Борис Ельцин.
    Президентский марафон


   Размышления, воспоминания, впечатления.
   М.: ООО "Издательство АСТ", 2000
   ISBN 5-17-003500-4


СОДЕРЖАНИЕ

   Предисловие
   31 декабря
   Таня
   Операция: до и после
   Россия и генералы
   Чубайс, или Команда-97
   Кириенко
   "Без галстуков"
   "Восьмерка" и ее лидеры
   Работа с документами
   По-соседски
   Рублевая катастрофа
   Осеннее обострение
   "Примаковская стабилизация"
   ...Опять на больничном
   "Товарищ" и прокурор
   Косово
   Отставка Примакова
   "Премьерский покер"
   Мэр идет в атаку, или Бесплатная кепка
   Очень личное
   "Ельцин сошел с ума"
   "Вторая чеченская"
   Последний саммит
   Партия центра - "Единство"
   Президентские гарантии
   Другая жизнь
   Вместо эпилога




   Моей жене Наине
   посвящается


ПРЕДИСЛОВИЕ

   Моя  первая  книга  -  "Исповедь  на  заданную  тему" -  вышла  в  годы
горбачевской  перестройки.  В ней  я  ставил  перед  собой простую задачу  -
рассказать  о себе: кто я, откуда родом и  вообще какова моя биография.  Это
было время, когда шла борьба между теми, кто хотел оставить Советский Союз в
его  прежнем  виде,  и  новыми  политиками,   отстаивавшими  демократические
ценности.
   Одним  из  этих политиков был  я,  и  мне  пришлось  вести страну через
трудные, непопулярные реформы.
   Эти  первые  шаги  российской  демократии,  целая  череда  политических
кризисов и потрясений, в основном 1991-1993 годов, стали материалом для моей
второй книги - "Записки президента".
   В  своей  новой книге, "Президентский марафон", я обращаюсь к событиям,
которые относятся в основном  ко второму  сроку  моего президентства,  после
1996  года. Смена правительств  и  финансовый обвал,  поиск  нового лидера и
жестокая   предвыборная  борьба  -  обо  всем  этом  я  постарался  написать
максимально правдиво  и  честно. И  с другой стороны, эта книга  в  какой-то
степени итог моего "десятилетия" в российской политике.
   Жанр дневников не предполагает последовательного  изложения событий. На
протяжении  последних  лет я  урывками,  в основном ночью или  ранним утром,
записывал свои мысли, впечатления.
   Сейчас,  после отставки, у меня  появилось время систематизировать  эти
записи, дополнить их более подробным рассказом о событиях и о людях. Главная
цель книги - рассказать  историю наших реформ, мою личную историю -  историю
первого демократически избранного президента России.




31 ДЕКАБРЯ

   28  декабря  1999   года,  как  обычно,   прошла   запись   новогоднего
телеобращения  президента к стране. Это  бывает  всегда в  представительском
зале Кремля -  елка,  большие  золотые часы, привычный ритуал  и  новогодний
текст.   Группа  ОРТ,  всего   несколько   человек  -  режиссер,   оператор,
звукорежиссер,  осветитель,  -  работала  собранно,  внимательно. Я  пожелал
россиянам счастливого Нового года. Встал. Погас текст на телесуфлере.
   "Значит, так,  -  сказал  я  сухо. - Голос  у  меня  получился какой-то
хриплый. И текст не нравится. Будем переписывать".
   Лица спичрайтеров вытянулись. Никаких замечаний до  записи я не  делал,
это было для них полной неожиданностью. "Почему, Борис Николаевич?"  - "Надо
поработать над текстом. Даю три дня. Записывать будем 31 декабря".
   Тут уже расстроились телевизионщики: "Борис Николаевич, почему 31-го? А
монтировать  когда?  А  если  какие-то  замечания  или,  не  дай  Бог,  сбой
какой-нибудь? Зачем такой цейтнот?" - "Я еще  раз повторяю. Записывать будем
31-го".
   И пошел к выходу...
   Ну не мог,  не мог я  объяснить этим милейшим, исполнительным людям,  в
чем была причина моего неожиданного  "каприза". Слава Богу, удивления это не
вызвало,  только небольшое огорчение:  они  привыкли  к моему  характеру,  к
экспромтам и сюрпризам.
   "А вдруг  кто-то из них  что-то  заподозрил?"  Я  от  этой  мысли  даже
замедлил шаг, адъютант  сбился  с  ноги,  удивленно на  меня  взглянул, тоже
слегка притормозил.
   Длинный  кремлевский коридор всегда дает  время  успокоиться,  прийти в
себя и подумать.
   Подумать было над чем...
   Никогда еще я так долго не держал столь важное решение в тайне даже  от
ближайших помощников из президентского аппарата.
   Решения  я всегда любил принимать  в одиночку. И  реализовывать быстро.
Принятое решение не терпит волокиты, разговоров, оттяжек. С каждым часом оно
теряет силу, эффективность. Поэтому, как правило, я сразу включаю "приводной
ремень",  механизм  реализации: в  первую  очередь,  разумеется,  глава моей
администрации;  за ним - помощники,  аналитики,  юристы,  канцелярия;  потом
пресс-секретарь, тележурналисты,  информационные агентства тоже включаются в
работу. С каждой  минутой об этом  узнает  все большее число людей, с каждой
минутой от решения как бы расходятся волны.
   Так  было всегда.  На протяжении всех  восьми  лет моего  пребывания на
главном посту. На посту президента новой России.
   Сегодня все не  так, сегодня от начала и до конца я несу груз принятого
решения в одиночку. Почти в одиночку.
   Потому  что  об  этом решении,  кроме меня, знает только  один человек.
Этого человека зовут Владимир Путин.
   Честно говоря,  трудно.  Трудно носить в  себе  такую  тяжесть.  Ужасно
хочется с кем-нибудь поговорить.
   Но не  могу.  Если информация просочится  - весь эффект  будет потерян.
Будет потерян моральный, человеческий, политический смысл этого жеста. Будет
потеряна энергетика этого решения.
   Моего решения об отставке.
   Я  ухожу  сознательно, добровольно. Всю силу своей политической  воли я
вкладываю  в  этот  поступок.  Поэтому   любая  утечка,   любые  упреждающие
разговоры, любые прогнозы и предположения на восемьдесят, девяносто, нет, на
сто процентов сводят к нулю значение того, что я хочу сделать.
   Сегодня  мне  предстоит  включить  в  круг  посвященных  еще  двоих.  Я
пригласил  главу администрации Александра Волошина и бывшего главу Валентина
Юмашева в Горки-9 к 18.00.
   Они  ждут  в гостиной. Честно говоря, волнуюсь. Очень волнуюсь. Вот он,
момент запуска проекта. Это как запуск ракеты на Байконуре.
   Прошу адъютанта пригласить их в кабинет.
   "Александр Стальевич,  Валентин Борисович, слушайте меня внимательно. Я
хочу сообщить вам о своем решении. 31 декабря я ухожу в отставку".
   Волошин смотрит на  меня не мигая. Юмашев тоже замер, ждет, что я скажу
дальше.
   "Необходимо подготовить соответствующие указы и текст моего обращения",
- продолжаю я.
   Волошин смотрит на меня все тем же застывшим взглядом.
   "Александр Стальевич, ну у вас и нервы... Президент только что  объявил
вам, что уходит в отставку, а вы даже не реагируете. Вы меня поняли?"
   Волошин очнулся.
   "Борис  Николаевич,  у  меня вся бурная  реакция  всегда внутри. Понял,
конечно.   Как  глава   администрации,  я,  наверное,  должен  был  бы   вас
отговаривать. Но не буду этого делать. Решение правильное и очень сильное".
   ...  Позднее Волошин  сказал  мне, что  он настолько растерялся  в  тот
момент, что чуть не потерял самообладание, комок к горлу подступил.
   Значит, есть нервы и у железного Стальевича.
   Юмашев, как  человек творческий, сразу  оценил  красоту  события. Новый
век! Новый президент!
   Ну  а  дальше мы  договариваемся  о  технике: когда будет  готов  текст
обращения,  какие  письма, указы и  другие юридические документы  необходимо
подготовить  к  утру  31  декабря.  Прецедента,  связанного  с  добровольной
отставкой главы государства, в новейшей  истории России не было, и здесь все
должно быть юридически абсолютно выверено.
   Намечаем  примерный план действий на  31 декабря.  В какой момент будет
сделана запись  телеобращения,  в какой  момент  подписаны указы,  разосланы
письма в  Думу  и  Совет Федерации.  С  кем  необходимо  встретиться,  с кем
переговорить по телефону. Все это надо продумать сейчас.
   Ну, кажется, обо всем договорились, ничего не упустили.
   По-моему, они не  ожидали от меня такого. Юмашев знает  меня давно, уже
больше десяти лет, и он тоже не ожидал.
   Когда  мы уже вроде бы  все обговорили,  Валентин вдруг сказал:  "Борис
Николаевич,   неправильно,  что  Таня  ничего   не   знает.   Неправильно  и
несправедливо.  Она работает  вместе  с  вами  все  последние  четыре  года.
Скажите, пожалуйста, ей". - "Хорошо, подумаю", - сказал я.
   Мы попрощались. А у меня на душе кошки скребут. Вроде бы семью я в свои
решения никогда  не  посвящал, но  сейчас... это  другое. Мое  решение  с их
судьбой слишком сильно связано.
   Позвал Таню. Посадил напротив себя. Она смотрит на меня выжидающе: "Да,
папочка?" - "Таня, я ухожу в отставку".
   Посмотрела удивленно, потом кинулась ко мне. Заплакала. Дал ей платок.
   "Папа!  Извини.  Извини,  пожалуйста.  Ты  не  подумай. Просто это  так
неожиданно.  Ты  же  ничего  никому  не говорил.  Ты  молодец!  Дай  я  тебя
поцелую... "
   А потом мы с ней  долго-долго сидели. Она мне рассказывала, какая у нас
интересная жизнь  настанет. Как можно  будет  по  улицам  ходить,  с  людьми
встречаться,  в  гости ездить,  и все это  без протокола, без  расписания. А
глаза у  нее все  время  были на мокром  месте.  "Дочь,  ты меня...  до слез
доведешь". Махнул рукой - давай иди.
   Таня спросила,  растерянно,  как  ребенок:  "А как же  мама  ничего  не
знает?" - "Потом... Все потом". Спустились ужинать. Наина заметила, что Таня
плакала. Посмотрела на меня внимательно, но ничего не сказала.
   Сейчас  важно,   чтобы  никаких   сбоев,  никаких  утечек.  Если  вдруг
информация  уйдет, отставки не  будет.  Перенесу ее на  более  поздний срок.
Но... не думаю, что что-то сорвется. С этой надежной командой срывов быть не
должно.
   Впрочем  -   интересное   наблюдение,   -  дома,  в  уютной,  спокойной
обстановке, я порой сам не мог сдержаться, и у меня  прорывалось: "Вот после
31-го... Все  станет ясно после 31-го... " Скажу, а  сам смотрю, наблюдаю за
реакцией.
   Наина  была спокойна. Старшая дочь Лена тоже. Может  быть,  догадались?
Нет, ничего не подозревают!
   ...  Впрочем, сомневаться поздно. Счет пошел на часы. Запущен  механизм
настоящей политической бомбы. И если кто-то попробует его остановить...
   Теперь - самое главное. Разговор с Путиным.
   Это  будет  уже второй  разговор.  Думаю,  что очень  короткий.  Первый
состоялся  в  моем  загородном  кабинете   14  декабря.  За  пять  дней   до
парламентских выборов. И коротким он не был.
   Тогда  первая реакция Путина меня обескуражила: "Думаю,  я  не готов  к
этому решению, Борис Николаевич".
   ... Нет, это  не  была слабость.  Путина слабым  не  назовешь. Это было
сомнение  сильного  человека.  "Понимаете, Борис  Николаевич,  это  довольно
тяжелая судьба", - сказал он.
   Уговаривать очень  не хотелось. Я  стал рассказывать ему о себе, о том,
как приехал работать в Москву. Мне тогда было чуть больше  пятидесяти, я был
старше Путина,  наверное, лет на семь-восемь. Энергичный,  здоровый.  Думал:
если достанут меня эти московские бюрократы, займусь чем-нибудь другим, уйду
из политики.  Вернусь на  стройку. Уеду в Свердловск.  Или еще  куда-нибудь.
Жизнь казалась широкой, как поле.
   Огромное поле.
   А дорожка-то в поле - одна. Как ему это объяснить?
   "Я когда-то тоже  хотел совсем иначе  прожить свою жизнь. Не знал,  что
так получится. Но пришлось... Пришлось выбирать. Теперь  вам надо выбирать",
- сказал я.
   Путин заговорил о  другом: "Вы очень нужны России, Борис Николаевич. Вы
мне очень  помогаете.  Вот вспомните  саммит в Стамбуле. Если бы поехал я  -
одна ситуация,  поехали  вы  -  другая. Очень важно,  что мы с вами работаем
вместе. Может, лучше уйти в срок?"
   Я  помолчал.  Посмотрел за окно.  Два  человека  сидят,  разговаривают.
Обычное утро. Вот так просто, откровенно. Но  я, в отличие от него, уже знаю
железную  хватку  принятого решения.  От него, решения,  никуда  не  уйдешь,
никуда не денешься.
   "Ну,  так  как?  Вы  мне  все-таки не  ответили". - "Я согласен,  Борис
Николаевич".
   В тот день я не сказал ему о своей дате.
   ...  И  вот прошло  две недели  с того  дня. У  Путина была возможность
спокойно обдумать все, о чем мы с  ним  говорили во время последней встречи.
Тогда, 14-го, мы обсудили главное, теперь надо обсудить детали.
   29  декабря.  9  утра. Кремль.  Он входит  в  кабинет. И у  меня  сразу
возникает такое  ощущение, что он уже другой -  более решительный, что ли. Я
доволен. Мне нравится его настрой.
   Я говорю Путину о том, что решил уйти 31 декабря. Рассказываю, как хочу
выстроить  это  утро,   как  события  будут   следовать   друг  за   другом.
Телеобращение, подписание указов,  передача  ядерного чемоданчика, встречи с
силовиками и т. д. Вместе вносим незначительные коррективы в наш, теперь уже
совместный, план.
   ... Путин мне очень нравится. Как реагирует, как корректирует некоторые
пункты в этом плане - все четко и очень конкретно.
   Я люблю этот момент работы. Когда от эмоций, чувств, идей все переходит
в жесткую плоскость реализации решения. Простая вещь: один президент уходит,
другой,  пока  еще   исполняющий  обязанности,  приходит.  Сухо,   строго  и
юридически точно воплощаем в жизнь статью Конституции РФ. Главное, поскольку
все это в первый раз, ничего не забыть.
   ...   Наконец   работа   завершена.  И  кажется,  ничего  не  упустили.
Официальный кабинет не способствует проявлению чувств. Но вот сейчас, здесь,
когда я в последний раз рядом с ним  в роли президента, а он в последний раз
еще не первое  лицо страны, мне многое хочется сказать.  По-моему, ему тоже.
Но  мы ничего не говорим. Пожимаем руки друг  другу. Обнялись  на  прощание.
Следующая встреча - 31 декабря 1999 года.
   30 декабря. Юмашев принес текст телеобращения. Я прочитал его несколько
раз, стал  править:  никто не  должен думать,  будто я  ухожу в отставку  по
болезни  или кто-то  вынудил  меня пойти на это решение. Просто я понял: это
надо сделать именно сейчас.
   Валентин  заспорил,  сказал,  что  никто  и  не  думал,  что вас  можно
заставить  уйти  - по болезни или  по  какой-либо другой причине.  Какая еще
болезнь за полгода до выборов?! Эта правка утяжеляет текст.
   Я подумал, еще раз перечитал и согласился: пожалуй, он прав.
   31 декабря проснулся раньше обычного. Не мог долго спать в этот день.
   После обычного семейного  завтрака,  когда я  уже собирался  на работу,
Таня напомнила: "Маме скажешь?"
   Я  снова  засомневался:  "Может  быть,  не надо ее сейчас волновать?" -
"Папа, ну я тебя прошу".
   Стоял в прихожей, не знал, что делать. Медленно застегивал пальто.
   "Наина, я принял решение. Я  ухожу в отставку. Будет мое телеобращение.
Телевизор смотри".
   Наина  застыла на  месте. Глядела то  на меня, то на Таню. Все никак не
могла поверить. Потом кинулась, как вихрь какой-то, меня целовать, обнимать:
"Какое счастье! Наконец-то! Боря, неужели правда?!" - "Все, мне пора".
   Еще ничего не началось, а я уже успел разволноваться до предела.
   Но Таня была права. Не  предупредить жену, самого  близкого человека, о
таком  решении  -  плохо. Не по-человечески. Похоже,  я  становлюсь  излишне
сентиментальным, из политика  превращаюсь опять в обычного человека. Вот это
да!
   К  подъезду  подъезжает  машина.  Особое  шуршание  шин  бронированного
автомобиля.  Толя   Кузнецов,  руководитель  службы  безопасности,  привычно
открывает дверь. Он  думает, что еще полгода вот так, каждое утро, мы с  ним
будем  отправляться в  Кремль.  Толе я ничего не  сказал. Поговорю  с ним по
душам потом, после отставки.
   8  утра.  Волошин  вызывает  к  себе в  кабинет  руководителя правового
управления  администрации   Брычеву  и  помощника  главы  администрации   по
юридическим вопросам  Жуйкова. Дает  указание: подготовить указы об отставке
президента страны и два письма - в Думу и Совет Федерации.
   8.15  утра.  Захожу в  свой кремлевский  кабинет. На столе, как обычно,
лежит план  сегодняшних  мероприятий. Во  столько-то  -  запись  новогоднего
обращения, затем встреча с премьер-министром Путиным, потом у меня встречи с
замами главы администрации и обсуждение январского плана, наконец, несколько
телефонных звонков.
   Но этот план уже не нужен.
   Я достаю из  внутреннего  кармана  пиджака  свой  план,  по которому  я
сегодня буду жить. Лист помялся. А я  терпеть не  могу мятые бумаги. Пытаюсь
его разгладить, кладу на стол.
   Сверху прикрываю папкой. На всякий случай,  чтобы никто не увидел. Хотя
что уже скрывать, счет пошел на минуты.
   9 утра. В кабинет  входит заведующий  канцелярией  Валерий  Семенченко,
кладет мне на стол традиционную президентскую почту.  Эту пачку документов я
должен  до  конца  дня  просмотреть  (шифротелеграммы,  различные  сообщения
силовиков,  телеграммы  из МИДа и т. д.), а  вот это подписать: два  письма,
вето  на законы,  несколько поручений  различным  ведомствам, приветственные
телеграммы. Я смотрю еще  на один  документ - концепция послания  президента
Ельцина Федеральному Собранию. "Уже не понадобится", - думаю про себя.
   Семенченко поздравляет с наступающим Новым годом, уходит.
   Все  документы,  что  лежат  сейчас  на  столе, для  меня уже  никакого
значения не имеют. Кроме моего помятого плана. Где же главные указы? Нажимаю
на кнопку дежурного приемной, спрашиваю, когда будет Волошин.
   Он  входит  с  красной  папкой.  Лицо  взволнованное.  Вот, кажется,  и
Александра  Стальевича  проняло.   Как-то  он   несмело   начинает:   "Борис
Николаевич, вот, все вроде подготовили... " Я строго на него смотрю: "Вы там
что,  засомневались  вдруг?  Действуйте  по плану!" Волошин смотрит  на меня
удивленно: "Да нет, что вы, Борис Николаевич. Мы действуем".
   Я опять нажимаю кнопку дежурного. Прошу к 9.30 вызвать Путина.
   Раскрыл красную папку с указами.
   1. В соответствии с частью 2 статьи 92 Конституции Российской Федерации
прекращаю  с 12 часов  00 минут  31 декабря  1999 г.  исполнение  полномочий
Президента Российской Федерации.
   2. В соответствии с частью 3 статьи 92 Конституции Российской Федерации
полномочия Президента Российской  Федерации временно исполняет  Председатель
Правительства Российской Федерации с 12 часов 00 минут 31 декабря 1999 г.
   3. Настоящий Указ вступает в силу с момента его подписания.

   Ну слава  Богу! И с большим  чувством и удовольствием, с особым скрипом
водя пером, подписываю указ.
   Ровно в 9.30 в кабинет входит Путин. Мы здороваемся. Я прошу пригласить
в кабинет руководителя протокола Владимира Шевченко, пресс-секретаря Дмитрия
Якушкина, кремлевского  оператора  Георгия Муравьева,  фотографа  Александра
Сенцова.
   Внимательно смотрю на всех, потом вслух зачитываю указ. Шевченко первый
не  выдерживает. "Борис Николаевич,  -  почти стонет  он, - давайте пока  не
будем указ выпускать. Подождем недельку. У нас с вами поездка в Вифлеем".
   Я  смотрю на  Путина.  Он  сдержан. Чуть смущенно улыбается. Я жму  ему
руку: "Поздравляю".
   Мои сотрудники  в  шоке. Анатолий Кузнецов, Валерий Семенченко, Алексей
Громов, Андрей Вавра, секретари  приемной, всех сейчас не  перечислю.  Помню
только их удивленные глаза. И немой  вопрос:  зачем?  Я понимал, что все это
для них будет неожиданностью, но не предполагал, что до такой степени.
   Так. Теперь запись телеобращения.
   Вхожу в  знакомые новогодние декорации представительского кабинета.  Та
же телевизионная группа. Но вид у них  отнюдь не праздничный. Они уже знают,
что я  ухожу  в  отставку.  Полчаса назад,  в соответствии  с  нашим планом,
Волошин принес им текст моего телевизионного обращения.  Оно уже набрано  на
телесуфлере.
   Я  решительно  направляюсь  к столу,  сажусь. Звучит  команда режиссера
Калерии Кисловой: "Мотор. Начали!" Я вдруг  чувствую, что у меня  сел голос.
Слава  Богу, не забыли поставить стакан воды.  Делаю глоток и  произношу уже
спокойно: "Дорогие россияне! Дорогие мои... "
   Я почти не волновался. Почти... Правд