Так кому же достается победа? - спросил Найджел.
     - Тому, кто сумеет так расположить свою конницу и  свою  пехоту,  чтобы
они делали друг друга сильнее. Порознь они  слабы,  вместе  сильны.  Лучники
расстраивают ряды врага, конники прорывают их,  когда  они  расстроены,  как
было при Фолкерке и Дупплине, - вот тайна нашей силы.  Да,  кстати,  Фолкерк
стоит того, чтобы ты узнал про него поподробнее.
     Он принялся хлыстом набрасывать в пыли план этого сражения, а  Найджел,
сосредоточенно хмурясь, напрягал свой не такой уж большой запас  ума,  чтобы
извлечь побольше пользы, но тут их беседа была  внезапно  и  весьма  странно
прервана.
     Вдоль  парапета  к  ним,  полиловев  и  с  трудом  отдуваясь,  поспешал
низенький толстяк, словно борясь с ветром: седые волосы растрепались, черный
плащ колыхался у него за спиной. Одет он был в костюм богатого горожанина  -
черный кафтан, отороченный соболем, черная бархатная шляпа  с  белым  пером.
При виде Чандоса он испустил радостный  крик  и  припустил  еще  быстрее,  а
остановившись перед ним, только пыхтел и беспомощно взмахивал руками.
     - Не торопись, почтенный мастер Уинтерсол, не торопись, - мягко  сказал
Чандос.
     - Бумаги! - прохрипел толстячок. - Милорд Чандос, бумаги!
     - Что с бумагами, любезный?
     - Клянусь нашим милостивым покровителем святым Леонардом, я ни в чем не
виноват! Я запер их в железном  сундучке.  Но  замок  взломали,  а  сундучок
опустошили.
     На проницательное лицо рыцаря легла тень.
     - Как так, почтенный мэр? Соберись с мыслями, перестань  лепетать,  как
трехлетнее дитя! Ты сказал, что кто-то украл бумаги?
     - Да-да, благородный сэр! Трижды был я мэром Уинчелси,  пятнадцать  лет
член магистрата и ни единой ошибки не допускал.  Да  вот  только  в  прошлом
месяце пришло повеление из Виндзора во вторник,  чтоб  для  пира  в  пятницу
доставить тысячу  штук  трески,  четыре  тысячи  штук  камбалы,  две  тысячи
макрелей, пятьсот крабов, тысячу омаров, пять тысяч мерлангов...
     - У меня нет сомнений, почтенный мэр, что ты превосходный рыбник, но мы
ведь говорим о бумагах, которые я отдал тебе на хранение. Где они?
     - Пропали, благородный сэр! Украдены.
     - И кто посмел их украсть?
     - Увы! Сие мне неизвестно. Я оставил комнату не долее чем на время,  за
которое можно прочесть "Богородицу", а когда  вернулся,  сундучок  лежал  на
столе выпотрошенный.
     - И ты никого не подозреваешь?
     - Вот разве что конюха. Он поступил ко мне на службу  неделю  назад.  А
теперь куда-то пропал, и я послал  погоню  по  Удиморской  дороге  и  в  Рай
разыскать его. Клянусь святым Леонардом, они его схватят! Такие волосы и  на
полет стрелы видны.
     - Рыжие? - быстро осведомился Чандос. - Огненные, как у лисы? А сам  он
маленький, рябой и очень быстрый?
     - Точь-в-точь.
     Чандос сердито погрозил кому-то кулаком и быстро спустился по лестнице.
     - Опять Пьер Рыжий Хорек! - сказал он. - Я его знавал еще  во  Франции,
где  он  один  причинил  нам  больше  вреда,  чем  целый  отряд   жандармов!
По-английски говорит не хуже, чем по-французски, а дерзость и  хитрость  его
таковы, что от него нет никаких тайн. Во всей Франции  не  сыскать  человека
опаснее. Хоть он из знатного рода  с  гербом,  но  стал  лазутчиком:  больше
опасностей, а значит, и чести.
     - Милорд! - пропыхтел мэр, еле успевая за широко шагающим рыцарем. -  Я
знаю, ты меня предупреждал, чтобы я берег эти бумаги как зеницу ока, но  что
в них такого секретного? Просто распоряжения, какие припасы  послать  следом
за вами в Кале...
     - И этого мало? - нетерпеливо перебил Чандос. - Или  ты  не  понимаешь,
любезнейший глупец Уинтерсол, что французы прослышали о наших приготовлениях
и послали Рыжего Хорька, как уже много раз его посылали, разведать, куда это
мы собрались? Теперь он знает, что припасы отправляются в Кале, и французы в
тамошнем краю будут предупреждены, а план короля потерпит неудачу.
     - А! Так он будет удирать морем? Ну, его можно нагнать. Еще и  часа  не
прошло.
     - Судно могло ждать его в Рае или в Хите, но вероятнее,  он  отправится
прямо отсюда. Вон поглядите! Бьюсь об заклад,  на  палубе  там  Рыжий  Хорек
собственной персоной!
     Чандос остановился перед  "Вересковым  цветком"  и  указал  на  внешнюю
гавань в двух милях от  них  за  зеленой  равниной,  соединенную  каналом  с
внутренней гаванью у подножья холма,  на  котором  стоял  город.  Там  между
рогами двух коротких изогнутых волноломов небольшой  парусник  пританцовывал
на волнах под крепким южным бризом, направляясь в пролив.
     - Он не из Уинчелси! - заявил мэр. - Наши покороче и поуже.
     - Лошадей! - крикнул Чандос. - Ну-ка, Найджел, разберемся в  этом  деле
получше.
     У ворот "Верескового цветка" пели,  орали,  дружески  боролись  конюхи,
лучники и жандармы,  но  одного  вида  высокой  худой  фигуры  Чандоса  было
достаточно, чтобы они мгновенно  занялись  своими  обязанностями;  несколько
минут спустя Чандос с Найджелом уже направили коней к крутому спуску с холма
и во весь карьер понеслись через поросшую осокой равнину к  внешней  гавани.
Там стоял десяток судов, готовых отплыть в Бордо или в Ла-Рошель, и пристань
кишела матросами, грузчиками и горожанами, сновавшими среди винных  бочонков
и тюков шерсти.
     - Кто тут начальник? - крикнул Чандос, спрыгивая с коня.
     - Бэддинг! Где Кок Бэддинг? Бэддинг начальник! - ответил хор голосов.
     Мгновение спустя сквозь толпу протолкался  плотный  смуглый  человек  с
бычьей шеей и грудью колесом. Одет он был в бурую рубаху из грубой шерсти  и
такие же штаны. Черные курчавые волосы стягивал атласный платок.  Рукава  он
закатал по плечи, и его загорелые вымазанные в жире и дегте руки походили на
два толстых корявых сука на дубовом пне. Суровое смуглое  лицо,  рассеченное
от виска до подбородка белесым бугристым  шрамом  от  плохо  зажившей  раны,
угрюмо хмурилось.
     - Э-эй, благородные господа, и что вам не терпится? - сердито пробурчал
он глубоким басом. - Или вы не  видите,  что  мы  выводим  "Розу  Гиени"  на
глубину перед отливом? Нашли время допекать нас! Ваше добро будет  погружено
в свой час, это я вам обещаю. Поезжайте назад в город и забавляйтесь там как
сможете, а меня и моих товарищей оставьте заниматься своим делом.
     - Так это же благородный Чандос! - крикнул кто-то.  -  Это  добрый  сэр
Джон!
     Разгневанный начальник порта мгновенно расплылся в улыбке:
     - Промашка вышла, сэр Джон! Вы уж простите  меня  за  грубую  речь,  да
только нам в портах житья нет от знатных молокососов! Отрывают нас от дела и
еще винят, отчего это мы не меняем  отлив  на  прилив  или  южный  ветер  на
северный. Так чем я могу вам услужить?
     - Вон тот парусник, - сказал Чандос, указывая  на  прыгающий  вдали  по
волнам белый треугольник. - Откуда он и куда направляется?
     Кок Бэддинг приставил крепкую ладонь к зорким глазам.
     - Так он только-только отчалил, - сказал он. - "Ла Пусель" привез  вино
из Гасконии, а назад везет бочарную клепку.
     - Скажи, а перед самым отплытием на него никто не сел?
     - Не могу сказать. Я никого не видел.
     - А я видел! - крикнул моряк из толпы. - Стою я на краю пристани и чуть
в воду не полетел, так он меня оттолкнул. Рыжий такой, щуплый и дышал, будто
от города всю дорогу бегом бежал. Я ему и тумака толком не отвесил,  как  он
прыгнул на борт, а они сразу отдали концы и повернули в море.
     Чандос коротко объяснил Бэддингу суть дела, а толпа с жадностью  ловила
каждое слово.
     - Э-гей! - завопил кто-то. - Сэр Джон верно говорит. Видите,  куда  его
нос смотрит? В Пикардию он идет, а не в Гасконь, клепка там или не клепка.
     - Ну, так мы его изловим! - крикнул Кок Бэддинг. - Пошли,  ребята!  Моя
"Мари-Роз" уже готова отчалить. Кому охота немножко поплавать и подраться?
     Вся толпа ринулась к сходням. Но дюжий моряк не собирался брать всех  и
каждого.
     - Нет, Джерри! Сердце у тебя храброе, да только разжирел ты  для  такой
работы. Эй, Люк, и ты, Томас, братья Дидсы и Уильям из Сэндгета,  вы  будете
управляться с парусами. А теперь те, кто хорошо дерется. Поплывешь  с  нами,
благородный сэр, хоть ты росточком и не вышел?
     - Молю тебя, милорд, отпусти меня с ними! - вскричал Найджел.
     - Отправляйся, Найджел. А твоего коня и доспехи я  вечером  доставлю  в
Кале.
     - Жди меня там, мой благородный господин. И с божьей помощью я  привезу
туда Рыжего Хорька.
     - На борт! На борт! Время не ждет! - нетерпеливо кричал Бэддинг, а  его
матросы уже ставили парус. - А ты еще кто такой?
     Обращался он к Эйлуорду, который проталкивался  по  сходням  следом  за
Найджелом.
     - Куда мой господин, туда  и  я!  -  крикнул  Эйлуорд.  -  Посторонись,
шкипер, а то как бы тебе не пожалеть!
     - Клянусь святым Леонардом, лучник, - буркнул Кок  Бэддинг,  -  будь  у
меня время, я бы тебя проучил. А  теперь  попяться,  не  загораживай  дорогу
другим!
     - Нет, уж лучше ты мне дороги не  загораживай!  -  воскликнул  Эйлуорд,
обхватил Бэддинга поперек живота и бросил в воду.
     Толпа угрожающе взревела, потому что Бэддинг был героем Пяти  Портов  и
ни разу еще не встречал соперника, равного себе.  По  сей  день  сохранилась
эпитафия, указывающая, что он "утихомиривался, лишь подравшись  всласть".  И
потому, когда он как утка вынырнул, ухватился за  канат  и  вскарабкался  по
нему на пристань, все благоговейно замерли, чтобы  в  подробностях  увидеть,
какая ужасная судьба  постигнет  дерзкого  чужака.  Но  Бэддинг,  вытряхивая
соленую воду из волос и протирая глаза, оглушительно захохотал.
     - Ты честно заработал свое место, лучник, - сказал он. - Тебя-то нам  и
надо. А где Черный Саймон из Норича?
     Вперед вышел смуглый молодой человек с худощавым суровым лицом.
     - Вот я, Кок, - сказал он. - Спасибо, что берешь меня.
     - Еще ты, Хью Бэдлсмир, и ты, Хэл  Мастерс,  и  ты,  Дикон  из  Рая.  И
хватит. А теперь, во имя Божье, отчаливаем, не  то  нам  их  до  темноты  не
нагнать.
     Большой парус и передние паруса были поставлены, и десятки ретивых  рук
принялись шестами отталкивать "Мари-Роз"  от  пристани.  Паруса  наполнились
ветром, и,  накренившись,  вся  содрогаясь  от  нетерпения,  словно  гончая,
рвущаяся  со  сворки,  она  пронеслась  через  выход  из  гавани  в  пролив.
"Мари-Роз" из Уинчелси была знаменитым корабликом, и много  раз  ее  дерзкий
владелец, полуторговец-полупират Кок Бэддинг, приводил ее в порт  с  богатым
грузом, взятым где-то в Ла-Манше и оплаченным не деньгами,  а  кровью.  Хоть
была она невелика, но ее быстрота и свирепость  владельца  превратили  ее  в
пугало всего французского побережья. Да и купцы из Фландрии  или  балтийских
портов, входя в Па-де-Кале, боязливо вглядывались в отдаленный берег  Кента,
не появится ли на фоне меловых обрывов  зловещий  лиловый  парус  с  золотым
изображением  святого  Христофора.  Теперь,  когда  суша  осталась   позади,
"Мари-Роз" неслась под всеми парусами, разрезая высоким острым носом  пенные
волны.
     Кок Бэддинг с небрежным видом прохаживался по палубе и поглядывал то на
надутые паруса у себя над головой, то на наклонный белый треугольник,  четко
выделявшийся на фоне ясного синего неба. Позади виднелись кэмберские болота,
холмы Уинчелси и Рая и цепь береговых  обрывов  за  ними.  Слева  вздымались
огромные меловые утесы Фолкстона и Дувра, а вдали на горизонте серой  дымкой
маячил французский берег, куда устремлялись беглецы.
     - Клянусь святым Павлом! - воскликнул  Найджел,  жадно  всматриваясь  в
даль над пляшущими волнами.  -  Сдается  мне,  мастер  Бэддинг,  что  мы  их
нагоняем!
     Шкипер оценил расстояние опытным взглядом, а  потом  перевел  глаза  на
клонящееся к западу солнце.
     - У нас до темноты есть еще четыре часа, - сказал он. - Но коли  мы  их
за этот срок не захватим, они ускользнут. Ночи теперь черней волчьей  пасти,
и гнаться за ними, не видя, куда они поворачивают, никому не по силам.
     - Но разве ты не можешь догадаться, в какой порт  они  направляются,  и
перехватить их там?
     - Неплохо придумано, маленький сквайр! - воскликнул Бэддинг. - Коли они
везут вести французам под Кале, то ближе всего к Сент-Омеру будет  Амблетез.
Но моя девочка бежит в полтора раза быстрее этой лохани, и,  если  ветер  не
переменится, мы управимся задолго до сумерек. Э-эй,  лучник!  В  море-то  ты
меня бросил, чтобы с нами пойти, а теперь и сам не рад?
     Эйлуорд сидел на привязанном к палубе  перевернутом  ялике,  зажимал  в
ладонях позеленевшее лицо и жалобно постанывал.
     - Я бы хоть сейчас опять скинул тебя в море, шкипер, - ^ ответил он,  -
лишь бы убраться с  твоей  чертовой  посудины  на  берег.  А  может,  хочешь
поквитаться?  Так  я  только  спасибо  тебе  скажу,  коли  ты  мне  пособишь
перевалить за борт, потому что я тут лишний груз. Кто  бы  мне  сказал,  что
Сэмкин Эйлуорд от часа на соленой воде всех сил лишится?  Будь  проклят  тот
день, когда я покинул красные вереска Круксбери и твердую землю!
     Кок Бэддинг зычно захохотал.
     - Ничего, лучник, не кручинься, - сказал он. -  На  этой  палубе  охали
люди почище тебя и меня. Как-то довелось мне везти во Францию самого  принца
и десять лучших его рыцарей, ну в  жизни  я  не  видывал  одиннадцать  таких
зеленых лиц! А ведь и месяца не  прошло,  как  под  Креси  к  ним  все  силы
вернулись. То же и с тобой будет, когда настанет время.  Уткнись-ка  крепкой
своей головой в настил, и скоро тебе полегчает. А мы их нагоняем!  С  каждым
порывом ветра.
     И действительно, даже неопытный глаз Найджела замечал,  что  "Мари-Роз"
настигает  тяжелое  тупоносое  судно  с  широкой  кормой,   которое   тяжело
взбиралось на волны. Быстрый хищный маленький кораблик из Уинчелси летел  за
ним под шипение пены, точно сокол,  настигающий  жирную  утку,  которая  еле
взмахивает крыльями. Еще полчаса назад "Ла Пусель" была лишь белым пятнышком
на горизонте. Теперь они уже ясно различали черную  корму,  нижний  край  ее
парусов и планширь. На палубе было не менее десяти человек, и  блеск  оружия
доказывал, что сдаваться они не намерены.
     Кок Бэддинг прикинул, какие силы есть в  его  распоряжении.  Во-первых,
семь дюжих проверенных в деле моряков, которые  побывали  с  ним  во  многих
переделках. Вооружены они были короткими мечами,  а  он  полагался  на  свое
особо любимое оружие - двадцатифунтовый кузнечный молот. (В Пяти Портах  все
еще  живет  память  о  "бэддингской  колотушке".)  Далее   пылкий   Найджел,
приунывший Эйлуорд, Черный Саймон, мастер рубиться на мечах, и три лучника -
Бэдлсмир, Мастере и Дикон из Рая, все трое ветераны французских  войн.  Если
они и уступали французам численностью,  то  ненамного,  но  Бэддинг,  обводя
взглядом  смелые  суровые  лица  людей,  ожидавших  его   распоряжений,   не
сомневался, что в любом случае преимущество на его стороне.
     Однако, поглядев вокруг, он обнаружил помеху, по его мнению куда  более
серьезную, чем сопротивление врагов. Ветер,  который  последние  минуты  дул
прерывисто и все более слабел, вдруг совсем? стих, и паруса  разом  обвисли.
До горизонта протянулась полоса штиля,  и  пляска  волн  сменилась  пологой,
словно маслянистой зыбью, равномерно покачивающей оба суденышка.
     При каждом соскальзывании вниз и подъеме гик "Мари-Роз" погромыхивал  и
скрипел, а узкий высокий нос то задирался в  небо,  то  опускался,  исторгая
новые стоны у злополучного  Эйлуорда.  Тщетно  Кок  Бэддинг  ловил  парусами
каждый  легкий  ветерок,  порой  морщивший  гладкую  поверхность   зыби,   -
французский шкипер тоже был опытным моряком, и его  гик  тоже  поворачивался
при каждом движении воздуха.
     Но  затем  воздух  обрел  полную  неподвижность,  и  безоблачное   небо
гляделось теперь в зеркальное море. Солнце уже почти касалось горизонта,  за
мысом  Дандженесс,  по  западному  небосклону   разливался   пожар   заката,
превращавший и небо и море в  одно  багряное  сияние.  Зыбь  накатывалась  в
пролив из океана валами расплавленного золота. На величественном фоне мирной
красоты вечной природы две темные скорлупки  с  белым  и  лиловым  парусами,
качающиеся на необъятном лоне вод, выглядели крохотными, но были вместилищем
неуемных и буйных страстей человеческих.
     Шкипер по опыту знал, что до сумерек ветер не поднимется.  Он  поглядел
на француза всего в  какой-то  четверти  мили  по  носу  и  корявым  кулаком
погрозил головам, торчавшим над  кормой.  В  ответ  чья-то  рука  насмешливо
помахала ему белым платком, и Кок Бэддинг злобно выругался.
     - Клянусь святым  Леонардом  Уинчелсийским!  -  крикнул  он.  -  Я  еще
притрусь своим бортом к вашему! Спускайте ялик, ребята! Двое на весла. Уилл,
привяжи конец к мачте покрепче! Прыгай в ялик, Хью! Я  сяду  с  тобой.  Если
поднатужимся, то доберемся до них засветло.
     Ялик был быстро спущен на воду, второй конец каната надежно привязан  к
его корме, Кок Бэддинг и его товарищи навалились на весла, и маленькое судно
медленно поползло вперед по зыби. Но минуту спустя с борта француза на  воду
плюхнулась лодка побольше и на весла село четыре  матроса.  Если  "Мари-Роз"
продвигалась на ярд, француз продвигался на два ярда. Вновь  Кок  Бэддинг  в
ярости потряс кулаками и влез обратно на  палубу,  весь  мокрый  от  пота  и
черный от злости.
     - Будь они прокляты! Верх за ними остался! -  кричал  он.  -  Я  больше
ничего не могу. Не видать сэру Джону своих бумаг. Ночь близка, а я не  знаю,
как до них добраться.
     Все это время  Найджел,  прислонясь  к  борту,  внимательно  следил  за
моряками, моля по очереди святого Павла, святого Георгия и святого Томаса  о
крепком порыве ветра, который позволил бы им догнать врага.  Он  молчал,  но
его горячее сердце пылало,  а  дух  воспарял  над  неприятностями,  чинимыми
морем, и он был настолько поглощен мыслями об  успешном  выполнении  данного
ему поручения, что не обращал  внимания  на  качку,  уложившую  Эйлуорда  на
палубу. Он не сомневался, что Кок Бэддинг так или иначе добьется своей цели.
Когда же он услышал вырвавшийся у шкипера вопль отчаяния, то  одним  прыжком
очутился перед ним, горя отвагой.
     - Клянусь святым Павлом! - вскричал он. -  Почтенный  шкипер,  если  мы
отступим сейчас, нам от стыда больше никогда не поднять головы! Совершим  на
воде в эту ночь хоть малое славное дело, и пусть нам больше не видеть  суши!
Ведь это поистине редкий случай снискать честь и славу.
     - Прошу прощения, маленький  сквайр,  но  говоришь  ты,  как  дурак,  -
возразил неучтивый мореход. - Ты и все твое племя, чуть  попадете  на  синюю
воду, так становитесь хуже малых ребят. Или ты  не  видишь,  что  ветра  нет
никакого, а тянут они свою лохань побыстрее нас? Так чего же ты хочешь?
     Найджел указал на ялик, привязанный за кормой.
     - Поплывем на этой лодке, - сказал он, -  и  захватим  их  корабль  или
погибнем со славой.
     Его горячие гордые слова нашли отклик  в  грубых,  но  храбрых  сердцах
матросов и лучников, которые ответили ему дружным криком, и даже Эйлуорд сел
прямо с бледной улыбкой на измученном лице.
     Но Кок Бэддинг покачал головой.
     - Мне еще не встречался человек, который  повел  бы  туда,  куда  я  бы
устрашился пойти за ним, - сказал он. - Но, клянусь  святым  Леонардом,  это
чистое безумие, и надо быть дураком, чтобы зря потерять и своих людей и свой
корабль. Ялик, маленький сквайр, от силы поднимет пять человек и  уже  будет
черпать воду. А там их четырнадца