страна ходячих кукол...
     Все сгнило здесь, думал Максим. Ни одного живого человека.  Ни  одной
ясной головы. И опять я сел в калошу, потому что понадеялся на кого-то или
на что-то. Ни на что здесь нельзя  надеяться.  Ни  на  кого  здесь  нельзя
рассчитывать. Только на себя. А что я  один?  Уж  настолько-то  историю  я
знаю. Человек один не может ни черта... Может  быть,  Колдун  прав?  Может
быть, отстраниться? Спокойно и холодно, с высоты своего знания неминуемого
будущего, взирать, как кипит, варится, плавится сырье, как  поднимаются  и
падают наивные, неловкие, неумелые борцы, следить, как время выковывает из
них булат и погружает этот булат для закалки в потоки кровавой грязи,  как
сыплется трупами окалина... Нет, не умею. Даже думать в  таких  категориях
неприятно... Страшная штука, однако, - установившееся равновесие  сил.  Но
ведь Колдун сказал, что я - тоже сила. И  есть  конкретный  враг,  значит,
есть точка приложения для силы... Шлепнут меня здесь,  подумал  он  вдруг.
Обязательно. Но не завтра! - строго сказал он себе. Это случится, когда  я
проявлю себя, как сила, не раньше. Да и то - посмотрим...  Центр,  подумал
он. Центр. Вот что нужно искать, вот на что нужно направить организацию. И
я их направлю. Они у меня будут  заниматься  делом...  Ты  у  меня  будешь
заниматься делом, приятель. Ишь, как храпит. Храпи, храпи, завтра  я  тебя
вытащу...  Ладно,  надо  спать.   И   когда   же   мне   удастся   поспать
по-человечески? В большой просторной комнате, на свежих простынях... Что у
них здесь за обычай - спать по многу  раз  на  одной  простыне?..  Да,  на
свежих простынях, а перед сном прочесть хорошую книгу, потом убрать  стену
в сад, выключить  свет  и  заснуть...  а  утром  позавтракать  с  отцом  и
рассказать ему про этот  вагон...  маме  об  этом,  конечно,  рассказывать
нельзя... Мама, ты имей в виду, я жив, все в порядке,  и  завтра  со  мной
ничего не случится... А поезд все идет, давно не было остановок, очевидно,
кто-то где-то сообразил, что без нас войны не  начать...  Как  там  Гай  в
своем  капральском  вагоне?  Дико  ему,  наверное,  сейчас:  там   у   них
энтузиазм... О Раде я давно не думал. Дай-ка я подумаю о Раде...  Нет.  Не
время... Ладно, Максим, дружище, вшивое пушечное мясо,  спи.  Он  приказал
себе и тут же заснул.
     Во сне он видел Солнце, Луну, звезды. Все сразу, такой  был  странный
сон.
     Спать пришлось недолго. Поезд остановился,  со  скрежетом  откатилась
тяжелая дверь, и зычный голос рявкнул:  "Четвертая  рота!  Вылетай!"  Было
пять часов утра, светало, стоял туман и сыпал  мелкий  дождик.  Штрафники,
конвульсивно позевывая, трясясь от озноба, вяло полезли из вагона. Капралы
были уже тут как тут, злобно и нетерпеливо хватали за ноги, сдергивали  на
землю,  особенно  флегматичным  давали  по  шее,  орали:  "Разбирайся   по
экипажам! Становись!.. Куда  лезешь,  скотина?  Из  какого  взвода?..  Ты,
мордастый, тебе сколько раз повторять?.. Куда полезли? Вшивая банда!..."
     Кое-как разобрались по экипажам, выстроились перед вагонами. Какой-то
ханурик, заплутавшись в тумане, бегал, искал свой взвод - на него лаяли со
всех сторон. Мрачный невыспавшийся Зеф - борода дыбом -  хрипел  угрюмо  и
явственно:  "Давайте,  давайте,  стройте,  мы  вам   сегодня   навоюем..."
Пробегавший капрал походя съездил его по уху, Максим  сейчас  же  выставил
ногу, капрал  покатился  в  грязь.  Экипажи  довольно  заржали.  "Бригада,
смир-р-р-на!" - заорал кто-то невидимый. Завопили, надсаживаясь, командиры
батальонов, подхватили командиры рот, забегали  командиры  взводов.  Никто
"смирно"  не  встал,  штрафники  сутулились,  засунув   руки   в   рукава,
приплясывали на месте, счастливчики-богатеи курили, не скрываясь,  кто-то,
деликатно повернувшись спиной к господам командирам,  справлял  нужду,  по
рядам шли разговорчики, что жрать, по всему видно, снова не дадут и катись
они туда и сюда с такой войной. "Бригада, во-о-ольна! - заорал  вдруг  Зеф
зычным  голосом.  -  Р-разойдись!  Оправиться!"  Экипажи   с   готовностью
разошлись было, но  снова  засуетились  капралы,  и  вдруг  вдоль  вагонов
побежали, растягиваясь в редкую  шеренгу,  гвардейцы  в  блестящих  черных
плащах, с автоматами наизготовку. И следом за ними вдоль вагонов  набегала
испуганная тишина, экипажи торопливо строились, подравнивались, кое-кто из
штрафников по старинной привычке заложил руки за голову и расставил ноги.
     Железный голос из тумана сказал  негромко,  но  очень  слышно:  "Если
кто-нибудь из мерзавцев раскроет пасть, прикажу  стрелять".  Все  замерли.
Томно  потянулись   минуты,   заполненные   ожиданием.   Туман   понемногу
рассеивался, открывая неказистую  станционную  постройку,  мокрые  рельсы,
телеграфные столбы. Справа, перед  фронтом  бригады,  обнаружилась  темная
кучка  людей.  Оттуда  доносились  негромкие  голоса,  кто-то  раздраженно
рявкнул:  "Исполняйте  приказание!"  Максим  покосился  назад   -   позади
неподвижно стояли гвардейцы, глядели  из-под  капюшонов  с  подозрением  и
ненавистью.
     От  кучки  людей  отделилась  мешковатая   фигура   в   маскировочном
комбинезоне. Это был  командир  штрафной  бригады  экс-полковник  танковых
войск Анипсу, разжалованный и посаженный за  торговлю  горючим  на  черном
рынке. Помотав перед собою тростью и дернув головой, он начал речь:
     - Солдаты!.. Я не ошибся, я обращаюсь к вам, как к солдатам, хотя все
мы - и я в том числе - пока еще дерьмо,  отбросы  общества...  Мерзавцы  и
сволочи! Будьте благодарны, что вам разрешают нынче выступить в бой. Через
несколько часов почти все вы сдохнете, и это будет хорошо. Но те  из  вас,
подонки, кто уцелеет, заживут на  славу.  Солдатский  паек,  водка  и  все
такое... Сейчас  мы  пойдем  на  позиции,  и  вы  сядете  в  машины.  Дело
пустяковое - пройти на гусеницах полтораста километров... Танкисты из вас,
как из дерьма пуля, сами знаете, но зато все, до чего доберетесь, -  ваше.
Жрите. Это я вам говорю, ваш боевой товарищ Анипсу. Дороги назад нет, зато
есть дорога вперед. Кто попятится - сожгу на месте. Это особенно  касается
водителей... Вопросов  нет.  Бр-р-ригада!  Напра-во!  Вперед...  сомкнись!
Дубье,  сороконожки!  Сомкнуться  приказано!  Капралы,   массаракш!   Куда
смотрите?.. Стадо! Разобраться по четыре... Капралы, разберите этих свиней
по четыре! Массаракш...
     С помощью гвардейцев капралам удалось построить бригаду в колонну  по
четыре, после чего снова была подана  команда  "смирно".  Максим  оказался
совсем недалеко от командира бригады. Экс-полковник был вдребезги пьян. Он
стоял, покачиваясь, опершись задом на трость, то и  дело  тряс  головой  и
потирал ладонью свирепую сизую морду. Командиры батальонов, тоже вдребезги
пьяные, держались у него за спиной - один бессмысленно хихикал,  другой  с
тупым упорством пытался разжечь сигарету, а третий все хватался за  кобуру
и шарил по рядам  налитыми  глазами.  В  рядах  завистливо  принюхивались,
слышалось льстиво-одобрительное ворчание. "Давайте, давайте... -  бормотал
Зеф. - Мы вам навоюем..." Максим раздраженно толкнул его локтем.
     - Замолчи, - сказал он сквозь зубы. - Надоело.
     В это время к полковнику подошли двое - ротмистр с трубкой в зубах  и
какой-то грузный мужчина, штатский, в длинном плаще с поднятым  воротником
и в  шляпе.  Максиму  штатский  показался  странно  знакомым,  и  он  стал
присматриваться. Штатский что-то сказал  полковнику  вполголоса.  "Га?"  -
произнес полковник, обращая на него мутный взор. Штатский снова заговорил,
показывая большим пальцем через  плечо  на  колонну  штрафников.  Ротмистр
равнодушно попыхивал трубочкой. "Это зачем?" - гаркнул полковник. Штатский
достал какую-то бумагу, полковник  отстранил  бумагу  рукой.  "Не  дам,  -
сказал он. - Все как один, должны подохнуть..." Штатский настаивал.  "А  я
плевал!  -  отвечал  полковник.  -  И  на  департамент  ваш  плевал.   Все
подохнут... Верно я говорю?" - спросил он ротмистра. Ротмистр не возражал.
Штатский схватил полковника за  рукав  комбинезона  и  дернул  к  себе,  и
полковник чуть не упал со своей  трости.  Хихикающий  батальонный  залился
идиотским смехом. Лицо полковника почернело от  негодования,  он  полез  в
кобуру и вытащил огромный армейский пистолет. "Считаю до десяти, - объявил
он штатскому. -  Раз...  два..."  Штатский  плюнул  и  пошел  прочь  вдоль
колонны, вглядываясь в лица штрафников, а полковник все считал и, досчитав
до десяти, открыл огонь. Тут ротмистр, наконец, забеспокоился и убедил его
спрятать оружие. "Все должны подохнуть, - объявил полковник. -  Вместе  со
мной... Бр-р-ригада! Слушай команду! Ш-шагом... м-марш!"
     И бригада двинулась. По расхлябанной, разъезженной гусеницами  колее,
скользя и хватаясь  друг  за  друга,  штрафники  спустились  в  болотистую
лощину, свернули и  зашагали  прочь  от  железной  дороги.  Здесь  колонну
нагнали командиры взводов. Гай пошел рядом  с  Максимом,  он  был  бледен,
играл желваками и сначала долго молчал, хотя Зеф сразу  спросил  его,  что
слышно. Лощина постепенно расширялась, появились кусты,  впереди  замаячил
лесок. У обочины дороги торчал, завалившись гусеницей  в  мокрую  рытвину,
огромный неуклюжий танк, какой-то древний, совсем не похожий на патрульные
танки береговой охраны,  -  с  маленькой  квадратной  башней  и  маленькой
пушечкой.  Возле  танка  возились  угрюмые  люди  в  замасленных  куртках.
Штрафники  шагали  вразброд,  засунув  руки  в  карманы,  подняв   жесткие
воротники. Многие осторожно поглядывали по сторонам - нельзя  ли  смыться?
Кустики были очень соблазнительные, но на  склонах  лощины  маячили  через
каждые двести-триста шагов черные фигуры с автоматами. Навстречу, ныряя  в
колдобинах, проползли три грузовика-цистерны. Водители были  мрачны  и  не
смотрели на штрафников. Дождь усиливался, настроение  падало.  Шли  молча,
покорно, как скот, все реже озираясь.
     - Слушай, взводный, - проворчал Зеф. - Неужели нам  так  и  не  дадут
пожрать?
     Гай достал из кармана краюху хлеба и сунул ему.
     - Все, - сказал он. - До самой смерти.
     Зеф погрузил краюху в бороду и принялся отчетливо работать челюстями.
Бред какой-то, подумал Максим. Ведь все знают, что идут на верную  смерть.
И все-таки идут. Значит, на что-нибудь надеются? Значит,  у  каждого  есть
какой-то план? Да, ведь они ничего не знают об излучении... Каждый думает:
где-нибудь там, по дороге, сверну, выскочу из танка и  прилягу,  а  дураки
пусть наступают... Вот с этого  мы  и  начнем  борьбу  против  правых:  об
излучении  нужно  писать  листовки,   кричать   в   общественных   местах,
радиостанции организовывать... хотя приемники  действуют  только  на  двух
частотах... все равно, врываться в паузы. Не на башни тратить людей, а  на
контр-пропаганду...  Впрочем,  все  это  потом,   потом,   сейчас   нельзя
отвлекаться. Сейчас надо все замечать. Искать малейшие щелки... На станции
танков не было и пушек тоже,  везде  только  стрелки-гвардейцы.  Это  надо
иметь в виду. Лощина хорошая, глубокая, а охрану,  вероятно,  снимут,  как
только мы пройдем... Да нет, причем здесь охрана - все побежит вперед, как
только включат излучатели... Он с  удивительной  отчетливостью  представил
себе, как это  будет.  Врубаются  излучатели.  Танки  штрафников  с  ревом
устремляются вперед. За ними валят валом армейцы. Вся прифронтовая  полоса
пустеет... Трудно представить себе глубину этой полосы, неизвестен  радиус
действия излучателей, но  уж  два-три  километра  -  наверняка.  В  полосе
глубиной два-три  километра  не  останется  ни  одного  человека  с  ясной
головой. Кроме меня... Э, нет, не только два-три  километра.  Больше.  Все
стационарные установки, все башни - все будет  включено  и,  наверное,  на
максимальную мощность. Весь приграничный район сойдет с ума...  Массаракш,
как же быть с Зефом, он же этого не выдержит... Максим покосился на  мерно
двигающуюся рыжую бороду, на хмурое грязное  хайло  мировой  знаменитости.
Ничего, выдержит. В крайнем случае придется помочь, хотя, боюсь, будет  не
до того. И еще Гай -  с  него  ведь  глаз  нельзя  будет  спускать...  Да,
придется поработать. Ладно. В конце концов в этом мутном водовороте я  все
равно буду полным хозяином, и остановить меня никто не  сможет,  да  и  не
захочет...
     Прошли лесок, и сразу  стал  слышен  слитный  гул  громкоговорителей,
треск  выхлопов,  раздраженные  крики.  Впереди,  на  пологом  травянистом
склоне, поднимающемся к северу,  стояли  в  три  ряда  танки.  Между  ними
бродили люди, слоился сизый дым. "А вот и наши гробы!" - весело  и  громко
произнес кто-то впереди.
     - Ты посмотри, что они нам дают, - сказал  Гай.  -  Довоенные  танки,
хлам имперский, консервные банки... Слушай, Мак, мы что же, так и подохнем
здесь? Ведь это же погибель верная...
     - Сколько до границы? - спросил Максим. -  И  что  там  вообще  -  за
гребнем?
     - Там равнина, - ответил Гай. - Как стол. Граница километрах в  трех,
потом начинаются холмы, они тянутся до самой...
     - Речки нет?
     - Нет.
     - Овраги?
     - Н-нет... Не помню. А что?
     Максим поймал его руку, крепко сжал.
     - Не падай духом, мальчик, - сказал он. - Все будет хорошо.
     Гай с отчаянной надеждой глядел на него снизу  вверх.  Глаза  у  него
запали, скулы обтянуло.
     - Правда? - сказал он. - А то ведь я никакого выхода не вижу.  Оружие
отобрали, в танках вместо снарядов  -  болванки.  Пулеметов  нет.  Впереди
смерть, позади смерть...
     - Ага! - злорадно  сказал  Зеф.  -  Замочил  штанишки?  Это  тебе  не
каторжников по зубам щелкать...
     Колонна втянулась в интервал  между  рядами  танков  и  остановилась.
Разговаривать стало трудно. Прямо  на  траве  были  установлены  громадные
раструбы громкоговорителей, бархатный магнитофонный бас  вещал:  "Там,  за
гребнем лощины, коварный враг. Только вперед. Только вперед. Рычаги себя и
- вперед. На врага. Вперед... Там, за  гребнем  лощины,  коварный  враг...
Рычаги на себя и -  вперед..."  Потом  голос  оборвался  на  полуслове,  и
принялся  орать  полковник.  Он  стоял  на  радиаторе  своего   вездехода,
батальонные держали его за ноги.
     - Солдаты! - орал полковник. - Хватит болтать языком!  Перед  вами  -
ваши танки. Все по машинам!  Главным  образом,  водители,  потому  что  на
остальных мне наплевать. Но всякого, кто останется...  -  Он  извлек  свой
пистолет и показал всем.  -  Понятно,  вшивые  свиньи?..  Господа  ротные,
развести экипажи по танкам!..
     Началась  толкотня.  Полковник,  шатаясь  на  радиаторе,  как  жердь,
продолжал  что-то  выкрикивать,  но  его  не  стало  слышно,  потому   что
громкоговорители снова принялись долдонить, что впереди враг  и  потому  -
рычаги на себя. Все штрафники ринулись к третьему  ряду  танков.  Началась
драка, в воздухе заметались  подкованные  ботинки.  Огромная  серая  толпа
медленно  кишела  вокруг  танков  заднего  ряда.  Некоторые  танки  начали
двигаться, с них сыпались люди. Полковник  совсем  посинел  от  натуги  и,
наконец, принялся палить  поверх  голов.  Из  леска  черной  цепью  бежали
гвардейцы.
     - Пошли, - сказал Максим, твердо взял Гая и Зефа за плечи и  повел  к
крайней машине в первом ряду - угрюмой, пятнистой,  с  бессильно  поникшим
орудийным стволом.
     - Подожди... - растерянно лепетал Гай, оглядываясь. - Мы же четвертая
рота, мы же вон там, мы же во втором ряду...
     - Иди, иди, - сердито сказал Максим. - Может быть, ты еще  и  взводом
покомандовать хочешь?
     - Солдатская косточка, - сказал Зеф. - Уймись, мамаша...
     Кто-то сзади  схватил  Максима  за  пояс.  Максим,  не  оборачиваясь,
попробовал освободиться - не удалось. Он оглянулся. За спиной, ухватившись
цепко одной рукою, а другой вытирая окровавленный нос,  тащился  четвертый
член экипажа, водитель, уголовник по кличке Крючок.
     - Ага, -  сказал  Максим.  -  Я  и  забыл  о  тебе.  Давай-давай,  не
отставай...
     Он с неудовольствием отметил про себя, что в суматохе забыл  об  этом
человеке, которому по плану была отведена немаловажная роль.  Тут  грянули
гвардейские автоматы, по  броне  с  мяукающим  визгом  запрыгали  пули,  и
пришлось согнуться и бежать опрометью. Забежав  за  крайний  танк,  Максим
остановился.
     - Слушай мою команду, - сказал он. - Крючок, заводи.  Зеф,  в  башню.
Гай, проверь нижние люки... да тщательно проверь, голову сниму!
     Он пошел вокруг танка,  осматривая  траки.  Вокруг  стреляли,  орали,
монотонно бубнили репродукторы, но он дал себе слово не отвлекаться  и  не
отвлекался, только отметил про себя: репродукторы - Гай - не забыть. Траки
были в сносном состоянии, но  ведущие  колеса  внушали  опасение.  Ничего,
сойдет, мне на нем не долго ездить... Из-под танка ловко выполз  Гай,  уже
грязный, с ободранными руками.
     - Приржавели люки! - прокричал он. - Я  их  не  закрыл,  пусть  будут
открыты, правильно?
     "Там, за гребнем лощины, коварный враг! - вещал магнитофонный  голос.
- Только вперед. Только вперед. Рычаги на себя..."
     Максим поймал Гая за воротник и притянул к себе.
     - Ты меня любишь? - сказал он, уставясь в расширенные глаза. - Веришь
мне?
     - Да! - выдохнул Гай
     - Только меня слушай.  Больше  никого  не  слушай.  Все  остальное  -
вранье. Я твой друг, только я, больше никто. Я твой начальник.  Запоминай.
Я приказываю: запоминай.
     Обалдевший Гай быстро-быстро кивал, неслышно повторяя: "Да,  да.  Да.
Только ты. Больше никто..."
     - Мак! - заорал кто-то прямо в ухо. Максим обернулся. Перед ним стоял
тот  странно  знакомый  штатский  в  длинном  плаще,  но  уже  без  шляпы.
Массаракш... Квадратное шелушащееся лицо, красные отечные глаза... Это  же
Фанк! На щеке кровавая царапина, губа разбита...
     - Массаракш! - орал Фанк, стараясь перекричать шум. - Вы оглохли, что
ли? Узнаете меня?
     - Фанк! - сказал Максим. - Откуда вы здесь?
     Фанк вытер с губы кровь.
     - Пошли! - прокричал он. - Быстрей!
     - Куда?
     - К черту отсюда! Пошли!
     Он схватил Максима за комбинезон и потащил. Максим отбросил его руку.
     - Нас убьют! - крикнул он. - Гвардейцы!
     Фанк замотал головой.
     - Пошли! У меня на вас пропуск! - и, видя, что Максим не двигается: -
Я ищу вас по всей стране! Еле нашел! Пошли немедленно!
     - Я не один! - крикнул Максим.
     - Не понимаю!
     - Я не один! - гаркнул Максим. - Нас трое! Один я не пойду!
     - Вздор! Не говорите глупостей! Что за  дурацкое  благородство?  Жить
надоело? - Фанк поперхнулся от крика и зашелся кашлем.
     Максим огляделся. Бледный Гай с дрожащими  губами  смотрел  на  него,
держал его за рукав - конечно, все слышал. В соседний танк двое гвардейцев
забивали прикладами окровавленного штрафника.
     - Один пропуск! - проорал  Фанк  сорванным  голосом.  -  Один!  -  Он
показал палец.
     Максим замотал головой.
     - Нас трое! - Он показал три пальца. - Я никуда без них не пойду!
     Из бокового люка высунулась веником рыжая бородища Зефа. Фанк облизал
губы, он явно не знал, что делать.
     - Кто вы такой? - крикнул Максим. - Зачем я вам нужен?
     Фанк мельком взглянул на него и стал смотреть на Гая.
     - Этот с вами? - крикнул он.
     - Да! И этот тоже!
     Глаза у Фанка стали дикими. Он сунул руку под плащ, вытащил  пистолет
и направил ствол на Гая. Максим изо всех сил  ударил  его  по  руке  снизу
вверх, и пистолет взлетел высоко в  воздух.  Максим,  сам  еще  не  совсем
поняв, что произошло, задумчиво  проводил  его  взглядом.  Фанк  согнулся,
сунув поврежденную руку под мышку. Гай коротко и точно, как  на  занятиях,
ударил его по шее, и он повалился ничком. Рядом вдруг возникли  гвардейцы,
ощеренные, потные после работы, осунувшиеся от бешенства.
     - В машину! - рявкнул Максим Гаю, наклонился и  подхватил  Фанка  под
мышки, Фанк был грузен и с трудом пролез  в  люк.  Максим  нырнул  следом,
получив на проща