евожиться, - обиженно пробурчал Литмен.
     - Ваше счастье, если вы правы. - Гарамонд, не  отрываясь,  следил  за
полетом Бронека. Еще не время праздновать победу, в любое мгновение  может
произойти неуловимый перелом, и машина вдруг выйдет из  повиновения.  Этот
миг настал, когда остановился правый винт. Правое крыло словно  задело  за
невидимый барьер, самолет накренился и стал зигзагами снижаться  на  склон
холма. Как  раз,  внезапно  понял  капитан  -  в  сторону  черного  экрана
детектора дельтонов. За несколько  секунд  до  катастрофы  капитан  затаил
дыхание, а обреченный самолет, шатаясь, несся к земле. Еще не достиг  ушей
грохот удара, а  Гарамонд  уже  сбросил  оцепенение  и  помчался  к  месту
катастрофы.


     Бронека спасли рамы детекторных экранов. Они приняли удар, согнулись,
охватив крылья,  вытянулись,  словно  лианы,  и  поглотили  большую  часть
кинетической энергии. Когда подбежал Гарамонд, пилота уже вытащили  из-под
обломков и усадили на траву. Вокруг него суетились техники,  работавшие  в
небольшом сарайчике рядом с детектором.
     - Слава Богу, что ты врезался в эту штуковину, - не  вполне  искренне
сказал Гарамонд. - Ты цел?
     - Я-то цел, но все остальное - вдребезги. - Бронек порывался встать с
земли, но капитан придержал его за плечо.
     - Не двигайся, сначала пусть тебя осмотрят медики. Что произошло?
     - Отвалилась средняя панель крыла.
     - Просто так взяла и отвалилась? - недоверчиво переспросил он.
     Бронек кивнул.
     - Да, и прихватила с собой привод управления двигателем, иначе  я  бы
справился с машиной.
     - Литмен! Разыщите эту панель и принесите сюда. Живо!
     Запыхавшийся  Литмен   раздраженно   крякнул,   но   без   возражений
развернулся и побежал по склону. Гарамонд подождал, пока врач не  осмотрит
Бронека, потом занялся обломками  дельтонного  детектора.  Где-то  посреди
груды продолжал работать поврежденный двигатель. Он испускал гиромагнитные
импульсы, и  безвредные  вспышки  расфокусированной  энергии  блуждали  по
кускам металла, словно огни святого Эльма.
     Разрушения выглядели  необратимыми,  однако  капитан  спросил  мнение
О'Хейгана.
     - Экран пришел в полнейшую негодность, - подтвердил тот.
     - Сколько времени потребуется на изготовление нового?
     - Думаю, с неделю, - ответил О'Хейган. - Но мы  теперь  сконструируем
модульную установку. Тогда уже через два-три дня  у  нас  будут  небольшие
действующие экраны. Пока закончат ваши  аэропланы,  мы  доведем  суммарную
площадь до нужной величины.
     - Приступайте.
     Научный руководитель остался уныло осматривать  обломки,  а  Гарамонд
двинулся навстречу людям, которые несли найденный кусок обшивки. Он  сразу
заметил, что края пластмассового листа тронуты сваркой только в нескольких
местах.
     Гарамонд перевел взгляд на Литмена.
     - Кто отвечал за сварку этой панели и кому вы поручали проверку?
     - Трудно сказать, - промямлил Литмен.
     - Вы не помните?
     Литмен кивнул.
     - Сверьтесь с рабочим журналом, - ласково посоветовал капитан.
     Литмен внезапно разъярился, его лицо побагровело.
     - Какой, к черту, журнал? Вы что, с луны свалились, мистер  Гарамонд?
Вам известно, как мало в цеху людей и материалов?  Зима  на  носу,  сейчас
важнее подготовка к холодам, а не ваши забавы.
     - Не вам судить, что сейчас важнее.
     - Еще бы! - У толстяка  покраснели  даже  белки  глаз.  Он  оглянулся
вокруг, словно ища свидетелей. - Где уж мне, я ведь  простой  чернорабочий
из тех, кому положено лишь вкалывать да лезть  из  кожи  вон  ради  вашего
чертова графика, взятого с потолка. Но вы кое-чего  не  уразумели,  мистер
Гарамонд. Здесь пара рабочих  рук  ценнее  двадцати  луженых  командирских
глоток. - Литмен стиснул кулаки. - Куда вы  денетесь,  если  мы  откажемся
достраивать ваши самолеты?
     По толпе пронеслось невнятное бормотание.
     Клифф Нейпир шагнул вперед.
     - Для так называемого чернорабочего, - презрительно заговорил он - вы
чересчур болтливы, мистер Литмен. А потому...
     - Спокойно, Клифф, - Гарамонд положил руку ему  на  плечо  и  громко,
чтобы слышали все, сказал: - Мне известно  и  понятно  желание  устроиться
получше,  обеспечить  себе  сносное  существование  зимой.  Мало  того,  я
разделяю точку зрения на старфлайтовских  бездельников,  однако  смею  вас
уверить, что не отстану, пока самолеты не  будут  построены.  Но  если  мы
вылетим, а в пути обнаружится халтура, я прикажу поворачивать обратно.
     Гарамонд выдержал многозначительную паузу.
     - Единственный способ навсегда  избавиться  от  меня  -  работать  на
совесть. Нечего жаловаться на сроки  и  нехватку  чего-либо,  я  прекрасно
помню, на что вы все  способны,  если  захотите.  Когда  мы  готовились  к
прорыву сквозь Окно, времени было не больше, чем сейчас.
     Капитан опять замолчал и оглядел понурые лица.
     - Отлично сказано, особенно в конце, - прошептал Нейпир. - Ты их уел,
если, конечно, у них осталась гордость.
     - Эх,  черт!  -  воскликнул  кто-то  из  задних  рядов.  -  Чего  тут
обсуждать? Не бросать же  теперь,  раз  полдела  уже  сделано!  Мы  готовы
поднажать.
     Толпа,   поколебавшись,   начала   потихоньку   рассеиваться.   Затих
одобрительный шум, не столь горячий, какой хотелось бы услышать  капитану,
но достаточно  решительный.  Гарамонд  с  облегчением  подумал,  что  хоть
отчасти восстановил  авторитет,  подорванный  строптивым  Траем  Литменом.
Руководитель сборки с каменным выражением, повернулся, чтобы уйти вслед за
остальными.
     - Трай, - окликнул его капитан, - давайте  обсудим  наши  проблемы  с
глазу на глаз.
     Тот пожал плечами.
     - Зачем? Меня устраивает то, что есть.
     - Вот как? А ведь вас считали лучшим техником Разведфлота.
     - Все в прошлом, Вэнс. Теперь у меня дела поважнее.
     - Важнее человеческой жизни? Из-за вас Бронек мог разбиться насмерть.
     - Я сожалею о случившемся. Никто не желал ему  зла,  я  рад,  что  он
легко отделался. - Литмен поглядел Гарамонду в глаза. - Знаете, почему они
послушались? Вы подарили им Орбитсвиль. Это искупает  все  остальное.  Они
собираются разбрестись кто куда,  Вэнс,  лагерь  просуществует  не  больше
года, а потом, скорее всего, опустеет.
     - Мы говорили об аварии.
     - Нас больше не связывают взаимные обязательства. Любой, кто доверяет
свою жизнь машине, не проверенной им лично, глупец. Вам следовало  бы  это
знать.
     Капитан  долго  смотрел  ему  вслед,  даже  не  пытаясь  унять   свою
неприязнь, хотя понимал, что, видимо, не Литмен, а он сам живет  в  отрыве
от действительности. За обедом Гарамонд усиленно размышлял над  последними
словами толстяка и пришел к выводу, что должен лично заняться самолетами и
лично отвечать за летные качества всей эскадрильи.
     Новые обязанности потребовали утомительной работы.  Целыми  днями  он
осматривал, подкручивал, укреплял чуть ли  не  каждую  гайку  и  заклепку,
зато, намаявшись,  как  собака,  он  стал  засыпать,  не  прикладываясь  к
бутылке.


     Капитан лежал на хвосте седьмого  самолета,  проверяя  шарниры  рулей
высоты, когда кто-то похлопал его по  спине.  Время  близилось  к  вечеру,
поэтому Гарамонд торопился закончить работу и продолжал  свою  кропотливую
возню. Однако неизвестный не отставал. Тогда капитан сел  и  увидел  перед
собой  морщинистое  лицо  О'Хейгана.  Ученый  никогда  не  выглядел  особо
жизнерадостным, но сейчас его унылость приобрела черты вселенская  скорби.
Тревога заставила Гарамонда проглотить слова упрека. Он выключил  налобный
фонарь и соскользнул на землю.
     - Что-нибудь случилось, Деннис?
     О'Хейган озабоченно кивнул.
     - Детектор зарегистрировал первую частицу.
     - Дельта-частицу?!.. - Капитан вытер лоб тыльной стороной  ладони.  -
Почему же вы не радуетесь? Ведь они-то нам и нужны!
     -  Мы  успели  восстановить  только  восемьдесят  процентов   площади
экранов.
     - Ну и что?
     - Слишком быстро, Вэнс. Я дважды проверял расчеты Майка Монкастера, к
ним не придерешься. При двух экранах с общей площадью  пятьсот  квадратных
метров это должно было произойти дней через восемьдесят,  даже  девяносто.
Вероятность...
     - Пустяки! Нам просто повезло! -  со  смехом  перебил  его  Гарамонд,
удивляясь, что еще не разучился смеяться. - Тот самый случай, когда законы
вероятности немножко подвирают. Признайтесь, Деннис, они обязаны время  от
времени давать ошибку.
     О'Хейган мрачно помотал головой.
     - Законы вероятности, друг мой, никому ничем не обязаны.


     Впервые в воздух поднялись все восемь  самолетов.  Они  стартовали  в
туманной прохладе и, оторвавшись от взлетной полосы, потянулись к  голубым
небесным  аркам.  На  оптимальной  пятисотметровой   высоте,   обмениваясь
краткими сигналами, неуклюжие птицы  выровнялись,  построились  клином,  а
потом, описав прощальный круг над лагерем, взяли курс на восток. Вот  тень
последнего скользнула по  металлической  скорлупе  "Биссендорфа",  и  стая
пропала в туманной дымке.



                                    16

     8-й день пути. По расчетам пройдено 94.350 километров.
     Эти  записи  задуманы  как  дневниковые,  но  я  решил  обойтись  без
традиционных сокращений, к которым прибегают любители, быстро охладевающие
к долгой писанине, и растянуть это занятие.
     Видимо, правильнее было бы назвать его бортовым журналом. Хотя журнал
ведут  для  записи  событий,  происшедших  во  время  путешествия,  а  мои
нерегулярные заметки, вероятно, будут посвящены псевдособытиям в  условиях
однообразия. Несмотря на мое решение, я  все  же  собираюсь  вместо  слова
"Орбитсвиль" писать большое "О". Это и короче, и лучше отражает его суть.
     Клифф Нейпир правильно  понял  мою  нелюбовь  к  автопилотам.  Ручное
управление, рассуждал я, хоть как-то займет нас и  избавит  от  скуки.  Не
тут-то было. На борту нас пятеро, мы  ведем  машину,  сменяя  друг  друга.
Вахты составлены с таким расчетом, чтобы в кабине день  и  ночь  находился
опытный пилот, то есть, либо Бронек, либо я. Но  в  течение  суток  бывает
лишь два коротких отрезка времени, когда управлять самолетом сложнее, чем,
допустим, автомобилем.
     По  "утрам"  холодные  воздушные  слои,  которые  часами   равномерно
опускались, медленно перемешиваясь,  вдруг  начинают  резко  прогреваться.
Тогда конвективные потоки вызывают весьма бурные атмосферные явления -  от
гигантских вихрей  до  проливных  дождей.  С  приходом  "ночи"  начинается
обратный, вероятно, даже более сложный  процесс,  когда  остывший  воздух,
опускаясь,  сталкивается  с  восходящими  потоками  от  все  еще   горячей
поверхности земли.
     Короче говоря, два раза в день мы полчаса крепко держимся за  штурвал
и неотрывно смотрим на приборы. Боюсь, этого мало, лететь-то нам целых три
или четыре года. Но все же мы счастливее  других,  у  нас  есть  маленькое
дополнительное занятие - поддерживать курс в угоду прихотям  инерциального
датчика направления.  Внутри  этого  простого  черного  ящика,  сделанного
командой О'Хейгана,  смонтирован  примитивный  электронный  мозг,  который
захвачен маниакальной мыслью сверять наш курс по  азимуту,  заложенному  в
память. Всякий раз, когда мы отклоняемся,  мигалка  индикатора  надоедливо
подсказывает, куда повернуть, и не унимается, пока экипаж не  вернется  на
праведную стезю. Остальные самолеты эскадрильи держатся за нами.
     К черному ящику подключен дельтонный детектор с  сечением  ловушки  в
один  квадратный  метр.  Года  через  два,  когда  мы  подойти   ближе   к
Бичхэд-Сити,  детектор  начнет  регистрировать  дельта-частицы,   и   ящик
скорректирует направление. Иногда я наблюдаю и за детектором, хотя в  этом
нет необходимости: поправка вносится автоматически,  а  в  цепи  детектора
имеется динамик, который должен щелкнуть в момент срабатывания ловушки. Но
я все равно смотрю... и  мечтаю  о  встрече  с  Э.Л.  Нет,  обойдемся  без
аббревиатур. С Элизабет Линдстром.


     День 23-й. Позади около 278.050 километров.
     Пройдена примерно сороковая часть пути, то есть округленно почти семь
витков вокруг Земли. Без остановки. Иначе говоря, за 23 дня мы  преодолели
такое же расстояние,  какое  луч  света  пролетает  за  секунду.  Чересчур
обескураживающее сравнение для тех, кто привык к  полетам  с  артуровскими
скоростями во много раз быстрее света. Утешает  лишь  то,  что  мы  узнали
много нового об О.
     Я отчего-то всегда полагал, будто весь он занят однообразной  степью.
Быть может, с этого все начиналось много эпох тому назад, но позже ветрами
надуло настояще горы. Они, правда, невысокие, хотя кто знает, что еще ждет
нас на неисследованной суше площадью в пять миллиардов Земель? Итак,  есть
горы,  иногда  -  покрытые  ледниками,  изредка  попадаются  реки  и  даже
неширокие моря. Наш перелетный клин пересекает  их  по  прямой.  Время  от
времени различаем в телескоп стада пасущихся животных. Наверное, кто-то из
предшественников  не  сразу   освоил   методику   добычи   и   переработки
растительных белков.
     Неожиданное разнообразие ландшафта  отчасти  скрашивает  монотонность
путешествия, но вскоре все моря и горы кажутся близнецами.
     Написав в прошлый раз, что мы пятеро счастливее других, я упустил  из
виду наших ученых.  Сэмми  Ямото  в  "четверке"  с  головой  погрузился  в
астрономические наблюдения и  расчеты,  включая  точное  измерение  ширины
дневных  и  ночных   полос.   Он   утверждает,   будто   даже   на   своем
импровизированном  оборудовании  сумел  бы  теперь  вычислить  азимут   на
Бичхэд-Сити с точностью до градуса. Подозреваю,  он  пропускает  вахты  за
пилотским  штурвалом,  иначе  вряд  ли  смог  бы  заниматься  изысканиями.
Надеюсь, это не так, ведь он один из самых  неопытных  летчиков  и  должен
почаще практиковаться. На  первый  взгляд,  пяти  человек  экипажа  вполне
хватит, но  ведь  кто-то  может  заболеть,  а  я  не  планирую  длительных
остановок. Машина, вынужденная надолго приземлиться,  будет  разобрана  на
запасные части и больше не взлетит. Вместе с ней останется и экипаж.
     Клифф Нейпир в "двойке" заполняет часы досуга,  помогая  Дениз  Серра
регистрировать флуктуации излучений и гравитационного поля.
     Иногда я жалею, что Дениз летит не со  мной.  Разумеется,  это  можно
устроить, но, оттолкнув ее в ту ночь, я обязан уйти с ее пути. Сейчас даже
во сне я вижу Крис и Эйлин мертвыми. Значит, я свыкаюсь с  их  утратой  и,
кажется,  уже  вероломно  подыскиваю  замену  Эйлин.  Особого  влечения  к
постельным утехам  я  не  испытываю,  причем,  уверен,  дело  здесь  не  в
пережитках отношений с подчиненными, когда  обилие  серебряного  шитья  на
мундире давало право взять любую женщину из команды.
     Во всем, что не  касается  непосредственных  задач  перелета,  старая
иерархия у нас окончательно упразднена. Не обошлось, наверное, без влияния
О. Помню, я слегка  опешил,  увидев  списки  желающих  сопровождать  меня.
Почему-то мне казалось, что все они будут из младшего командного  состава,
то есть люди, имеющие виды на карьеру. Но из семидесяти  человек  половина
оказалась рядовыми астронавтами. Я отношусь ко всем одинаково и  обращаюсь
как с равными.
     О уравнял нас всех.
     По сравнению с ним мы -  человеческие  электроны.  Слишком  ничтожны,
чтобы можно было углядеть знаки различия.


     День 54-й. Примерно 620.000 километров.
     Мы снова  в  воздухе  после  первой  запланированной  посадки.  После
семинедельного полета мысль  о  предстоящей  трехдневной  остановке  очей,
подбадривала.  Восемь  опытных  пилотов  посадили  эскадрилью  на   ровную
площадку в идеальном строю. Дни на земле провели, загружая скошенную траву
в перерабатывающие агрегаты.
     В О стоит так называемая зима. Солнце  в  зените,  но  дни  короткие,
воздух прогревается несильно, поэтому днем свежо,  а  ночью  по-настоящему
холодно. Все это заставляет задуматься, почему создатели О позаботились  о
смене времен года. Если верно мое предположение о  галактическом  "приюте"
или "гостинице", то, видимо, они  предварительно  изучили  разумные  формы
жизни в окрестностях  звезды  Пенгелли  и  обобщили  данные  о  приемлемых
параметрах окружающей среды. Стало быть, на большинстве  обитаемых  планет
условия весьма близки к земным, и сами они схожи с колыбелью человечества.
В таком случае не есть ли это универсальная предпосылка  развития  разума?
Не вижу связи. Ведь люди сначала появились в экваториальном  поясе  Земли,
где времен года практически нет.
     Похоже, погода во время следующих остановок тоже не будет  доставлять
нам неприятностей. Другое дело  -  наше  физическое  состояние.  Нетрудная
задача накосить и перекидать стожок травы -  для  многих  оказалась  почти
непосильной. Все устали, мышцы  ноют.  Решили  не  пренебрегать  в  полете
тренировками, разработали целый комплекс упражнений.


     День 86-й. Приблизительно 1.038.000 км.
     Если и дальше все пойдет так же гладко, то путешествие займет  меньше
времени,  чем  предполагалось.  Правда,  "семерка"  стала  вибрировать  на
максимальной скорости, закапризничал  подшипник  правого  винта.  Пришлось
убавить скорость на двадцать километров. Подшипники для  осей  пропеллеров
полагалось делать из магнитно-антифрикционного  сплава  сорта  Е.  Неужели
такой материал способен износиться за восемьдесят дней непрерывной работы?
Подозреваю, что Литмен мог заменить его на сорт D или даже С, хотя, может,
не по злому умыслу. Наверное, просто не хватило сплава высшего сорта. Знай
я  об  этом  раньше,  приказал  бы  разобрать  какое-нибудь   стационарное
корабельное оборудование. Конечно, у толстяка Литмена  появился  бы  новый
повод для недовольства. Как быстро он стал строптивым брюзгой!
     Теперь придется внимательно следить за  всеми  осевыми  подшипниками,
ведь у нас нет ни запасного сплава, ни возможности выдержать  допуски  при
обработке. Словно археологи, мы все глубже зарываемся в прошлое,  проходим
сквозь слои технической культуры и сами же при этом регрессируем.
     Полет проходит пока без происшествий. Моря, озера, горы, леса, прерии
становятся все  однообразнее.  Миллион  километров  -  незаметный  отрезок
окружности  О,  однако  я  теряюсь,  когда  пытаюсь  умом   охватить   это
расстояние. В школе нас учили, что разум человека не в  состоянии  постичь
значение светового года. Теперь я знаю: мы не  в  силах  представить  себе
даже световую секунду. Наша группа преодолела путь, равный  двадцати  пяти
кругосветкам, а я все трепыхаюсь, словно птица в  силках,  застряв  мыслью
где-то между третьей и четвертой горной грядой. Они  встали  непреодолимым
барьером перед сознанием, а тело все летит вперед, не ведая  об  опасности
возникшего разрыва.


     День 93-й. Приблизительно 1.080.000 километров.
     Я меняюсь. Как Литмен, как другие.
     Иногда я вообще забываю об  Элизабет  Линдстром,  а  воспоминания  об
Эйлин с Крисом не вызывают прежней  острой  боли.  Я  извлекаю  их  словно
драгоценности из  шкатулки  и,  полюбовавшись,  спокойно  убираю  обратно.
Крышка закрыта,  пусть  полежат  до  следующего  раза.  Нашу  жизнь  можно
сравнить с алгебраической суммой, когда положительные величины  радости  и
счастья отрицаются составляющими страдания  и  смерти  близких.  Может  ли
такая сумма иметь положительный баланс? Мне хочется спросить об этом того,
кто сможет меня понять, но Дениз - в другой машине.


     День 109-й. Примерно 1.207.000 километров.
     Потеряна  "шестерка"  Тэймена.  Это  случилось   во   время   второго
приземления. Мы  снизились  строем  над,  казалось  бы,  идеально  гладкой
равниной, но самолет Тэймена, наткнувшись на незамеченный в траве  камень,
сломал одно  из  шасси  и  завалился  на  крыло.  Никто  не  пострадал,  а
"шестерку" пришлось списать  в  утиль.  Чтобы  уменьшить  риск  повторения
подобных происшествий, впредь будем