а, один раз соринка в глаз попала.
И я смахнул ее рукой.
   Когда  произнес  последнюю  фразу, услышал, как в  зале тикают часы.  А
потом  кто-то захлопал, потом еще кто-то и еще. Я поднял глаза и увидел, как
вся телегруппа, стоя, приветствует меня.  Я  не знал, куда деваться. Женщины
не скрывали слез, и я их подбадривал как мог. Попросил принести
   шампанское,  женщинам подарил цветы.  Мы чокнулись, подняли  бокалы  за
Новый год, за этот день.
   Я  попробовал  внутренне оценить, как я  чувствую  себя,  какое  у меня
настроение. И с  некоторым удивлением понял, что  настроение  хорошее. Очень
хорошее, бодрое.
   Оператор вытащил  кассету из телекамеры.  Я взял  ее в руки.  Маленькая
черная коробочка. Вот! Самый  главный документ! Пожалуй, важнее любых указов
и писем в Думу. Здесь я  объявляю людям о своем решении. С  момента выхода в
эфир  моего  телеобращения заканчивается мой президентский срок и начинается
отсчет времени исполнения обязанностей Владимиром Путиным.
   Ищу глазами Юмашева. Киваю ему. Он берет в руки кассету и уходит. Около
6-го  подъезда  Кремля стоит бронированная  машина,  у выезда  из Боровицких
ворот - машина сопровождения ГАИ. Именно так, с охраной, кассета должна быть
доставлена в Останкино, на телецентр. И  там Юмашев должен лично проследить,
чтобы ровно в 12 часов дня телеобращение вышло в эфир.
   Что у меня дальше в  плане? Встреча с патриархом Алексием. Я вернулся в
кабинет.  Медленно вошел  патриарх.  Я  сообщил  ему  о  своем  решении.  Он
посмотрел  на  меня внимательно. Долго  держал паузу.  "Мужское решение",  -
сказал  патриарх  совсем  не церковные  слова.  Потом  искренне благословил.
Какое-то время мы поговорили втроем -  патриарх,  Путин и я. Заметил,  и это
было  приятно, что у  Владимира Владимировича сложились  с его святейшеством
добрые,  человеческие  отношения. Путину нужна  будет  помощь этого  мудрого
человека...
   Патриарх пожелал нам удачи и попрощался.
   Следующий  этап - передача ядерного  чемоданчика. Поскольку для публики
это  действие самое  интересное,  по просьбе Дмитрия  Якушкина  мы засняли с
помощью нашего телеоператора этот исторический акт на пленку. Хотя процедура
на самом деле достаточно скучная.
   Еще один атрибут президентской  власти с этого момента ложится на плечи
Владимира Путина. А я освобождаюсь от него. Отныне за ядерную кнопку отвечаю
не я. Может быть, теперь с бессонницей будет легче справляться?..
   11.30. Встреча с силовыми  министрами.  Торжественный прощальный  обед.
Стол накрыли в президентских апартаментах на третьем этаже.
   Это наше прощание. Мое  прощание с надежными товарищами,  их прощание с
верховным главнокомандующим. Слова, что были сказаны друг другу в те минуты,
буду помнить всегда.
   Вдруг где-то без десяти двенадцать Тане срочно позвонила  Наина. "Таня,
- сказала она, - я тут подумала, нельзя сегодня объявлять об отставке. Зачем
людей  беспокоить, зачем им волноваться,  переживать?.. Представляешь,  надо
Новый год праздновать, а президент ушел. Что, не
   мог  пару дней  подождать? Новый год закончится, и можно будет уходить.
Подумайте, поговори с папой еще".
   Таня железным голосом в ответ:  "Мама, это невозможно, не волнуйся, все
будет хорошо, смотри телевизор".
   Кстати,  с   телевизором  получилось  недоразумение.  В  зале,  где  мы
собрались  с  силовыми министрами,  за  пять минут до  эфира выяснилось, что
телевизора поблизости нигде нет. Стали  срочно  искать. Ближайший  телевизор
оказался в  Танином кабинете. Притащили. Еле успели его  включить, буквально
за полминуты до начала выступления.
   Смотреть  телевизор  было  трудно.  Хотелось  закрыть  глаза,  опустить
голову. Но смотрел прямо.
   Министры,  генералы - все смотрели  молча. У  некоторых были  на глазах
слезы. И это у самых суровых мужчин в стране.
   Выпили шампанского.
   Люстры, хрусталь, окна  -  все светилось ровным новогодним светом.  И я
вдруг первый раз за этот  день  по-настоящему почувствовал  Новый год.  Ну и
подарочек же всем я сегодня сделал!
   Откуда-то появился огромный букет цветов.
   Около часа дня  я поднялся, попрощался со  всеми и пошел к выходу. Было
легко, светло на душе.  И только необычно громко  стучало сердце, напряжение
этих  дней давало себя  знать. В коридоре около лифта  остановился. Чуть  не
забыл! Достал из  кармана президентскую ручку. Именно  ту, которой  подписал
самый последний свой указ. И подарил ее Путину.
   Все. Теперь все. Все, что хотел сегодня сделать, - сделал.
   Спустился к  подъезду. Подъехала моя машина.  Снег. Какой мягкий чистый
снег в Кремле!
   Хочется что-то важное сказать на прощание Владимиру Путину.
   Какой же  тяжкий  труд ему предстоит  впереди. И  как хочется ему  хоть
чем-то помочь.
   "Берегите... Берегите Россию", - говорю я ему. Путин посмотрел на меня,
кивнул. Машина медленно сделала круг. Закрыл  глаза. Все-таки я устал. Очень
устал.
   По  дороге на дачу в  машине раздался звонок.  Адъютант сказал: "С вами
хочет переговорить Клинтон". Я  попросил президента США  связаться  со  мной
позже, в 17 часов. Теперь можно позволить себе это. Теперь я пенсионер.
   Меня  встречали Наина и Лена,  целовали,  поздравляли. Позвонила внучка
Катя: "Ну, деда! Ты просто герой!"
   Таня не отходила от  телефона. Звонков было море.  Я ей сказал: "Посплю
часа два. Не будите".
   На  Новый год, как всегда, был Дедом Морозом. Вынимал из мешка подарки.
А мне подарили часы.
   Потом мы вышли из дома.
   Звезды. Сугробы. Деревья. Темная-темная ночь. Давно мы с моей семьей не
были так счастливы. Очень давно...
   Утром тоже грусти не было.



ТАНЯ

   В конце 1995-го у меня случился острый сердечный приступ. По сути дела,
первый инфаркт.
   Значения  этому  я  не  придал: отлежался, отдышался -  и снова в  бой.
Наплевательское   отношение  к  своему   здоровью,  вероятно,  вообще   было
свойственно многим руководителям. Тучные от сидячего образа жизни, обрюзгшие
от  вредных  привычек,  с  красными  от вечного недосыпа глазами, с  тяжелым
выражением лица - это был особый человеческий  тип.  Я, правда, себя  считал
исключением среди них,  поскольку  занимался спортом: плавал в ледяной воде,
ходил  на   лыжах,  играл  в  волейбол  и  теннис,  обожал  прогулки.  Да  и
наследственность  у  меня  хорошая:  отец  и дед  оба  прожили  до  глубокой
старости, были как будто из мореного дуба сделаны. Вот и я на свой  организм
всегда  рассчитывал  - он справится!  Как видно, ошибался. После  40-45  лет
сердце человеческое, особенно у  мужчин, часто  дает сбой, будь ты спортсмен
или сибарит, будь ты монах или грешник.
   ...  Новый,  96-й  год  встретил   в  каком-то  смятении.  Сразу  после
сердечного приступа и сразу после тяжелейшего поражения на  думских выборах.
Блок левых  партий, главным образом коммунистов и  аграриев, в декабре 95-го
получил в новой Думе более сорока процентов, то есть  около двухсот голосов.
А так называемая партия власти во главе с Виктором Черномырдиным ("Наш дом -
Россия") еле-еле набрала десять. К тому же мы по-прежнему не видели просвета
в чеченской  войне.  С  таким  грузом моральной  ответственности  было очень
нелегко идти на второй срок.
   ... Вот в  такой  ситуации встречал  я 1996  год. Год, когда не  только
стране, но и  мне самому предстояло сделать  свой главный выбор - избираться
на второй срок или нет, идти или не идти на президентские выборы.
   Наина  очень  не хотела моего выдвижения. Да и  меня самого  постоянные
стрессы совершенно измотали, выжали все соки.
   Может быть,  впервые  в  жизни  я  вдруг  ощутил  себя  почти в  полной
политической  изоляции.  Дело  было  даже не в трехпроцентном рейтинге  (как
тогда  говорили,  "рейтинг  практически  отрицательный"),  а  в  том,  что я
перестал чувствовать поддержку тех, с кем начинал свою политическую карьеру,
с  кем  шел   на   первые  депутатские  и  потом  на  президентские  выборы.
Интеллигенция, политики-демократы, журналисты - мои союзники, моя неизменная
опора - как будто отошли от меня.  Одни из-за  войны в  Чечне,  другие из-за
неожиданных  и  громких  отставок,  третьи  - неудовлетворенные общим  ходом
развития нашей страны.
   У всех нашлись свои причины, вроде бы логичные, справедливые. Но было у
меня интуитивное чувство: эти люди готовы объединиться, они по-прежнему  мои
союзники, только нужно эту объединяющую всех идею найти!

   ... В конце 1995 года  в моем  ближайшем окружении  (а неформальным его
лидером  тогда  был  Александр  Коржаков,  руководитель  моей  охраны) стала
обсуждаться идея: наследником  Ельцина  должен быть  не  проигравший думские
выборы  Виктор Черномырдин, а  Олег  Сосковец,  первый вице-премьер. Статный
мужчина "с открытым русским лицом", настоящий хозяйственник, бывший директор
металлургического  завода, по сути дела, второй  человек в правительстве, он
был вполне достойной
   представительной  фигурой. Тогда я  еще не до конца  понимал, насколько
опасен   Коржаков  в  роли  "спасителя  отечества",   почему  он  так  рьяно
протежировал своему ближайшему другу Олегу Сосковцу.
   Мне  никто ничего не говорил  в открытую, но я и так видел,  как упорно
Коржаков подталкивает меня к тому, чтобы я отправил в отставку Черномырдина.
Дальнейший ход событий просматривался тоже достаточно четко: на волне борьбы
с  чеченским  сепаратизмом,  на  волне  "коммунистической угрозы"  к  власти
приходит  полувоенная  команда  постсоветских  генералов:  начальник  службы
безопасности Александр  Коржаков,  директор  ФСБ  Михаил  Барсуков,  которых
прикрывает своим могучим телом первый вице-премьер Олег Сосковец. Найдутся и
другие...

   Буду неискренен перед читателем, если скажу: вот именно так  я  тогда и
думал, именно поэтому и пошел на выборы. Нет, не поэтому.
   Я стоял перед жизнью, продуваемый всеми  ветрами, сквозняками, стоял  и
почти падал от порывов ветра: крепкий организм  - подвел; "ближайшие друзья"
- уже  нашли  тебе замену,  как стая, которая исподволь, постепенно намечает
нового  вожака;  наконец,  отвернулись  от  тебя  и  те,  на кого ты  всегда
опирался,  кто  был твоим последним  рубежом,  резервом,  - духовные  лидеры
нации. А народ... Народ не может простить ни "шоковой терапии", ни  позора в
Буденновске и Грозном. Казалось бы, все проиграно.
   В  такие моменты приходит прозрение. И  вот  с  ясной  головой я сказал
себе:  если иду на выборы  - выигрываю их, вне всяких сомнений. Это  я  знаю
точно!  Несмотря  на  все  прогнозы,  несмотря  на   рейтинги,  несмотря  на
политическую изоляцию. Но вот вопрос: иду ли? Может,  действительно пора мне
сойти с политической сцены?
   Но  мысль  о том, что я тем самым буду  способствовать приходу к власти
коммунистов, показалась нестерпимой.
   Вероятно, выручила моя всегдашняя страсть, воля к сопротивлению.
   В конце декабря я свой выбор сделал...

   ... А потом появилась Таня.

   Читатель не должен удивляться, встретив в книге эту фразу. Лена и Таня,
мои дочери, никуда  из  моей жизни,  конечно,  не  исчезали.  Самые любимые,
дорогие  люди. Но железное правило  - семья отдельно,  работа  отдельно  - я
никогда не нарушал. Не нарушал до весны 1996 года...
   У  каждого  человека свои  привычки,  свой характер, свой образ  жизни.
Здесь  общих законов  нет.  Сейчас стало общеизвестным, что Михаил Сергеевич
Горбачев  от своей  жены  секретов не  держал. И по-своему он был,  конечно,
прав. У  меня была прямо  противоположная ситуация: долгие годы в семье  я о
политике вообще не  говорил.  Ни слова! Все новости жена  и дочери  узнавали
только  по  телевизору. Я  выслушивал их мнения, восклицания,  реплики  -  и
молчал. Со  стороны это  выглядело, наверное, довольно  странно.  "Боря,  ну
сколько же можно не платить пенсии людям! Когда правительство с этим наконец
разберется?" Я  молчу, как в рот воды набрал. Или отвечаю вроде бы невпопад:
"Слушайте, а какая погода сегодня отличная!" Мои мнения о людях, о ситуациях
они  вычисляли  по каким-то словечкам, жестам,  реакциям.  Так  продолжалось
долгие  годы:  читать длинные и сложные лекции о политике я  отказывался,  а
разговаривать на поверхностном уровне - не хотел.  Но  в момент жесточайшего
политического кризиса,  когда от меня отвернулись почти все бывшие союзники,
семья неожиданно пришла мне на помощь. Пришла в лице дочери.

   ... Таня была абсолютным технарем, ни о какой политике не помышляла. Ей
к тому  времени было уже  за тридцать. Самостоятельный, сложившийся человек.
Окончила факультет вычислительной математики и кибернетики МГУ, уже довольно
долго  работала  в  КБ  "Салют",   была  хорошим  программистом,  занималась
баллистикой,   в  частности  расчетом  траекторий  космических   летательных
аппаратов.  На мою бурную  политическую  карьеру  смотрела,  как мне  всегда
казалось, с уважением и,
   наверное, с некоторым восторгом, испугом, жалостью: папа,  куда же тебя
занесло?
   И  в  личной жизни у Тани  все сложилось.  Ее  муж,  Алексей  Дьяченко,
конструктор  и сын  конструктора, работал в том же бюро. Сын Борька  был уже
старшеклассником, младший сын Глеб только  что  родился. Таня как раз была в
отпуске по уходу за ребенком, растила маленького Глеба.

   ... В начале января я  объявил о своем решении идти на выборы. Тогда же
был  создан  мой  предвыборный штаб, руководителем которого стал Сосковец. Я
рассуждал  так: если у Олега Николаевича есть политические амбиции, пусть он
их проявит.  Пусть  покажет,  какой он  политик,  какой  политической  волей
обладает. А там посмотрим...
   Скандалы в  штабе  начались почти сразу же.  Первый  -  с  подписями по
поддержке кандидата в президенты, необходимыми по  Закону  о выборах. Газеты
мгновенно  разнесли  весть о  том,  что  в день зарплаты железнодорожников и
металлургов заставили расписываться сразу  в двух ведомостях:  в одной  - за
зарплату, в другой  - за президента Ельцина. Я попросил проверить. Оказалось
-  правда.  Это  был не  только  позор  на  весь мир.  Важно  было другое  -
руководитель штаба просто "забыл" о том, что мы живем уже в другой стране.

   Это  сейчас мы  произносим  как  само  собой разумеющееся: политическое
планирование, предвыборные технологии. До таких тонкостей тогда не доходили.
Шла  сплошная,  беспардонная  накачка  губернаторов:  вы должны,  вы обязаны
обеспечить! Серые от испуга губернаторы встречали,
   рапортовали, но  что толку! Ни  внятных лозунгов, ни внятной стратегии,
ни  анализа ситуации не было  и в  помине. Помню, как  Сосковец по какому-то
незначительному  поводу грубо наорал на телевизионщиков:  что-то  там  не то
показали в выпуске  "Вестей".  Практически  поссорил  нас  с  телевизионными
журналистами.
   Это был единый стиль.
   Такая работа  живо  напомнила мне заседания бюро обкома  партии - те же
методы, слова,  отношения, как будто из глубокого прошлого. В кулуарах вроде
бы нормальные живые люди, на заседаниях - наглухо застегнутые "пиджаки".
   Тогда-то  я  и  понял,  что мне  в штабе  нужен  свой человек. Человек,
который беспристрастно и честно сможет рассказать мне о том, что происходит,
поможет увидеть ситуацию другими глазами. И самое главное -  он должен  быть
свободен от групповых пристрастий,  быть вне  борьбы различных  "интересов",
которыми полна вся эта предвыборная деятельность.
   Где  же его взять?  Да еще такого,  который  не вызвал  бы  подозрений,
интриг, вошел бы туда спокойно и незаметно. Практически человек-невидимка!
   Как-то раз ко мне в Барвиху приехал  Валентин  Юмашев. Я  не выдержал и
поделился с ним своими мыслями: чувствую, что  процесс не контролирую,  вижу
по потухшим глазам  помощников, в частности Виктора  Илюшина, что ситуация в
штабе день ото  дня ухудшается и мы медленно, но верно погружаемся в болото.
И судя по всему, штаб  -  сплошная склока, никакой стратегии  нет, советский
стиль общения, на собрание единомышленников совсем не похож.
   "Нужен  свой человек в штабе", - сказал я. Валентин послушал,  покивал,
задумался.
   ... Но кто? Кто это может быть?
   "А если Таня?" - вдруг спросил он.
   Я вначале  даже не понял, о ком он говорит. При чем тут  Таня? Это было
настолько непривычно,  что  меня сразу же  одолели  сомнения:  как это будет
воспринято в  обществе?  Что  скажут  журналисты,  политики? Как  она  будет
встречена в Кремле?

   ... С другой  стороны,  Таня  -  единственный человек,  который  сможет
донести до меня всю информацию. Ей скажут то, чего не говорят мне в глаза. А
она человек  честный, без чиновничьих  комплексов, скрывать ничего не будет.
Она  молодая, умная,  она моя дочь, с моим  характером. С  моим отношением к
жизни.
   В середине марта создан новый предвыборный совет - его возглавил я сам,
а замом стал Виктор Черномырдин. На  заседании  не  без  волнения представил
Таню: "Представляю вам нового члена предвыборного штаба Татьяну Дьяченко".
   Вначале  никто ничего не  понял:  ну, появилось новое лицо,  ну,  сидит
девушка допоздна,  появляется рано утром, днюет и ночует на этих совещаниях,
общается  со  всеми, задает наивные вопросы. Может, причуда просто такая?  И
вдруг в  какой-то момент стало понятно: при ней  многое  стало  невозможным.
Интриги, склоки, мужская борьба  самолюбий вдруг улетучились сами собой. Мне
об этом рассказали только потом,  сам-то  я на все эти бесконечные совещания
не ходил.
   Дело в том, что Таня пришла в этот кремлевский  мир из другой жизни. Ее
простые, естественные реакции сбивали с толку видавших виды чиновников.  Она
спрашивала:  а  почему?  И  глупость,  прикрытая  бюрократическим  апломбом,
мгновенно себя обнажала. И проблема приобретала совершенно ясные очертания.
   На некоторых  совещаниях  Таня  совершенно  в открытую,  не  стесняясь,
говорила  вещи,  которые  просто  шокировали аудиторию:  "Слушайте, кого  мы
выбираем?!  Почему папа встречается только  с начальниками? Что,  нормальных
людей вокруг нет? Это же ни в какие ворота не лезет... "
   Что  чувствует  отец  взрослой  дочери,  когда  она стала  окончательно
взрослой? Это  очень сложно выразить словами. Это какая-то другая любовь, не
менее сильная, чем та, которую  испытываешь,  когда она еще малыш,  ребенок,
подросток,  девушка,  молодая  мама.  На  всех  этапах по-разному. А  тут...
какое-то  удивительное  чувство  покоя.  Открываешь  во  взрослой  дочери  и
потрясающее женское обаяние,  и мягкость,  и ум, и тонкость. В то же время с
некоторым удивлением обнаруживаешь в ней свои черты. И при всем этом она тот
человек, который может сказать тебе, порой даже резко, всю правду.
   Разумеется, понимание этого пришло далеко не сразу. А сначала были одни
чувства. Противоречивые чувства. Но чаще очень хорошие. Таня теперь была все
время  где-то рядом.  Насколько спокойнее я  стал  себя ощущать!.. Подойдет,
поправит  галстук,  застегнет  пуговицу на  рубашке -  и  у меня  настроение
улучшается.  А  психологический тонус  для кандидата  в  президенты  -  вещь
абсолютно неоценимая. И еще. До  того как Таня  пришла в  штаб, я думал, что
нагрузок, которые обещала предвыборная гонка, просто не  выдержу. Физически.
Все  эти поездки,  выступления заранее вызывали у меня стресс. Ведь сорвусь,
слягу. Что делать?
   А тут я  вдруг  стал думать: нет, не сорвусь. Смогу. Но самое главное -
совершенно   естественно   стали  разрешаться,  казалось   бы,  неразрешимые
проблемы.
   Примерно в это время я встретился в  Кремле с руководителями крупнейших
банковских и медиа-групп: с Гусинским, Ходорковским, Потаниным, Березовским,
Фридманом и другими известными бизнесменами... Это была первая моя встреча с
представителями российского бизнеса в таком составе.
   Она состоялась по их инициативе, к которой я  поначалу отнесся довольно
сдержанно.  Понимал,   что   деваться  им  некуда,  все   равно  будут  меня
поддерживать,  и  думал,  что  речь пойдет, видимо,  о  финансировании  моей
предвыборной кампании. Но речь пошла совсем о другом. "Борис Николае