лично  три  раза  доскональнейшим
образом проверял Головастика и тем  не  менее  сейчас,  рассматривая  его,
забавляясь им, он вдруг поймал  себя  на  мысли,  что  Головастик  ей-богу
знает, пройдоха, где находится Странник и ужасно боится, что это  из  него
сейчас вытянут. И прокурор не удержался.
     - Привет от Странника, - сказал он небрежно, постукивая  пальцами  по
подлокотнику.
     Головастик быстро посмотрел на прокурора и тут же отвел глаза.
     - М-м... да... - сказал он, покусывая губу. -  Кхе...  Сейчас  вот...
гм... чай принесут...
     - Он просил тебя позвонить, - сказал прокурор еще небрежнее.
     - Что?.. А-а... Ладно... Чай у  меня  сегодня  будет  исключительный.
Новая секретарша прямо-таки знаток в чаях... То-есть... кхе... а куда  ему
позвонить?
     - Не понимаю, - сказал прокурор.
     - Нет, я к тому, что... гм... если ему позвонить, то надо же знать...
кхе... телефон... он же никогда  телефона  не  оставляет...  -  Головастик
вдруг засуетился, мучительно покраснел, захлопал по столу ладонями,  нашел
карандаш. - Куда он велел позвонить?
     Прокурор отступился.
     - Это я пошутил, - сказал он.
     - А?.. Что?.. - на лице Головастика  мгновенно,  сменяя  друг  друга,
промелькнуло множество подозрительнейших выражений. -  А!  Пошутил?  -  он
загоготал фальшивым смехом. - Это ты ловко меня...  Вот  потеха!  А  я  уж
думал... Га-га-га!.. А вот и чаек!
     Прокурор принял из холеных рук  холеной  секретарши  стакан  крепкого
горячего чая и сказал:
     - Ладно, пошутили и хватит. Времени мало. Где твоя бумага?
     Головастик, совершив массу  ненужных  движений,  извлек  из  стола  и
протянул прокурору проект инспекционного акта. Судя по тому,  как  он  при
этом сокращался и ежился, проект был  набит  фальшивой  информацией,  имел
целью ввести инспектора в заблуждение и вообще был составлен с  подрывными
намерениями.
     - Н-нуте-с... - проговорил прокурор, причмокивая кусочком  сахара.  -
Что тут у тебя?.. "Акт проверочного обследования"...  Н-ну...  Лаборатория
интерференции...  лаборатория  спектральных  исследований...   лаборатория
интегрального излучения... Ничего не понимаю, черт ногу сломит. Как ты  во
всем этом разбираешься?
     - А  я...  гм...  Я,  знаешь,  тоже  не   разбираюсь,   я   ведь   по
специальности... гм... администратор, я в эти дела не вмешиваюсь.
     Головастик прятал глаза, покусывал губы, с  размаху  ерошил  на  себе
волосы, и уже было совершенно ясно, что никакой  он  не  администратор,  а
хонтийский шпион с высшим специальным образованием. Ну и фигура!..
     Прокурор снова обратился к акту. Он сделал глубокомысленное замечание
о перерасходе средств, допущенном группой усиления мощности, спросил,  кто
таков  Зой  Баруту,  не  родственник  ли  он  Мору   Баруту,   знаменитому
писателю-пропагандисту,   отпустил   упрек    по    поводу    безлинзового
рефрактометра, который стоил сумасшедших денег, а до сих пор не освоен,  и
подвел итог по работам сектора исследований и совершенствования излучения,
сказавши, что существенных сдвигов ему не видится (и слава богу,  мысленно
добавил он) и что это  его  мнение  должно  быть  обязательно  занесено  в
беловой вариант акта.
     Часть  акта,  касающуюся  работ  сектора  защиты  от  излучения,   он
просмотрел  еще  более  небрежно.  Топчетесь  на  месте,  объявил  он.  По
физической защите вообще ничего не добились, по физиологической -  и  того
меньше... Физиологическая защита - это вообще не то, что нам  нужно:  чего
это ради я дам себя кромсать, еще идиотом сделаете... А вот химики молодцы
- еще минуту выиграли. В  прошлом  году  минуту,  да  в  позапрошлом  году
полторы... что же это получается? Значит, теперь я могу принять  пилюлю  и
вместо тридцати минут буду мучиться двадцать две... Что ж, неплохо.  Почти
тридцать процентов...  Запиши-ка  мое  мнение:  усилить  темпы  работы  по
физической защите, поощрить работников отдела химической защиты. Все.
     Он перебросил листки Головастику.
     - Прикажи  это  отпечатать  начисто...  и  мое  мнение...  А  сейчас,
проформы ради, проводи-ка меня... ну, скажем... э-э... У физиков я прошлый
раз был, проводи-ка ты меня к химикам, посмотрю, как там у них...
     Головастик вскочил и снова ударил по кнопкам, а прокурор  поднялся  с
видом крайнего утомления.
     В сопровождении Головастика и дневного референта он неторопливо пошел
по лабораториям отдела химической защиты, вежливо улыбаясь людям  с  одним
шевроном на  рукаве  халата,  похлопывая  иногда  по  плечу  бесшевронных,
приостанавливаясь  около  двухшевронных,  чтобы  пожать  руку,   понимающе
покивать головой и осведомиться, нет ли претензий.
     Претензий не  было.  Все  вроде  бы  работали  или  делали  вид,  что
работают, - у  них  не  поймешь.  Мигали  какие-то  лампочки  на  каких-то
приборах, варились какие-то жидкости в каких-то  сосудах,  пахло  какой-то
дрянью,  кое-где  мучили  животных.  Было  у  них  здесь  чисто,   светло,
просторно, люди казались сытыми и спокойными, энтузиазма не  проявляли,  с
инспектором держались вполне корректно, но без  всякой  теплоты  и  уж  во
всяком случае без приличествующего подобострастия.
     И почти в каждой комнате - будь то кабинет или  лаборатория  -  висел
портрет Странника: над рабочим столом, рядом с таблицами  и  графиками,  в
простенке между окнами, над дверью, иногда лежал под стеклом на столе. Это
были любительские фотографии, рисунки карандашом или углем,  один  портрет
был даже написан масляной краской. Здесь  можно  было  увидеть  Странника,
играющего в мяч, Странника, читающего лекцию, Странника, грызущего яблоко,
Странника сурового, задумчивого, усталого, разъяренного и даже  Странника,
хохочущего во всю глотку. Эти сукины дети даже рисовали на  него  шаржи  и
вешали их на самых видных местах!.. Прокурор представил, как он  входит  в
кабинет младшего советника юстиции Фильтика и обнаруживает там  карикатуру
на себя. Массаракш, это было невообразимо, невозможно!
     Он улыбался, похлопывал, жал руки, а сам все это время думал, что вот
второй раз он уже здесь с прошлого года, и все  вроде  бы  по-старому,  но
раньше он как-то не обращал на  это  внимание...  А  теперь  вот  обратил.
Почему только теперь?.. А, вот почему! Что такое был для меня Странник год
или два назад? Формально - один из нас, фактически - кабинетная фигура, не
имеющая ни влияния на политику, ни своего места в политике, ни своих целей
в политике.  Однако  с  тех  пор  он  успел  многое.  Общегосударственного
масштаба операция по изъятию иностранных шпионов - это его акция. Прокурор
сам вел эти процессы и был тогда потрясен, поняв,  что  имеет  дело  не  с
обычными   липовыми   шпионами-выродками,   а   с   настоящими    матерыми
разведчиками,  заброшенными  Островной  Империей  для  сбора   научной   и
экономической информации. Странник выудил их всех, всех до  единого,  и  с
тех пор стал неизменным шефом особой контрразведки.
     Далее, именно Странник раскрыл заговор лысого Волдыря, фигуры жуткой,
сидевшей очень прочно, сильно и опасно копавшей под шефство Странника  над
контрразведкой. И сам  же  его  шлепнул,  никому  не  доверил.  Он  всегда
поступал открыто, никогда не маскировался и действовал только в одиночку -
никаких коалиций, никаких уний, никаких временных союзов.  Так  он  свалил
одного за другим трех начальников Военного департамента, - те даже пикнуть
не успевали, а их уже вызвали наверх, - пока не добился,  чтобы  поставили
Дергунчика, панически боящегося войны... Это он год назад  зарубил  проект
"Золото", представленный наверх  Патриотическим  Союзом  Промышленности  и
Финансов... Тогда казалось, что Странник вот-вот слетит, потому что проект
вызвал восторг у самого Папы, но Странник  ему  как-то  доказал,  что  все
выгоды проекта - сугубо временные, а через десять лет  начнется  повальная
эпидемия сумасшествия и полная разруха... Он все время как-то ухитрялся им
доказывать, никто никогда ничего не мог им доказать, только Странник  мог.
И в общем-то понятно, почему. Он никогда ничего не боялся.  Да,  он  долго
сидел у себя в кабинете, но в  конце  концов  понял  свою  истинную  цену.
Понял, что он нужен всем нам, кто бы мы ни были и как бы ни дрались  между
собой. Потому что только он может создать защиту, только он может избавить
нас от мучений... А сопляки в белых халатах рисуют на него  карикатурочки,
и он им это позволяет...
     Референт распахнул  перед  прокурором  очередную  дверь,  и  прокурор
увидел своего Мака. Мак в белом халате  с  шевроном  на  рукаве  сидел  на
подоконнике и  смотрел  наружу.  Если  бы  какой-нибудь  советник  юстиции
позволил себе в служебное время торчать на подоконнике  и  считать  галок,
его можно было бы со спокойной  совестью  пустить  по  этапу,  как  явного
бездельника и даже саботажника. В  данном  же  случае,  массаракш,  ничего
сказать было нельзя. Ты его за шиворот, а он тебе:  "Позвольте!  Я  ставлю
мысленный эксперимент! Отойдите и не мешайте!"
     Великий Мак считал галок. Он мельком взглянул на  вошедших,  вернулся
было к своему занятию, но  тут  же  снова  оглянулся  и  всмотрелся  более
пристально. Узнал, подумал  прокурор.  Узнал,  умница  моя...  Он  вежливо
улыбнулся Маку,  похлопал  по  плечу  молоденького  лаборанта,  крутившего
арифмометр, и, остановившись посередине комнаты, огляделся.
     - Ну-с... - произнес он в пространство между Маком и Головастиком.  -
А здесь у нас что делается?
     - Господин Сим, - сказал Головастик, краснея,  подмигивая  и  потирая
руки, - объясните господину инспектору, чем вы... кхе... гм...
     - А ведь я вас знаю, - сказал великий Мак, как-то неожиданно возникая
в двух  шагах  от  прокурора.  -  Простите,  если  я  не  ошибаюсь,  вы  -
государственный прокурор?
     Да, иметь дело с Маком было нелегко, весь тщательно продуманный  план
полетел к черту сразу же: Мак и не подумал ничего скрывать, он  ничего  не
боялся, ему было любопытно,  он  смотрел  на  прокурора  с  высоты  своего
огромного  роста,  как  на  некое  экзотическое  животное...   Надо   было
перестраиваться на ходу.
     -  Да,  -  с  холодным  удивлением  произнес   прокурор,   переставая
улыбаться. -  Насколько  мне  известно,  я  действительно  государственный
прокурор, хотя мне непонятно... - Он нахмурился и вгляделся в  лицо  Мака.
Мак широко улыбался. - Ба-ба-ба! - воскликнул прокурор. - Ну конечно же...
Мак Сим, он же Максим Каммерер! Однако, позвольте, мне же доложили, что вы
погибли на каторге... Массаракш, как вы сюда попали?
     - Длинная история, - ответил Мак, махнув рукой.  -  Между  прочим,  я
тоже удивлен, увидев вас здесь. Никогда не предполагал, что  наши  занятия
интересуют Департамент юстиции...
     - Ваши занятия интересуют самых неожиданных людей, - сказал прокурор.
Он взял Мака под руку, отвел его к дальнему окну и  доверительным  шепотом
осведомился:
     - Когда вы нам подарите пилюли? Настоящие  пилюли,  на  все  тридцать
минут...
     - А вы разве тоже?.. - спросил Мак. - Впрочем, да, естественно...
     Прокурор горестно покачал головой и с тяжелым вздохом закатил глаза.
     - Наше благословение и наше проклятие, -  проговорил  он.  -  Счастье
нашего государства и горе его правителей... Массаракш, я ужасно  рад,  что
вы живы, Мак. Должен вам сказать, что дело, по которому вы проходили, было
одним из немногих в моей  карьере,  оставивших  у  меня  чувство  досадной
неудовлетворенности... Нет-нет, не пытайтесь отрицать, - по  букве  закона
вы были виновны, с этой стороны все  в  порядке...  вы  напали  на  башню,
кажется, убили гвардейца, за это, знаете ли, по головке не гладят. Но  вот
по существу... Признаюсь, рука у меня дрогнула,  когда  я  подписывал  ваш
приговор. Как будто я приговаривал ребенка, не обижайтесь. В конце концов,
ведь это была затея скорее наша, чем ваша, и вся ответственность...
     - Я не обижаюсь, - сказал Мак. - И вы не далеки от истины: выходка  с
этой башней была ребяческая... Во всяком случае, я благодарен  прокуратуре
за то, что нас тогда не расстреляли.
     - Это было все, что я мог сделать, - сказал прокурор. -  Помнится,  я
был очень огорчен, узнав о вашей  гибели...  -  он  засмеялся  и  дружески
стиснул локоть Мака. - Чертовски рад, что все кончилось так  благополучно.
Чертовски рад сделать знакомство... - Он поглядел  на  часы.  -  Слушайте,
Мак, а почему вы здесь? Нет-нет, я не собираюсь вас арестовывать,  это  не
мое дело, пусть теперь вами занимается  военная  комендатура.  Но  что  вы
делаете в этом институте? Разве вы химик? Да еще... - Он  показал  пальцем
на шеврон.
     - Я - все понемножку,  -  сказал  Мак.  -  Немножко  химик,  немножко
физик...
     - Немножко подпольщик, - сказал прокурор, благодушно смеясь.
     - Очень немножко, - решительно сказал Мак.
     - Немножко фокусник... - сказал прокурор.
     Мак внимательно посмотрел на него.
     - Немножко фантазер, - продолжил прокурор, - немножко авантюрист...
     - Это уже не специальности, -  возразил  Мак.  -  Это,  если  угодно,
просто свойства всякого порядочного ученого.
     - И порядочного политика, - сказал прокурор.
     - Редкостное сочетание слов, - заметил Мак.
     Прокурор вопросительно посмотрел на него,  потом  сообразил  и  снова
засмеялся.
     - Да, - сказал он. - Политическая деятельность имеет свою  специфику.
Политика есть искусство отмывать дочиста очень грязной водой.  Никогда  не
опускайтесь  до  политики,  Мак,  оставайтесь  со  своей  химией...  -  Он
посмотрел на часы и с досадой сказал:  -  Ах,  проклятье,  совершенно  нет
времени, а так хотелось бы с вами поболтать... Я смотрел ваше досье, вы  -
любопытная личность... Но вы, вероятно, тоже сильно заняты...
     - Да, - сказал умница Мак.  -  Хотя,  конечно,  не  так  сильно,  как
государственный прокурор.
     - Ну вот, - произнес прокурор, снова засмеявшись. - А ваше начальство
уверяет нас, будто вы работаете днем  и  ночью...  Я,  например,  не  могу
сказать этого о себе. У  государственного  прокурора  случаются  свободные
вечера... Вы удивитесь,  но  у  меня  есть  к  вам  масса  вопросов,  Мак.
Признаться, я хотел побеседовать с вами еще тогда, после  процесса.  Но  -
дела, бесконечные дела...
     - Я к вашим услугам, - сказал Мак. - Тем более, что у меня тоже  есть
к вам вопросы.
     Ну-ну! - мысленно одернул его прокурор, - не надо так откровенно,  мы
здесь не одни. Вслух он сказал, просияв:
     - Прекрасно! Все, что в моих силах... А теперь - прошу меня простить,
бегу...
     Он  пожал  огромную  ладонь  своего  Мака,   уже   пойманного   Мака,
окончательно попавшегося на удочку Мака, он прекрасно мне  подыгрывал,  он
несомненно  хочет  встретиться,  и  сейчас  я  его   подсеку...   Прокурор
остановился в дверях, щелкнул пальцами и сказал, повернувшись:
     - Позвольте, Мак, а что вы делаете  сегодня  вечером?  Я  только  что
сообразил, что у меня сегодня свободный вечер...
     - Сегодня? - сказал Мак. - Ну, что же... Правда, сегодня у меня...
     - Приходите вдвоем! - воскликнул прокурор. - Еще лучше - я познакомлю
вас с женой, получится прекрасный вечер... Восемь часов - вас  устроит?  Я
пришлю за вами машину. Договорились?
     Договорились.
     Договорились! - ликуя, думал прокурор, обходя  последние  лаборатории
отдела,  улыбаясь,  похлопывая  и  пожимая.  Договорились!  -  думал   он,
подписывая  акт  в  кабинете  у  Головастика.   Договорились,   массаракш,
договорились! - кричал он про себя торжествующе по дороге домой.
     Он отдал  распоряжение  шоферу.  Он  приказал  референту  сообщить  в
Департамент, что господин прокурор занят... никого не принимать, отключить
телефоны и вообще убираться к дьяволу с глаз долой, но так, впрочем, чтобы
все время оставаться под рукой.  Он  вызвал  жену,  поцеловал  ее  в  шею,
вскользь припомнив, что не виделись они уже дней  десять,  и  попросил  ее
распорядиться насчет ужина, хорошего, легкого, вкусного ужина на четверых,
быть за  столом  паинькой  и  приготовиться  встретить  очень  интересного
человека. И побольше вин, самых лучших и разных.
     Потом он заперся в кабинете, опять выложил на  стол  дело  в  зеленой
папке и принялся продумывать заново,  с  самого  начала.  Его  обеспокоили
только  один  раз:  курьер  из  Военного  департамента  принес   последнюю
фронтовую сводку. Фронт развалился.  Кто-то  надоумил  хонтийцев  обратить
внимание на заградотряды, и  вчера  ночью  они  расстреляли  и  уничтожили
атомными снарядами  до  девяноста  пяти  процентов  танков-излучателей.  О
судьбе прорвавшейся армии сведений больше не поступало... Это  был  конец.
Это был конец войне. Это был конец генералу Шекагу и генералу Оду. Это был
конец Очкарику, Чайнику, Туче и другим, помельче. Очень возможно, что  это
был конец Свекору и Шурину. И уж конечно это был бы конец Умнику, если  бы
Умник не был умником...
     Он растворил сводку в стакане с  водой  и  пошел  ходить  кругами  по
кабинету. Он испытывал огромное облегчение.  Теперь  он  по  крайней  мере
точно знал, когда его вызовут наверх. Сначала они покончат  со  Свекром  и
будут не меньше  суток  выбирать  между  Дергунчиком  и  Зубом.  Затем  им
придется повозиться с Очкариком и Тучей. Это еще сутки.  Ну,  Чайника  они
прихлопнут мимоходом, а вот генерал Шекагу один отнимет у  них  не  меньше
двух суток. А потом и только потом... Потом у  них  уже  больше  не  будет
никакого "потом"...
     Он не выходил из кабинета до самого приезда гостя.


     Гость   произвел   исключительно   приятное   впечатление.   Он   был
великолепен. Он был настолько великолепен, что прокурорша, баба  холодная,
светская в самом страшном смысле слова, давным-давно  в  глазах  прокурора
уже не женщина, а старый  боевой  товарищ,  при  первом  взгляде  на  Мака
сбросила лет двадцать и вела себя чертовски естественно - она не могла  бы
вести себя естественнее, даже если бы знала, какую роль должен сыграть Мак
в ее судьбе.
     - А  почему  вы  один?  -  удивилась  она.  -  Муж  заказал  ужин  на
четверых...
     - Да, действительно, - подхватил прокурор, -  я  понял  так,  что  вы
придете со своей дамой, я помню эту девушку, она из-за вас чуть не  попала
в беду...
     - Она попала в беду, - сказал Мак спокойно. - Но об этом мы поговорим
потом, с вашего разрешения. Куда прикажете идти?..
     Ужинали  долго,  весело,  много  смеялись,  немножко  пили.  Прокурор
рассказывал последние сплетни - разрешенные и рекомендуемые к  распусканию
Департаментом  общественного  здоровья.  Прокурорша  очень  мило  загибала
нескромные анекдотцы, а Мак в юмористических тонах описал  свой  полет  на
бомбовозе. Хохоча над его рассказом,  прокурор  с  ужасом  думал,  что  бы
сейчас с ним было, если бы хоть одна ракета попала в цель...
     Когда все было съедено и выпито, прокурорша извинилась  и  предложила
мужчинам доказать, что они способны просуществовать без дамы хотя бы  час.
Прокурор воинственно принял этот вызов, схватил Мака под руку и повлек его
в кабинет угощать вином, которое имели возможность дегустировать всего три
или четыре десятка человек в стране.
     Они расположились в мягких креслах по сторонам низенького  столика  в
самом уютном углу кабинета, пригубили драгоценное вино и  посмотрели  друг
на друга. Мак был очень серьезен. Умница  Мак  явно  знал,  о  чем  пойдет
разговор, и прокурор вдруг  отказался  от  первоначального  плана  беседы,
хитроумной, изматывающей,  построенной  на  полунамеках,  рассчитанной  на
постепенное взаимопризнание. Судьба Рады, интрига Странника, козни Отцов -
все это не имело  никакого  значения.  Он  с  удивительной,  доводящей  до
отчаяния отчетливостью осознал, что  все  его  мастерство  в  такого  рода
беседах окажется лишним  с  этим  человеком.  Мак  либо  согласится,  либо
откажется. Это было предельно просто, так же, как и то, что прокурор  либо
будет жить, либо будет раздавлен ч