илема,
выглядели небольшой флотилией судов,  между  которыми  протянулись  кабели
питания и связи.
     Дэн Кэвендиш проработал в Долине больше сорока лет,  но  прогулки  по
черному озеру погружали его в какое-то странное созерцательное  состояние,
всегда напоминая о  том,  что  от  холода  межзвездного  пространства  его
отделяют  лишь  несколько  сантиметров...  После  смерти  жены  Дэн  начал
страдать бессонницей, и у него  появилась  привычка  бродить  ночью  вдоль
черной полосы, предаваясь размышлениям и воспоминаниям. Беззвездное ночное
небо Орбитсвиля было по-своему красиво, и эта красота помогала ему  ценить
и любить жизнь.
     Расхожее представление  о  Большом  О  сводилось  к  наличию  илемной
оболочки с небольшим солнцем внутри. Но более сведущие люди знали  еще  об
одной сфере, без которой вся система Орбитсвиля не годилась бы для  жизни.
Вторая сфера имела гораздо меньшие размеры и была невидима -  своеобразная
силовая паутина, преграждающая путь солнечной энергии. Сфера  состояла  из
узких, абсолютно непрозрачных полос.  Они  отбрасывали  огромные  тени  на
просторы Орбитсвиля, создавая чередование света и тьмы, дня  и  ночи,  что
было совершенно необходимо для  естественного  развития  флоры.  Невидимая
днем внутренняя  сфера  прослеживалась  в  виде  полос  света  и  тьмы  на
противоположной  стороне  Орбитсвиля,  удаленной  от  наблюдателя  на  две
астрономические единицы. Днем о ней напоминала едва  заметная  полосатость
неба,  в  сумерках  чередование  синего  и  голубого  становилось   хорошо
различимым, а ночью небо пересекали сотни тонких линий, исходящих из  двух
противоположных точек горизонта и сливающихся в  равномерное  сияние  там,
где  структура  сферы  становилась  неразличимой  из-за   огромной   толщи
воздушного слоя.
     Девяносто два года жизни Кэвендиша прошли на Орбитсвиле, и он до  сих
пор находился во власти  его  красоты  и  таинственности.  Многие  вопросы
относительно этой фантастической конструкции так и остались открытыми,  но
Дан не желал сдаваться. Пускай ответы, несмотря на все усилия Комиссии  по
науке Оптима Туле, пока не найдены. Он искренне верил, что прорыв рано или
поздно наступит. Это стало его религией,  он  не  собирался  ей  изменять,
предпочитая жить в Долине, чтобы не пропустить великого  дня.  По  той  же
причине Кэвендиш сопротивлялся всем  попыткам  отправить  его  на  пенсию.
После смерти Рут ему осталась только работа, поэтому он не отказался бы от
нее ни за что на свете. И, конечно, он не позволит Филу Вигасу выжить  его
из  Долины.  Кэвендиш  уже  несколько  лет  находился   в   отвратительных
отношениях с главным инженером. Воспоминание о  Вигасе  заставило  старика
тихо зарычать от гнева.
     - Он думает, что меня можно сбросить со счетов?  -  спросил  Кэвендиш
безмолвное черное озеро. - Я еще покажу этому молокососу, кто чего стоит.
     Он присел на складной табурет, стараясь  отогнать  неприятную  мысль,
что разговоры  вслух  с  самим  собой  подтверждают  мнение  Вигаса.  Ночь
выдалась чудесная, с редкими облачками, скользящими по полосатому  сапфиру
неба. Все вокруг принадлежало сейчас Кэвендишу. Остальные сотрудники давно
уже разбрелись по домам и, судя по темным окнам, давно спят.  Дэн  подавил
приступ зависти и тоски: он вдруг вспомнил, как  приятно  было  проснуться
ночью, ощутить рядом тепло Рут, тронуть ее за руку и вновь  погрузиться  в
сладкую дрему. Они прожили вдвоем хорошую жизнь,  и  сейчас  он  не  хотел
предавать ее память, жалея  себя.  Кэвендиш  глубоко  вздохнул,  расправил
плечи и попытался вызвать в  душе  чувство  единения  со  всей  Вселенной,
раствориться в загадочном мерцании ночного Орбитсвиля.
     Вопросы... слишком много разных вопросов.
     Кто  построил  Орбитсвиль?  Зачем?  Является  ли   он   искусственным
образованием в узком, человеческом, смысле этого слова, или, как  полагают
религиозно мыслящие люди, он неопровержимо свидетельствует о существовании
Создателя? А может, постаралась сама природа, и лишь на людской взгляд  ее
творение выглядит странным?
     Как  коренной  орбитсвилец,  Кэвендиш  подсознательно   придерживался
мнения,  что  образование,  на  котором  он  живет,   имеет   естественное
происхождение, хотя некоторые  вещи  его  смущали.  Например,  гравитация.
Каким-то   загадочным   образом   тонкая   илемная   оболочка    создавала
гравитационное поле на внутренней поверхности сферы, а на  внешней  ничего
подобного не наблюдалось. Значит, Орбитсвиль  предназначен  для  обитания.
Неясным оставался также вопрос с порталами. С  точки  зрения  человеческой
логики было только одно объяснение существованию трех поясов круглых  окон
- это входы. Но подобная логика вела к спекулятивной идее бога-инженера.
     Некоторые возражали, утверждая,  что  всякое  божественное  искусство
должно быть совершенным, а в конструкции Орбитсвиля  имеются  необъяснимые
погрешности.  Он  представляет  собой  идеальную  сферу,   его   симметрия
удовлетворила бы любого теолога,  но  порталы...  Почему  на  экваторе  их
именно 207? Почему  северный  и  южный  пояса  расположены  несимметрично?
Почему в северном поясе 173 портала, а в южном  168?  И,  наконец,  почему
сами порталы расположены на разном расстоянии друг от друга,  а  их  форма
совсем не идеальна?
     Эти загадки два века будоражили  умы  ученых,  особенно  нумерологов,
которые перерыли все анналы, начиная со времен Великих Пирамид, но так  ни
к  чему  и  не  пришли.  Сферология  тоже   продолжала   ставить   рекорды
нерезультативности. До сих  пор  никто  так  и  не  понял,  почему  внутри
Большого  О  невозможна  радиосвязь.  Кэвендиш  как   химик-неорганик   не
занимался проблемами макросферологии,  хотя  его  волновали  неразгаданные
тайны Большого О, и он жаждал, чтобы на его веку был сделан маленький,  но
шаг вперед. Даже крошечное продвижение компенсировало бы  сорок  с  лишним
лет разочарований.
     Кэвендиш вглядывался в  сторону  домов,  плывущих  по  продолговатому
черному озеру. Некоторые разбирались и перестраивались по  нескольку  раз.
Обычно  эти  изменения  были  связаны   с   окончанием   очередной   серии
экспериментов.  Некоторые  здания  и  устройства  имели  своих  антиподов,
зеркально отраженных двойников на внешней  стороне  Орбитсвиля.  Кэвендиш,
хотя и  настроенный  весьма  оптимистично,  подозревал,  что  его  область
исследований - структура илема - наименее перспективна.
     Иногда он склонялся  к  мысли,  что  пройдут  века,  прежде  чем  это
вещество приоткроет хоть малую из своих тайн, а тогда  будет  уже  слишком
поздно. Люди рассеются по  бескрайним  просторам,  и  Орбитсвиль  поглотит
человеческую расу. Тысячи племен станут вновь изобретать паровую машину  и
двигатель внутреннего  сгорания,  а  более  совершенная  техника  канет  в
небытие.
     Кэвендиш вздохнул: пора и в постель. Наклонившись  за  табуретом,  он
вдруг увидел, как поверхность илема  мигнула  зеленым  светом.  Изумрудная
полоска во всю ширину Долины пробежала вдоль черного озера  и  исчезла  на
западе.
     - Что за черт!..
     Кэвендиш взглянул на привычный ночной  пейзаж  и  вдруг  почувствовал
себя очень неуютно.
     Проведя всю жизнь внутри Орбитсвиля, он знал, что илом - совершенное,
неизменное вещество, более стабильное, чем кора любой  планеты.  И  он  не
должен пульсировать ни зеленым, ни каким-либо другим светом...  Ведь  если
это возможно, то возможны и другие изменения... Ему вдруг показалось,  что
идем растворяется у него под ногами... что его  беззащитное  тело  вот-вот
окутает холод межзвездного пространства.


     Марк Денмарк был явно не в духе. Он  хмуро  рассортировал  бумаги  на
столе, подошел к окну и  уставился  на  давно  приевшийся  пейзаж.  Долину
заливали вертикальные солнечные лучи, и  яркий  слепящий  свет  вызывал  в
памяти картины Древнего Египта. Денмарк покачал  головой,  словно  вид  за
окном имел какой-то изъян, отвернулся от окна и сердито начал  постукивать
по зубам карандашом.
     - Дэн, мы проверили показания всех приборов.  Ничего  не  обнаружено,
ни-че-го. Никаких всплесков, никаких провалов, никаких  следов  необычного
явления.
     -  Неудивительно,  ведь  у   нас   нет   направленных   на   оболочку
фотометрических приборов.
     Кэвендиш старался говорить спокойно, чтобы не показать разочарования.
Он так и  не  поспал  сегодня  ночью,  строя  разные  гипотезы.  Увиденное
воодушевило его, наконец-то сферология сделает долгожданный шаг вперед. Но
теперь все выглядело так, словно это он отступил назад, потеряв почву  под
ногами. Перед ним со всей отчетливостью замаячила  перспектива  запоздалой
отставки.
     Денмарк наклонился к нему.
     - Дэн, не мне вам объяснять, что свечение не может возникнуть само по
себе. По вашим словам, имело место какое-то  возбуждение,  а  по  приборам
выходит, что возбудились только ваши нервные окончания.
     - Я совершенно здоров, - отрезал Кэвендиш. -  И  не  пытайся  убедить
меня в обратном.
     - Я лишь хочу убедить вас не выставлять себя на  посмешище.  Если  вы
будете настаивать, чтобы ваше сообщение внесли в журнал наблюдений, и  тем
самым привлечете к себе ненужное  внимание,  то  быстренько  поймете,  что
значит попасть под пресс. Господи,  Дан,  почему  вы  не  хотите  уйти  на
пенсию? Остальные ждут не дождутся, когда им стукнет восемьдесят.
     - Я еще не готов.
     - Готовы вы или нет, но в ближайшие дни...
     Кэвендиш с притворным изумлением огляделся.
     - Куда я попал? Ты руководитель проекта или чиновник отдела кадров?
     Губы Денмарка превратились в тонкую полоску. Наблюдая за изменившимся
выражением лица шефа, Кэвендиш подумал, не слишком  ли  далеко  он  зашел.
Денмарк, прирожденный исследователь, был  вынужден  растрачивать  силы  на
борьбу за финансирование  собственных  проектов.  В  последние  месяцы  он
особенно издергался,  поэтому  часто  срывался  по  пустякам.  "Достаточно
одного его слова, - с тревогой подумал Кэвендиш, - одной записки,  и  меня
вышвырнут без всяких..."
     - Привет всем!
     Кэвендиш повернулся на это жизнерадостное  восклицание,  и  сердце  у
него упало: в дверях красовалась коренастая фигура  Фила  Вигаса,  который
отвечал  за  работоспособность  всего   оборудования   и   каждую   жалобу
воспринимал как личное оскорбление. Конфликты с Кэвендишем вошли у него  в
привычку, он считал старика сварливым маразматиком и в данный  момент  был
последним человеком, кого тот хотел бы видеть.
     - Присаживайся, Фил, - сказал Денмарк. - Очень хорошо, что зашел.
     - Вот как? - Вигас грузно опустился на стул. - Чем могу быть полезен?
     Денмарк холодно улыбнулся.
     - У тебя вдоль Долины установлено оборудование на  миллион  монит,  а
Кэвендиш сейчас сообщил мне,  что  все  это  ненужный  хлам.  Я-то  привык
считать материал оболочки  абсолютно  инертным,  но  Кэвендиш  утверждает,
будто сегодня ночью идем так сильно возбудился, что засиял, а ни  один  из
твоих дерьмовых приборов даже не пискнул. Что ты об этом думаешь?
     - Я вовсе  не  это  говорил,  -  запротестовал  Кэвендиш,  пораженный
открытой неприязнью Денмарка. Похоже,  он  действительно  попал  в  глупое
положение. Вигас получил отличный шанс отправить  его  в  нокаут,  добавив
собственную оплеуху. Действуя сообща, они выставят его в два счета.
     - Судя по дошедшим до меня слухам, речь идет об удивительном  зеленом
свечении. - Губы Вигаса насмешливо дрогнули. - Его даже окрестили  "ночным
испусканием Дэна".
     - Именно, - радостно подтвердил Денмарк и, как это обычно случается с
людьми без чувства юмора, превратил шутку в пошлость.  -  Кое  у  кого  по
ночам случаются весьма жаркие видения, а у  Дэна  они,  похоже,  несколько
зеленоватые. Что скажете, доктор? Насколько это серьезно?
     - Могу сказать только одно. - Вигас,  как  ни  странно,  взглянул  на
Кэвендиша вполне доброжелательно.
     "Жалость палача, - подумал Кэвендиш. - Сейчас взмахнет топором".
     - Не скрывайте правду, - подзадоривал Денмарк.
     - Эта болезнь заразна.  -  Голос  Вигаса  звучал  бесстрастно,  но  у
Кэвендиша вдруг замерло сердце.
     Денмарк растерянно взглянул на инженера.
     - В каком смысле?
     - Я тут кое-что разузнал. Около трех недель назад пилот  Джин  Энтони
катапультировалась из грузовоза, совершавшего полет вдоль экватора  вблизи
156-го портала. Корабль, судя по всему, сущая развалина,  вращался  вокруг
продольной оси, и спасательную капсулу выбросило в сторону Орбитсвиля. Она
уже почти влепилась в оболочку, но спасатели все-таки догнали ее, и Энтони
чудом осталась в живых.
     Вигас замолчал, пристально глядя на Кэвендиша.
     - Все это весьма увлекательно, - сухо проговорил Денмарк.
     - Перед самым столкновением Джин Энтони, как и Дэн, заметила  зеленое
свечение. Она описала его в своем докладе, но никто  не  обратил  на  него
внимания. Списали все на ее нервное перенапряжение.
     Денмарк кивнул.
     - С женщинами такое случается.
     - В данном случае  нет.  Она  видела  тонкую  зеленую  линию,  быстро
перемещавшуюся по оболочке с востока на запад, - уверенно продолжал Вигас.
- Что-то происходит, Марк, нечто необычное, и чем скорее  ты  сообщишь  об
открытии Дэна в штаб-квартиру Комиссии, тем больше денег нам выделят.


     - Хочу поблагодарить вас, - сказал Кэвендиш Вигасу, когда они  вместе
вышли из административного здания. -  Если  бы  не  ваше  вмешательство...
Знаете, Марк уже собирался вышвырнуть меня.
     - Ему бы пришлось вернуть вас обратно, когда о вас узнал бы весь мир.
- Вигас улыбнулся. - Отныне вы, похоже, непотопляемы.
     - Большое спасибо. - Кэвендиш сделал вид, что обижен, хотя  душа  его
пела. Впервые за три года после смерти жены он почувствовал,  что  кое-что
еще ждет его впереди.



                                    8

     Чтобы его не засекли с земли, Даллен  поднял  патрульный  корабль  на
высоту восьми тысяч метров и подлетал к  Корделю  с  севера.  Около  трети
некогда застроенных земельных  участков  чернели  пожарищами,  но  крупные
объекты выглядели с высоты, как сорок лет  назад,  когда  город  еще  имел
официальный  статус.  Лишь  буйство  зелени,  местами  выплеснувшееся   на
проезжую часть улиц, говорило о непрерывном процессе распада,  который,  в
конечном итоге, уничтожит все признаки человеческого жилья.
     Карта на навигационном экране устарела на десятки лет, ведь  с  точки
зрения   метаправительственных   картографов   Кордель   давно    перестал
существовать. Но Даллена карта устраивала. Он включил сканер, и на  экране
зажглась красная точка. Стандартный полицейский прием: в какой-нибудь вещи
задержанного прикреплялся микропередатчик, и закодированный  сигнал  точно
указывал, где искать беглеца.
     Некоторое время Даллен смотрел на  красную  точку,  затем  на  крутом
вираже пересек сверкающую ленту с размытыми границами  -  реку  Флинт.  Он
наблюдал,  как  то,  что  еще  мгновение  назад  выглядело  страницей   из
географического атласа, превращается в залитый солнцем реальный мир,  и  в
нескольких метрах от поверхности волнующегося зеленого океана  перешел  на
бреющий полет. Даллен почти прижал самолет к верхушкам деревьев,  стараясь
не выдать своего присутствия. Впереди показалось внешнее кольцо  городских
ресторанов, мотелей и офисов.  Он  неслышно  лавировал  между  строениями,
стремясь ближе подойти к месту посадки, и наконец приземлился у небольшого
холма.
     Изучив карту, Даллен выяснил, что находится в трех километрах от цели
и теперь без труда отыщет Бомона.  Проблемы  могут  возникнуть  только  на
обратном пути к самолету. Чтобы не заблудиться, он снял с  карты  копию  и
спрятал ее в карман. Проверив оружие и  радиопередатчик,  он  спрыгнул  на
толстый ковер из мха и стелющихся  растений.  По  инструкции  прежде,  чем
оставить корабль, надлежало отсоединить генератор  силового  поля,  но  он
решил не делать этого, тогда легче будет взлететь в критической  ситуации.
Вряд ли кто наткнется здесь на  самолет,  а,  кроме  того,  соединительные
силовые  трубки,  единственное  уязвимое   место,   покрыты   отпугивающим
составом.
     Стоял полдень, весь мир плавал в густом  тягучем  зное.  Кругом  были
только разросшиеся  кустарники  и  полуразрушенные  одноэтажные  дома,  да
неподалеку  стоял  пластиковый  автобус,  который,  если  бы  не   дерево,
проросшее  сквозь  капот,  даже  через  сорок  лет  выглядел  пригодным  к
эксплуатации.
     Быстрым шагом Даллен двинулся в сторону центра. Внутреннее напряжение
заставляло его  ускорять  темп.  Он  старался  не  думать  о  предстоящем,
превратившись в простой фиксирующий  механизм.  Бетонные  фонарные  столбы
местами осыпались, обнажив ржавые железные вены.  Некоторые  дома,  издали
выглядевшие  целыми,   оказывались   глиняными   термитниками;   насекомые
давным-давно переварили бревенчатый остов.  На  витрине  чудом  уцелевшего
магазина какой-то давно уехавший юморист вывел большими буквами:  "Закрыто
на обед".
     "Что удерживает  людей  в  подобных  местах?"  -  недоумевал  Даллен.
Кое-где на Земле человеческий труд вновь обрел  смысл,  а  местные  вожди,
входя во вкус власти, не разрешают своим подданным эмигрировать на Большой
О. Интерес Орбитсвиля к Земле ослабевает, и им все сходит с  рук.  Правда,
на североамериканском континенте до этого еще не дошло, так почему же люди
предпочитают  жить  в  подобных  условиях?  Можно  сформулировать   вопрос
по-другому: что держит их здесь, на Земле?

                    Улицы тусклы, пыльны, пусты,
                    Ржавчиной съедены рельсы, мосты,
                    Некому снег истоптать в Рождество,
                    Всех проглотило Большущее О...

     И Даллен в сердцах выругался.
     Внезапно послышались детские голоса. Даллен остановился и прислушался
к далеким, но вполне отчетливым радостным воплям, доносившимся,  казалось,
из какого-то далекого столетия. До цели  оставалось  еще  семь  кварталов,
вероятно, он приблизился к охраняемой территории. Сжав в кармане  рукоятку
излучателя,  он  двинулся  вперед  с  предельной  осторожностью  и  достиг
перекрестка,  где  мостовую  вспучили  корни  деревьев.   Зеленая   стена,
обеспечивая надежное укрытие, позволяла ему наблюдать за улицей.
     Буйная растительность скрывала признаки человеческого присутствия, но
Даллен отметил, что часть домов  снесена,  а  на  освободившихся  участках
разбиты огороды. Людей он не видел, лишь вдали двигалось какое-то  цветное
пятно. Неподалеку заблеяли  овцы.  Преодолеть  участок  незамеченным  было
невозможно, поэтому Даллен покинул укрытие и неторопливо зашагал по улице.
Стайка плохо одетых, но вполне здоровых  ребятишек  выбежала  из-за  угла,
распевая считалки, и быстро скрылась в кустах.
     Дети встревожили Даллена. Пытаясь  проанализировать  свой  испуг,  он
вдруг понял, что всегда думал о Независимых Сообществах как  о  поселениях
взрослых  раздражительных  упрямцев.  "Я  все  упрощаю.   Профессиональная
болезнь сотрудников Бюро".
     Людей выселили из Корделя в 2251 году, и через год здесь уже никто не
жил.  По  мнению  метаправительства,  он  до  сих  пор  оставался   пустым
разоренным местом, новых обитателей города попросту  не  замечали.  Власти
полагали,  что  опустевшие  города   непривлекательны   для   диссидентов,
бродивших по просторам страны. Но именно города предоставляли людям  крышу
над головой и прочие удобства, и поэтому  они  продолжали  выполнять  свое
прежнее предназначение  -  служить  убежищем  тем,  кто  в  нем  нуждался,
объединять  людей  в  общество.  Конечно,  рано  или  поздно  должны  были
появиться дети - дети, которых с точки  зрения  властей  не  существовало,
которые не имели доступа ни к образованию, ни к медицинскому обслуживанию.
     "С Бюро покончено, - в который раз сказал себе Даллен. - Как только я
заплачу по счету, как только Кона и Мики будут отомщ