м, кто добр, я иду с
добром. К тем, кто зол, я также иду с добром - и так воспитываю добро.
   Искренним я верю. Не искренним я верю тоже - и так достигаю
искренности".

   Искренность и доброта - первый шаг к самораскрытости по отношению к
традиции, ибо невозможно понять ушу, не доверяя априорно тем десяткам
поколений учителей и учеников, которые проделали этот путь до тебя.

   Последователей истинной традиции было чрезвычайно мало во все времена,
но еще меньше их сейчас после многочисленных гонений на традиционное ушу.
Этот тип мастеров чжэньчуань всегда был элитарным, полузакрытым,
сохраняющим предельную духовную концентрацию внутри себя.

   За счет понятия "истинной передачи"
   ушу всегда поддерживало духовную чистоту, чжэньчуань служила барьером
внутренней гигиены боевых искусств, отсекала случайных, бесталанных,
нечестных людей. Конечно, никакого объективного критерия здесь нет и быть
не может, однако сами мастера безошибочно угадывают лжеца или профана, как
бы точно он ни имитировал внешние формы ушу и каким бы могучим бойцом он
ни был. Техническое мастерство, мощь удара здесь не в счет, хотя это и
составляет важнейшую часть ушу.
   Речь идет о способности понять и полностью принять глубинный смысл ушу,
превзойти самого себя и выйти за рамки собственной индивидуальности в
пространство пустоты Дао.


                              ГДЕ НАЧИНАЕТСЯ
                                ИСТИНА УШУ


   Распознать ту границу, на которой кончается техническое обучение и
начинается "истина", весьма нелегко. Мастер тайцзицюань Дун Иньцзе (начало
XX века) заметил: "Новички испытывают немалые трудности, определяя
какие-то относительные ценности в ушу. Я могу говорить, что мое искусство
- лучше всех, но в конце концов кто может судить об этом? В идеале,
человек должен свободно ориентироваться в различных приемах.
   Некоторые говорят, что они используют свою силу, некоторые -
мастерство. Но в любом случае - это не более чем набор каких-то принципов.
Без истинной передачи невозможно понять смысл этого".
   Итак, истинная традиция стоит над техникой, и даже над принципами -
она, по сути, предшествует им.

   Испокон веков Китай вообще был пронизан идеей передачи некого импульса
мастеров-совершенномудрых, напитывающего всю Поднебесную. Про этих людей
создавались легенды и мифы, которые начинали играть важную роль для всего
китайского мировосприятия. Разбираясь с историей ушу, мы все время будем
наталкиваться на миф как на подмену профанной реальности сакральным
отображением. Причем миф для поклонника ушу есть вещь более настоящая,
более ошутимая, чем сама реальность. Бодхидхарма (легендарный основатель
шаолиньской школы и создатель чань-буддизма), Лао-цзы, Чжан Саньфэн (якобы
создавший тайцзицюань) - полулегендарные лица - для последователя ушу
более привлекательны и более ценны, нежели реальные мастера. Ибо именно из
древности, от этих полулюдей-полудухов и исходил первоимпульс,
передаваемый затем через вполне реальных учителей. Именно эту роль и
играют легенды в истории ушу, превращая ее в нечто более ценное и важное,
нежели цепь фактов. Миф - это попытка осмыслить процесс развития ушу как
священную историю передачи духа. Он не несет в себе объективного знания,
но перед нами познание истины куда более глубокого свойства.

   И все же так или иначе ушу передает за своими внешними формами некий
особый внутренний настрой, особое чувствование, называемое "Великим
чувствованием", "Великим озарением", "Великим проникновением", "Великой
радостью", "Великим ликованием", "преемствованием Дао". И вся суть
обучения заключена лишь в том, чтобы во всей полноте передать "истину"
ученикам. И передать не словами, не наставлениями, но именно своим
личностным "энергетическим" воздействием на последователей. Не важно, кто
конкретно передает, более существенно - обладает ли данный человек
"истинной традицией".

   Уже известный нам Дун Иньцзе объяснял: "Сокровища древних боевых
искусств, конечно же, не передавались нетронутыми. В будущем, если те, что
имеют склонность забывать своих учителей, все же сохранят то знание,
которое им передали, то в этом случае мы точно получим истинную передачу.
   В этом нет никаких сомнений".

   Благодаря тому что в Китае вкладывался особый смысл в выражение
"передача истинной традиции" мастера не делали больших различий в том,
какой школе обучаться. Лишь в сознании начинающих или просто дилетантов
этот вопрос - какая школа и какой стиль лучше - играет определенную роль,
хотя суть дела совсем в другом - получил ли человек, который считает себя
учителем, эту "истинную передачу" или нет. Если нет, то тогда ему просто
нечего передавать, он является либо обыкновенным инструктором (каковых
немало в современном ушу), либо просто шарлатаном. Не бывает плохих или
хороших стилей - каждый из них полноценен и только поэтому может считаться
стилем. Встречается другое: люди, преподающие "доподлинно настоящий" стиль
ушу, например шаолиньцюань, демонстрирующие правильные и эффективные
приемы, по своему уровню сознания не способны воспринять тот духовный
импульс, то внутреннее "бесформенное" наполнение, которое стоит за ними.
"Истинная традиция" оказалась не передана, а школа, таким образом, не
реализована.

   Такой тип точной имитации внешней формы стилей, без внутреннего
наполнения, называется "ложной передачей" (цзячуань). Причем критического
смысла в это выражение не вкладывалось.
   Вполне понятно, что лишь единицам доступно понимание глубин ушу и его
"истины", а усердная имитация движений сама по себе не плоха. Важно
другое: люди "ложной передачи" сами ничему научить не могут или их
обучение лишено ценности. Не случайно в мире ушу существует поговорка:
"Для ложной передачи требуются десятки тысяч томов. Истинную передачу
выразишь и одним словом". Итак, вновь мы подходим к ключевой максиме всей
китайской традиции - важно не что передавать, не сам стиль или направление
ушу, а важно кто передает, какой внутренний мир стоит за его словами и
поступками.

   Зыбкая грань между ложной и истинной передачей волновала многих
китайских мастеров, стремившихся сохранить свою школу. Увы, они
сталкивались и до сих пор сталкиваются с глобальным непониманием самого
смысла "чжэньчуань", ведь ее суть постигается лишь сознанием, находящимся
на высоком уровне ментального развития, а обычные люди не видят большой
разницы между мастером, передающим истину, и его учеником, который лишь
точно копирует его. Иногда даже ученик кажется лучше - он и движется
быстрее, и бьет резче. Но суть мастерства в другом - в умении оставить
после себя определенный духовный импульс - "след" (цзи), а его не измеришь
силой удара.

   Мастер тайцзицюань Ян Чэнфу так описывает путаницу этих понятий в
головах учеников: "Люди, которые хотят обучаться боевым искусствам,
спрашивают, что лучше - внешние или внутренние школы. На это я отвечаю,
что все системы, созданные древними мастерами, хороши, и вопрос
заключается лишь в том, получают ли они истинную традицию или нет".

   Передача духовного импульса в ушу требует предельной "чистоты сердца",
"умиротворенности сознания", с одной стороны, и искренности по отношению к
миру и окружающим, с другой.
   Задумаемся, насколько нам трудно поверить, что наше собственное "я" не
является чем-то исключительным, а представляет собой лишь воплощение
древних мудрецов, их чистого и светлого сознания. Логически Это еще можно
вообразить, но реально воплотить в себе такое переживание доступно далеко
не каждому.

   Преемствуя импульс "истинной традиции", человек выходит за рамки
собственного "эго", а его умиротворенно-спокойное сознание способно
вобрать в -себя весь мир. Человек "теряет", "утрачивает" сам себя. А это
значит, что он становится всем. Мир представляется полностью прозрачным
для него, вещи - взаимопроницаемыми. Человек растворяется в потоке
"истинной традиции", преемствуя Дао. Здесь нет места "обучению" как
таковому, "запоминанию" или накоплению информации, нет никакой четко
разработанной методики.
   Существует лишь сама возможность войти в потоки сознания своего
наставника при личностном общении, слиться с ним, а следовательно, и с
внутренней реальностью мира. "Даодэцзин" - самый ранний трактат по
даосизму, относящийся к VI-V вв. до н.э. - говорит по этому поводу:
"Следуя обучению, день ото дня обретают. Следуя Дао, день ото дня теряют.
Теряя и теряя вновь, достигают недеяния. В недеянии все вершится само
собой". Вот он - момент полной самоутраты, самозабытия, когда "не
существует ни меня, ни другого", ни объекта, ни субъекта, момент полной
самоотдачи и в то же время самораскрытия! Истинный мастер ушу - всегда
человек просветленный и самоустранивший свое "я" из этого мира. Он
присутствует среди нас лишь как символ, как воплощение Дао. С одной
стороны, он уникален как любой конкретный человек с конкретными
физическими параметрами и психическими свойствами, с другой - универсален
как воплощение "истинной традиции", прошедшей через сотни поколений.


                                 ИСТИНА -
                             МОЛЧАЛИВАЯ ТАЙНА

   В мире существует лишь один Мистический Учитель. Он абсолютен, анонимен
и дан нам как постоянное отсутствие. Ведь он подобен Дао, фактически он и
есть Дао, значит, и заметить его нельзя, можно лишь слиться, соединиться с
ним. Естественно, что это единение нельзя понимать физически или как
имитацию этого Великого Учителя - ведь он пустотен и поэтому не только не
поддается имитации, но даже и невообразим в нашем сознании.
   Он дан нам как тип переживания, как особое миропонимание. Это не
объяснишь и не расскажешь.

   Наступает молчаливое, невыразимое восприятие истины. Ушу превращается
во внешний символ этого внутреннего восприятия. Каждый ученик, каждый
последователь бесконечно стремится воплотить в себе образ Мистического
Учителя, пролонгированного в Вечность.
   Здесь и ответ на то, почему столь большое значение китайцы придавали
самым малейшим тонкостям биографии известных мудрецов, хотя многие из них
были явно полулегендарными личностями, например, знаменитый Бодхидхарма.
Ведь перед нами на самом деле не биография Бодхидхармы или легендарного
основателя тайцзицюань Чжан Саньфэна, а всего лишь иллюстрация к образу
Мистического Учителя, его видимое воплощение. Мастера, передавая духовные
импульсы из поколения в поколение, заставляют этого Учителя вновь и вновь
возвращаться в мир, в бесконечном потоке духа переживают его просветленное
состояние сознания.
   Этот мотив "вечного возвращения" тесно связан с пониманием "истинной
традиции" ушу. В новое и новейшее время в среде тайных обществ и
религиозных сект присутствие этого духовного импульса стало ощущаться
особенно ярко. Именно в китайских тайных обществах, многие из которых
представляли собой гигантские сообщетва бойцов ушу, окончательно
воплотилась идея о вечном преемствовании Дао, идущая от древних даосов,
чань-буддистов и первых учителей ушу.

   Перед нами реальное воплощение того полускрытого чувства, которое
появляется в момент проникновения во внутренние потоки мира, в невидимую
реальность Дао. Это не просто игра сознания, попытка смистифицировать
экзальтированных поклонников, но вполне реальное, хотя и незаметное для
стороннего наблюдателя приобщение к неумирающему духу, определяющему
существование видимого мира.

   Именно эта "истинная традиция", этот духовный импульс и составляют суть
традиции в ушу. Не приемы, не способы тренировки, не ритуалы, а некое
внутреннее духовное состояние, переживание, особое видение мира как самого
себя, непрекращающееся ощущение принадлежности себя к древу
совершенномудрых Учителей. Все остальное - приемы, комплексы - является
либо внешним оформлением этого внутреннего духовного импульса, либо,
подобно психомедитативной тренировке, методом проникновения в собственные
континуальные потоки сознания.

   Умение воспринять традицию зависит во многом от способностей самого
ученика, и нередко у талантливого Учителя могли быть бесталанные ученики.
Впрочем, это случалось редко - истинный мастер просто не имеет возможности
тратить время на тех, кто априорно не способен понести школу дальше.
Великий мастер тайцзицюань Ян Баньхоу годами искал себе учеников и при
этом прогонял десятки поклонников со своего двора, утверждая, что никто из
них не способен понять и сотую долю учения, которое заключает в себе его
стиль.
   Кажется странным - разве можно заранее сказать, из какого ученика
вырастет настоящий мастер, а кто на всю жизнь останется лишь старательным
имитатором? Но именно тем и отличается мастер ушу, что безошибочно
понимает суть человека, который "пришел к его стопам". Остальное - дело
времени. Ушу не просто учит человека быть терпеливым, спокойным и духовно
сильным, но еще и требует немалого времени для того, чтобы эти качества
помогли открыться в учении самым глубинным слоям его сознания.

   Сколько лет надо для этого? Послушаем, как отвечает на этот вопрос
мастер тайцзицюань Ян Чэнфу: "Один человек захотел узнать, сколько
потребуется времени, чтобы овладеть тайцзицюань. Я сказал ему: "Мой друг,
когда дело касается боевых искусств, о них нельзя рассуждать в понятиях
времени. Учитель может использовать одни и те же методы для передачи
своего знания, но способности каждого ученика - разные. Некоторые
обучаются за год-два, некоторые достигают мастерства за три-пять месяцев.
А есть и такие, которым не удается ничего постичь и после десяти-двадцати
лет тренировок. Достижение в этом искусстве заключается не в обретении
физической мощи или времени обучения, не исключительно в индивидуальных
умственных способностях. Я уже изучаю это искусство в течение пятидесяти
лет, но часто ощущаю потребность обратиться к учителю".

   Удивительная способность китайского учителя: он считает себя вечным
учеником и его обучение никогда не превращается. Он постоянно ощущает себя
в потоке трансформаций и самосовершенствования, никогда не равен самому
себе и стремится к вершине.
   Поэтому вопрос о времени обучения, о "количестве лет", необходимых для
тренировки, Ян Чэнфу кажется просто бессмысленным. Вся жизнь человека,
каждый ее миг - есть практика ушу.
   Не случайно он подчеркивает, что боевые искусства бесконечно
превосходят физическую тренировку и являются способом развития своих
духовных способностей.

   Истинная традиция передается только при личностном общении и се нельзя
описать в тексте, прочесть и выучить, не случайно все мастера ушу смеются
над обучением ушу по книгам. Понимание того, что существует лишь передача
"от сердца к сердцу" и никакой другой, пришло в Китай еще в середине 1
тысячелетия до нашей эры. Именно тогда зародилась мысль о том, что мудрец
учит уже одним своим присутствием. Лао-цзы объяснял: "Мудрец действует
недеянием и учит молчанием.
   Мириады созданий, не испытывая никакого вмешательства, возникают
благодаря этому". Таким образом, молчаливое обучение мастера, Великого
учителя, носит вселенский созидательный характер, создавая все вещи и в то
же время не вмешиваясь в их естественный ход развития.

   Мысль о внесловесной передаче истины путем личного общения
проиллюстрировал даос Чжуан-цзы (IV век до нашей эры). Он рассказал:
"Хуань-гун, пребывая в покоях, читал нараспев старинную книгу. А колесник
Бянь обтесывал неподалеку колесо. И вот, отложив долото и молот, он
поднялся в покои и осведомился у князя:
   - Осмелюсь спросить, что за слова читает государь?
   - Это речи мудрецов, - ответил Хуань-гун.
   - А мудрецы эти живы? - спросил колесник.
   - Умерли, - ответил князь.
   - В таком случае то, что Вы, государь, читаете, - это лишь винный
отстой, что остался от древних.
   - Я, князь, читаю книгу, - сказал Хуань-гун, - а о ней смеет рассуждать
какой-то колесник? Если есть, что сказать - говори, если нет - умрешь!
   И колесник Бянь сказал так:
   - Я, ваш слуга, гляжу на это с точки зрения своего ремесла. Когда
обтесываешь колесо не спеша - работается легко, но колесо выходит
непрочным. Когда же поспешаешь - и работается трудно, и колесо не
прилаживается. Умением - не спешить и не медлить - владеют руки, а сердце
только откликается. Словами этого не передашь - ведь тайна ремесла
осталась где-то между ними. Я неспособен даже намекнуть на нее сыновьям, а
сыновья неспособны от меня ее принять.
   И вот в свои семьдесят лет я продолжаю обтесывать колеса. А уж древние
тем более не в силах передать свое учение - потому что умерли. Стало быть,
то, что Вы, государь, читаете, - лишь оставшийся после них отстой!"

   В связи с тем, что "истинная традиция" передавалась тайно, неприлюдно,
в акте духовного общения двух людей, она часто называлась еще и "тайной
передачей" - мичуань. К мичуань в различных школах ушу относили вполне
конкретные вещи, например, некоторые приемы, комплексы, принципы,
медитативные упражнения, философские тексты. Полный канон шаолиньцюань,
начиная от элементарных учебных комплексов вплоть до сложнейших методов
боя, также носил наименование "тайной шаолиньской передачи". Но разве,
скажем, простейшие шаолиньские комплексы, известные любому ученику с
первых месяцев занятия, можно считать тайной? К тому же они еще с XVIII
века были опубликованы и ни от кого особо не скрывались.

   Здесь нам приходится столкнуться с особым характером понятия "тайны" в
ушу. "Тайная передача" - это не то, о чем нельзя говорить прилюдно, а то,
о чем вообще невозможно сказать.
   Понятие "тайны" похоже на понятие "сокрытости" Дао, которое ни от кого
специально не прячется, но постичь его дано лишь просветленному человеку.
   Истинная традиция всегда - тайная традиция, так как существует в виде
скрытого духовного потока за многоликостью различных движений, приемов,
разговоров, наставлений, трактатов.

   Не будем, конечно, отрицать, что существуют "тайные разделы" в
различных стилях ушу, например, особенности ударов по точкам,
использование подручных средств для боя ("тайное оружие"), управление
психикой противника и т.д. Преподаются они лишь на высших этапах обучения
наиболее доверенным ученикам, полностью овладевшим не только технической
базой стиля, но и морально-нравственными принципами ушу, называемыми
"боевой моралью".
   Даже в "безобидном" стиле тайцзицюань существуют "тайные" надавливания
на точки, приводящие к частичному обездвижению соперника, потере сознания
или даже смерти. Тем не менее до многих вещей можно дойти самому, зная
основы анатомии, психологии, кинематики движений, хотя это потребует не
один десяток лет.

   Неоднократно приходится сталкиваться с тем интересным фактом, что
многие комплексы ушу, называемые "тайной передачей", по своему
техническому арсеналу и прикладной мощи ничем не лучше, нежели "открытые"
комплексы.
   Причем сами носители ушу зачастую не способны объяснить это явление. Но
можно посмотреть на этот факт и с другой стороны: комплексы "тайной
передачи" не ведут напрямую к овладению какими-то тайнами, а сами
символизируют то, что на этапе изучения данного таолу человек приобщается
к каким-то потаенно-невыразимым вещам в ушу. Фактически это некие знаки,
говорящие, что ученик получил "допуск" или прошел посвящение в число
наиболее доверенных людей, способных продолжить школу.

   То же относится и к тайным трактатам. Например, существует "Канон
тайной передачи тайцзицюань", "Канон тайной передачи шаолиньцюань",
открыто опубликованные в разных вариантах. Но тайна состоит не в самом
тексте, не в том, что написано, а в том, что стоит за текстом, в той
эмоции сознания, которую может вызвать мистический текст ушу у ученика.
   Многие способы тренировки, описанные в тайных трактатах, требуют
десятков лет занятий, но сама "тайность" трактата гарантирует то, что
усилия при правильном соблюдении всех методик увенчаются успехом.

   Тайна для ушу, таким образом, - не прием, не слово, а "истина", некий
глобальный принцип, который стоит за всем