этим и который можно понять лишь
через много лет занятий. А это значит, что "тайная традиция" связана с
понятием священного в жизни. Такой характер тайности, которая кажется
полной открытостью, приложим, в частности, и к китайским тайным обществам.
Хотя они считались "тайными", об их существовании прекрасно знала вся
местная чиновничья администрация и даже центральные власти. Но их
"тайность" говорила о том, что эти общества несут в своих недрах понимание
того мистического начала жизни, которое недоступно обычному человеку.
Тайна для Китая всегда есть способ приобщения к потоку "истинной традиции".

   "Истинная традиция" проявляется как передача возврата к прошлому, к
такому "доформенному" состоянию в запредельно-далеком, где формы сливаются
в один общий образ, соединяющий всех последователей этой традиции в единое
тело. При впечатляющем разнообразии форм, стилей, направлений, методов
тренировки ушу в своей основе едино. Переливаясь множеством красок и
полутонов, оно неизбежно оказывается тождественным самому себе, как
"самовозвратно" Дао, дающее проявление "десяти тысячам ве-щей". Но если
ушу целостно и, как учили мастера, единится в лоне "истинной передачи",
почему же вместо процесса сближения и слияния стилей шел процесс их
"расползания" в разные стороны?

   Ответ на этот вопрос состоит как бы из нескольких слоев. Прежде всего,
каждый учитель имеет свои индивидуальные склонности, конкретные
физиологические особенности, привычки, свой склад ума. Но более глубинный
ответ заключен в самой сердцевине той культуры, которая породила ушу.
Китайская почва определила момент передачи традиции и восприятия "истины"
непосредственно лично, как момент интимного общения ученика с мастером, а
фактически - человека с Дао. Происходило то, что называлось "Великим
следованием", когда человек своей волей, своим сердцем уподобляется потоку
Дао и, таким образом, не имеет "постоянного сердца", проще говоря,
индивидуальной души. Своей душой ученик сливается с сердцем учителя, а
следовательно, и с потоком истинной традиции. Так происходит акт усвоения
культуры, а она интимизируется, сокращаясь до индивидуальной личности и
одновременно раздвигая свои рамки, в бесконечность.
   Личная передача, позволяющая интериоризировать понятие "истинного" в
мире, делает человека всем. Этот процесс присутствует в обучении ушу в
предельно концентрированном виде и позволяет уловить
"невыразимо-утонченную природу" ушу вне форм и даже, в конце концов, вне
образов, исключительно как момент трансформации воли.

   При полном единстве и повторяемости этого момента конкретно-личностная
ориентация обучения приводила к несхожим внешним проявлениям, равно как
несхожи у двух людей почерки, даже если они и учились у одного наставника.
Ведь, по большому счету, передавались принципы, а форма служила лишь
емкостью для этой передачи.
   Содержание не зависит от упаковки, 'равно как кувшин не определяет, что
в него налито, а единство принципов не ведет к единой форме.

   Традиция "истинной передачи" жива в Китае и до сих пор, хотя
поддерживается крайне небольшим кругом традиционных школ. Их миссия -
передать целиком тот духовный импульс, который был воспринят их
предшественниками сотни лет назад. Если нет "истинного ученика",
соответствующего самой глубине культуры ушу, то лучше не обучать никого,
нежели преподавать недостойному, или, как говорили в школах ушу, "лучше уж
вовсе не передавать, нежели передавать поверхностно". Базовый трактат по
искусству меча одной из старых школ ушу '"Наставления по мечу Куньу"
объяснял:

   "Иметь возможность передать и не передать - это значит потерять
человека. Не уметь передавать, но передавать - это значит потерять
искусство меча. Но если предположить, что человек - не истинен, то лучше
потерять и человека, и искусство меча". Истинная традиция останется жить
лишь в сердцах достойных и открытых для Неба людей как бесконечный импульс
духа совершенномудрых древности.


                            ПРИВЕСТИ В ГАРМОНИЮ
                                 "ВОЕННОЕ"
                              И "ГРАЖДАНСКОЕ"

   Каноны ушу утверждают: настоящий мастер должен быть не столько
блестящим бойцом, сколько всесторонне развитой личностью, что требует само
понятие всеохватности мастерства - гунфу.

   Казалось бы, этот тезис о единстве боевого и культурного начал, силы и
интеллекта не вызывает сомнений, но оказывается, для Китая он не сводился
к несколько утрированному утверждению о том, что "надо работать не только
руками, но и головой". Столетиями Поднебесная империя стремилась найти
равновесие между двумя важнейшими антиномиями, обозначаемыми, с одной
стороны, как "военное", или "боевое"
   (у), и с другой стороны, как "гражданское", или "культурное" (вэнь).
Как мы увидим позже, перевод этих понятий весьма относителен и никоим
образом не отражает их реального содержания, так что не стоит
фиксироваться на нем.
   По своей сути "вэнь" и "у" были конкретной проекцией космической связи
взаимодополняющих сил инь и ян, которая приводила мир в гармонию, а
государство - в благоденствие. Лишь немногим людям китайская традиция
приписывает полное сочетание гражданского и военного. Например,
шаолиньские монахи наряду с тренировкой ушу в равной степени изучали
"гражданские" дисциплины - литературу, небуддийские тексты, стихосложение,
каллиграфию и т.д. Один из величайших мастеров ушу за всю историю Китая У
Шу (XVI век), создатель грандиозного компендиума "Записки о боевом
искусстве", прославился также как астроном, географ и историописатель.
Такие люди служили примером в любой школе ушу, и про них ходила поговорка:
"Тому, кто обладает помимо военных достоинств еще и гражданскими, нет
необходимости вступать в поединок".
   Но что вообще китайская культура подразумевала под "вэнь" -
"гражданским" или "культурным началом"? В обиходе "гражданское" понималось
как знание классической литературы, каллиграфии, стихосложения,
составления петиций, прошений и других документов, знание конфуцианской
философии - одним словом, всего того, что необходимо "благородному мужу"
для выполнения своей функции служения правителю. Но существовал и более
глубинный смысл понятия "вэнь".

   "Вэнь" включает в себя такие понятия, как "культура", "литература",
"текст", "письмена". Нетрудно заметить, что культура понималась как
фиксация Знания в виде письменного текста, не случайно в Китае так высоко
ценился всякий иероглиф, ибо он заключал в себе некую вселенскую мудрость.
Вэнь - это также небесные невидимые письмена, которые перенесены на землю
в виде каких-то изображений, например, схемгексаграмм или иероглифов.
Таким образом, они опосредуют связь человека и Неба. Сама культура - вэнь
- есть обнаружение глубины небесно-священного в человеческо-профанном
создании, и в то же время мера человека культурного в человеке природном.
   Оказывается, что вэнь - это не просто некие гражданские науки, но
глобальный способ, позволяющий коррелировать поведение человека в
обществе, устанавливая связь через его поступки и ритуалы с высшими
началами. Известно, что культура для самою Конфуция была способом
воспитания "благородного мужа": "Учитель (Конфуций) наставлял посредством
четырех начал: культуры, праведного поведения, честности и искренности".
Вэнь становится мостком между непроглядной, ускользаюше-далекой глубиной
Космоса и реально осязаемым миром человека. Если эта связь через "письмена
культуры" утрачивается, то человек теряет некий "внутренний принцип",
одухотворенность поступка.

   В период ранней китайской государственности в обществе преобладало
мнение, что военное и гражданское следует сочетать как внутри одного
человека, так и в политике государства, что нашло свое отражение в
концепции - "военное и гражданское следуют вместе". Многие китайские
правители не чурались демонстрировать свое боевое мастерство, что еще выше
поднимало их престиж как людей абсолютных и совершенных, преисполненных
Небесной силой. Рассказывают, что правитель У-ван - "Воинственный" (IV век
до нашей эры) из известного своей военной мощью царства Цинь любил
состязаться со своим чиновником Мэн Юз в поднятии тяжелого треножника и
немало преуспел в этом. Правда, однажды он сильно повредил себе коленную
чашечку, вероятно, мениск, и соревнования на этом закончились. Начиная
приблизительно с этого времени, чиновникам и аристократии в обязательном
порядке предписывались занятия воинскими искусствами, а в VII веке
требования знаний ушу были введены даже в придворные экзамены на чиновничью
должность.

   Понимание неразрывной целостности культуры заставляло конфуцианцев
обращать особое внимание на сопряжение военного и гражданского в образе
китайского "благородного мужа" (цзюньцзы), идеально воплощавшего в себе
такие качества, как справедливость, человеколюбие, почитание ритуалов.
   Культурно-упорядочивающее начало в таком человеке как бы оттенялось
через его военные достоинства, хотя, несомненно, сам Конфуций выше ценил
именно "письмена культуры". Но и само военное начало - это часть
глубочайшего ритуала, соотносящего человека с сакральными силами мира.

   Перемены в китайском обществе привели к постепенному размыванию
идеальной доктрины - "военное и гражданское следуют вместе". С одной
стороны, формирование сложного конфуцианского канона с массой комментариев
и уложений требовало много времени на его заучивание и "благостные
размышления" над ним. С другой стороны, развитие военно-стратегической
мысли, широкомасштабные военные операции, наличие сложных методов воинской
тренировки неизбежно вели к формированию в обществе особой группы людей,
уделяющей военному делу много больше внимания, чем изучению канонов.

   Несмотря на это "разделение дорог", по-прежнему считалось, что
профессиональный воин должен знать различные формы ритуала, разбираться в
музыке и каллиграфии, а чиновник обладать общими навыками во владении
мечом, алебардой, копьем, приемами борьбы цзюэди и цзюэли.
   В ушу отразилась древняя формула о том, что вэнь - это внутреннее
начало, а у - внешнее. Но обратим внимание на кажущийся парадокс: для
последователей тайцзицюань и багуачжан вэнь становится "физической
культурой"! Оговоримся, не в том западном понимании как "тренировка тела",
но именно воспитание своей физическопсихической основы, считающейся в
данном смысле внутренней. Эта внутренняя основа проявляется во внешнем
мире в виде своей функции - боевых искусств.

   В качестве иллюстрации этой мысли приведем замечательный пассаж из
канона тайцзицюань Ян Чэнфу: "Если говорить о Дао, то нет ему иного начала
нежели в самовоспитании. Весь метод самовоспитания может быть разделен на
три учения. Каждое учение представляет собой определенный уровень
достижения. Высший уровень - это высшее достижение, низший уровень - это
малое достижение, средний уровень - это искренность. Хотя и существует три
уровня достижений, но в конечной фазе они едины.

   Гражданское воспитывается внутри, военное - снаружи. Физическая
культура - это внутреннее, а боевые искусства - это внешнее. Когда
вскармливание внутреннего и внешнего достигает своей высочайшей фазы - это
и зовется высшим уровнем достижения.
   Если же кто достигает знания боевых искусств через гражданское начало в
физической культуре, или гражданское начало в физической культуре
достигается занятиями ушу - то это является средним достижением. Низший
уровень - это знания физической культуры без боевых искусств или занятия
одними лишь боевыми искусствами без физической культуры".

   Нетрудно уловить мысль о том, что культурное считается здесь
внутренним, а боевое - внешним. Однако думается, нас по-прежнему смутит
понимание вэнь как физической культуры. Чтобы устранить это кажущееся
противоречие, обратимся к показательному факту. С глубокой древности
методы стрельбы из лука подразделялись на "военные" и "гражданские",
причем разнились они не в какой-то конкретной технике, не в способе
выстрела, а именно в глубине осознания самого процесса выстрела.
   Вспомним историю о чаньском патриархе Мацзу и охотнике Шигуне и их
умении выполнять "внутренний выстрел", который намного эффективнее
внешнего. Метод "военного выстрела" заключался в принятии правильной,
стабильной позиции перед выстрелом, а затем собственно меткого выстрела.
   Здесь конечной целью было точно послать стрелу в цель, что есть чисто
внешняя форма стрельбы. А вот что древний трактат "Объяснения к
иллюстрациям о способах стрельбы из лука" говорит о "гражданском выстреле":
"Его роль заключается не только в том, чтобы тренировать руки и способы
движения телом, но и в том, чтобы упражнять ци, благодаря чему можно
уяснить утонченную (сущность выстрела), которая сначала начинается с
упражнения ци, а затем проникает и в руки".

   Здесь, в этой небольшой фразе, таится ответ, что такое "вэнь -
физическая культура" для ушу, и вообще, что такое физическая культура для
традиционного Китая: укрепление физической основы через управление
пневмой-ци. А конкретные проявления - прием, выстрел из лука - есть
реализация способности мобилизовать внутреннее культурное начало вэнь в
виде концентрации ци в любой момент жизни человека.

   В момент, когда в XVII-XIX столетиях ушу расцветает во всей своей
полноте, гражданское и военное стали обозначать два уровня тренировки, то
есть тренировку внешней формы или непосредственно выполнение приема (у)
   и внутреннее искусство управления ци (вэнь) для усиления физической
основы человека. Не случайно с осознанием начала вэнь в человеке древние
тексты связывали понятие искренности или веры, вспомним хотя бы
приводившийся нами выше отрывок из Ян Чэнфу о среднем уровне достижения.
Искренность, или вера, - это именно то чувство, которое необходимо для
реализации своей внутренней "энергетической" природы. Надо быть искренним
к учителю, стилю, системе, к самому себе, к окружающему миру, к Дао, так
как искренность - начало взаимодоверия мира и человека, а следовательно, и
их окончательного слияния. Так ушу способствует реализации сложнейших
духовных понятий в человеке через внешне непритязательные формы боевой
тренировки.


                             "ГРЕЗЯЩИЙ НАЯВУ"


   По-своему относились к "культуре" даосы. Культура для даосских мастеров
- эта искусственный рисунок на естественной красоте вещей, который лишь
портит их. Это надуманное излишество.
   Именно даосские системы выдвинули концепцию внешней простоты движений в
ушу, считая, что самое главное - не техническая сложность приема, а
способность через этот прием раскрыть глубину врожденных свойств самого
человека. Это и есть эффективный прием. И хотя для даосов культура не
существует как регулирующая сила общества, но тем не менее она остается
как наличие каких-то гражданских навыков, необходимых человеку для
самореализации. А эта самореализация, в свою очередь, приводила к
блестящему боевому мастерству.

   Даосы издавна считались блестящими бойцами, так как, помимо знания
технических навыков боя, блестяще владели способами психорегуляции.
Известный даосский маг, описавший несколько сот способов достижения
бессмертия и продления жизни путем создания внешней пилюли бессмертия из
химических элементов и путем дыхательно-медитативных упражнений, Гэ Хун
(IV век) характеризует себя как замечательного бойца. Но сколь удивительно,
сколь необычно для обыденного сознания его состояние - видение мира как
легкой дымки, скрывающей разницу между реальностью и иллюзией. Отрывок из
его автобиографии весьма колоритен:

   "Конфуций предостерегал от пустых мечтаний, но когда же я говорю себе,
я не допускаю, что я не лучше того, кто грезит наяву. Кто это - грезящий
наяву? Лишь тот, кто не принадлежит ни к чему, но, по крайней мере, никоща
не оказывается втянут в склоки или ссоры. Обдумаем то, как
совершенномудрый посвящал себя изучению классики: он читал, пока ремни,
скрепляющие книги, не перетирались трижды, а как же могут современные люди
с их скромными способностями с успехом делать больше одного дела
одновременно?

   Будучи молодым человеком, я немного обучался стрельбе из лука, но моя
сила была слишком мала, чтобы натянуть тугой лук. Я верил, что стрельбе из
лука учатся лишь потому, что она представляет собой одно из шести
искусств, практикуемых благородными мужами, а также для того, чтобы
остановить бандитов, разогнать грабителей или охотиться на птиц и
животных. Давным-давно, когда я служил в армии, я однажды выстрелил из
лука, преследуя всадника.
   В ответ на мой выстрел два бандита и одна лошадь свалились замертво.
Так я сам избежал смерти.

   Еще я обучался бою с мечом и щитом, а также одиночному мечу и парным
копьям, основанным на малопонятных наставлениях и многозначительных
уловках для использования против нападающих. Постигнув эти секретные
методы и став их последователем, я сумел оставаться невредимым и
добиваться победы, используя эти знания против непосвященных. Неважно,
каким образом действовал нападающий, ничто не могло помешать мне.

   Позже в жизни я также изучал искусство длинного шеста, который можно
использовать против короткого меча или длинной алебарды. Но это также
представляло собой мертвые знания низшего порядка. Это искусство сравнимо
с обломанным рогом или фениксом без шпор. Где оно может пригодиться? Сверх
тех вещей, которые я здесь перечислил, нет, наверное, ничего кроме того,
что я уже выучил".
   Напомним - перед нами слова великого даосского мага Гэ Хуна, по
легендам ставшего бессмертным, который, как видно, отводит немалое место в
своем духовном становлении боевым искусствам. Да и само мастерство его
чудесно, не случайно от одного Хуна замертво падают два разбойника и одна
лошадь. Путь воина - это проживание своей жизни как глубочайшего акта
культуры через занятия боевыми искусствами.

   Сочетание военного и гражданского соответствовало особому моральному
императиву настоящего бойца испокон веков. Например, "тот, кто не искушен
в военных и гражданских науках, не должен передавать знания ушу" - гласили
"Наставления в мече Куаньу", так как такой человек не способен достаточно
полно выразить существо "истинной традиции". Гармония двух начал должна
проявляться и в самой манере поведения бойца в соответствии с правилами
"боевой морали" - удэ.
   Казалось бы, тяжелые тренировки, жестокие поединки должны сделать
такого человека суровым, нечувствительным к окружающим. И сегодня сплошь и
рядом встречаются люди, считающие заносчивость и грубость едва ли не
признаком настоящего бойца. А вот мастер тайцзицюань Чэнь Синь в своих
наставлениях так описывал облик истинного бойца: "Не кичлив и не
бахвалится, поведением мягок и приветлив. И если мы и говорим об обучении
боевому искусству (военному), то в его сердцевине тем не менее заключено
гражданское (в данном случае именно культурное) начало".

   В знаниях ушу существуют две крайности, в которые нередко впадают
поклонники боевых искусств. На первых этапах им свойственно переоценивать
значение боевого аспекта ушу, которое понимается лишь как искусство боя.
   Кажется, что все занятия подчинены лишь тому, как эффектно и быстро
одолеть соперника. Трудно понять, что эти боевые формы - врата в глубокий
мир наиболее тонких духовных структур человека, а следовательно, и
универсальный путь воспитания, не ограничивающийся лишь искусством
самозащиты. Но может наступить и другая крайность за глубокомысленными и
напыщенными рассуждениями о "внутренних основах" ушу забывается, что все
начинается с тщательной отработки боевых элементов, простейших навыков
укрепления физического и психического здоровья. Таким образом, из ушу
может пропасть вообще боевой аспект, как, например, это случилось в
современном тайцзицюань или спортивном ушу.

   Целостность, объемность жизни, ее постоянная неоднозначность, кажущаяся
противоречивость, ведущая ;на самом деле к единству, - это путь
полнокровного существования человека воо