как и атом.
     Оратор замолчал, пережидая пока стихнет довольный смех аудитории.  Он
стоял в прежней позе, даже выражение его лица не изменилось, но каждый  из
присутствующих вдруг понял, что шутки кончились, и теперь  речь  пойдет  о
куда  более  серьезных  вещах.  Никлин,  несмотря  на  свой  скептицизм  и
совершенно неожиданно для самого себя, заинтересовался. Проповедник,  если
это был именно он, совершенно не походил на своих собратьев. На  нем  была
самая обычная одежда - простая серая шляпа от солнца,  голубая  рубашка  с
короткими   рукавами   и   серые   брюки,   а   вовсе    не    ряса    или
уныло-респектабельный  костюм,  с  которыми  обычно  ассоциируется   образ
религиозных вербовщиков. И  говорил  Монтейн  тоже  в  совершенно  обычной
манере, в его речи начисто отсутствовала показная манерность.  К  сидевшим
перед ним людям он обращался напрямую, не прибегая ни к каким  ухищрениям.
Никлину начал нравиться этот человек. Он вновь поймал себя на мысли, что с
нетерпением и неподдельным интересом ждет продолжения.
     - Но в этой связи, друзья, я должен сказать вам  нечто  такое,  чего,
быть может, вам и не хотелось бы услышать.
     Голос  Монтейна,  подхваченный  мощными   динамиками,   катился   над
аккуратными садами и многочисленными каминными трубами Оринджфилда.
     - Я хочу сказать вам, что астрономы из Бичхед-Сити  на  этот  раз  не
напрасно тревожатся. Они в  растерянности.  Они,  так  же  как  и  вы,  не
понимают, какая страшная угроза исходит от  огромного  пузыря,  именуемого
нами "миром". Откуда мне это  известно?  Я  отвечу  вам,  откуда.  Я  ждал
подобного события многие годы, я ждал его каждую минуту  с  того  момента,
как осознал, что Орбитсвиль - это западня дьявола! Это  ловушка!  Ловушка,
которую дьявол создал продуманно и любовно, сделал ее привлекательной  для
людей. И сейчас дьявол собирается захлопнуть ее!
     На городской площади поднялся гул человеческих голосов. В этом гуле в
равной мере слышались тревога, удивление и насмешка. Сверкающий золотистый
ковер из солнцезащитных шляп заволновался.
     Монтейн вскинул руки и, подождав, пока Не уляжется шум, продолжил:
     - Я не всеведущ. Я не обладаю прямой связью с Богом,  по  которой  он
сообщил бы мне, какое будущее уготовано его  детям.  Я  также  не  знаю  и
дальнейших планов дьявола. Я знаю лишь одно - благодаря Божьей милости нам
дарована передышка. Господь мог оставить нас наедине с нашими  проблемами,
и мы бы заслужили  того,  поскольку  по  собственной  воле  покинули  мир,
сотворенный для нас руками Божьими.  Мы  отвернулись  от  дарованного  нам
Эдема. Охваченные высокомерием и ослепленные глупостью,  мы  слетелись  на
этот металлический пузырь. Мы сами, по  собственной  воле,  устремились  в
ловушку!
     Но, как я уже сказал, у нас еще есть время. Бог даст, нам  может  его
хватить, чтобы вырваться из дьявольской западни. Для этого нам понадобятся
космические корабли. Мы должны построить их и покинуть Орбитсвиль.  Земля,
возможно, навеки для нас потеряна - справедливое наказание за наши  грехи,
но мы можем отправиться на какой-нибудь другой  созданный  Богом  мир,  на
новый Эдем, и там заново создать человечество.
     Новая волна шума, перешедшего  в  рокот,  прокатилась  над  площадью.
Протестующие  выкрики  подкреплялись   скептическим   смехом.   "Постройка
космического корабля должна стоить немалых  денег,  -  беспокойно  подумал
Никлин, - не нужно быть Газообразным Позвоночным, чтобы понять, из  какого
источника предполагается добыть их". Он с  тревогой  огляделся  в  поисках
сборщиков пожертвований.
     - Я вовсе не прошу вас принимать мои слова на веру, -  повысил  голос
Монтейн, стараясь перекрыть шум. - Я слишком хорошо знаю, что  на  веру  в
наши дни спрос невелик. Поэтому я прошу лишь об одном  -  взвесьте  факты.
Бесстрастные, холодные и бесспорные факты.  Например,  почему  так  хорошо
приспособлен Орбитсвиль к...
     Придя к выводу, что,  несмотря  на  рациональную  манеру  говорить  и
абсолютно нормальный вид. Кори Монтейна следует показать психиатру, Никлин
мгновенно потерял всякий интерес к выступлению  проповедника.  Он  покачал
головой, почему-то испытывая чувство легкого разочарования, и повернулся к
Зинди, собираясь сказать ей, что пора уходить. Но  девочка  сама  поманила
его пальцем, прося наклониться к ней.
     - Джим, - шепнула она, - все это сплошной  бычий  навоз!  Может,  нам
пора пойти к мистеру Чикли?
     - Прекрасная мысль!
     Никлин  приложил  палец  к  губам,  призывая  Зинди  к  молчанию,   и
утрированной крадущейся  походкой  двинулся  прочь  от  толпы  слушателей.
Зинди, давясь от смеха и зажимая рот рукой, следовала за ним.  Они  успели
сделать всего лишь несколько гротескных шагов, когда Никлин  заметил,  что
на них смотрит какая-то молодая  женщина.  В  руках  она  держала  большое
плетеное блюдо, что с головой выдавало в ней сборщицу пожертвований. Она с
чуть укоризненной улыбкой наблюдала за их пантомимой.
     - Уже уходите?  -  спросила  незнакомка  глубоким  низким  голосом  с
приятным выговором. - Вас совсем не взволновало то, о чем говорит Кори?
     Никлин не успел еще сообразить что к чему, а его язык уже принялся за
работу.
     - Наоборот, все великолепно, просто великолепно. Но, к сожалению,  на
другом конце города нас ждет одно семейное дело. Понимаете, мой дядя решил
создать у себя на участке сад камней, и я должен помочь ему.
     В голове Никлина теснились самые разнообразные подробности,  которыми
он мог бы украсить свою ложь, вплоть до биографии  воображаемого  дядюшки.
Он обдумывал, какой из вариантов является самым многообещающим, когда  его
взгляд наконец остановился на сборщице пожертвований.
     К тому, что произошло в  следующий  миг,  Никлин  был  совершенно  не
готов.
     Его взору предстала самая  поразительная  реальность,  с  которой  он
когда-либо сталкивался. Краткое мгновение -  мир  перевернулся,  и  Никлин
стал совсем другим человеком.
     Его обуревали чувства, доселе незнакомые и странные. И главным в этой
удивительной эмоциональной вспышке было страстное, неукротимое вожделение,
внезапно овладевшее всем его существом. Он хотел эту  женщину,  он  жаждал
ее, он желал обладать ею, обладать немедленно,  здесь  и  сейчас.  Но  его
чувства не ограничивались одним лишь плотским вожделением.  Он  жаждал  не
только обладать стоящей передним женщиной. Он хотел бы просто спать с  ней
в одной постели, чувствовать рядом тепло ее  тела,  обнимать  ее,  слушать
женский шепот, опять погружаться в сладкую истому сна. Он хотел  ходить  с
ней за покупками, обороняться от назойливых уличных  торговцев,  извлекать
из ее глаз  случайные  соринки.  Он  хотел  услышать,  что  она  думает  о
современной музыке, какое расстояние она может пробежать  не  запыхавшись,
какие  болезни  она  перенесла  в  детстве,  хорошо  ли  она   разгадывает
кроссворды...
     "Вот это да, - подумал Никлин,  пытаясь  прийти  в  себя,  -  а  я-то
полагал, что не подвержен подобного рода иррациональным случайностям".  Он
смотрел  на  женщину,  тщетно  пытаясь  понять,  чем  же   вызвано   столь
разрушительное для него воздействие. Женщине на вид было  около  тридцати,
то есть примерно столько же, сколько и ему. Джим сразу решил, что  назвать
ее красавицей никак нельзя. Обычное  лицо  с  довольно  крупными  чертами,
немного тяжелые веки, широкий рот  с  припухшей  верхней  губой.  Высокая,
темноволосая, под черной блузкой и черными же узкими брючками  угадывалось
стройное и спортивное  тело.  Похоже,  свою  фигуру  в  нужной  форме  она
поддерживала отнюдь не диетой, а регулярными физическими упражнениями.  На
голове вместо обычной солнцезащитной  шапочки  красовался  плоский  черный
берет. Эта деталь указывала, что одежда сознательно  была  подобрана  так,
чтобы произвести определенный эффект. Но Никлин не был уверен, что  именно
этот эффект женщина предполагала произвести своим нарядом, однако  уже  от
одной мысли о том, как он расстегивает эту черную блузку, у него задрожали
колени.
     - Конечно же, вы должны помочь своему дяде, - улыбнулась  женщина,  -
но надеюсь, что вы все-таки вернетесь послушать Кори, когда  освободитесь.
То, что он говорит, действительно очень важно.
     - Да, да, - закивал головой Никлин. - Я всерьез поразмыслю  над  тем,
что здесь услышал.
     - Вот и отлично. Кстати, меня зовут Дани.
     - А меня  Джим,  -  ответил  Никлин,  не  на  шутку  взволнованный  и
обрадованный - она ведь вполне могла и не называть своего  имени.  -  Джим
Никлин. Мне только что пришла в голову отличная мысль...
     Тут  он  взглянул  на  окружавших  их  людей.  Некоторые  уже  начали
оглядываться на них и сердито шикать, давая понять, что их разговор мешает
слушать выступающего. Никлин показал на свои уши, а затем  ткнул  рукой  в
сторону вытоптанной травяной лужайки, находившейся на  некотором  удалении
от зрителей  и  мачт  с  динамиками.  Дани  кивнула  и  направилась  туда,
покачиваясь на тонких каблуках черных туфелек.
     - Нам здесь будет лучше, - сказал он,  останавливаясь.  -  Знаете,  я
подумал, что скоро наступит темнота, а значит для работы в  саду  остается
совсем немного времени. Лучше уж я побуду здесь и...
     Тут Никлин запнулся, поскольку Зинди изо всех сил дернула его за руку
и потянула в сторону.
     - Джим! - сердито прошептала она. - Джим!
     Дани дружелюбно посмотрела на девочку.
     - Это ваша дочь?
     - Нет! - Никлин понял, что  его  ответ  прозвучал  слишком  резко,  и
попытался исправить неловкость. - Я не женат. Это Зинди, мой лучший  друг.
Мы собирались угоститься мороженым, я хочу сказать, заглянуть  в  кафе  по
дороге к моему дяде.
     - Привет, Зинди, - улыбнулась Дани. - Не беспокойся  о  мороженом.  Я
хорошо понимаю, насколько это важное  мероприятие,  и  уверена,  что  Джим
вовсе  не  собирается  лишить  тебя  обещанного  угощения.  -  Она  весело
рассмеялась, и ее глаза встретились с глазами Никлина. - В  конце  концов,
он ведь в любой момент может вернуться сюда.
     - Да, - энергично кивнул головой Джим.
     - Что ж, тогда и увидимся.
     Дани широко  улыбнулась  ему,  и  Никлин  по  достоинству  оценил  ее
великолепные зубы. С улыбкой ее глаза смягчились, в них появились  искорки
веселого вызова. Никлин почувствовал, как его колени  вновь  ослабели.  Он
поднял свободную руку, прощаясь, и  позволил-таки  Зинди  утащить  себя  в
направлении заведения мистера Чикли.
     - Зинди, почему ты не поздоровалась с Дани? - сердито спросил Никлин,
как только они отошли достаточно далеко.
     - Ты говорил за нас обоих, - Зинди разозлилась не  на  шутку,  о  чем
свидетельствовал вздернутый маленький подбородок.  -  И  что  это  еще  за
дерьмо о твоем дядюшке и каком-то саде камней?
     Зинди не прибегла к своему излюбленному эвфемизму  "бычий  навоз",  и
это утвердило Никлина во  мнении,  что  у  него,  похоже,  опять  возникли
сложности. На сей раз с Зинди.
     - Ты не поймешь, - неубедительно сказал он.
     - Чего я не пойму, так это почему ты постоянно врешь.  Зачем  ты  это
делаешь, Джим?
     "Я бы не прочь и сам узнать зачем",  -  грустно  подумал  Никлин.  На
щеках его выступил жаркий румянец.
     - Но ты все-таки не ответила, почему столь невежливо обошлась с нашей
новой знакомой.
     - Она  разговаривала  со  мной  как  с  маленьким  ребенком.  "Важное
мероприятие"! - Зинди презрительно фыркнула.
     Никлин решил промолчать. Они  покинули  площадь,  пересекли  переулок
Четырех лошадей, вошли в кафе мистера Чикли  и  заняли  отличные  места  у
окна. В  дальнем  от  дверей  конце  кафе  сверкала  стойка  из  стекла  и
хромированного железа. Толстяк Чикли очень гордился тем, что  собственными
руками обустроил кафе в полном соответствии с эпохой. Правда,  не  слишком
ясным оставался вопрос, какую именно  эпоху  он  стремился  воспроизвести.
Псевдовикторианские газовые рожки на  стенах  там  и  тут  перемежались  с
цветными неоновыми полосками. Вдоль стен тянулись два ряда кабинок, сейчас
в основном пустовавших. Похоже, заведение Чикли не выдерживало конкуренции
с Кори Монтейном.
     Пока Зинди делала у стойки свой сложный  заказ,  Никлин  окинул  себя
взглядом и совершенно не удивился,  обнаружив,  что  руки  у  него  слегка
дрожат. Что же все-таки с ним  случилось  там,  на  площади?  Ведь  Никлин
никогда прежде не вел себя так с незнакомками. Однако оставалось  неясным,
поняла ли она, что Никлин к ней приставал? Можно ли ее  поведение  назвать
поощрением? Ведь ни одна женщина, проживающая в Оринджфилде, не  стала  бы
отвечать таким образом в подобной ситуации.  Никлин  хорошо  знал,  что  в
глазах  большинства  жителей  города  он  был  не  только  неудачником   и
неисправимым  чудаком,  многие,  ко  всему  прочему,  подозревали  его   в
гомосексуализме.  Наверняка,  он  вырос  бы  в  глазах  мужской   половины
Оринджфилда, а, возможно, и в глазах  многих  женщин,  если  бы  время  от
времени  бывал  в  определенных  домах,  жительницы  которых  предпочитали
зарабатывать деньги древнейшей профессией. Основная  причина,  по  которой
Никлин воздерживался от  посещения  подобных  заведений,  состояла  в  его
стремлении оградить свою частную жизнь от чужих взглядов.  Поэтому  Никлин
ограничивал свою интимную жизнь редкими эпизодами  в  Вестон-Бридже,  куда
время от времени наезжал за книгами и запчастями.
     - А вот и я! - Зинди подошла к столу с подносом, на котором теснились
высокие запотевшие стаканы. - Ты  только  посмотри,  Джим!  Наверное,  так
должен выглядеть рай.
     - Неплохо.
     - Деревенщина!  Жалкий  обыватель,  не  способный  оценить  подлинное
произведение искусства! - весело воскликнула Зинди.
     - Может и так...
     Никлин взял ложку и задумчиво ткнул в бледно-зеленую массу ближайшего
к нему стаканчика.
     - Кто из нас теперь невежлив?
     - Виноват.
     Он безразлично  отметил,  что  вовсе  не  чувствует  себя  виноватым.
"Зинди, дорогая, почему бы тебе не оставить меня хоть на время в покое!" -
с тоской подумал Никлин.
     - Джим,  я  знаю,  что  с  тобой  происходит!  -  Зинди  торжествующе
улыбнулась перепачканными мороженым губами. - Да,  я  знаю,  что  угнетает
нашего Джима!
     - Вот как?
     - Он влюбился! Бедняжка совершенно потерял голову от Дамы В Черном.
     - Зинди, ешь свое мороженое и не болтай глупостей. - Никлин  взглянул
на нее с еще большим раздражением. - Ты несешь совершеннейший вздор!
     - А вот и нет! Я за тобой наблюдала. - Зинди кинула в рот вишенку  и,
глядя на Джима, неторопливо принялась жевать.  -  У  нее  совсем  неплохие
буфера.
     Никлин понимал, что ему следует немедленно отчитать Зинди за подобный
лексикон, но после ее замечания, он почувствовал,  что  возбуждение  вновь
охватывает его. Только сейчас Никлин понял - несмотря  на  стройную,  даже
худощавую фигуру. Дани обладала крупной высокой  грудью.  А  как  она  ему
улыбнулась! Сам Джим старался улыбаться как можно реже, считая, что  когда
он  улыбается,  уголки  губ  поднимаются  вверх,  делая  его  похожим   на
деревенского дурачка. Так, во всяком случае, полагал сам Джим. Но  у  Дани
улыбка была совсем иной - уголки губ  у  нее  скорее  иронично  загибались
вниз. Такую улыбку Никлин всегда  считал  признаком  душевной  зрелости  и
жизненного опыта. Интересно, как звучит ее фамилия?  Никлин  вздохнул.  Не
свидетельствует ли немного усталая тяжесть ее век и припухшая верхняя губа
об усердных занятиях сексом? Может быть, даже  с  Кори  Монтейном.  Никлин
читал, что руководители религиозных сект зачастую спят со своими  наиболее
привлекательными последовательницами. А может  быть,  в  этой  секте  секс
является частью религиозного ритуала.  Может  быть,  Дани  спит  со  всеми
членами общины Монтейна?! Если это так, то и  Никлин  получит  свою  долю,
даже если придется притвориться приверженцем их дурацкой религии.
     Никлин почувствовал  одновременно  и  острое  физическое  желание,  и
ревность,  и  протест.  Он  даже  заерзал  на  месте  от  нетерпения.  Ему
необходимо быть сейчас с Дани, а не разыгрывать из себя заботливую  няньку
перед этой рано созревшей девчонкой, которая пиявкой присосалась  к  нему.
Он с тоской посмотрел сквозь прозрачную штору, создававшую  в  кафе  Чикли
атмосферу  уединенности.  Вдали  была  видна  городская  площадь.   Никлин
попытался разглядеть Дани, но густая листва и снующие люди мешали что-либо
увидеть.
     - Джим, мне пришла в голову отличная мысль, - заявила Зинди.  -  Ведь
тебе сейчас вовсе не хочется есть мороженое, не так ли?
     - Пожалуй, что и так. Что-то настроение пропало.
     - Ну, это  еще  мягко  сказано.  А  что,  если  ты  отдашь  мне  свое
мороженое? Я с удовольствием съем и твой  порцию,  правда,  на  это  уйдет
несколько больше времени, -  Зинди  говорила  сосредоточенно  и  серьезно,
словно генерал, разрабатывающий план крупной операции, - а ты можешь  пока
смотаться на площадь и назначить свидание своей Даме В Черном. Ну как, что
ты на это скажешь?
     - Я... - Никлин с любовью, чуть ли не с поклонением взглянул на  нее.
- Но как же ты, Зинди? Ты уверена, что с тобой все будет в порядке?
     Зинди пожала плечами:
     - Что может случиться со мной в кафе-мороженом?
     Никлин встал, благодарно побарабанил пальцем  по  тулье  ее  шляпы  и
выскочил на улицу. По пути на площадь он вдруг  понял,  что  в  отсутствие
Дани он вновь обрел свою проклятую  застенчивость.  Никлин  совершенно  не
представлял, о чем  и  как  говорить  с  ней,  и  -  поразительно!  -  ему
захотелось вернуться в кафе, к Зинди. Взглянув на небо, Никлин увидел, что
край солнечного диска уже скрылся  за  очередной  силовой  линией.  Совсем
скоро наступит ночь, Джим надеялся, что под ее покровом  к  нему  вернутся
отвага и наглость, но к тому времени он обязан будет вернуться к Зинди.
     Преодолевая мощные  волны  звуков,  несущихся  из  динамиков,  Никлин
подошел к  толпе.  Монтейн  все  еще  пугал  собравшихся  своими  ужасными
предостережениями, но его слова проходили мимо ушей Никлина.  Джим  трижды
обошел толпу слушателей, белый шатер, грузовики  и  домики  на  колесиках.
Дани нигде не было.
     Испытывая   одновременно   горькое   разочарование   и    невероятное
облегчение,  он  решил  вернуться,  в  кафе  Чикли.  Еще  издалека  Никлин
отчетливо увидел Зинди, ярко  освещенную  только  что  зажженными  в  кафе
лампами. Девочка сосредоточенно  поглощала  мороженое.  Он  улыбнулся  при
мысли о том, как приятно будет возвращаться с ней домой. Никлин будет  рад
ее ни к чему не обязывающему присутствию.



                                    5

     - Мы сегодня поработали совсем неплохо,  -  сказал  Кори  Монтейн,  -
гораздо лучше, чем обычно.
     Он обращался к группе человек в сорок,  состоявшей  исключительно  из
его приверженцев. Слушатели одобрительно, но  как-то  не  совсем  уверенно
загудели. Было довольно необычно, что  Монтейн  созвал  общее  собрание  в
столь поздний час. Все понимали - предстоит что-то серьезное.  Собравшиеся
сидели плотным кругом в углу шатра. Все входы были задернуты и застегнуты.
Шатер  освещала  единственная  лампа,  висевшая  под  самым   потолком   и
усугублявшая ощущение темноты в дальних углах огромной палатки.  Атмосфера
таинственности  усиливалась  тем,  что  Монтейн  сидел  в   центре   круга
слушателей и говорил очень  тихо,  так,  чтобы  снаружи  его  нельзя  было
услышать, даже приложив ухо к брезентовой стене шатра.
     - Мы собрали сегодня почти шестьсот орбов, - продолжал Монтейн. - Это
вполне  приличная  сумма.  Особенно  по  сравнению   с   нашими   прежними
заработками. Но теперь нам нужно гораздо больше денег, чем раньше. Гораздо
больше.
     Он замолчал и мрачно обвел слушателей глубокими темными глазами.  Эти
сидевшие перед ним мужчины и женщины так различались между  собой,  но  он
любил их всех. Некоторые, как, на