"дела  Собчака",  когда в 1996 году, в
момент  выборов  питерского  губернатора,  над  городом  были  разбросаны  с
самолета  листовки:  "Анатолий  Собчак проходит по  двум  уголовным  делам".
Действительно, Собчак проходил по двум делам, но только как свидетель.
   Конечно,  не  все  в  его  окружении  было  чисто.  Но,  будучи глубоко
порядочным,  честным человеком, кстати, профессиональным юристом, он никогда
не  пытался  воспользоваться  "телефонным  правом",  на  кого-то  нажать или
надавить, используя  свой властный ресурс, как  частенько это делают  другие
губернаторы или мэры. Его чистоплотность  использовали  в  борьбе за власть.
Кто использовал?
   Тогда, в  1996-м,  за спиной кандидата в  губернаторы  Яковлева  стояли
московские  политики,  главным  образом  Коржаков.  Без  их  прямого участия
самолет с листовками вряд ли смог бы подняться в небо... Силовые структуры -
прокуратура, МВД, ФСБ - напрямую стали бороться против Анатолия Собчака.
   После  выборов ко мне  зачастил генеральный прокурор Скуратов по поводу
"питерского дела".
   "Есть необходимость в  следственных действиях,  - говорил он. -  Собчак
подозревается в  крупных хищениях". Я всегда  отвечал одинаково: "Действуйте
строго по закону".
   У меня был один простой принцип  - перед правосудием  все равны. В этом
вопросе  нет  "своих"  и  "чужих". Если  подходить  к  этому  иначе,  нельзя
считаться политиком. Да и просто называться честным человеком тоже.
   ...Но  мои  помощники  имели  из  Петербурга  свою информацию  о  "деле
Собчака".
   "Борис  Николаевич,  там создано несколько следственных  бригад.  Найти
ничего не могут. Пытаются подкопаться к его квартире, к банковским кредитам.
И опять  ноль.  Сколько  может  это  продолжаться?" Тем,  кто заступался  за
Собчака  - Чубайсу, Юмашеву, Немцову,  -  я  повторял  одно и  то  же: "Если
подозрение есть, нужно расследовать и доказывать, виновен человек или нет".
   А  тем  временем  следственная бригада  МВД  и  прокуратуры  продолжала
работать  в  Петербурге.   Очень   надеялись  получить  на  Собчака  большой
компромат. Чтобы потянуло на серьезное дело о коррупции.
   Так  продолжалось  долго.  Юмашев  еще  раз  встретился  в  Кремле   со
Скуратовым, затем с министром внутренних  дел Куликовым,  сказал  им, что  в
действиях  милиции  и  прокуратуры  видит политический  заказ,  а не желание
докопаться до истины.  Они по очереди отправлялись ко  мне, просили оградить
их  от  вмешательства  администрации. Я вновь гарантировал  им, что никакого
вмешательства нет и не будет.
   Осенью 98-го после очередного допроса Собчак с сердечным приступом слег
в больницу.
   ...Я  хорошо  помню один наш разговор  с Немцовым.  Дело происходило  в
Завидове. Была какая-то  плановая встреча.  Борис  Ефимович вдруг  рассказал
мне, что у  Собчака очень  плохо  с  сердцем. И в то же время прокуратура на
днях выдала ордер на его арест.
   Все это было уже похоже на травлю. Долго, помнится, я молчал, смотрел в
одну точку. Мысли были мучительные, тяжелые.
   Я  попросил  передать  Скуратову мои  слова:  "Нельзя травить  больного
человека".
   В ситуацию с Собчаком вмешался и руководитель ФСБ.
   Путин  лучше  чем  кто  бы  то  ни  было понимал  всю  несправедливость
происходящего в отношении своего бывшего шефа  и  политического  учителя. Он
немедленно  выехал в Петербург. Встретился с бригадой  врачей, в частности с
теперешним министром здравоохранения Шевченко, сказал  о том, что попытается
вывезти  больного   Собчака  за  границу.  Благодаря  ноябрьским  праздникам
обстановка в городе была спокойная. Используя свои связи в Петербурге, Путин
договорился с частной авиакомпанией и на самолете вывез Собчака в Финляндию.
И уже оттуда Анатолий Александрович перебрался в Париж...
   За Собчаком  следили, выполняли инструкцию не  выпускать его из города.
Но  следили  не очень  бдительно, думали,  вряд ли кто-то будет помогать без
пяти минут арестанту "Крестов" - в наше-то прагматичное время.
   Но один такой человек все же нашелся.
   Позже, узнав о поступке  Путина, я испытал чувство глубокого уважения и
благодарности к этому человеку.
   Коррупция в России - огромная и больная  тема. Я абсолютно убежден, что
виной всему - неэффективная экономика и неработающие законы.
   Ни разу  за  все  время своей  работы  президентом России  я  никого не
"прикрывал" от уголовного преследования,  никого  не выгораживал, не защищал
перед лицом  суда, милиции,  прокуратуры,  ФСБ.  Еще  раз повторяю,  был  за
равенство перед законом абсолютно  всех. И тем не  менее проблему  коррупции
решить  не  удалось.  В  любой  экономике,  переживающей   процесс  передела
собственности,  она неминуемо возникает. Бороться с ней можно только общими,
объединенными  усилиями. Как заставить не  брать взятки  чиновника,  который
кормит семью на пять-шесть тысяч рублей в месяц (такова его средняя зарплата
в России), а решает  при  этом  судьбу многомиллионных сделок?  Естественно,
единственный путь -  сделать его  обеспеченным,  повысить  ему зарплату.  Но
коммунистическая  Госдума, политики всех мастей,  общественное мнение всегда
были  резко  против.  Да  и  как  поднимать  зарплату   чиновникам,  если  у
бюджетников  - учителей, врачей - она остается низкой? Зарплаты у чиновников
остались маленькими, взятки и поборы  - высокими. Не  было консолидированных
мнений в  обществе  и  по  многим другим  вопросам:  по  налогам, по  поводу
несоответствия  местных и федеральных законов,  по освобождению  российского
бизнеса от разных  ненужных  и даже нелепых  запретов и инструкций. А  мешая
бизнесу, мы невольно создаем почву для коррупции.
   ...Наверное,  дело  не только  в законах.  Сам  наш менталитет  толкает
рядового  бизнесмена  и рядового  госслужащего давать и получать взятки - мы
еще с советских времен приучены обходить запреты и инструкции "левым" путем.
Но я глубоко убежден, что жить по совести уже готовы все. Все понимают - так
дальше нельзя.
   Для того  чтобы этот процесс очищения пошел быстрее, нужно только одно:
вернуть права  здравому смыслу. Нужны работающая  экономика, низкие  налоги,
высокие зарплаты госслужащих. При этом  не  сажать, не наказывать выборочных
"козлов  отпущения",  а  самим продемонстрировать  свою  моральную  чистоту.
Только чистыми руками можно победить коррупцию. И только с честной командой.
   Я в свою команду верил всегда...
   Думаю,   что  все  здравомыслящие  люди  в  правоохранительных  органах
прекрасно  понимали:  история  со  скуратовской  кассетой -  лишь логическое
завершение той  двойной  или  тройной  игры,  которую  все эти  годы вели  в
кабинетах  Генпрокуратуры,  ФСБ  или  МВД  такие  же  Скуратовы.  Облеченные
властью, но потерявшие моральные ориентиры.
   Конечно, были настоящие профессионалы, следователи прокуратуры, которые
пашут,  как  говорится,  "на  земле",  были  и  есть  работники  МВД и  ФСБ,
расследующие  экономические преступления, -  вот они  действительно пытались
бороться с организованной преступностью, с коррупцией. Трудно сказать, какие
чувства  они испытывали  в  связи с историей Скуратова  -  стыд, недоумение,
ненависть? Что они должны были  делать, как поступать после  того, как самый
главный   прокурор   России  оказался   связан   с   сомнительными   людьми,
поставлявшими ему девушек по вызову?
   Кстати, история с генпрокурором продолжалась еще много месяцев.  Было и
третье голосование,  уже  осенью 99-го.  Сенаторы вновь проголосовали против
отставки.
   Но тем  не менее это дело  уже не вызывало столь повышенного  интереса.
Политическая его составляющая была исчерпана. Юридическая - оказалась скучна
и банальна.
   Отстраненный от должности Скуратов продолжал произносить громкие слова,
разоблачать, но его уже почти никто не слушал. Во-первых, комичной выглядела
сама его фигура.  Он продолжал ездить на черной машине  с  мигалкой, жить на
госдаче, играть  в  футбол с  охраной  - и, видимо, получал  удовольствие от
столь свободного и необременительного образа жизни.
   Но  за все это время, встречаясь со швейцарским  прокурором Карлой дель
Понте, периодически выдавая громкие интервью и  пресс-конференции,  Скуратов
не  сказал ничего,  что хоть на шаг  продвинуло бы обвинения,  выдвинутые им
весной.
   Несмотря на всю  свою громкую международную репутацию  "борца с русской
мафией", у себя на родине Юрий Ильич оказался в полном забвении.
   Меня не раз упрекали в том,  что я  проиграл "раунд со Скуратовым". Что
своими   действиями   мы  искусственно  "раздули"   Скуратова,  создали  ему
политический вес.
   Нет, оставлять Скуратова в Генпрокуратуре было нельзя. Не только нельзя
-  смертельно опасно. По моему мнению, человек без принципов, Юрий Ильич мог
наворотить   в  стране  бог  знает  что,   пользуясь  своими   прокурорскими
полномочиями. Да, в России не было долгое время генерального прокурора. Но в
данном случае это было меньшее зло.
   Думаю,  что и в  политическом смысле моя решительность в деле Скуратова
отрезвила многие горячие головы в Совете Федерации.
   ...Однако сейчас, возвращаясь к событиям той весны,  я думаю о  другом.
Скуратов,  да  и  не  только он один, пытался  "подсадить на крючок"  многих
бизнесменов, руководителей, многих представителей  российской  элиты.  Уроки
скуратовской истории еще  и в том,  что нельзя оставлять надолго, на годы  в
подвешенном состоянии ни уволенного прокурора, ни уголовное дело, ни громкое
расследование, ни вопрос о моральной ответственности. Если в демократической
стране не исполняется  закон,  не работают институты гражданского общества -
демократия рискует переродиться в свою противоположность.
   В мае 99-го решением все того же Совета Федерации Скуратов все-таки был
отправлен в отставку. Так закончилась эта эпопея с прокурором.



КОСОВО

   Вскоре  на   всем  этом  сложном   внутриполитическом  фоне  неожиданно
разорвалась  и другая  бомба  -  международная.  В  конце  марта  разразился
глобальный кризис в мировой политике: война в Югославии.
   ...В чем разница  подходов России и стран Западной Европы к  косовскому
кризису?
   Войну,  развязанную  в   Югославии,  Запад  упорно  продолжает  считать
конкретным возмездием  Милошевичу, борьбой за права национальных меньшинств,
за права человека.
   Мы же считаем косовский кризис глобальным.
   После бомбардировок  Белграда рухнул  весь  послевоенный  уклад  жизни.
Рухнули  все  правила,  которые   были  установлены  ООН  в  течение  долгих
послевоенных десятилетий.
   Да, конфликт в Косово остановлен. Но проблемы этого края не решены. Что
делать  с  Косово  дальше  -  никто  не знает.  Война  лишь  укрепила  режим
Милошевича,  пусть даже и  на некоторое время.  Применение международных сил
для расправы  над любой страной, над ее жителями, над ее экономикой, над  ее
культурой  -  а в Югославии  разрушены  промышленность,  памятники  старины,
святыни, музеи -  нет ничего более  опасного  для мировой политики. Принимая
такие  правила  игры,   мы  рискуем  оказаться  перед   глобальным  кризисом
демократических ценностей. Скоро  сила,  и только  сила,  одной  страны  или
группы  стран   будет  решать  в  мире  все.  Вместо  психологии  всемирного
миротворца явно просматривается психология всемирного вышибалы, а в конечном
итоге - психология
   страны-диктатора.
   Все  это  я понял уже  давно.  Но югославский кризис заставил не только
думать, но и принимать быстрые, порой мгновенные решения.
   ...24 марта, буквально накануне начала бомбардировок, мне позвонил Билл
Клинтон. Он сказал, что хочет обсудить со мной  ситуацию, сложившуюся вокруг
Косово. Милошевич  продолжает наступление, вводя туда дополнительные войска,
убивая ни в чем не повинных людей и сжигая целые деревни.
   Да,  я  это  знал.  Но  знал я  и  другое:  надо  было  пытаться  вести
политические переговоры. Любые переговоры, даже безуспешные, лучше, чем один
раз  все разбомбить и  разрушить.  В это время  самолет премьер-министра уже
разворачивался  над Атлантикой.  Отзыв Примакова -  это  только первый  шаг,
сказал я. Будет много и других шагов...
   Клинтон   настаивал,  говорил,  что  от  меня   зависит,  позволить  ли
Милошевичу,  этому громиле,  сломать наши отношения, все то, что  нам стоило
такого труда создать за последние шесть  лет, или все-таки нет. Я же, сказал
мне  Клинтон,  со  своей стороны,  этого не позволю. Он  приводил конкретные
цифры: в Европе  уже льется кровь, 250  тысяч беженцев покинули Косово. Если
это  не  остановить, то на положении  беженцев  окажется  еще  2,5  миллиона
человек.  Если  мы  ничего  не  предпримем  сейчас, то получим новую Боснию.
Милошевич хочет просто раздавить косовских албанцев с помощью военной силы.
   Меня  поразил  еще один аргумент  Клинтона. Он выразился примерно  так:
жаль, конечно, что  Милошевич - серб. Для общей солидарности было бы  лучше,
если бы он был ирландцем или кем-то еще.
   Неужели он  думает, что  дело  только в  нашем национальном  сочувствии
сербам? Неужели не понимает, что речь идет  о  самом подходе  американцев  к
косовской проблеме, о судьбе всей Европы, всего мира?
   Дело отнюдь  не  только  в  каком-то  особенном "славянском  братстве",
которое приписывается российско-сербским отношениям. Мы бы реагировали точно
так  же, если бы речь шла о любой  другой стране - Польше,  Испании, Турции,
совершенно не важно, какой именно.
   Я  ответил  Биллу  следующее:  "Уверен,  что,  если  бы  мы  продолжали
действовать сообща, мы свернули бы Милошевича".
   Клинтон вновь и  вновь ссылался на  общее  мнение европейских  лидеров.
Мол,  европейцы настроены  еще более решительно по  поводу того,  что сейчас
происходит в Косово. Надо нанести первый воздушный  удар,  и Милошевич сразу
же пойдет на переговоры. Такова была логика НАТО.
   К  сожалению, Клинтон ошибался: бомбардировки не остановили  Милошевича
ни  в марте, ни  в  апреле,  ни  в  мае,  остановили  его только  совместные
дипломатические усилия России, Финляндии и США.
   Я сказал Биллу:  "Нельзя допустить,  чтобы  из-за одного человека гибли
сотни  и  тысячи  людей,  чтобы его  слова и действия руководили  нами. Надо
добиваться  того, чтобы его  окружали  другие люди,  чтобы  для  него  стало
невозможно  вести  себя  так, как он  ведет  себя сейчас.  Тут  многое можно
сделать,  в  том  числе и  по линии  внешней разведки. Ради  будущего  наших
отношений и будущего безопасности в Европе прошу тебя отменить этот удар. Мы
могли  бы  встретиться на  какой-то территории  и  выработать тактику борьбы
лично с Милошевичем. Мы умнее и мудрее и наверняка смогли бы этого добиться.
По  большому  счету, это надо сделать ради наших  отношений и мира в Европе.
Неизвестно,  кто придет  после  нас с тобой.  Я имею  в виду тех,  кто будет
заниматься сокращением стратегических ядерных вооружений. Но ясно,  что надо
делать нам самим, - сокращать и  сокращать эти горы оружия. Вот чем нам надо
заниматься".
   Я помню, как во время разговора пытался чеканить каждое слово. Старался
как-то эмоционально воздействовать на своего собеседника.
   Клинтон в ответ  сказал,  что не разделяет моего оптимизма в  отношении
методов, которыми можно воздействовать на Милошевича.
   Это значило одно - война...
   По-человечески у меня не было  претензий к Биллу. В его голосе я слышал
даже сочувствие. Но, как президент США, он жестко и однозначно давал понять:
переговоры бессмысленны.
   Это была ошибка. Очень большая ошибка.
   Клинтон привел еще один, самый серьезный для меня аргумент: Милошевич -
это последний коммунистический диктатор, который хочет разрушить  союз между
Россией и Европой, выступает против демократизации континента.
   Но и у  меня были свои  аргументы: "Народ  наш теперь будет очень плохо
относиться к Америке и НАТО. Я помню, с каким трудом менял отношение простых
людей и политиков здесь, в России, к США и Западу. Было очень трудно, но мне
это удалось. И теперь все это терять?"
   ...Этот разговор состоялся в тот момент, когда самолеты НАТО уже были в
воздухе. А завтра была война.
   Недавно я  посмотрел  фильм  "Плутовство"  (по-английски  он,  кажется,
называется "Хвост виляет собакой"). Очень  интересный  фильм. Снят он еще до
косовского кризиса. Но с удивительной прозорливостью создатели  этой картины
предвидели  все: и критическую точку в мире, откуда придет беда (Балканы), и
внутриполитический фон  в  США,  и вообще механизм возникновения  войны  как
компенсатора или регулятора каких-то других, внутренних проблем.
   Но  в  жизни  война  не  бывает  "виртуальной".  Она  вполне  реальная,
кровавая, с человеческими жертвами.  Она развращает тех, кто ее ведет, - ибо
приучает людей к диктату  силы. Приучает  их не  задумываться над  причинами
того, что же происходит на самом деле.
   А происходило, на мой взгляд, вот что.
   Американцам  было крайне  необходимо  любыми  средствами  стимулировать
североатлантическую солидарность. Для них кризис послевоенных ценностей тоже
являлся серьезной угрозой, но совсем с
   другой  стороны,  в  другой  плоскости,  чем  для  России. Они  боялись
набирающей  силы европейской самостоятельности. Экономической, политической,
нравственной.
   Это  моя  личная версия  событий.  Я  ее  никому  не навязываю,  просто
предлагаю задуматься над этой стороной косовского кризиса.
   Однако вернусь к событиям тех дней.
   Вот фрагмент  из текста  моего заявления, опубликованного 25 марта 1999
года, сразу после начала бомбардировок: "... Фактически речь  идет о попытке
НАТО вступить в XXI век в униформе мирового  жандарма. Россия с этим никогда
не согласится".
   Одним политическим заявлением, конечно, дело не ограничилось.
   Я понимал, что остановить эту войну можно только в случае одновременных
и огромных усилий России на обоих фронтах - необходимо и давление на НАТО, и
давление на Югославию.
   Если же война продолжится дольше, чем месяц-два, Россия неминуемо будет
втянута  в  конфликт.  Грядет  новая  "холодная  война".  Внутриполитическая
стабильность  у  нас в стране  после начала бомбардировок стала серьезнейшим
образом зависеть от ситуации на Балканах. Коммунисты и националисты пытались
использовать  балканскую  карту, чтобы  разрушить баланс политических  сил в
нашем  обществе.  "Теперь-то  мы знаем  настоящую цену Западу, - раздавались
истеричные голоса. - Мы всегда говорили,  предупреждали, что такое НАТО, что
могут сотворить  эти проклятые  американцы! Сегодня  Югославия,  а завтра  -
Россия!"
   И   что   дальше?   Что   будет,   если   этот   процесс   агрессивного
антиамериканизма, антизападничества не удастся остановить?
   Кризис в России  еще более обострит  кризис  в  мире. Кризис  доверия к
власти мог привести к  серьезным внутриполитическим последствиям, и я в  тот
момент   даже   не    исключал   и   возникновения   массовых   беспорядков,
неконституционных  действий.  В  конце  концов,  войны  всегда провоцировали
революции.
   Именно это вызывало мое  особенное  раздражение:  как они не  понимают?
Ведь это  лидеры,  с  которыми  мы встречались десятки  раз! Многие  из  них
называют  меня  своим другом.  Неужели для  них не  очевидна  простая  вещь:
бомбардировки, да что там - каждая выпущенная ракета, наносят удар не только
по Югославии, но и косвенно - по России.
   А  у  нас  в  Москве  действительно  наступили тревожные  дни.  У  стен
американского  посольства  бушевала толпа. В  окна летели бутылки, камни. На
стенах писали непристойности. Особняк  на Садовом  кольце  находится в  двух
шагах  от  проезжей  части.  Охранная  зона  -  три  метра  асфальта.  Любая
экстремистская выходка с применением оружия могла привести к непредсказуемым
последствиям.  В тот  момент  милиция задержала группу экстремистов, которые
проезжали  мимо  американского   посольства  с   приготовленным  к  стрельбе
гранатометом. Трудно себе сейчас представить последствия такого выстрела.
   Парламент