т, кому открыты глубины Космоса,
может не знать, как делать, ибо ему доступен секрет "великого делания" -
то есть он соритмичен с Дао, которое также "ничего не делает".
   Мастеру, так же как и Дао, присуще недеяние через сверхдействие. Он не
делает ничего конкретного, потому что умеет делать все, и тем самым
превосходит всякое действие. Он не вступает в поединок, ибо для него нет
даже намека на прямое столкновение с миром. "Даодэцзин" ("Канон пути и
благости") учит: "Умеющий путешествовать не оставляет колеи. Умеющий
говорить не делает ошибок. Умеющий запирать двери не пользуется засовами,
а то, что он закрыл, невозможно открыть. Поэтому мудрецу часто удается
спасать людей, не оставляя ни одного из них.
   Это зовется сокровенной мудростью".
   Обратим внимание, что мудрость и сверх-умение мастера носит абсолютно
внутренний характер, или, используя китайское понятие, оно сокровенно.
Покитайски это обозначается словом "сюань" - "потаенное", "темное",
"сокрытое". Все эти термины приложимы и к Дао, таким образом, истинный
мудрец не просто "следует Дао" - он и есть воплощение Дао.

   Нетрудно заметить разительное различие в отношении к мастерству в
китайской и западной традиции. Если на Западе учителем может считаться
любой человек, который, обладая определенным набором информации, преподает
тот или иной предмет, при этом обладая, возможно, каким-то формальным
удостоверением, например дипломом, то в Китае понятие Учителя
рассматривается как морально-этическая и сакрально-мистическая категория.
Его знания - "не от мира сего", и в поисках истинных шифу ученики могли
проводить в странствиях всю жизнь. Многие мастера ушу вообще отказывались
брать кого-либо в обучение, не видя достойных, считая, что передача их
знаний может в данном случае лишь повредить людям.

   Известный мастер боевых искусств XVI века, блестящий ученый У Шу
описывает забавную историю, демонстрирующую нам связь "обучения по
аналогии" и гунфу. Эта история касается возникновения стиля Эмэйского
копья, очень сложного, с крайне запутанными передвижениями. Два монаха
пришли к известному учителю, про которого ходили слухи, что он обладает
тайными методами боя с копьем, и стали упрашивать старика открыть им хотя
бы часть секретов. Сначала мастер лишь рассмеялся, не ответив ничего, но
после долгих уговоров согласился взять их в ученики. Но обучение оказалось
неожиданным - учитель послал их рубить дрова в лесу, чем они и занимались
в течение двух лет, даже не приступая к тренировкам. А через два года
учитель с улыбкой (это вообще характерная черта описания мастеров: улыбка,
смех, показывающие игровой характер, символическую суть их обучения) сказал
им: "Вы вдвоем упорно и настойчиво трудились и теперь уже можете идти
дальше. Если, в течение долгого времени рубя дрова, вы научились управлять
своими руками через сердце, то, даже не зная способов движения руками и
передвижений, вы уже содержите это в себе в скрытом виде". По сути, в этом
и заключается смысл ушу - содержать в себе в скрытом виде знание не только
о всевозможных приемах, но и мировых трансформациях вообще.
   Можно, обучаясь чему-то одному и поняв его корень, произрастающий из
Беспредельного, овладеть всем. И об этом говорила чань-буддийская
поговорка: "Все вещи возвращаются к одному, а одно восходит к своему
истоку - пустоте Дао".
   Иногда такое состояние естественного, спонтанного отклика на
происходящие события называют интуицией, хотя в действительности все
намного сложнее. Например, техника элементарной самозащиты заключается в
том, что человек отрабатывает способы защиты от каких-то стандартных
ситуаций: удар ножом сверху, удар ногой в живот, захват за горло и т.д.
При нападении такой человек действительно сумеет отразить атаку не
задумываясь. Но все ситуации просчитать нельзя, к тому же китайское ушу
выходит за рамки обычного поединка и являет собой особое состояние
сознания. Нет ни малейшей возможности "отработать" все жизненные ситуации.
Но можно, дойдя до корня какого-то конкретного явления, охватить своим
пониманием весь мир, так как суть всех вещей в мире едина.
   Это нередко называется "ощущением Небесного внутри человеческого", то
есть момента, когда через человека глаголет Небо или Дао. В этом случае
изучать все ушу, все стили, направления, приемы не имеет смысла, ибо уже
постигнуто то общее, что стоит за ними, да и не только за ними. А тот, кто
обрел это запредельное понимание и умение, и назывался в китайской
традиции человеком, обладающим Высшей добродетелью или Благой мощью - дэ.
   Именно он никогда не ошибается, так как потенциально умеет делать все,
ничему не учится, но все умеет, не соперничает с людьми, а люди не
враждуют с ним, не навязывает себя, а люди уважают его, не ищет общения, а
все стремятся поговорить с ним. Он фактически вскармливает людей своей
Благой мощью, так как дошел до понимания сути вещей.
   "В ушу нет ничего особенного", - эта многократно повторяемая в
китайских трактатах фраза может стать лейтмотивом всего нашего
повествования. В ушу нет действительно какой-то запредельной сложности, а
вот для постижения гунфу, которое стоит за приемами, требуется особая
работа духа.
   Поняв смысл гунфу вообще, можно научиться его частному проявлению - ушу
- за краткий период времени, Если быть более точным, достижение гунфу
отнюдь не заключается в напряженной утомительно-изматывающей работе
сознания, которое должно быть вообще отключено. Разве достижимо Небесное
мастерство простым напряжением сознания, тщательным продумыванием своих
действий? Увы, здесь не помогает ни анализ, ни глубокомыслие, ни
наигранная задумчивость. Существует лишь одна вещь, но эта вещь
запредельна - слияние человека и Дао в "единое тело" и постоянное,
ежемоментное ощущение этого единения. Сознание человека уже перестает
существовать, он именно "не думает". Канон тайцзицюань кратко подчеркивает:

   "Чтобы овладеть чем-то, вы должны как можно меньше использовать свое
сознание". Мастера удивительным образом передавали это чувствование
слияния с мировым потоком: "Вселенская вибрация", "и Небо и человек - все
пронизано единым ци", "единотелесность", "нет ни меня, ни другого - все
сливается в круговорот единого ци".
   Это, естественно, не достигается одним днем или даже годом тренировок,
да, собственно говоря, и тренировки никакой нет. Есть постепенное
самораскрытие и саморастворение сознания человека в мировом единстве, а
для этого служат определенные методики, часть из которых нашла свое
отражение в ушу, В этом смысле ушу развивается не вширь, а вглубь. Не
случайно многие стали включать в себя лишь два-три комплекса, и на их
основе ученики постигали все многообразие оттенков ушу - сначала
технических, а затем и духовных. В результате человек как бы перешагивал
через ограниченность внешних форм, овладев внешним движением, начинал
видеть его внутреннюю сущность, понимаемую как гунфу.
   Именно эту способность ощущать ушу и жить в ушу, а не просто заниматься
им, имел в виду учитель тайцзицюань Чэнь Синь, говоря: "Изучающий ушу
движется от того, что имеет форму, к тому, что не имеет и следа, постигая
в этом Небесном искусстве сокровенноутонченное начало". Вот он -
удивительный смысл высших этапов боевых искусств! Не сильный удар, не
ловкое движение, не непобедимость (это все вторичное), а
"сокровенно-утонченное начало", при котором ушу становится уже не
искусством боя, а именно Небесным искусством, т.е. связующим звеном
человека и Неба. "То, что не имеет и следа", - это один из многочисленных
синонимов Дао, однако обратим внимание, что мастер Чэнь Синь избегает
вообще как-то называть его, дабы не тормозить поток сознания бойца на
каких-то словах. В состоянии "единотелесности" всякие слова теряют всякий
смысл. Может быть, поэтому многие народные мастера даже на знают названий
тех приемов, которые выполняют.
   Они уже настолько слились с ними, что не чувствуют никакой разницы
между врожденным началом в человеке и когда-то выученным приемом.

   Здесь мы вновь подходим к важнейшей части "самоощущения" человека в
ушу, которое заключается в потере самого себя, самозабытии,
саморастворении. Разум ни на чем не фиксируется, но все отражает как
зеркало, сам при этом не меняясь. Он цепко ухватывает все, ибо в этот
момент сознание человека и сам окружающий его мир - суть одна. Человек,
глядя в Космос, оказывается, взирает внутрь себя, и наоборот - Космос
видит в человеке себя. Поэтому медитативная практика даосов и буддистов с
ее методиками "внутреннего взора" (нэйгуань) ведет человека не к
индивидуализации сознания, не к самоотторжению от мира и окружающих людей,
а наоборот - к единению. Но достаточно малейшей ошибки, и психопрактика
превращается в утомительное самокопание, делающее из личности не
целостного, полного жизни человека, а нравственного урода.
   Высокое искусство всегда имеет чудовищно страшную оборотную сторону.

   В процессе тренировки боец концентрируется на каких-то образах, приводя
сознание в спокойное и ровное состояние, не замутненное никакими
чувствами. Даже хороший знаток не сумеет определить, из какого контекста
взят пассаж о достижении "покоя сердца":
   "Вскармливай корень души и успокаивай сердце, пестуя тем самым Дао".
   Этот отрывок из наставлений в синъицюань, а "покой сердца" "позволит
бойцу совершать удивительное" - "взметаться в небо как грозный дракон,
приземляться как удар грома, поднимаясь, не обладать формой, опускаясь, не
оставлять и следов". Человек, подобно Дао (ведь это его атрибуты -
"бесформенность" и "бесследность"), обладает какой-то удивительной
глубиной сердца и эмоций, сверхпокоем души, позволяющими сделать все.
Здесь нет даже места решимости или упорству - абсолютное спокойствие,
недвижимость духа. Это особый, малопонятный для нас тип концентрации,
которая не требует концентрации. Это особая праздность, умиротворенная
незамутненность духа. Забавно, что гунфу можно достичь и в беззаботной
беседе, и в практике ушу, и в написании иероглифов, и в прогулке по саду.


                               ПУТЬ К ТОМУ,
                           ЧТО "НЕ ИМЕЕТ ФОРМЫ"

   Перед нами преемственность всех видов искусства китайской культуры, где
плод творения - картина, стихотворение или мастерски выполненный прием -
не обычное отражение творческих потенций человека, но лишь путь воспитания
духа, способ привести его в работу. В этом - особый смысл китайской
эстетики: проникнуться во время всякого действия не обычным напряжением
сознания, но возвышенным и одновременно непривязаннопраздным духом, благой
мощью человека-творца.

   Странное и непривычное для нас состояние сознания "мастера всех дел" в
китайской традиции - праздное, легкое, спокойное, незаостренное ни на чем.
Действие, будь то даже многочасовая тренировка, превращено не в тяжкий
изматывающий труд, а в особое вдохновение сознания. На Западе неоднократно
доводится встречать определение гунфу как упорного труда, но как раз именно
"труда" никакого нет, хотя в чисто физическом смысле какая-то работа
совершается. Считается, что раз достижение гунфу - это долгий и упорный
труд, надо приложить все усилия к тому, чтобы чего-то добиться.
   У китайцев же наоборот - целевая направленность снята, действие
превращено в символически-ритуальное действие, и поэтому можно достигнуть
"того, что не имеет и следа".

   Гунфу - это сверхспокойствие мира.
   Но не стоит его понимать как насильственное помещение своего разума в
состояние спокойствия, умение "загнать" его туда особыми успокоительными
формулами аутотренинга. Это уже насилие, нарушение естественности. Китайцы
давали простой совет - надо не думать.

   Когда уходят все мысли, размышления над смыслом приемов и самого ушу,
то наступает истинное сосредоточение без напряжения, восприятие смысла
вещей происходит непосредственно и интуитивно. Интуитивный характер ушу во
многом получил свое осмысление после развития в Китае чань-буддизма,
который учил постигать истинность, "не опираясь на письменные знаки",
помнить, что "твое сердце и есть Будда", "нельзя искать Дао вне себя". Под
этим влиянием и сформировалось то, что мы назвали "обучением по аналогии".
Сначала нужно обучить не технике, а привить или передать то особое
чисто-открытое состояние сознания, о котором говорили учителя. А дальше на
эту материю можно накладывать любой рисунок - учить, например, ушу или
парковому искусству - в этот момент человек потенциально умеет все, так
как "единотелесен" с Дао.
   Приведем забавную чаньскую притчу о том, что состояние духа намного
важнее технического мастерства. Будущий чаньский патриарх Шигун был в
молодости великолепным охотником и прославился тем, что убивал животное
стрелой с первого же выстрела. Однажды, охотясь в лесу, он встретился со
знаменитым чаньским мастером Мацзу.
   - Кто ты такой? - поинтересовался Мацзу.
   - Охотник, - ответил Шигун.
   - И ты умеешь стрелять из лука?
   - Конечно!
   - А сколько животных ты можешь убить одной стрелой?
   - Одной стрелой я убиваю одного животного.
   - Ха-ха-ха, да ты, видно, не понимаешь, как надо посылать стрелы в цель.
   - А ты что, понимаешь, как делать это?
   - Я-то, конечно, понимаю.
   - А сколько животных ты можешь убить одной стрелой?
   - Одной стрелой я могу поразить целое стадо.
   - И то, и другое - живые существа.
   Как же способен ты безжалостно убить все стадо?
   - То, что убиваю я, - это пелена заблуждений живых существ. А почему ты
не стреляешь в пелену своих заблуждений и препятствий на пути к
просветлению, замутняющих разум? С сегодняшнего дня ты избавишься от всех
них!

   Чаньский патриарх Мацзу, может быть, никогда ранее, не учившийся
стрелять из лука, умел делать это лучше, чем профессиональный охотник!
   Его мастерство имело не частный, а всеобщий характер, и поэтому, в
отличие от Шигуна, его выстрел был внутренним выстрелом. Обратим на это
внимание: в теории ушу внешнему удару предшествует внутренний удар,
выстрелу - внутренний выстрел, всякому движению - движение духа и волевого
импульса.

   "Воля руководит движениями", "Истинный удар проистекает из сердца",
"Сначала волевой импульс, затем внешняя форма" - эти сентенции из канонов
ушу как нельзя лучше передают смысл внутреннего движения, которое
предваряет все внешние приемы. На самом деле, это и есть чистота
внутреннего Небесного посыла к каждому действию, которая живет в человеке
и которую следует лишь реализовать в процессе тренировок.

   Гунфу, позволяющее сделать из воинского ремесла "искусство Дао", таким
образом, и есть способность предварить всякое внешнее, а следовательно, и
переменчиво-непостоянное действие.
   Эта необычная суть ушу, где требуется за тренировками в боевой технике
узреть некое Небесное гунфу, с большим трудом постигается не только
иностранцами, но и самими представителями китайской традиции. Не случайно
конфуцианцы весь процесс воспитания благородного мужа сводили к одной
емкой фразе: "Самопреодоление всего в себе".


                             ЧТО ПЕРЕДАЕТ УШУ?

   В старых китайских текстах по ушу, философии, искусству в качестве
синонима слова "обучение" можно встретить понятие "передача". Учитель не
просто обучал, но именно передавал, что-то вручал, дарил ученику. Но что?
Может быть, приемы? Но для их преподавания достаточно просто хорошего
инструктора, а не "просветленного" учителя.
   Возможно, некие философские постулаты, теоретические построения? Но они
целиком и полностью описаны в трактатах, и китайская традиция ушу при этом
требовала исключительно личностного обучения - "от сердца к сердцу".

   Обратим внимание на другую особенность: китайское понятие "чуань" может
трактоваться и как "передача", и как "традиция", в нем присутствует смысл
"преемствования-передачи", некого неугасимого потока сохранения Учения. И
здесь перед нами встает, пожалуй, самый мистический, самый сложный для
понимания вопрос о сути ушу: что конкретно передается и преемствуется в
традиции китайских боевых искусств?

   Смысл выражения "Традиция ушу" уловить весьма сложно, и даже китайские
мастера не всегда способны объяснить его, хотя и явственно ощущают свою
принадлежность к внутреннему потоку боевых искусств, пришедшему из глубокой
древности. Обычные же люди полагают, что приобщение к традиции ушу есть
обучение комплексам, формам, освоение принципов поединка, философских и
теоретических построений. Иногда простую повторяемость внешних форм ("дед
делал, отец делал и я делаю") принимают за преемствование традиции, хотя
это зачастую есть просто привычка или навык. Традиция - вещь более
глубокая, связанная с особым состоянием сознания человека. Во время
обучения происходит преемствование духовного импульса, передаваемого от
мастера к ученику.
   Процесс этой передачи бесконечен, он начинается в непроглядной
древности и транслируется через века вплоть до нынешних поколений. Это и
составляет суть передачи традиции.

   Сложно поверить в то, что за боевыми искусствами - внешне столь
эффективными, зрелищными - скрывается некое "внутреннее тело" традиции -
фактически основа ушу. Дело в том, что почувствовать ее можно, лишь
соприкоснувшись с этой традицией и "войдя" в ее внутренний мир. Для
представителей Запада это вещь чрезвычайно трудная: с одной стороны,
необходимы некие куаналы, по которым передается это "внутреннее тело",
например, настоящая (не поддельная, не имитация!) школа ушу, "просвещенный
учитель", воплощающий своим сознанием этот духовный поток, с другой стороны
- колоссально долгое время, практически вся жизнь.

   Сами носители китайской культуры явственно ощущали то, что за внешними
формами, словами и поступками передается нечто вполне конкретное.
   Несложно понять, что передается сама истина, знание о доподлинном,
изначальном лике человека и всего мира.
   Поэтому и система обучения в традиционных китайских школах называлась
чжэньчуань - "истинной традицией", "истинной передачей" или "передачей
истины". Оказалось, что ушу в стократ выше, чем простое умение вести бой,
так как способно к тому же "передавать истину". Более того, оно может
выглядеть совсем не по боевому, как, например, плавные, мягкие движения
тайцзицюань, но при этом способствует восприятию каких-то духовных потоков
занимающимися.

   Духовный поток, берущий свою силу от древних мудрецов, был для
последователей ушу не каким-то умозрительно-отвлеченным построением, но
вполне реальной вещью. Истина и есть само Дао, поэтому "истинная традиция"
могла именоваться "преемствованием Дао" или "преемствованием духа",
"всепроницаемостью духа". Посредством определенных медитативных упражнений
и - самое главное - общения с носителем "истинной передачи" человек
приобщался к этому потоку духа древних мудрецовмастеров, становился един с
ними и входил, как говорили даосы, в "духовное соприкосновение" (щэньхуэй)
с ними.
   Человек становился вечен. Он каждый раз возвращается вместе с
возвращением "истинной традиции" в каждом последующем ученике.

   "Истинная традиция" - понятие емкое и словами практически не
объяснимое, но именно ради получения чжэньчуань ученики годами, а иногда и
десятилетиями разыскивали "истинных учителей". Важно понять, что
чжэньчуань заключается не в каком-то определенном наборе техники или
следовании методике, но исключительно в духовном, интимном приобщении к
достаточно узкому кругу людей.

   У учителя ушу может быть не один десяток учеников, но лишь один-два из
них сумеют преемствовать эту "традицию истины", остальные же вырастут либо
блестящими бойцами, либо хорошими инструкторами, но глубины боевого
искусства им будут недоступны.
   Как мы уже говорили, это вопрос личных свойств, искренности и
открытости человека, прежде всего - чистоты сердца в уважении к учителю и
школе.
   Искренность ученика и готовность учителя передать все - вообще основа
слияния их сознания в единый организм.
   Легендарный патриарх даосизма Лаоцзы учил: "К те