я "на раз". А разъяренный Лужков, который
может  вывести  на  Красную  площадь  десятки  тысяч?  Неужели  вы этого  не
чувствуете? Да, я  согласен, Путин лучше,  и выбор президента правильный. Но
все  равно, у  Ельцина  нет  ни  политических,  ни моральных  ресурсов снять
Степашина и поставить Путина.
   И тогда  вдруг Волошин предложил совершенно неожиданный  вариант: "Если
сейчас  оставить Степашина, в этом случае  администрацию  должны  возглавить
только  вы,  Анатолий  Борисович.  Я  не сомневаюсь  в  высоких человеческих
качествах Сергея Вадимовича.  Но если вы уверены  в его победе,  становитесь
мотором всей команды, мы же будем вам помогать".
   Это предложение наверняка было для Чубайса абсолютным шоком. Он работал
в  РАО ЕЭС,  ключевой монополии государства.  И положение,  когда он  был  в
стороне, но при этом управлял политической ситуацией, его вполне устраивало.
Он не хотел возвращаться в администрацию. Но  другого выхода не было. Чубайс
дал понять, что готов.
   Об этом эпизоде позже мне рассказал Волошин.
   Я   всегда  доверял  политическому  чутью  Анатолия   Борисовича.  И  в
критические моменты он не раз убеждал меня в своей правоте. И все-таки в тот
момент, говоря откровенно, шансов  изменить мое  решение  у Чубайса не  было
никаких.  То,  что   я  невероятно  рискую,  когда  ставлю  практически   на
"чрезвычайного"  премьера, было очевидно. Но в отличие  от Чубайса,  который
просчитывал ситуацию исключительно логически, я интуитивно чувствовал мощь и
силу  Путина, перспективность этого  шага.  И еще  - атмосферу, возникшую  в
обществе.
   Общество  было  готово  воспринять  новую фигуру,  и фигуру  достаточно
жесткую, волевую.  Несмотря на полный раздрай в политическом  истеблишменте,
люди должны были поверить Путину. Да, это  был огромный  риск. Действие  без
всякого запаса прочности.
   И тем  не менее за все эти годы мне удалось создать такую ситуацию, при
которой  выход  за  рамки  Конституции ни  для  кого  уже  не был  возможен.
Политический  ресурс  был  именно  в  этом  -  несмотря  на   продолжавшийся
правительственный кризис, никто бы не решился выйти с дубьем на президента и
на  нового  премьера. Тем более  если этим премьером  станет Путин, недавний
директор ФСБ.
   Думаю, Чубайс и сам почувствовал мою решимость.
   8  восемь  часов  утра  состоялась  встреча  у меня  в  Горках:  Путин,
Аксененко, Степашин, Волошин.
   Мы поздоровались  со  Степашиным,  но  никому,  кроме меня, он руки  не
подал. Я не стал тянуть: "Сергей  Вадимович, я  подписал указы  о назначении
Путина  первым  вице-премьером  и  о  вашем  уходе  в   отставку".  Степашин
насупился: "Я этот указ визировать не буду".
   Вмешался Аксененко: "Перестаньте, Сергей Вадимович!"
   Путин остановил Аксененко: "Николай Емельянович, человеку и так тяжело.
Давайте не будем".
   "Хорошо,  - сказал Степашин. -  Я подпишу.  Из  уважения  к вам,  Борис
Николаевич".
   9  августа я  выступил с  телеобращением к  нации:  "Сегодня  я  принял
решение  об   отставке   правительства   Сергея   Вадимовича   Степашина.  В
соответствии  с  Конституцией я обратился  в Государственную Думу с просьбой
утвердить   Владимира   Владимировича  Путина   в   должности   Председателя
Правительства  Российской  Федерации. Убежден:  работая  на этом  посту,  он
принесет большую  пользу стране, и россияне будут иметь возможность  оценить
деловые и человеческие качества Путина. Я в нем уверен. Но хочу, чтобы в нем
были также уверены все, кто в июле 2000 года придет на избирательные участки
и сделает свой выбор. Думаю, у него достаточно времени себя проявить. Я знаю
хорошо Владимира Владимировича, давно и внимательно наблюдал за  ним,  когда
он работал первым вице-мэром  Санкт-Петербурга. Последние годы мы работаем с
ним бок о бок.
   ... Руководить правительством - это тяжелая ноша и серьезное испытание.
Справится - в этом я уверен, - и россияне окажут ему поддержку".



"ВТОРАЯ ЧЕЧЕНСКАЯ"

   8  сентября  1999  года, отвечая на вопрос  журналистов, Владимир Путин
сказал: "Россия защищается: на нас напали. И поэтому мы должны отбросить все
синдромы, в том числе и синдром вины".
   Много  воды  утекло  с тех  пор, как  были сказаны  эти  слова.  Многое
изменилось  и в Чечне, и вокруг нее. Однако синдром  вины все же  есть. Есть
непонимание. Даже в  самой  России. Но  чаще Запад пытается  внушить нам это
чувство вины. Хочу поговорить как раз на  эту  тему. Высказать и  свою точку
зрения на этот больной вопрос.
   То, что ситуация  в Чечне  на грани, нам всем было ясно. Еще  5 марта в
Грозном,  прямо  с  борта  самолета,  который  должен был через  пару  минут
вылететь в  Москву,  был нагло,  демонстративно захвачен генерал Шпигун,  ни
много  ни мало заместитель министра  внутренних дел! Аслан Масхадов, который
вплоть  до  этого  эпизода  продолжал  настаивать  на  сотрудничестве  своих
правоохранительных органов с Россией в деле освобождения заложников, потерял
всякий контроль  над  ситуацией,  всякую власть  в Чеченской  республике. Мы
понимали,  что  ситуация  может вступить  в новую  страшную  фазу  открытого
противостояния.
   Назначение   Владимира   Путина  исполняющим  обязанности  председателя
правительства происходило  на фоне вторжения чеченских  боевиков в Дагестан.
Оно началось буквально  через  два  дня после моего  указа.  Как  мне  потом
признавался Владимир Владимирович, в тот  момент он совершенно не думал ни о
своей политической карьере, ни о будущем  президентстве. Новый премьер решил
использовать предоставленные  ему, как он  думал, два-три месяца для решения
одной-единственной задачи - спасения федерации, спасения страны.
   Ослабление   государственной  машины,  ослабление  спецслужб  и  армии,
которое закономерно последовало  после распада СССР, грозило  дать вторичные
метастазы уже в новый организм - в новую Россию.
   Путин одним из первых почувствовал эту страшную опасность.
   Он  понимал,  что ситуация в Чечне грозит перекинуться на весь Северный
Кавказ, а  затем, при  таком развитии событий, мусульманские сепаратисты при
поддержке  извне  могли  бы начать  процесс  отделения  от  России и  других
территорий.
   Такой мощный  взрыв сепаратизма  внутри страны грозил  ее окончательным
распадом  на  несколько  частей,  религиозно-этническим  конфликтом по  всей
территории,  гуманитарной катастрофой  гораздо  большего  размера,  чем  это
случилось  в Югославии... Этот  сценарий прочитывался легко. Гораздо сложнее
было найти в себе мужество и волю не допустить такого развития событий.
   Путин  обратился  ко   мне   с  просьбой  предоставить  ему  абсолютные
полномочия для руководства военной  операцией, для координации действий всех
силовых структур. Я  не колеблясь поддержал его. Практически на моих глазах,
за  какие-то считанные недели,  он переломил ситуацию в работе наших силовых
ведомств. Каждый день он  собирал их руководителей у себя в кабинете, каждый
день  вновь и вновь заставлял  объединять  все ресурсы  силовиков  в  единый
кулак.
   Кстати,  в этот  момент я  сознательно и целенаправленно начал приучать
общество  к  мысли, что  Путин  -  это  и есть  будущий  президент. Газетные
обозреватели были  полны  недоумений,  сомнений, тревог:  я в полном  объеме
доверял Путину то, что прежде не доверял никому.  Каждую субботу он проводил
встречи с  силовыми министрами по ситуации в Чечне. Вел  Путин и расширенные
заседания Совета  безопасности. Представлял интересы России на международном
саммите в  Осло.  Вручал  награды, принимал  послов  иностранных государств,
делал все больше и больше официальных политических заявлений. Мне было очень
важно,  чтобы люди  начали  привыкать к  Путину. Начали воспринимать его как
главу государства. Я был уверен в том, что все идет правильно.
   Чувство правоты, точного шага. Его ни с чем не перепутаешь.
   Ситуация  в Дагестане постепенно возвращалась в мирное  русло, под  наш
контроль.
   ... Вот тогда-то  и  прозвучали страшные взрывы  в  Буйнакске, потом  в
Москве.  Многоэтажный жилой  дом  на  улице Гурьянова,  через  неделю  -  на
Каширском  шоссе.  Затем последовал  взрыв  дома  в маленьком провинциальном
Волгодонске. Из-под обломков спасатели доставали тех немногих, кто остался в
живых,  доставали  мертвые тела.  Телевидение  транслировало на  всю  страну
непрерывный страшный репортаж.
   Над страной навис настоящий страх. Люди не могли спокойно спать, ночами
дежурили у  подъездов своих  домов,  в панике срочно  переселялись на дачные
участки,  бежали  в  деревни,  к родственникам  и знакомым,  даже  в  другие
республики СНГ.
   ... Расчет террористов был точен. Однажды, в Буденновске, в  1995 году,
они уже применяли эту тактику. Только теперь их  дьявольский замысел был еще
страшнее: теперь  они пытались взять  в заложники  не районную больницу, как
тогда, в Буденновске, а  целую страну. Они  надеялись, что, устав от страха,
ожидания, ужаса, государство отступит,  оставит бандитов в покое, безропотно
отдаст им Дагестан.
   К счастью, этого не произошло.
   Нашелся человек, который остановил страх. И этим человеком стал Путин.
   Его  жесткие  заявления,  подкрепленные  началом  военной  операции  на
территории Чечни -  бандиты будут  найдены и уничтожены везде, где бы они ни
находились,  -  стали главным  политическим  событием осени  1999-го. Путина
упрекали за то, что он выражается грубо, резко, употребляет жаргон. Может ли
премьер великой страны говорить такие недопустимые  для него  в любой другой
ситуации слова: "мочить в сортире"? Но именно потому, что Путин в тот момент
абсолютно не думал о своей репутации, о своем имидже, не надеялся на то, что
его  политическая карьера будет продолжена после чеченских событий, он нашел
единственно правильный  тон  и правильные слова. В них  была не ненависть  к
террористам,  а  презрение  к  ним.  Не  тревога,   не  озабоченность  стали
лейтмотивом этих выступлений, а холодная уверенность в своей силе настоящего
защитника, мужчины.
   ...  Именно эти  заявления,  порой  далекие от дипломатического  стиля,
принесли Путину в короткий срок огромную популярность в России.
   Он не  рисовал  образ  врага и  не  пытался разжечь  в россиянах низкие
шовинистические инстинкты.  Я глубоко убежден,  что причина популярности как
раз  в  том,  что  Путин  сумел внушить людям надежду,  веру,  дать ощущение
защищенности и спокойствия. Он не играл словами, он искренне
   и  твердо отреагировал  на  события, так,  как ожидали от него  десятки
миллионов людей в России.
   Путин дал людям обеспеченные государством гарантии личной безопасности.
И люди  поверили лично ему, Путину, что он  сможет их  защитить.  Это  стало
главной причиной взлета его популярности.
   Страна,  загипнотизированная  правительственными  кризисами,  давно  не
имела столь позитивной идеологии.  И  то, что создал эту  идеологию молодой,
только что пришедший во власть  политик,  произвело  на всех  очень  сильное
впечатление.
   Путин  избавил Россию  от  страха.  И  Россия  заплатила  ему  глубокой
благодарностью.
   Но при  этом нельзя забывать и о тяжких последствиях войны. Да, сегодня
есть  масса  фактов,  свидетельствующих  о  том, что  во "второй  чеченской"
пострадали мирные жители. Люди потеряли свои дома,  имущество, многие мирные
чеченцы  лишились жизни,  здоровья. Однако должна ли российская  армия нести
ответственность за эту беду?
   ...  Может  ли  кто-нибудь  представить  себе  такую   ситуацию,  чтобы
российские  солдаты  прятались в  домах мирных жителей,  стреляли оттуда  по
вооруженному противнику, подставляя тем  самым своих  женщин и  стариков под
ответный огонь? Думаю, никто.
   Издали война видится совсем  иначе.  У нас, в  России,  практически все
люди понимают, за что воюют российские солдаты. Почему они там воюют. Тем не
менее  кадры,  которые  день  за днем в  течение многих  месяцев  показывали
телекомпании  мира,  убедили международное общественное мнение  в  том,  что
якобы идет агрессия против мирного населения, против народа. Повторю то, что
говорил  уже не раз,  то,  что  российские представители объясняли  западным
партнерам   тысячу  раз:  Россия  воюет  против  агрессора  -  созданных  на
территории  Чечни   террористических  банд,  в  составе  которых   множество
наемников из арабского мира, из Афганистана, даже из Юго-Восточной Азии. Это
хорошо вооруженная  (порой  по последнему  слову техники),  обученная  армия
убийц. Армия  экстремистов, которые  на самом деле  не имеют ничего общего с
подлинным исламом.
   Вот передо мной  наградные листы тех, кто воевал против экстремистов на
территории Чечни и Дагестана.
   Сержант  Никитин  Дмитрий  Николаевич.  Разведчик.  На  окраине поселка
Тасута, в  Дагестане, в  жестоком бою был ранен его командир. Рискуя жизнью,
сержант вынес раненого командира с поля боя. Удостоен звания Героя России.
   Подполковник Стержантов Александр Линович. Командир группы разведчиков,
вместе со  своим отрядом  захватил господствующую  высоту  на  горе Чабан, в
Дагестане. Группа боевиков, поддерживаемая огнем из минометов, гранатометов,
снайперами,  атаковала разведроту Стержантова. Бой длился четыре часа. Сорок
один  солдат был ранен, трое  погибли.  Александр Линович организовал  выход
своей группы из  окружения, вынося тела  погибших и эвакуируя  всех раненых.
Вызвал огонь артиллерии на себя. Прикрывая отход подразделения, подполковник
вел огонь из  автомата, пока последний солдат не оказался в безопасности. Он
последним  покинул  поле  боя. Подполковник  Стержантов  чудом остался  жив.
Удостоен звания Героя России.
   Командир инженерно-саперного батальона майор Крюков Олег  Васильевич. 5
сентября 1999 года в районе военного городка, около госпиталя, был обнаружен
грузовой автомобиль, начиненный взрывчатой смесью. Полторы тонны взрывчатки.
Майор Крюков провел инженерную разведку, обнаружил часовой механизм в машине
со  взрывчаткой  и за  пятнадцать  минут  до взрыва обезвредил его. Удостоен
звания Героя России.
   Всем этим  людям я лично вручал награды в Кремле.  Один сержант, совсем
молоденький, так разволновался,  что не смог ни слова вымолвить. Я пожал ему
руку, заглянул в глаза, а в них стоят слезы. А ведь эти глаза видели смерть.
   ... Таких боевых эпизодов на территории Чечни и Дагестана были  сотни и
тысячи. Эти  подвиги - борьба  с террористами, но никак  не война с народом.
Мне кажется, это давно пора понять всем в мире.
   Международное общественное мнение, которое хотело бы пригвоздить Россию
к позорному столбу за "военные преступления", не знает и не хочет знать, что
на самом деле является главной причиной гибели мирных жителей. Мы никогда не
проводили в  Чечне  массовых  расстрелов безоружных людей, не  было  там  ни
этнических  чисток, ни концентрационных  лагерей. Главная  причина  ракетных
ударов и  бомбежек, которые принесли боль и горе простым людям, - это война,
развязанная террористами против российского народа. Главная причина - в том,
что террористы прятались за спинами мирного населения.
   Вызов, брошенный нам в Чечне, - это вызов глобальный, исторический.
   Когда я слышу  о "военных преступлениях"  российской армии, мне хочется
спросить:  является  ли "военным  преступлением"  тот  факт,  что чуть ли не
основным источником  своего существования  бандиты  сделали доход от продажи
людей в рабство и получение выкупа за их жизни?
   В Чечне  содержалось не  менее двух тысяч заложников-рабов. И их  число
постоянно росло  не только за  счет российских военнослужащих (хотя  кому-то
очень хочется представить дело именно таким образом). В заложники попадали и
граждане  других государств: например, двое англичан из гуманитарной миссии,
мужчина и женщина, несколько  месяцев подвергались пыткам и  изнасилованиям,
пока за них не был получен  выкуп. Выкуп хотели получить и за представителей
английской  телефонной  компании,   устанавливавшей  спутниковую  связь  для
Масхадова и других лидеров  боевиков. Но их украли другие бандиты и отрезали
несчастным  головы. Весь мир видел эти ужасающие  фотографии, но, похоже, не
весь мир понял суть происходящего.
   Вывозили  в Чечню крошечных детей  (одному из  заложников не было еще и
года),  молодых  женщин,  азербайджанских крестьян,  сибирских  и московских
бизнесменов, простых рабочих. Издевались, пытали, насиловали.
   В  работорговлю были вытянуты  шайки  ингушских, дагестанских,  русских
бандитов. Страшное, не укладывающееся в голове явление стало массовым!
   Израильский мальчик Ади Шарон был похищен в центре Москвы. Чуть ли не в
те  же дни, когда были  взорваны два жилых  дома. Похитители, среди  которых
было несколько чеченцев  и несколько  русских, вывезли его в Пензу. Спрятали
там. Требовали  выкуп. Пытали, отрезали пальцы. В чем провинился израильский
мальчик, которого все-таки удалось спасти? А ведь многих заложников так и не
спасли...
   Вот  он  -  вызов,  брошенный  России,  да  и  не  только  ей  -  всему
человечеству. По крайней  мере -  всей  Европе. И пусть никого  не вводят  в
заблуждение  зеленый мусульманский флаг террористов, цитаты из Корана, белые
одежды "ваххабитского учения".
   Нет у них ни учения, ни флага, ни права  цитировать духовные книги. Это
- изверги.
   В Чечне цивилизация была отброшена минимум на несколько столетий назад.
Боялись быть  украденными  люди  даже из отдаленных уголков России,  безумие
чеченского рабства вошло в массовое сознание как реальная угроза.
   Но это лишь одна грань подлинной чеченской трагедии. То, что  волновало
буквально  каждого человека  здесь,  в России. Однако  меня, как президента,
волновало  и другое - геополитическая составляющая бандитского  сепаратизма.
Новое образование грозило разорвать Россию изнутри.
   Остановлюсь еще на одном крайне болезненном вопросе чеченской войны.
   Владимир Путин с самого начала предупреждал:  будут жертвы среди  наших
солдат.  Но  заканчивать  военную  операцию  необходимо,  доводить   ее   до
логического конца нужно, чтобы не было потом жертв намного более страшных!
   Эта  простая  мысль,  знакомая  любой  стране,  любому  народу, который
сталкивался с  массовым террором  (в том числе,  как я  уже говорил, народам
Англии,  Франции, Израиля), впервые столь внятно и четко была озвучена после
нескольких  лет  сосуществования с  бандитами  за  ширмой  государственности
Чечни.
   И до  сего  дня  в больших  и малых городах России  оплакивают тех, кто
погиб, защищая  Родину.  Эти жертвы, безусловно, ложатся на  власть нелегким
грузом политической и моральной ответственности.
   Но есть у этих  скорбных цифр наших потерь и  другой подтекст. С каждым
днем  в  глазах людей  фигура  российского  военного, человека,  защищающего
страну и  порядок  на ее территории,  все больше очищается от наносной грязи
политической  конъюнктуры.   Становится  объединяющим,  мощным  национальным
символом.
   Страна уже не сможет забыть и предать этих ребят.
   У  любой  войны  есть  оппоненты.  И это  -  правильно. Это  в  природе
человека. В конце  концов,  я тоже противник  войны. И  Владимир Путин -  ее
противник.
   Военная  операция была  нужна  не  только  для  сохранения  целостности
России, для защиты наших граждан,  для демонстрации политической воли и силы
государства. Она  была  нужна в первую очередь  для того, чтобы в республике
установился прочный, настоящий мир. И нормальная жизнь.
   Я знаю,  что  этот  постулат  воспринимается  многими  как  "российская
пропаганда". Но вот конкретные факты. Конкретные судьбы.
   Россия  восстанавливает в  Чечне  все,  что  можно  заново отстроить  и
восстановить.  40  больниц, 11 поликлиник, 2  станции  переливания  крови, 2
госпиталя, 1  родильный  дом. В  районах республики начинают работать службы
"Скорой помощи". Скоро чеченские дети вновь  смогут нормально учиться,  чего
они были лишены последнее время. В Чечню  возвращаются электрическая энергия