рх. Когда  он  проходил  мимо,  Аффлек
едва заметно кивнул. Войдя  в  рубку,  Никлин  обнаружил  там  Хепворта  и
Флейшер.  Они  сидели  в  креслах  перед  основным  экраном,  куда   вновь
подавалось изображение с хвостовой камеры, но теперь экран заполняла вовсе
не кромешная тьма.
     Корабль ускорялся уже в течение  пятнадцати  часов,  так  что  камера
охватывала гораздо большую область Орбитсвиля;  картина  изменилась  самым
кардинальным образом.  Весь  экран  заполняли  светящиеся  зеленые  линии,
образуя сложные  кривые,  напоминающие  переплетения  причудливых  цветов.
Орбитсвиль походил  на  работу  художника,  решившего  покрыть  гигантскую
поверхность  ярко  светящимися  неоновыми  трубками.  На   вспомогательных
экранах эти яркие нити  тянулись  во  всех  направлениях,  образуя  облако
холодного зеленого сияния.
     - Каково зрелище, а, Джим?
     Хепворт повернулся  вместе  с  креслом  и  взглянул  на  Никлина.  Он
выглядел изможденным и усталым - похоже, так и не ложился спать. Вчерашней
враждебности как не бывало.
     - Никогда не видел ничего подобного, - ответил  Джим,  радуясь  тому,
что добродушный физик не способен таить неприязнь. Приятно сознавать,  что
не все отшатнулись от тебя.
     -   Да,   старушка   решила   показать   нам   напоследок   роскошное
представление.
     Хепворт извлек  из  бокового  кармана  куртки  серебристую  фляжку  и
протянул Никлину:
     - Хочешь выпить?
     Никлин взглянул на Меган Флейшер, та  спала  глубоким  сном,  хотя  и
сидела абсолютно прямо.
     - Нет, спасибо.
     - Смотри, больше не попробуешь, Джим. У меня  не  осталось  ни  одной
бутылки. Когда закончится эта, мы усядемся на строжайшую диету  из  какао,
морковного сока и прочей дряни. - Гримаса отвращения мелькнула на  толстом
лице Хепворта. - Боже! Возможно, мне даже  придется  хлебать  этот  чертов
чай!
     Никлин усмехнулся и протянул руку за фляжкой.  Неразбавленный  теплый
джин - какая мерзость! - но это знак дружбы, а именно в дружбе  он  сейчас
так нуждался.
     "Знак дружбы, - Никлин глотнул теплую противную жидкость. - Несколько
лет нас  было  двое,  только  двое.  Пара  атеистов,  пара  циников.  Пара
последователей Газообразного Позвоночного, подкидывающего монетку случая в
окружении благочестивых святош.  Но  именно  мы  возродили  этот  корабль.
Именно мы".
     - Садись, - хлопнул по соседнему креслу Хепворт. - Ее милость  сейчас
не станет возражать.
     - Хорошо. - Никлин сел рядом с приятелем и вернул ему фляжку.
     Он вновь  уставился  на  фантастический  узор,  сияющий  на  основном
экране.
     - Что, по-твоему, произошло там?
     Хепворт глотнул джина и пожал плечами.
     - Если хочешь знать мое мнение, это еще не конец. Нутром  чую,  Джим.
Это совершенно  ненаучно,  я  знаю,  но  я  нутром  чую,  что  все  только
начинается.
     - Я понимаю, что ты имеешь в виду. - Никлин не мог  оторвать  взгляда
от экрана. - Эти линии должны быть очень яркими, если мы видим их с такого
расстояния. Я хочу сказать... Как далеко мы удалились от Орбитсвиля?
     - Недавно прошли двухмиллионную отметку.
     - Никогда не думал, что со  мной  может  произойти  что-то  подобное.
Джеймс Никлин - космический путешественник!
     Надеясь, что наконец-то разговор  перешел  к  предмету,  допускающему
естественное объяснение, он попытался  разобраться,  почему  от  названной
Хепвортом цифры у него по спине пробежал  неприятный  холодок.  Пятнадцать
часов лету  с  ускорением,  скажем,  0.5  "g"  составят...  Способность  к
умственной деятельности, казалось, покинула Джима, когда он осознал, что к
настоящему моменту  на  звездолете  должна  установиться  нормальная  сила
тяжести, так как с ростом скорости двигатели начинают работать  все  более
эффективно, обеспечивая все больший захват  реактивной  массы.  Но  сейчас
ускорение, согласно его внутренним ощущениям, составляло  треть  или  даже
четверть от нормального. А пока он спал, ускорение  могло  колебаться,  от
чего ему и снились бесконечные падения в пустоту.
     - Смотри, не перегрей мозги,  -  дружески  заметил  Хепворт  и  снова
протянул фляжку Никлину - верный признак, что он не собирается спорить.  -
При нормальных условиях мы находились бы сейчас гораздо дальше.
     - Я... не решался спросить тебя об этом.
     - Я понял. Что-то ты стал слишком  тактичным.  -  Хепворт  недоуменно
вздернул  брови.  -  Никогда   прежде   не   замечал   за   тобой   особой
дипломатичности. Что случилось, Джим, ты случаем не заболел?
     Никлин вымученно улыбнулся.
     - Решил взять выходной. Так что ты говоришь о двигателях?
     - О двигателях? Ничего! Ни слова! Ни звука!  Ни  писка!  Двигатели  в
отличном состоянии.
     - Но ведь ты сказал...
     - Я сказал, что при нормальных условиях корабль преодолел бы  гораздо
большее расстояние.
     - Так что же неисправно?
     - Само пространство неисправно. - Хепворт был совершенно  спокоен.  -
Ты должен помнить  -  мы  теперь  находимся  во  Вселенной,  состоящей  из
антиматерии. В Антивселенной, Джим. Многое теперь иначе. И скоро  я  смогу
сказать, что именно иначе. Перемены, скорее всего,  касаются  плотности  и
распределения межзвездной  пыли,  но,  может  быть,  и  чего-нибудь  более
существенного. Если есть отличия в ядерных взаимодействиях, как в случае с
кобальтом-60, то  могут  измениться  и  какие-то  характеристики  корабля.
Например, наше захватывающее поле может оказаться частично проницаемым для
античастиц. Говорю тебе, Джим, -  перед  нами  открываются  целые  области
неисследованного.
     Никлин глотнул теплого джина.
     "Я полностью доверюсь этому человеку, - он постарался не  скривиться,
когда алкоголь обжег ему горло, - я приму все, что он  скажет.  Я  целиком
поверю в него, потому что никто, даже Великий Шутник,  не  отправит  сотню
человеческих душ в путешествие на корабле, который не способен летать".


     Он снова падал во сне.
     В одном из снов корабль  находился  на  орбите  зеленой  планеты.  На
планете не было видно ни облаков, ни океанов,  ни  полярных  льдов.  Меган
Флейшер призналась Джиму, что не умеет управлять капсулой.  И  он  заменил
ее. Никлину снилось - он сидит в кресле пилота. Небольшой аппарат  нырнул,
швыряемый  из  стороны  в  сторону,  в  направлении  ярко-зеленой  елочной
игрушки. Джим взглянул на пульт управления,  и  ужас  объял  его,  ибо  он
понял, что все эти рукоятки и индикаторы лишены для него  всякого  смысла.
Он ничего не понимал в летном деле, абсолютно ничего! Какая безумная  сила
заставила его решить, что он  справится  с  любым  летательным  аппаратом?
Ядовито-зеленая  поверхность  опрокинулась,  увеличиваясь  в  размерах   и
вращаясь перед глазами Джима. Теперь он видел, что это болото, булькающее,
колеблющееся, зловонное болото. Оно неслось ему навстречу со скоростью, во
много раз превышающей скорость звука.
     И ему ничего не оставалось, как приготовиться к смерти...


     Наступило утро второго  дня  полета.  Проснувшись,  Никлин  пришел  к
выводу, что выжить в длительном путешествии и сохранить  здравый  рассудок
можно, лишь занявшись чем-нибудь полезным. Выработанная за последние  годы
привычка к напряженному труду поддерживала его весь утомительный год, пока
"Тара" метр за метром преодолевала путь от Альтамуры до Бичхеда. Этот опыт
мог пригодиться ему и сейчас.
     - Ты можешь довериться работе, - громко  произнес  Никлин  в  пустоту
комнаты. - Работа не изменит тебе и не предаст  тебя.  Работа  никогда  не
подведет тебя.
     Никлин знал, что есть занятие как раз для него, для его  способностей
и знаний. Джок Крейг, имевший репутацию мастера на все руки, был  выдвинут
Монтейном по соображениям, ведомым лишь одному проповеднику, на  должность
"ответственного за техническое состояние". В его обязанность входил ремонт
всевозможных устройств, от выключателей до вентиляторов, но Крейг оказался
среди оставшихся на Орбитсвиле, так что вакансия была свободна.
     Насколько Никлин знал, за первые часы полета ничего не сломалось, но,
тем не менее,  имелась  работа,  требовавшая  незамедлительного  внимания.
Трап, проходивший по всем палубам корабля,  являлся  жизненно  необходимым
элементом, когда корабль находился в наземном доке и лежал на боку. Теперь
же он лишь мешал передвижению по единственной продольной лестнице,  и  его
необходимо было убрать как можно скорее.
     Примерно через час  Никлин  разыскал  Монтейна  и  предложил  себя  в
качестве ответственного за техническое состояние.
     Трап частично состоял из металлических листов,  частично  из  обычных
досок. Никлин начал работу сверху, снимая секции, разрезая их на  куски  и
складывая в пустую каюту на пятой  палубе.  После  освобождения  от  трапа
очередной палубы он проверял, насколько легко открывается пожарный люк.  В
работе ему помогала малая гравитация, но зато очень мешали  многочисленные
пассажиры,  так  и  снующие  по  лестнице.  Потратив  день  на  то,  чтобы
приспособиться к окружающей обстановке  и  привыкнуть  к  мысли,  что  они
находятся теперь в открытом космосе, переселенцы начали обустраивать  свой
быт в расчете на многомесячный полет.
     Находясь на лестнице, Никлин  мог  видеть  все,  что  происходило  на
палубах. Сквозь лестничные пролеты он наблюдал, как люди  мельтешат  между
двумя уровнями, предназначенными для общественного пользования -  столовой
и душевой, оживленно беседуют, толпятся на  площадках  у  кают;  всюду  он
видел детей, осваивавших новый мир, родители непрерывно  отчитывали  своих
расшалившихся отпрысков - жизнь шла своим чередом.
     Хотя непрерывное движение по лестнице и  доставляло  Никлину  большие
неудобства,  он  был  рад  наблюдать  за  столь  вескими  доказательствами
неукротимости   человеческого   духа.   Многие   переселенцы    приветливо
заговаривали с ним, некоторые, более осведомленные о его роли  в  отправке
корабля, останавливались и начинали  горячо  благодарить.  Эти  мужчины  и
женщины явно лучше представляли себе реальную ситуацию, чем ожидал Никлин.
Мысль, что они окажутся способными организовать жизнеспособную  колонию  в
новом мире, постепенно перестала казаться ему такой уж нелепой.
     Два раза  мимо  проскальзывала  Зинди.  Не  находя  в  себе  мужества
встретиться  с  ней  взглядом,  Джим  отходил  подальше  от   лестницы   и
отворачивался, делая вид, что не замечает девушку. В  первый  раз  он  еще
надеялся, что она сама заговорит с ним, но этого не произошло.
     "Вот так, - мрачно сказал он себе, - если использовать одно из лучших
клише Кори: что посеешь, то и пожнешь".
     Разборка трапа  не  требовала  никакого  умственного  напряжения,  но
Никлин  постарался  полностью  сосредоточиться  на  работе,  надеясь,  что
тяжелый физический труд  принесет  облегчение.  Выкинув  из  своей  личной
вселенной все, кроме болтов, скоб и канатов, он испытал  тупое  удивление,
когда увидел, что с  верхней  палубы  ему  нетерпеливо  машет  рукой  Нибз
Аффлек.
     Убедившись, что в его отсутствие никто не поломает  себе  ноги,  Джим
поднялся на палубу управления, гадая по дороге, зачем он мог понадобиться.
Никлин знал, что Меган Флейшер очень беспокоится по поводу слишком  малого
ускорения, проводя время в бесконечных спорах на эту тему с Хепвортом,  но
сам он в этом ничего  не  понимал.  Может  Монтейн,  озабоченный  мелочами
корабельной жизни, решил обсудить с ним освещение  звездолета  или  график
дежурств на кухне? Или... может...
     Орбитсвиль!
     Неожиданное предчувствие уступило место цепенящей уверенности  в  тот
момент, когда он переступил порог рубки управления.
     Несмотря на увеличенный масштаб изображения, экран  сейчас  показывал
гораздо большую часть  Орбитсвиля.  В  результате  было  видно,  что  узор
зеленых линий еще более замысловат, чем можно было предположить. На равные
расстояния друг от друга отстояли клубки зеленых  линий,  откуда,  подобно
лепесткам цветов, исходили побеги переплетающихся  кривых.  Свечение  было
столь ярким, что начинали  болеть  глаза.  Усилилась  не  только  яркость,
изображение теперь пульсировало с частотой примерно один раз в секунду.  С
каждой вспышкой ослепительный  свет  заливал  рубку  управления,  фиксируя
застывшие в креслах фигуры.
     - Взгляни на это, Джим, - сказал Хепворт, не  поворачивая  головы.  -
Что-то должно произойти.
     Никлин встал за креслом физика.
     - Когда начались пульсации?
     - Пару минут назад, и их частота растет.
     Пульсации  превратились  в  слепящее  неистовство,  промежутки  между
вспышками  уже  почти  не  фиксировались  глазом.  И  вот   экран   залило
равномерное, невыносимо яркое зеленое сияние.
     Прошла секунда, вторая, третья...
     "Скотт  оказался  прав.  -  Никлин  почувствовал,  как  от   мрачного
предчувствия у него ослабели колени. - Что-то должно произойти".
     Вдруг фантастический огненно-зеленый узор  исчез.  Его  место  заняла
совсем другая картина.
     Весь экран заполнили сине-голубые полумесяцы. Ряд за рядом,  слой  за
слоем.  Самые  большие  располагались  в  центре  экрана,  на  краях   они
превращались в точечные бусины. Чем дальше от центра  экрана,  тем  больше
было полумесяцев и  тем  меньше  их  размеры.  В  целом  они  образовывали
концентрические сферы, вложенные одна в другую, а в  центре  располагалось
маленькое желтое солнце.
     Никлин сосредоточил внимание на одном  из  самых  крупных  шаров.  Не
успели  еще  его  глаза  как  следует  сосредоточиться   на   удивительном
образовании, как он уже понял: голубые и  зеленые  пятна  на  шаре  -  это
океаны и континенты. Внутренний голос настойчиво твердил ему -  они  стали
свидетелями рождения новых планет.
     Орбитсвиль, площадь которого в миллионы раз превышала площадь  Земли,
сам стал миллионами планет.



                                    19

     Несколько минут  в  рубке  управления  стояла  абсолютная  тишина.  А
процесс на экране продолжался.
     Не в силах оторвать взгляд от невероятного зрелища, Никлин  на  ощупь
обогнул соседнее с Хепвортом кресло и сел. По мере  того,  как  его  глаза
постепенно привыкали к яркому свечению,  он  начинал  различать  детали  и
подробности удивительной картины, узнавая отдельные ее элементы.
     Теперь он видел,  что  солнце  окружает  вовсе  не  чернота  космоса.
Многочисленные слои планет на переднем плане не позволили  ему  разглядеть
сразу, что солнце находится в центре голубого диска. По поверхности  диска
двигались муаровые узоры более бледного оттенка, и, несмотря на совершенно
чуждую для человеческого глаза природу всей этой картины, диск казался  до
боли знакомым.
     - Это небо, - выдохнул Никлин. - Я хочу сказать... Мы смотрим  внутрь
Орбитсвиля.
     - Ты прав. - Голос Хепворта звучал бесстрастно и  холодно.  Ученый  в
нем оттеснил человека. - Любуйся этой картиной,  мой  мальчик,  пока  есть
такая возможность. В твоем распоряжении чуть  больше  восемнадцати  минут.
Затем все, что ты видишь, исчезнет.
     - Восемнадцать минут? - Парадоксальность этой цифры ужаснула Никлина.
- Откуда ты знаешь?
     - По всей видимости, оболочка  Орбитсвиля  превратилась  в  небольшие
сферы,  каждая  размером  со  среднюю  планету.  -  Хепворт  взглянул   на
остальных. - Вы согласны? Никто не станет утверждать,  что  все  это  лишь
оптический обман?
     Флейшер кивнула. Монтейн и Воорсангер,  во  все  глаза  глядевшие  на
экран, казалось, ничего не расслышали.
     - Я полагаю, можно  допустить,  что  превращение  произошло  со  всей
оболочкой, - продолжал Хепворт ровным голосом. - Во всяком случае, мне это
кажется наиболее вероятным. Вся оболочка разрушилась в одно мгновение и  в
одно же мгновение превратилась в небольшие  сферы,  но  для  нас  все  это
выглядит не так, ибо Орбитсвиль  имел  в  диаметре  восемнадцать  световых
минут. Для нас превращение происходит последовательно...
     Никлин перестал вслушиваться в слова Хепворта, когда понял,  что  тот
хочет сказать. Как зачарованный, он смотрел на экран, где  увеличивался  в
размерах голубой диск - его край, казалось,  растворялся  в  состоящем  из
планет тумане. Диск  с  причудливым  узором  из  дневных  и  ночных  полос
представлял  собой  залитую  солнцем   внутреннюю   часть   Орбитсвиля   -
Орбитсвиля, которого больше не существовало. Никлин знал, что  видит  лишь
оптический призрак того, что произошло еще тогда, когда он сам  возился  с
трапом на нижних палубах.
     Впервые в жизни Никлин осознал истинный масштаб Орбитсвиля.  Огромная
сфера уже окончила  свое  существование,  но  благодаря  своим  гигантским
размерам, все еще цеплялась за свой образ,  со  скоростью  светового  луча
неохотно отдавая его во власть небытия.
     "Вот я превращаюсь в новое и странное..." - продекламировал про  себя
Никлин.
     Узорчатый голубой диск заполнил весь экран.  Флейшер  тронула  панель
телекамер, убрав увеличение и расширив в  десять  раз  поле  зрения.  Диск
продолжал расти, выплевывая в  серебристый  туман  миллионы  новых  миров.
Скорость роста замедлялась по мере приближения размеров диска  к  размерам
оболочки. Свет по-прежнему создавал  изображение  обреченного  Орбитсвиля,
уничтожая его для зрителей со скоростью 300.000 километров в  секунду.  Но
теперь  процесс  происходил  преимущественно  параллельно  оси  зрения,  а
поперечное изменение почти прекратилось.
     Более минуты длилось это почти статическое состояние, затем  лазурный
диск начал сжиматься.
     Его уменьшение поначалу было едва заметно, но в полном соответствии с
законами  сферической  геометрии,  скорость  уменьшения   все   нарастала,
нарастала,  нарастала...  Голубой  диск  катастрофически  исчезал,  словно
выкипая в марево планет.  Последняя  безмолвная  вспышка,  и  он  исчез  в
солнечном сиянии.
     Солнце осталось, ничуть не изменившись, в центре сферического  облака
новорожденных миров.
     Никлин  застыл  в  кресле,  едва  дыша  и  не  отрывая   взгляда   от
неправдоподобно прекрасной картины, воцарившейся  на  основном  экране.  В
голове у него  звенело.  Он  чувствовал  себя  опустошенным,  подвергшимся
насильственному очищению  и  получившим  уникальную  привилегию  лицезреть
процесс сотворения мира. Он понимал, что нужно  сказать  хоть  что-нибудь,
разорвать круг молчания, но не мог найти слов.
     - Зрение у меня уже совсем не то, что прежде,  -  брюзгливо  произнес
Хепворт, - но это планеты, не так ли?
     Никлин кивнул, прилагая все усилия, чтобы вернуть к  жизни  голосовые
связки.
     - Мне тоже кажется, что это планеты.
     Монтейн издал хриплый всхлип:
     - Это не планеты! Это все дьявольские штучки!  Это  ложь!  Это  обман
зрения!
     - Я полагал, что  мы  уже  обсудили  эту  идею,  -  терпеливо  сказал
Хепворт. - Только что мы стали свидетелями рождения  миллионов  планет  из
оболочки Орбитсвиля. Сейчас главный вопрос состоит в том, есть ли  на  них
кто-нибудь живой.
     - Они все мертвы! - выкрикнул Монтейн. - Мертвы!
     Никлин, полагавший, что уже потерял всякую способность  к  удивлению,
еще раз поразился силе воображения Хепворта.
     - Как? После всего того, что  мы  видели,  там  кто-то  мог  остаться
живой?
     - Не спрашивайте меня как, - ответил физик. -  Я  не  думаю,  что  мы
когда-либо сумеем понять происшедшее. Но мне кажется, - и не ждите от меня
никаких объяснений, -  мне  кажется,  что  все  случившееся  не  имело  бы
никакого смысла, если  бы  жизнь  там  не  сохранилась.  Неужели  вам  это
непонятно?
     - Я хочу понять это. Я очень хочу понять именно это.
     -  Какое  максимальное  увеличение  вы  можете  сделать?  -   Хепворт
повернулся к Флейшер. - Сто?
     Она молча кивнула,  и  ее  пальцы  стремительно  забегали  по  панели
телекамер.  В  центре  экрана  появился  красный   кружок.   Он   медленно
перемещался, пока не захватил одно из сине-зеленых пятен. Затем круг начал
расти, вытесняя в