- Можешь закурить, капрал, - сказал господин ротмистр.
     - Благодарю вас, господин ротмистр, я не курю.
     Господин ротмистр далеко сплюнул сквозь зубы.
     - Не боишься разочароваться в своем приятеле?
     -  Никак  нет...  -  нерешительно  сказал  Гай.  -  Хотя,  с   вашего
позволения, мне очень жаль, что ему досталась женщина. Он - горец, а у них
там...
     - Он такой же горец, как мы с тобой, - сказал господин ротмистр. -  И
дело здесь не в женщинах... Впрочем, посмотрим. Чем вы  занимались,  когда
вас вызвали?
     - Пели хором, господин ротмистр.
     - И что же вы пели?
     - Горские песни, господин  ротмистр.  Он  знает  очень  много  разных
песен.
     Господин  ротмистр  вышел  из   машины   и   принялся   прохаживаться
взад-вперед по тропинке. Больше он не разговаривал, а минут  через  десять
принялся насвистывать "Гвардейский  марш".  Гай  все  ждал  выстрелов,  но
выстрелов не было, и он начал беспокоиться.  Он  и  сам  не  знал,  почему
беспокоится. Убежать от  Мака  немыслимо.  Обезоружить  его  -  еще  более
немыслимо. Но тогда почему он не стреляет? Может быть, он повел их  дальше
обычного места... На обычном - слишком сильно  пахнет,  божедомы  зарывают
неглубоко, а у Мака слишком уж  сильное  обоняние...  он  из  одной  своей
брезгливости лишних километров пять пройти способен...
     - Н-ну, так... - сказал господин ротмистр, останавливаясь.  -  Вот  и
все, капрал Гаал. Боюсь, что мы не дождемся твоего дружка. И  боюсь,  тебя
сегодня в последний раз называют капралом.
     Гай с изумлением посмотрел на него. Господин ротмистр ухмылялся.
     - Ну, что смотришь? Что ты таращишься, как свинья  на  ветчину?  Твой
приятель бежал, дезертировал, он трус и изменник! Понятно, рядовой Гаал?
     Гай был поражен. И не столько словами  господина  ротмистра,  сколько
его  тоном.  Господин  ротмистр  был   в   восторге.   Господин   ротмистр
торжествовал. У господина ротмистра  был  такой  вид,  словно  он  выиграл
крупное пари. Гай машинально поглядел в глубину  карьера  и  вдруг  увидел
Мака. Мак возвращался один, автомат он нес в руке за ремень.
     - Массаракш! - прохрипел господин ротмистр. Он тоже  увидел  Мака,  и
вид у него сделался обалделый.
     Больше они не говорили, они  только  смотрели,  как  Мак  неторопливо
приближается к ним, легко шагая по каменному  крошеву,  на  его  спокойное
доброе лицо со странными глазами, и в голове у Гая царила  сумятица:  ведь
выстрелов же не было... неужели он задушил их...  или  забил  прикладом...
он, Мак, женщину? Да нет, чепуха... Но не было же выстрелов!..
     В пяти шагах от них Мак остановился и, глядя  господину  ротмистру  в
лицо, швырнул автомат ему под ноги.
     - Прощайте, господин ротмистр,  -  сказал  он.  -  Тех  несчастных  я
отпустил и теперь хочу уйти сам. Вот  ваше  оружие,  вот  одежда...  -  Он
повернулся к Гаю и, расстегивая ремень, сказал ему: -  Гай,  это  нечистое
дело. Они нас обманули, Гай...
     Он стянул с себя сапоги и комбинезон, свернул все в  узел  и  остался
таким, каким Гай увидел его впервые не  южной  границе  -  почти  голым  и
теперь даже без обуви, в одних серебристых трусах. Он подошел к  машине  и
положил узел  на  радиатор.  Гай  ужаснулся.  Он  посмотрел  на  господина
ротмистра и ужаснулся еще больше.
     - Господин ротмистр! - закричал он. - Не надо! Он  сошел  с  ума!  Он
опять...
     - Кандидат Сим! - каркнул господин ротмистр, держа руку на кобуре.  -
Немедленно садитесь в машину! Вы арестованы.
     - Нет, - сказал Мак. - Это вам только кажется. Я свободен.  Я  пришел
за Гаем. Гай, пошли! Они  тебя  надули.  Они  -  грязные  люди.  Раньше  я
сомневался, теперь я уверен. Пошли.
     Гай замотал головой. Он хотел что-то сказать, что-то объяснить, но не
было времени и не было слов. Господин ротмистр вытащил пистолет.
     - Кандидат Сим! В машину! - каркнул он.
     - Ты идешь? - спросил Мак.
     Гай снова замотал головой. Он смотрел на пистолет  в  руке  господина
ротмистра и думал только об одном, и знал только одно: Мака сейчас  убьют.
И он не понимал, что надо делать.
     - Ладно, - сказал Мак. - Я тебя найду. Я все узнаю и найду тебя. Тебе
здесь не место... Поцелуй Раду, до свидания.
     Он повернулся и пошел, также легко ступая по каменному крошеву босыми
ногами, как и в сапогах, а Гай, трясясь, словно в лихорадке, немо  смотрел
на его широкую треугольную спину и ждал выстрела и черной дырки под  левой
лопаткой.
     - Кандидат Сим, - сказал господин  ротмистр,  не  повышая  голоса.  -
Приказываю вернуться. Буду стрелять.
     Мак остановился и снова повернулся к нему.
     - Стрелять? - сказал он. - В меня? За что?  Впрочем,  это  неважно...
Дайте сюда пистолет.
     Господин ротмистр, держа пистолет у бедра, навел дуло на Мака.
     - Я считаю до трех, - сказал он. - Садись в машину, кандидат. Раз!
     - А ну,  дайте  сюда  пистолет,  -  сказал  Мак,  протягивая  руку  и
направляясь к господину ротмистру.
     - Два! - сказал господин ротмистр.
     - Не надо! - крикнул Гай.
     Господин ротмистр выстрелил. Мак был уже близко. Гай видел, как  пуля
попала ему в плечо и как он отшатнулся, словно налетел на препятствие.
     - Глупец, - сказал Мак. - Дайте сюда оружие, злобный глупец...
     Он не остановился, он все шел на господина ротмистра,  протянув  руку
за оружием, и из дырки  на  плече  вдруг  толчком  выплеснулась  кровь.  А
господин ротмистр, издавши странный  скрипящий  звук,  попятился  и  очень
быстро выстрелил три раза подряд прямо в широкую  коричневую  грудь.  Мака
отбросило, он упал на спину, сейчас же вскочил, снова упал, приподнялся, и
господин ротмистр, присев от напряжения, выпустил в него еще три пули. Мак
перевалился на живот и застыл.
     У Гая все поплыло перед глазами, и он опустился на  подножку  машины.
Ноги его не держали. В ушах его  все  еще  звучал  отвратительный  плотный
хруст, с которым пули входили в тело этого странного и любимого  человека.
Потом он опомнился, но еще некоторое время сидел, не рискуя  подняться  на
ноги.
     Коричневое тело Мака лежало среди бело-розовых  камней  и  само  было
неподвижно, как камень. Господин ротмистр стоял на прежнем месте и,  держа
пистолет наготове, курил, жадно затягиваясь. На Гая он не  смотрел.  Потом
он докурил до конца, до самых губ, обжигаясь, отбросил окурок и сделал два
шага в сторону убитого. Но уже второй шаг  был  очень  короткий.  Господин
ротмистр Чачу так и не решился подойти вплотную. Он  произвел  контрольный
выстрел с десяти шагов. Он  промахнулся.  Гай  видел,  как  каменная  пыль
брызнула рядом с головой Мака.
     - Массаракш, -  прошипел  господин  ротмистр  и  принялся  засовывать
пистолет в кобуру. Он засовывал пистолет  долго,  а  потом  никак  не  мог
застегнуть кобуру, а потом подошел к Гаю, взял его искалеченной  рукой  за
мундир на  груди,  рывком  поднял  и,  громко  дыша  в  лицо,  проговорил,
растягивая слова, как пьяный:
     - Ладно, ты останешься капралом. Но в Гвардии тебе  делать  нечего...
Напишешь рапорт о переводе в армию. Полезай в машину.



                      "КАК-ТО СКВЕРНО ЗДЕСЬ ПАХНЕТ..."

     - Как-то скверно здесь пахнет, - сказал Папа.
     - Правда? - сказал Свекор. - А я не чувствую.
     - Пахнет, пахнет, - сказал Деверь брюзгливо. -  Тухлятиной  какой-то.
Как на помойке...
     - Стены, должно быть, сгнили, - решил Папа.
     - Вчера я видел новый танк, - сказал  Тесть.  -  "Вампир".  Идеальная
герметика. Термический барьер до тысячи градусов...
     - Они, наверное, еще при покойном императоре сгнили, - сказал Папа, -
а после переворота ремонта не было...
     - Утвердил? - спросил Тестя Шурин.
     - Утвердил, - сказал Тесть.
     - А когда на конвейер? - спросил Шурин.
     - Уже, - сказал Свекор. - Десять машин в сутки.
     - С вашими танкам скоро без  штанов  останемся,  -  брюзгливо  сказал
Деверь.
     - Лучше без штанов, чем без танков, - возразил Тесть.
     - Как был ты полковником, - сварливо  сказал  ему  Деверь,  -  так  и
остался. Все бы тебе в танки играть...
     - Что-то у меня зуб  ноет,  -  сказал  Папа  задумчиво.  -  Странник,
неужели так трудно изобрести безболезненный способ лечения зубов?
     - Можно подумать, - сказал Странник.
     - Ты лучше подумай о тяжелых системах, - сердито сказал Шурин.
     - Можно подумать и о тяжелых системах, - сказал Странник.
     - Давайте сегодня не будем говорить о тяжелых системах,  -  предложил
Папа. - Давайте считать, что это несвоевременно.
     - А  по-моему  очень  своевременно,  -  возразил  Шурин.  -  Пандейцы
перебросили на хонтийскую границу еще одну дивизию.
     - Какое тебе до этого дело? - брюзгливо спросил Деверь.
     - Самое прямое, -  ответил  Шурин.  -  Я  прикидывал  такой  вариант:
пандейцы вмешиваются в  хонтийскую  кашу,  быстренько  ставят  там  своего
человека, и мы имеем объединенный фронт - пятьдесят миллионов против наших
сорока.
     - Я бы большие деньги дал, чтобы они вмешались в хонтийскую  кашу,  -
сказал Деверь. - Это вы все воображаете, что раз каша - так уже  и  кушать
можно... А я говорю: кто Хонти тронет, тот и проиграл.
     - Смотря как трогать, - негромко сказал  Свекор.  -  Если  деликатно,
небольшими силами, да не увязать - тронул и отскочил, как только  они  там
перестанут ссориться... и при этом успеть раньше пандейцев...
     - В конце концов что нам нужно? - сказал Тесть. -  Либо  объединенные
хонтийцы, без этой  своей  гражданской  каши,  либо  наши  хонтийцы,  либо
мертвые хонтийцы... В любом случае без вторжения не обойтись.  Договоримся
о вторжении, а прочее - уже детали... На каждый  вариант  уже  готов  свой
план.
     - Тебе обязательно надо нас без штанов пустить, -  сказал  Деверь.  -
Тебе - пусть без штанов, лишь бы с  орденами...  Зачем  тебе  объединенная
Хонти, если можно иметь разъединенную Пандею?
     -  Приступ  детективного  бреда,  -  заметил  Шурин,  ни  к  кому  не
обращаясь.
     - Не смешно, - сказал Деверь. - Я нереальных вариантов не  предлагаю.
Если я говорю, значит, у меня есть основания.
     - Вряд ли у тебя могут  быть  серьезные  основания,  -  мягко  сказал
Свекор. - Просто тебя соблазняет дешевизна решения, я тебя понимаю, только
северную  проблему  малыми  средствами  не  решить.  Там  ни  путчами,  ни
переворотами не обойдешься. Деверь, который был до тебя, разъединил Хонти,
а теперь нам приходится опять объединять... Путчи - путчами, а этак  можно
и до революции доиграться. У них ведь не так, как у нас.
     - А ты что молчишь, Умник? - спросил Папа. - Ты ведь у нас умник.
     - Когда  говорят  отцы,  благоразумным  детям  лучше  помалкивать,  -
ответил Умник, улыбаясь.
     - Ну, говори, говори, будет тебе.
     - Я не политик, - сказал Умник. Все засмеялись, Тесть даже подавился.
- Право, господа, здесь нет ничего смешного... Я действительно всего  лишь
узкий специалист. И как таковой, могу только сообщить, что по моим  данным
армейское офицерство настроено в пользу войны...
     - Вот как? - сказал Папа, пристально на него глядя. - И ты туда же?
     - Прости, Папа, - горячо сказал Умник. - Но сейчас,  по-моему,  очень
выгодный момент для вторжения: перевооружение армии заканчивается...
     - Хорошо, хорошо, - сказал Папа добродушно. - Я потом с тобой об этом
побеседую.
     - Нет никакой  необходимости  с  ним  потом  беседовать,  -  возразил
Свекор. - Здесь все свои, а специалист обязан высказывать свое мнение.  На
то мы его и держим.
     - Кстати,  о  специалистах,  -  сказал  Папа.  -  Почему  я  не  вижу
Дергунчика?
     - Дергунчик инспектирует горный оборонительный пояс, - сказал  Тесть.
- Но его мнение и так  известно.  Боится  за  армию,  как  будто  это  его
собственная армия...
     - Да, - сказал Папа. - Горы -  это  серьезно...  Шурин,  это  ты  мне
говорил, что в Гвардии обнаружили  горского  шпиона?..  Да,  господа  мои,
Север - Севером, а на востоке висят еще  горы,  а  за  горами  океан...  С
Севером мы как-нибудь управимся...  воевать  хотите  -  что  же,  можно  и
повоевать, хотя... На сколько нас хватит, Странник?
     - Дней на десять, - сказал Странник.
     - Ну, что же, дней пять-шесть можно повоевать...
     - План глубокого вторжения, - сказал Тесть, - предусматривает разгром
Хонти в течение восьми суток.
     - Хороший план, - сказал Папа одобрительно. - Ладно, так  и  решим...
Ты, кажется, против, Странник?
     - Меня это не касается, - сказал Странник.
     -  Ладно,  -  сказал  Папа.  -  Побудь  против...  Что   ж,   Деверь,
присоединимся к большинству?
     - А!  -  сказал  Деверь  с  отвращением.  -  Делайте,  как  хотите...
Революции он испугался...
     - Папа! - сказал Свекор торжественно. - Я знал, что ты будешь с нами!
     - А как же! - сказал Папа. - Куда я без вас?.. Помнится, были у  меня
в Хонтийском генерал-губернаторстве какие-то рудники... медные... Как  они
там  сейчас,  интересно?..  Да,  Умник!  А  ведь   наверное   надо   будет
организовать общественное мнение. Ты уже наверное что-нибудь придумал,  ты
ведь у нас умник.
     - Конечно, Папа, - сказал Умник. - Все готово.
     - Покушение какое-нибудь? Или нападение на  башни?  Иди-ка  ты  прямо
сейчас и подготовь мне к ночи материалы, а мы здесь обсудим сроки...
     Когда дверь за Умником закрылась, Папа сказал:
     - Ты что-то хотел сообщить нам о Волдыре, Странник?




                         ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ТЕРРОРИСТ


                                    9

     Сопровождающий негромко сказал: "Ждите здесь" и ушел, - скрылся между
кустами и за деревьями. Максим сел на пенек  посередине  полянки,  засунул
руки глубоко в карманы брезентовых штанов и стал ждать.  Лес  был  старый,
запущенный, подлесок душил  его,  от  древних  морщинистых  стволов  несло
трухлявой  гнилью.  Было  сыро.  Максим  ежился,  он  чувствовал  дурноту,
хотелось посидеть на солнышке, погреть плечо. В кустах  неподалеку  кто-то
был, но Максим не обращал внимания - за ним следили от самого  поселка,  и
он ничего не имел против. Странно было бы, если бы они поверили сразу же.
     Сбоку на полянку вышла маленькая девочка в огромной залатанной  кофте
и с корзинкой на руке. Она уставилась на Максима и так, не отрывая от него
любопытных глаз, прошла мимо,  спотыкаясь  и  путаясь  в  траве.  Какой-то
зверек вроде белки мелькнул между кустами, взлетел на дерево, глянул вниз,
испугался и исчез. Было тихо, только где-то далеко стучала неровным стуком
машина - резала тростник на озере.
     Человек в кустах не уходил - буравил  спину  недобрым  взглядом.  Это
было неприятно, но надо привыкать.  Теперь  всегда  будет  так.  Обитаемый
остров ополчился на него, стрелял в него, следил за  ним,  не  верил  ему.
Максим задремал. Последнее время он часто задремывал в самые  неподходящие
моменты.  Засыпал,  просыпался,  опять  засыпал.  Он  не  пытался  с  этим
бороться: так хотел организм, а ему виднее. Это пройдет,  только  не  надо
сопротивляться.
     Зашуршали шаги, и сопровождающий  сказал:  "Идите  за  мной".  Максим
поднялся, не вынимая рук из карманов, и пошел за ним, глядя на его ноги  в
мягких мокрых сапогах. Они углубились в лес и принялись  ходить,  описывая
круги и сложные  петли,  постепенно  приближаясь  к  какому-то  жилью,  до
которого от полянки напрямик  было  совсем  близко.  Потом  сопровождающий
решил, что он достаточно запутал Максима, и полез напрямик через  бурелом,
причем, как человек городской, производил много шума  и  треска,  так  что
Максим даже перестал слышать шаги того человека, который крался следом.
     Когда  бурелом  кончился,  Максим  увидел  за  деревьями  лужайку   и
покосившийся бревенчатый  дом  с  заколоченными  окнами.  Лужайка  заросла
высокой травой, но Максим видел, что здесь ходили - и  совсем  недавно,  и
давно. Ходили осторожно, стараясь каждый раз подойти к дому другим  путем.
Сопровождающий открыл скрипучую дверь, и они вошли в темные затхлые  сени.
Человек, который  шел  следом,  остался  снаружи.  Сопровождающий  отвалил
крышку погреба и сказал: "Идите сюда,  осторожнее..."  Он  плохо  видел  в
темноте. Максим спустился по деревянной лестнице.
     В погребе было тепло,  сухо,  здесь  были  люди,  они  сидели  вокруг
деревянного стола и смешно таращились, пытаясь разглядеть  Максима.  Пахло
свежепогашенной свечей. По-видимому, они не хотели, чтобы Максим видел  их
лица. Максим узнал только двоих: Орди, дочь старой Илли Тадер, и  толстого
Мемо Грамену, сидевшего у самой лестницы с пулеметом  на  коленях.  Вверху
тяжело грохнула крышка люка, и кто-то сказал:
     - Кто вы такой? Расскажите о себе.
     - Можно сесть? - спросил Максим.
     - Да, конечно. Идите сюда, на мой голос. Наткнетесь на скамью.
     Максим сел за стол и обвел глазами соседей. За столом кроме него было
четверо. В темноте они  казались  серыми  и  плоскими,  как  на  старинной
фотографии. Справа сидела Орди, а говорил  плотный  широкоплечий  человек,
сидевший напротив. Он был неприятно похож на ротмистра Чачу.
     - Рассказывайте, - повторил он.
     Максим вздохнул. Ему очень не хотелось начинать  знакомство  прямо  с
вранья, но делать было нечего.
     - Своего прошлого я не знаю, - сказал он. - Говорят, я  горец.  Может
быть. Не помню... Зовут меня Максим, фамилия - Каммерер.  В  Гвардии  меня
звали Мак Сим. Помню себя с того момента, когда меня задержали  в  лесу  у
Голубой Змеи...
     С враньем было покончено, и дальше дело пошло легче. Он  рассказывал,
стараясь быть кратким и в то же время не упустить  то,  что  казалось  ему
важным.
     - ...Я отвел их как можно дальше вглубь карьера, велел им  бежать,  а
сам не торопясь вернулся. Тогда ротмистр расстрелял меня. Ночью я пришел в
себя, выбрался из карьера и вскоре набрел на пастбище. Днем я  прятался  в
кустах и спал, а ночью подбирался к коровам и пил молоко. Через  несколько
дней мне стало лучше. Я взял  у  пастухов  какое-то  тряпье,  добрался  до
поселка Утки и нашел там Илли Тадер. Остальное вам известно.
     Некоторое время все  молчали.  Потом  человек  деревенского  вида,  с
длинными волосами до плеч, сказал:
     - Не понимаю, как это он не помнит прошлой жизни.  По-моему,  так  не
бывает. Пусть вот Доктор скажет.
     - Бывает, - коротко сказал Доктор. Он был худой, заморенный и  вертел
в руках трубку. Видимо, ему очень хотелось курить.
     - Почему вы не бежали вместе с приговоренным? - спросил широкоплечий.
     - Там оставался Гай, - сказал Максим. - Я надеялся, что Гай пойдет со
мной... - Он замолчал, вспоминая бледное потерянное лицо  Гая  и  страшные
глаза ротмистра, и горячие толчки в грудь и живот, и ощущение  бессилия  и
обиды. - Это, конечно, была глупость, - сказал он. - Но тогда я  этого  не
понимал.
     - Вы принимали участие в операциях? - спросил позади грузный Мемо.
     - Я уже рассказывал.
     - Повторите!
     - Я принимал участие в одной операции, когда были  захвачены  Кетшеф,
Орди, вы и еще двое, не назвавших себя. Один из них  был  с  искусственной
рукой, профессиональный революционер.
     - Как же вы объясняете такую поспешность вашего ротмистра?  Ведь  для
того, чтобы кандидат получил право на испытание кровью, ему нужно  сначала
принять участие по меньшей мере в трех операциях.
     - Не знаю. Я знаю только, что он мне не доверял. Я  сам  не  понимаю,
почему он послал меня расстреливать...
     - А почему он, собственно, стрелял в вас?
     - По-моему, он испугался. Я хотел отобрать у него пистолет...
     - Не понимаю я, - сказал человек с длинными волосами. - Ну не доверял
он вам. Ну, для проверки послал казнить...
     - Подождите, Лесник, - сказал Мемо. - Это все разговоры.  Доктор,  на
вашем месте я бы его осмотрел. Что-то я не очень  верю  в  эту  историю  с
ротмистром.
     - Я не могу осматривать в темноте, - раздраженно сказал Доктор.
     - А вы зажгите свет, - посоветовал Максим. - Все равно я вас ви