заняться. - Хепворт взглянул на соседнее с  пилотом
кресло.
     Никлин отметил,  что  даже  в  состоянии  крайнего  потрясения  физик
соблюдает установленный на космическом корабле этикет.
     -  Прошу  вас,  -  Флейшер  кивнула  и  снова  повернулась  к  пульту
управления.
     Как только Хепворт опустился в кресло с высокой спинкой, Никлин вновь
перевел взгляд на основной экран. Экран был затянут однородным,  ничем  не
нарушаемым мраком. Изображение двигательных цилиндров "Тары" исчезло после
того,   как   их   перестало   освещать   солнце   Орбитсвиля.   Несколько
вспомогательных  экранов,  куда  поступало   изображение   от   телекамер,
направленных вперед и в стороны от корабля, показывали звездное  небо.  Но
сзади царил непроглядный мрак. Никлин знал, что эта  черная  пустота  лишь
кажущаяся - огромная, не отражающая  света  оболочка  Орбитсвиля  занимает
сейчас половину неба, но его охватило тоскливое чувство покинутости.
     Его  рассудок  находился  в  столь  же  неустойчивом  состоянии.  Как
примириться с тем простым фактом, что Кори Монтейн все-таки оказался прав?
Орбитсвиль не был вечным и неизменным. Он, Джим Никлин, всегда исходил  из
того,  что  это  естественное  образование,  материя,   каким-то   образом
перешедшая в  состояние,  которое  человеческий  мозг  никогда  не  сможет
постичь. Но теперь Джим столкнулся с доказательством того, что  Орбитсвиль
имеет искусственное происхождение. И возникали закономерные вопросы -  кто
создал его и зачем?
     Интуиция  Никлина,  его  рассудок,  само   его   существо   отвергали
сверхъестественное происхождение Орбитсвиля. Но что же тогда?
     Когда его мозг отвлекся  от  проблем,  которые  он  не  был  способен
разрешить, Никлин обнаружил, что существует гораздо более насущный вопрос:
что будет дальше?  Враждебны  ли  жизни  те  силы,  которые,  как  полагал
Монтейн, ответственны за происходящее? Жизни не только человеческой -  эта
идея выглядела столь параноидальной, что даже определение "абсурдная"  для
нее не годилось - но жизни как форме существования  материи?  Может  быть,
солнце внутри оболочки  погаснет,  и  сфера  таким  образом  очистится  от
биологической накипи на своих внутренних стенках? Может, Большой О  начнет
сжиматься,  как  коллапсирующая  звезда,  пока  совсем  не  исчезнет?  Или
разлетится на мелкие осколки в результате гигантского взрыва?
     Апокалиптическое видение того, как оболочка Орбитсвиля разлетается во
все стороны, по  ассоциации  вызвало  у  Никлина  воспоминание  о  зеленых
линиях, появлявшихся во многих местах тремя годами раньше.  Силовое  поле,
сопутствовавшее этим линиям, ослабляло физико-химические связи в  стали  и
бетоне. Не значит ли это, что то же  самое  может  произойти  с  оболочкой
Орбитсвиля?
     - Радио молчит, Орбитсвиль наглухо  закупорен,  наступило  время  для
внесения предложений. - Хепворт повернулся к Никлину. - Что скажешь, Джим?
     - Мне кажется, у нас попросту  нет  выбора  -  мы  должны  продолжать
полет, но... - Тут Никлин взглянул на Монтейна, который все еще  беззвучно
молился.
     - Что но?
     - Мы разговариваем так, будто являемся  советом  директоров,  а  дело
никогда  так  не  обстояло.  Только  Кори  имеет  право  брать   на   себя
ответственность.
     - Джим!  О  чем  ты  говоришь?  -  Толстое  лицо  физика  раздраженно
скривилось. - Да ты только взгляни на  него!  Совершенно  ясно,  что  этот
человек не способен и прогулочной лодкой командовать, не то что...
     Он осекся и сделал примиряющий жест в сторону надвинувшегося на  него
Нибза Аффлека.
     - Все, что я  хочу  сказать,  монсиньор  Джим,  -  тихо  добавил  он,
наклонившись к Никлину, - это то, что в прошлом я никогда не замечал в вас
особой уступчивости по отношению к Папе Кори Первому.
     - Знаю, знаю. - От смятения, с которым он никак не мог справиться,  у
Никлина перехватывало  дыхание.  -  Но  несколько  минут  назад  он  прямо
высказал мне... Мне не следует... Если бы не Кори Монтейн, я бы сейчас...
     - Все в порядке, Джим. - Монтейн поднялся с колен. Бледное  лицо  его
напоминало неподвижную маску. - Сейчас не время спорить.  Многие  остались
там, но это только моя вина. Я давно  получил  предупреждение  о  грядущем
судном дне, но... бездействовал. И настанет день, когда я  отвечу  за  это
пред ликом Господа. Мне остается лишь  уповать  на  то,  что  я  удостоюсь
милости предстать перед его ликом.
     - А тем временем, - нетерпеливо прервал его Хепворт, - мы  устремимся
к первому намеченному нами объекту. Вы это имеете в виду?
     Монтейн неопределенно пожал плечами.
     Хепворт торжествующе кивнул пилоту:
     - Теперь очередь за вами, капитан. Хотите ли вы расправить крылья?
     На  мгновение  Никлин  подумал,  что  Хепворт  вдруг  настроился   на
поэтический лад, но затем понял, что тот  имеет  в  виду  электромагнитные
ловушки "Тары".
     - Почему бы и нет? - ответила Флейшер. - Диспетчеров здесь нет, да  и
движения никакого. - Она повернулась к пульту.
     Никлин зачарованно наблюдал, как пилот перебирает  изящными  пальцами
по  чуть  наклонной  панели,  как  загораются  под  ее  руками   переулки,
магистрали, целые города цветных огней. Шла  первая  стадия  подготовки  к
переходу  корабля  из  эйнштейновского  пространства  в  странное  царство
артуровской физики.
     Для начала Меган  Флейшер  включила  термоядерный  реактор  и  подала
питание на ловушки, развернув таким образом невесомые и  невидимые  крылья
"Тары". При нынешней пренебрежимо малой скорости звездолета  захватывающее
поле  служило  всего  лишь  дополнением  к  ионным  двигателям,   но   его
эффективность росла с увеличением скорости корабля.
     - Вперед, - сказала Флейшер через несколько секунд и нажала  основную
клавишу.
     Никлин ощутил небольшое, но резкое увеличение собственного веса.  Его
переполняло изумление  -  огромное  металлическое  существо,  которому  он
посвятил три  года  своей  жизни,  вдруг  из  неповоротливой  и  уродливой
гусеницы превратилось в  бабочку,  расправившую  свои  крылья  и  обретшую
истинную жизнь.
     Флейшер переключила камеры, и на основном  экране  расцвело  звездное
поле. Около сотни крупных звезд  сияли  алмазами  на  фоне  россыпи  более
мелких драгоценностей. Корабль словно  ввинчивался  в  трехмерную  картину
космоса. "Я, наверное, был слеп, - подумал  Никлин,  скользя  взглядом  по
удивительному и прекрасному зрелищу. - Как  я  мог  не  понимать,  что  мы
рождены для звезд?"
     - Что-то не так, - обыденным голосом  произнесла  Флейшер.  -  Что-то
здесь не так.
     Хепворт  тотчас  оказался  рядом   с   ней,   внимательно   оглядывая
индикаторы.
     - Что вы имеете в виду?
     - Я бы не назвала это включение чистым. Захватывающие поля  нарастали
чуть медленнее, чем надо.
     - Процесс длится сотую долю секунды, - Хепворт облегченно вздохнул  и
раздраженно добавил. - Об этом невозможно судить на глаз.
     - Я работаю пилотом более двадцати лет, и я могу судить  об  этом  на
глаз, - отрезала Флейшер. - Кроме того, это не единственное,  что  мне  не
понравилось,  -  левое   поле   в   момент   раскрытия   имело   несколько
деформированную форму.
     - Что с ним?
     - Оно выглядело... плоским.
     Хепворт  внимательно  посмотрел   на   сияющую   бабочку   -   график
распределения напряженности захватывающего поля.
     - На мой взгляд, все просто отлично.
     - Сейчас оно выглядит нормальным, - упрямо возразила Флейшер, - но  я
говорю, что в начальный момент оно было плоским.
     - Возможно, виновато поле  Орбитсвиля.  -  Хепворт  провел  рукой  по
роскошным волосам пилота. - Я думаю, вы можете смело положиться на меня  в
вопросах физики вакуума.
     Флейшер брезгливо отклонилась.
     - Не распускайте рук, Хепворт, иначе я запрещу вам подходить к пульту
управления.
     - Спокойнее, спокойнее! - добродушно  ответил  физик  и  обернулся  к
Никлину за поддержкой.
     Никлин без всякого сочувствия взглянул на Хепворта - в его  ушах  все
еще  звучало  едкое  замечание  Зинди  по  поводу  компетентности  физика.
Недолгое наблюдение за Меган  Флейшер  убедило  его  -  эта  первоклассная
пилот-профессионал, всегда точно знает то, о чем говорит. Вполне возможно,
мимолетное нарушение захватывающего полян не имело особого  значения,  как
утверждает  Хепворт,  но  действительно  ли  он  настолько  хорошо   знает
двигатели звездолетов или больше строит из себя знатока? Монтейн  в  своем
стремлении к экономии слишком во многом доверился ему...
     - О чем ты думаешь, Джим? - От  добродушия  Хепворта  не  осталось  и
следа, на лице появилась неприятная настороженность.
     Никлин вспомнил, в каких случаях Скотт Хепворт становится агрессивным
и даже способным применить силу, - когда кто-либо высказывает  сомнения  в
его научных или технических познаниях. За прошедшие три года Никлин не раз
наблюдал подобные вспышки гнева.
     - Я о многом думаю, Скотт.  -  Он  взглянул  на  экраны.  -  Все  это
несколько обескураживает.
     Хепворт нетерпеливо мотнул головой.
     - Ты смотришь так,  словно  обнаружил  в  своем  супе  что-то  крайне
непривлекательное. Может быть, ты думаешь, я не разбираюсь в  том,  о  чем
идет речь?
     - Ты нервничаешь, Скотт, наверное, так же,  как  и  я,  -  примиряюще
ответил Никлин. - Ты прекрасно знаешь, что я  считаю  тебя  величайшим  из
ныне здравствующих специалистов по каким угодно вопросам.
     - Мне не нравится твой снисходительный тон, ты,  провинциальный...  -
Хепворт замолчал, удивленно глядя на лестницу.
     Там  стоял  бородатый  молодой  человек  в  синей   форме   портового
охранника. Он мгновение смотрел на собравшихся у пульта управления,  затем
взмахнул рукой и исчез.
     - Здесь просто проходный двор, - раздраженно заметила Флейшер. - Я не
могу позволить, чтобы люди сновали туда-сюда, когда им заблагорассудится.
     - Совершенно верно!  -  Монтейн,  похоже,  обрадовавшись  возможности
решить хоть что-нибудь, пришел в себя. Он повернулся к Аффлеку. - Я  хочу,
чтобы вы с Герлом попеременно дежурили на нижней  палубе.  Не  пропускайте
никого, кроме присутствующих здесь, без моего разрешения.
     - Хорошо, Кори.
     Безмерно обрадованный Аффлек бросился исполнять поручение патрона.
     Монтейн навернулся к Никлину, на губах его играла сухая улыбка.
     -  Джим,  поскольку  вы  решили  почтить  нас  в  этом  полете  своим
присутствием, я надеюсь, вы не станете даром есть  свой  хлеб.  Немедленно
начинайте обход палуб и выясните,  кто  из  посторонних  проник  на  борт.
Составьте список этих лиц и принесите мне. Я решу, где их разместить.
     - Хорошо, Кори.
     - И передайте им, что я желаю поговорить с каждым в отдельности сразу
же, как только у меня появится свободная минута.
     - Слушаюсь и повинуюсь!


     Горячий душ принес  такое  наслаждение,  какого  Джим  давно  уже  не
испытывал.
     Новоявленный  путешественник  проспал  почти  семь  часов,  во  время
которых его лишь изредка беспокоили  сны,  в  которых  он  куда-то  падал.
Никлин очнулся, испытывая два сильнейших чувства - голод и жгучее  желание
вымыться. Мысль о завтраке представлялась очень соблазнительной,  но  Джим
резонно решил, что еда  принесет  гораздо  больше  удовольствия,  если  он
примется за нее после хорошего душа.
     Никлин спустился вниз, на двадцать четвертую палубу,  где  находились
прачечная и  душевые.  Горячая  вода  подавалась  из  расположенных  рядом
двигательных цилиндров. Никлин выстирал белье, оставил его  в  сушилке,  а
сам отправился в душевую кабинку.
     Наступила благословенная минута, когда он  мог  пассивно  и  бездумно
отдаться  тугим,  обжигающим  струям  воды.  Блаженствуя  под  ними,  Джим
внезапно осознал, что в самое ближайшее время у него возникнут проблемы  с
одеждой - ведь полет продлится немало месяцев. Многие из тех, кто оказался
на борту "Тары" не имели ничего, кроме того, что  на  них  было  надето  в
момент старта.
     Никлин улыбнулся, представив Монтейна в  подобной  ситуации.  В  мире
идеальных христиан богатые должны с готовностью поделиться своим добром  с
обездоленными, но Джим как истинный циник, подозревал,  что  в  реальности
все окажется совсем иначе.
     К счастью, сам Кори Монтейн был избавлен  от  проблем,  действительно
отделяющих имущих от неимущих. Запасы  консервированных  продуктов  уже  в
течение нескольких недель доставлялись на борт, а некоторый их  недостаток
полностью  компенсировался  тем,  что  на  борту  "Тары"  находилась  лишь
половина от запланированного числа пассажиров.
     Переселенцев,  оплативших  билет  до  Нового   Эдема,   насчитывалось
шестьдесят, из членов общины лишь двадцать  пять  человек  сумели  в  этот
ужасный час  попасть  на  борт  Ковчега;  остальные  в  этот  момент  либо
находились в отпуске,  либо  выполняли  какие-нибудь  поручения  Монтейна.
Произведенный Никлином осмотр всех палуб выявил, что кроме семьи Уайтов на
борту корабля находятся три портовых охранника, а  также  группа  из  семи
мужчин и женщин, которые оказались вблизи корабля в момент старта.
     В  итоге  на  борту  насчитывалось  сто  восемь  человек.  Эта  цифра
означала, что "Тара" в случае необходимости может находиться в  полете  не
менее двух лет. Никлин решительно отогнал все мысли о том, что их ждет  по
истечении этого срока, если подходящий мир не будет найден. Его  и  раньше
тревожило будущее переселенцев, особенно  судьба  детей,  но  он  утешался
мыслью, что как бы далеко  ни  улетел  корабль,  всегда  есть  возможность
вернуться в исходную  точку.  Странная  математика  сверхсветового  полета
делала все объекты во Вселенной приблизительно равноудаленными и в  равной
степени доступными - но какой смысл было возвращаться назад теперь,  когда
все двери за ними захлопнулись.
     Пока его  тело  благодарно  принимало  горячие  струи,  мозг  Никлина
посетила еще одна беспокойная мысль. Что, если все происшествия последнего
времени - лишь переходные процессы, временное явление, возникающее  в  тот
момент, когда порталы должны захлопнуться?  Это  было  бы  злой  насмешкой
судьбы, лучшей из проделок Великого Шутника. Если дело обстоит именно так,
то жизнь в таких местах как Оринджфилд, вероятно, уже,  вернулась  в  свое
обычное  сонное  состояние.  В  "Оринджфилдском  Обозревателе",  наверное,
готовят занимательные передовицы о  любопытных  происшествиях  в  столице;
парочки все также чинно прогуливаются по  переулку  Четырех  Лошадей;  как
обычно  распахнуты  в  ожидании  редких  гостей  двери  отеля  "Виктория";
кафе-мороженое мистера Чикли все также залито ярким светом неоновых  ламп.
Пройдет несколько лет, и  сам  факт  существования  порталов  сотрется  из
памяти  большинства  людей,  и  никто  не  вспомнит,  как  корабль-призрак
скользнул в черную пустоту, находящуюся непосредственно под их ногами,  за
тонкой  непроницаемой  оболочкой  Орбитсвиля.  Воображение  так   живо   и
правдоподобно нарисовало  эту  картину,  что  Никлину  стало  вдруг  очень
неуютно. Он поспешно выбрался из  душа  и  лихорадочно  начал  растираться
полотенцем. Кроме него в душевой в этот момент находился лишь Лэн Хуэртас,
который,  как  обычно,  проигнорировал  присутствие  Никлина.  Джим  молча
оделся, провел эпилятором по подбородку и вышел.
     Поднимаясь по лестнице, он заметил, что  затрачивает  гораздо  меньше
усилий, чем обычно. Перед тем, как он лег спать, именно в тот час, который
Никлин условно окрестил "вечером", ускорение корабля  составляло  примерно
0,5 "g". Теперь же оно, похоже, уменьшилось, хотя  Никлин  и  не  смог  бы
сказать, составляет ли оно половину, треть или  четверть  от  нормального.
Означает ли такое изменение ускорения  то,  что  генераторы  захватывающих
полей действительно неисправны? Или корабль просто попал в область, бедную
межзвездной пылью?
     Донесшийся из столовой  (или  трапезной,  как  именовал  ее  Монтейн)
аромат свежего кофе мгновенно отвлек Никлина  от  раздумий  на  эту  тему.
Ужасающий повар Карлос Кемпсон остался в Бичхеде и он с  некоторым  стыдом
поймал себя на том, что искренне радуется этому счастливому факту. Один из
переселенцев, профессиональный кулинар, вызвался взять  на  себя  стряпню,
скрасив тем самым перспективу долгого путешествия.
     На тех уровнях, которые  Никлин  уже  миновал,  царило  относительное
спокойствие. Пассажиров попросили оставаться в своих  каютах  до  9:00  по
корабельному  времени.  Несколько  ребятишек  играли  на  площадке,   куда
выходили двери четырех кают. Обычно жизнерадостные и весьма шумные, сейчас
они  были  молчаливы  и  хмуры  -  суровость  пластикового   интерьера   и
искусственный свет неоновых ламп еще не стали  для  них  привычной  средой
обитания.
     На десятой палубе Никлин услышал знакомый голос.  Он  оглянулся  -  в
дверях каюты стояла Зинди Уайт. Она разговаривала  с  девочкой-подростком,
поселившейся, по всей видимости, в соседней  каюте.  Никлин  приветственно
поднял руку, но прежде, чем он успел что-нибудь сказать, Зинди скрылась  в
своей каюте. На лице ее  собеседницы  появилось  недоуменное  и  обиженное
выражение.
     Добравшись до столовой, Джим обнаружил там несколько членов общины, в
том числе Дани Фартинг и Герла  Кингсли,  сидевших  за  одним  из  длинных
столов. Увидев Никлина, Кингсли скривил свое лицо  в  жутковато-гротескной
улыбке, остальные же демонстративно проигнорировали его  появление.  Прием
был обычный, Никлин давно уже привык к такому отношению, даже  получал  от
него какое-то  извращенное  удовлетворение.  В  таких  случаях  он  обычно
протискивался в самую гущу и вклинивался в разговор, но на этот  раз  мощь
молчаливого неприятия одержала над ним победу.
     Никлин взял в автомате порцию кофе и сел за отдельный  стол.  "Что-то
происходит со мной, - отстраненно думал Джим, глотая  горячий  кофе,  -  и
началось это со вчерашнего утра, когда Зинди убежала от меня".
     Подобно пьянице, пытающемуся восстановить события вчерашней  попойки,
Джим вспоминал встречу с Зинди, шаг за шагом, детально  анализируя  каждую
мелочь. Его глазам предстал незнакомец... Незнакомец, внешне как две капли
воды  похожий  на  него,  Джима  Никлина.  Незнакомец,  являющийся  Джимом
Никлином... для всех остальных. Как зачарованный, он с  ужасом  и  страхом
наблюдал, как захватчик, овладевший его телом, творит  свое  черное  дело,
притворяясь живым, хотя в нем давным-давно погасла та главная  искра,  что
делает человека человеком. Наблюдать за встречей этого чужака с Зинди Уайт
было тяжело и больно.  Никлин  с  горечью  признал,  что  он  сам  и  этот
уродливый незнакомец - одно и то же лицо, что они  едины  и  вместе  несут
ответственность за содеянное.
     "Я  был  мертв!  Я  был  ходячим  трупом...  Зинди  явилась  из  того
благословенного времени, которое я утратил... Она напомнила мне  обо  всем
хорошем и чистом, чего я  лишился,  а  я...  как  я  отплатил  ей  за  это
напоминание?"
     Никлин почувствовал, как кровь приливает к лицу. Кофе стыл  в  чашке,
рука замерла не донеся его до рта. Через какое-то время Джим  почувствовал
на себе чей-то взгляд. Из-за соседнего стола на  него  задумчиво  смотрела
Дани. Он улыбнулся, словно только что  вспомнил  о  чем-то  очень  важном,
поспешно вскочил и вышел из столовой.
     На тесной площадке  у  лестницы  Никлин  на  мгновение  замер,  затем
направился к рубке управления. Добравшись до третьей палубы, которую легко
было узнать по люку капсулы,  Джим  взглянул  на  двери  кают  Монтейна  и
Воорсангера. Красные лампочки свидетельствовали о том, что  каюты  заперты
изнутри. По всей видимости, оба еще спали - один в  обществе  своей  давно
почившей жены, другой, лишенный общества своей  живой  жены.  "Характерный
штрих, о, Газообразное Позвоночное".
     На второй палубе, где располагалась каюта  пилота,  Никлин  обнаружил
Нибза Аффлека, охранявшего путь наве