енов
группы по запаху на расстоянии до  пятидесяти  метров,  на  спор  различал
напитки в плотно закупоренных сосудах... ориентируется  по  странам  света
без компаса... с большой точностью  определяет  время  без  часов...  имел
место следующий случай: была куплена и сварена рыба, которую  он  запретил
нам есть, утверждая, что она радиоактивная. Будучи проверена  радиометром,
рыба действительно оказалась радиоактивной. Обращаю внимание на тот  факт,
что  сам  он  эту  рыбу  съел,  сказавши,  что  ему  она  не   опасна,   и
действительно, остался здоров, хотя излучение превышало тройную санитарную
норму (почти 77 единиц)"...
     Прокурор откинулся в кресле. Нет, это уже слишком. Может быть, он еще
и  бессмертен  заодно?  Да,  Страннику  все  это  должно  быть  интересно.
Посмотрим, что там дальше.  Вот  серьезный  документ.  "Заключение  Особой
комиссии Департамента общественного здоровья. Материал: Мак  Сим.  Реакция
на белое  излучение  отсутствует.  Противопоказаний  к  несению  службы  в
специальных войсках не имеется". Ага... Это когда он вербовался в Гвардию.
Белое излучение, массаракш... палачи, черт бы их побрал... А это,  значит,
их экспертиза для целей следствия..." Будучи испытан  на  белое  излучение
различных интенсивностей,  вплоть  до  максимальной,  никакой  реакции  не
обнаружил. Реакция на А-излучение нулевая  в  обоих  смыслах.  Реакция  на
Б-излучение нулевая. Примечание: считаем своим долгом  присовокупить,  что
данный материал  (Мак  Сим,  ок.  20  лет)  представляет  опасность  ввиду
возможных генетических последствий. Рекомендуется полная стерилизация  или
уничтожение..." Ого! Эти не шутят. Кто там у них сейчас? А, Любитель.  Да,
не  шутник,  не  шутник,  что  и  говорить.  Помнится,  Весельчак-Жеребчик
рассказывал по этому поводу отличный анекдот... массаракш, не  помню...  А
хорошо, никого вокруг нет. Вот мы сейчас ягодку съедим, водичкой запьем...
экая гадость, но, говорят, помогает... Ладно. Что дальше?
     О-о, он уже и там успел побывать! Ну-ка,  ну-ка...  Опять,  наверное,
реакция нулевая... "Подвергнутый  форсированным  методам,  подследственный
Сим  показаний  не  дал.  В  соответствии  с  параграфом  12  относительно
непричинения  видимых   физических   повреждений   подследственным,   коим
предстоит выступить в открытом судебном заседании, применялись только:  А.
иглохирургия до самой глубокой с проникновением в  нервные  узлы  (реакция
парадоксальная, форсируемый  засыпает);  Б.  хемообработка  нервных  узлов
алкалоидами и щелочами (реакция аналогичная); В. световая камера  (реакции
нет, форсируемый удивлен); Г.  паротермическая  камера  (потеря  веса  без
неприятных ощущений). На этом последнем применение  форсированных  методов
пришлось прекратить". Бр-р-р...  Ну  и  бумага!  Да,  Странник  прав:  это
какой-нибудь мутант. Нормальные люди так не могут...  Да,  я  слыхал,  что
случаются удачные мутации, правда, редко...  Это  все  объясняет...  кроме
штанов, впрочем. Штаны, насколько я понимаю, не мутируют...
     Он взял следующий  лист.  Бумага  оказалась  неинтересной:  показание
директора Специальной студии при Управлении  телевидения  и  радиовещания.
Дурацкое заведение. Записывают бред разных психов на  потеху  почтеннейшей
публики. Помнится, эту студию  придумал  Калу-Мошенник,  который  сам  был
немного того... Надо же, сохранилась студия! Мошенника давно  уже  нет,  а
идея его бредовая процветает... Из показаний директора  следует,  что  Сим
был образцовым объектом и что  крайне  желательно  было  бы  получить  его
назад...  Стоп,  стоп,  стоп!   "Передан   в   распоряжение   Департамента
специальных исследований на основании ордера номер такой-то  от  такого-то
числа..." И вот он, ордер, и подписан он Фанком... Прокурор  ощутил  некое
слабое озарение. Фанк...  Что-то  ты  здесь,  Странник...  Нет,  не  будет
спешить с выводами. Он досчитал до тридцати,  чтобы  успокоиться,  и  взял
следующую бумагу, вернее, довольно толстую  пачку  бумаг:  "Извлечение  из
акта Специальной этнолингвистической комиссии по проверке предположения  о
горском происхождении М.Сима".
     Он начал рассеянно читать, все еще думая о Фанке и  о  Страннике,  но
неожиданно для себя заинтересовался. Это было любопытное  исследование,  в
котором  сводились  воедино  и  обсуждались  все   доносы,   показания   и
свидетельства  очевидцев,   так   или   иначе   затрагивающие   вопрос   о
происхождении    Мака    Сима;     антропологические,     этнографические,
лингвистические  данные  и  их  анализ;  результаты  изучения   фонограмм,
ментограмм и собственноручных рисунков подследственного. Все это  читалось
как роман, хотя  выводы  были  весьма  скудны  и  осторожны.  Комиссия  не
причисляла М.Сима не к одной из известных этнических групп,  обитающих  на
материке. (Особняком было  приведено  мнение  известного  палеоантрополога
Шапшу, который усмотрел в черепе подследственного большое сходство, но  не
идентичность, с ископаемым  черепом  так  называемого  Человека  Древнего,
жившего на Архипелаге более ста  пятидесяти  тысяч  лет  назад).  Комиссия
утверждала полную психическую нормальность  подследственного  в  настоящий
момент, но допускала, что в недавнем прошлом он мог страдать одной из форм
амнезии в совокупности с интенсивным вытеснением истинной  памяти  памятью
ложной. Комиссия произвела лингвистический анализ фонограмм, оставшихся  в
архиве Специальной студии, и пришла к выводу, что язык, на  котором  в  то
время говорил подследственный, не может быть причислен ни к  одной  группе
известных  современных  или  мертвых  языков.  По  этому  поводу  комиссия
допускала, что этот язык мог быть плодом воображения подследственного (так
называемый "рыбий  язык"),  тем  более,  что  в  настоящее  время  он,  по
собственному  утверждению,  этого  языка  больше   не   помнит.   Комиссия
воздерживается от определенных выводов, но склонна полагать, что в лице М.
Сима приходится иметь дело с неким  мутантом  неизвестного  ранее  типа...
Хорошие идеи приходят в умные  головы  одновременно,  с  завистью  подумал
прокурор и  быстро  пробежал  "Особое  мнение  члена  комиссии  профессора
Поррумоварруи".  Профессор,  сам  горец  по  происхождению,  напоминал   о
существовании в глубине  гор  полулегендарной  страны  Зартак,  населенной
племенем Птицеловов, которое до сих пор не попало в поле зрения этнографии
и которому цивилизованные горцы приписывают владение магическими науками и
способностью летать по воздуху без  аппаратов.  Птицеловы,  по  рассказам,
чрезвычайно рослы, обладают огромной физической силой и  выносливостью,  а
также  имеют  кожу  коричнево-золотистого  оттенка.  Все  это  удивительно
совпадает с физическими особенностями подследственного... Прокурор поиграл
карандашиком над профессором Порру... и так далее, потом отложил  карандаш
и громко сказал: "Под это мнение, пожалуй, и штаны  подойдут.  Несгораемые
штаны..."
     Он съел ягодку и проглядел следующий лист. "Извлечение из стенограммы
судебного процесса". Гм...  Это  еще  зачем?  "ОБВИНИТЕЛЬ:  Вы  не  будете
отрицать, что вы - образованный человек? ОБВИНЯЕМЫЙ: Я  имею  образование,
но в истории, социологии и экономике разбираюсь очень  плохо.  ОБВИНИТЕЛЬ:
Не скромничайте. Вам знакома эта книга?  ОБВИНЯЕМЫЙ:  Да.  ОБВИНИТЕЛЬ:  Вы
читали ее? ОБВИНЯЕМЫЙ: Естественно. ОБВИНИТЕЛЬ: С какой целью вы, находясь
под  следствием,  в  тюрьме,  занялись   чтением   монографии   "Тензорное
исчисление  и  современная  физика"?   ОБВИНЯЕМЫЙ:   Не   понимаю...   Для
удовольствия...  с  целью  развлечения,  если  угодно...  Там  есть  очень
забавные страницы. ОБВИНИТЕЛЬ:  Я  думаю,  суду  ясно,  что  только  очень
образованный человек станет  читать  столь  специальное  исследование  для
развлечения и для удовольствия..." Что за чушь? Зачем мне это подсовывают?
А дальше? Массаракш,  опять  процесс...  "ЗАЩИТНИК:  Вам  известно,  какие
средства выделяют Неизвестные Отцы на  преодоление  детской  преступности?
ОБВИНЯЕМЫЙ: Не совсем  вас  понимаю.  Что  такое  "детская  преступность"?
Преступления  против  детей?  ЗАЩИТНИК:  Нет.  Преступления,   совершаемые
детьми. ОБВИНЯЕМЫЙ: Я не понимаю. Дети не могут совершать преступлений..."
Гм, забавно... А что там  в  конце?  "ЗАЩИТНИК:  Я  надеюсь,  мне  удалось
показать  суду  наивность  моего  подзащитного,  доходящую  до  житейского
идиотизма. Подзащитный выступал против  государства,  не  имея  о  нем  ни
малейшего  представления.  Ему  неведомы  понятия  детской   преступности,
благотворительности, социального вспомоществования..." Прокурор  улыбнулся
и отложил листок. Понятно. Действительно, странное сочетание:  математика,
физика  для  удовольствия,  а  элементарных  вещей  не  знает.  Прямо-таки
чудак-профессор из дрянного романа.
     Прокурор просмотрел еще несколько листков. Непонятно, Мак, что это ты
так держишься за эту самочку... как ее... Рада Гаал. Любовной связи у тебя
с нею нет, ничем ты ей не обязан,  и  общего  у  вас  нет  с  нею  ничего;
дурак-обвинитель совершенно напрасно пытается припутать ее к подполью... А
создается впечатление, что держа ее под  прицелом,  можно  заставить  тебя
делать все, что угодно. Очень полезное качество -  для  нас,  а  для  тебя
очень неудобное... Та-ак, в общем, все эти показания сводятся к тому,  что
ты, братец, раб своего  слова  и  вообще  человек  негибкий.  Политический
деятель из тебя бы не получился. И не надо...  Гм,  фотографии...  Вот  ты
какой. Приятное лицо, очень, очень... Глаза странноватые... Где  это  тебя
снимали? На скамье подсудимых... Гляди-ка, свеж, бодр, глаза  ясные,  поза
непринужденная. Где это тебя научили так изящно сидеть и вообще держаться,
ведь скамья подсудимых - вроде  моего  кресла,  непринужденно  на  ней  не
посидишь... Любопытный, любопытный человечек... Впрочем, все это вздор, не
в этом дело.
     Прокурор вылез из-за стола и  прошелся  по  кабинету.  Что-то  сладко
щекотало в мозгу, что-то возбуждало и подталкивало...  Что-то  я  нашел  в
этой папке... что-то важное... что-то важнейшее... Фанк?  Да,  это  важно,
потому что Странник употребляет своего Фанка только по очень важным, самым
важным делам. Но Фанк -  это  только  подтверждение,  а  что  же  главное?
Штаны?.. Чепуха... А! Да-да-да. Этого в папке нет. Он взял наушник.
     - Кох. Что там было с нападением на конвой?
     - Четырнадцать суток назад, - сейчас же зашелестел  референт,  словно
читая заранее подготовленный текст, - в восемнадцать  часов  тридцать  три
минуты на полицейские машины,  переправлявшие  подсудимых  по  делу  номер
6981-84 из здания суда  в  городскую  тюрьму  было  совершено  вооруженное
нападение. Нападение было отбито, в перестрелке  один  из  нападавших  был
тяжело ранен и умер, не приходя  в  сознание.  Труп  не  опознан.  Дело  о
нападении прекращено.
     - Чья работа?
     - Выяснить не удалось.
     - То-есть?
     - Официальное подполье не имеет к этому никакого отношения.
     - Соображения?
     -  Возможно,  действовали  представители   левого   крыла   подполья,
пытавшиеся освободить подсудимого Дэка  Потту  по  кличке  "Генерал".  Дэк
Потту - ответственный и опытный работник штаба, известен тесными связями с
левым крылом...
     Прокурор бросил наушник. Что ж, все это может быть. И все  это  может
быть   не   так...   Ну-ка,   перелистаем   еще   раз.   Южная    граница,
дурак-ротмистр... Штаны... Бежит с человеком плечах... Радиоактивная рыба,
77 единиц... Реакция  на  А-излучение...  Хемообработка  нервных  узлов...
Стоп! Реакция на А-излучение. "Реакция  на  А-излучение  нулевая  в  обоих
смыслах". Нулевая. В обоих смыслах.  Прокурор  прижал  ладонью  забившееся
сердце. Идиот! НУЛЕВАЯ В ОБОИХ СМЫСЛАХ!
     Он снова схватил наушник.
     -  Кох!  Немедленно  подготовить  специального  курьера  с   охраной.
Отдельный вагон на юг...  Нет!  Мою  электромотриссу...  Массаракш!  -  Он
торопливо сунул руку в ящик и  выключил  все  регистрирующие  аппараты.  -
Действуйте!
     Все еще прижимая левую руку к сердцу,  он  извлек  из  бювара  личный
бланк и стал быстро,  но  разборчиво  писать:  "Государственная  важность.
Совершенно секретно. Генерал-коменданту Особого Южного Округа. Под  личную
сугубую  ответственность  -  к   срочному   неукоснительному   исполнению.
Немедленно передать в опеку подателя сего воспитуемого Мака Сима,  дело  N
6983. С момента передачи  считать  осужденного  Мака  Сима  пропавшим  без
вести, о чем иметь в архивах  соответствующие  документы.  Государственный
прокурор..."
     Он схватил второй  бланк:  "Предписание.  Настоящим  приказываю  всем
чинам  военной,  гражданской  и  железнодорожной  администрации  оказывать
предъявителю сего,  специальному  курьеру  государственной  прокуратуры  с
сопровождающей   его   охраной,   содействие    по    категории    ЭКСТРА.
Государственный прокурор..."
     Потом он допил стакан, налил еще и  уже  медленно,  обдумывая  каждое
слово, начал на  третьем  бланке:  "Дорогой  Странник!  Получилась  глупая
история. Как только что выяснилось, интересующий тебя материал пропал  без
вести, как это частенько бывает в южных джунглях..."




                        ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. КАТОРЖНИК


                                    13

     Первым выстрелом ему раздробило гусеницу, и оно впервые за двадцать с
лишним  лет  покинуло  разъезженную  колею,  выворачивая  обломки  бетона,
вломилось в чащу и начало медленно  поворачиваться  на  месте,  с  хрустом
наваливаясь широким лбом на кустарник, отталкивая  от  себя  содрогающиеся
деревья, и когда оно показало необъятную грязную корму  с  болтающимся  на
ржавых заклепках листом железа, Зеф аккуратно и точно, так,  чтобы,  упаси
бог, не задеть котла, всадил ему фугасный заряд в двигатель - в мускулы, в
сухожилия, в нервные сплетения, - и оно ахнуло железным голосом, выбросило
из сочленений клуб раскаленного дыма и остановилось  навсегда,  но  что-то
еще жило в его нечистых бронированных недрах, какие-то уцелевшие нервы еще
продолжали  посылать  бессмысленные  сигналы,  еще  включались  и  тут  же
выключались аварийные системы, шипели, плевались пеной, и оно  еще  дрябло
трепетало, еле-еле скребя уцелевшей гусеницей, и  грозно  и  бессмысленно,
как брюхо  раздавленной  осы,  поднималась  и  опускалась  над  издыхающим
драконом облезлая решетчатая труба ракетной  установки.  Несколько  секунд
Зеф смотрел на эту агонию, а  потом  повернулся  и  пошел  в  лес,  волоча
гранатомет за ремень. Максим и Вепрь двинулись  следом,  и  они  вышли  на
тихую  лужайку,  которую  Зеф  наверняка  заприметил  еще  по  пути  сюда,
повалились в траву, и Зеф сказал: "Закурим".
     Он свернул цигарку однорукому,  дал  ему  прикурить  и  закурил  сам.
Максим лежал, положив подбородок на руки, и сквозь редколесье все смотрел,
как умирает железный  дракон  -  жалобно  дребезжит  какими-то  последними
шестеренками и со свистом выпускает  из  разодранных  внутренностей  струи
радиоактивного пара.
     - Вот так и только так, - сказал  Зеф  менторским  тоном.  -  А  если
будешь делать не так - надеру уши.
     - Почему? - спросил Максим. - Я хотел его остановить.
     - А потому, - ответил Зеф, - что граната могла рикошетом  засадить  в
ракету, и тогда нам был бы карачун.
     - Я целился в гусеницу, - сказал Максим.
     - А надо целиться в корму, - сказал Зеф. Он затянулся.  -  И  вообще,
пока ты новичок, никуда не суйся первым. Разве что я тебя попрошу. Понял?
     - Понял, - сказал Максим.
     Все эти тонкости Зефа его не интересовали. И сам  Зеф  его  не  очень
интересовал. Его интересовал  Вепрь.  Но  Вепрь,  как  всегда,  равнодушно
молчал, положив искусственную руку на обшарпанный кожух миноискателя.  Все
было, как всегда, И все было не так, как хотелось.
     Когда  неделю  назад  новоприбывших   воспитуемых   выстроили   перед
бараками, Зеф прямо подошел к Максиму и взял его в свой сто  четырнадцатый
отряд саперов. Максим обрадовался. Он сразу узнал эту огненную бородищу  и
квадратную коренастую фигуру, и ему было приятно, что его  узнали  в  этой
душной клетчатой толпе, где всем было наплевать на каждого и никому ни  до
кого не было дела. Кроме того, у Максима были все основания  предполагать,
что Зеф - бывший знаменитый психиатр  Аллу  Зеф,  человек  образованный  и
интеллигентный,  не  чета  полууголовному  сброду,   которым   был   набит
арестантский вагон, - находился  здесь  за  политику  и  как-то  связан  с
подпольем. А когда Зеф привел его в барак и указал место на нарах рядом  с
одноруким Вепрем, Максим решил было, что  судьба  его  здесь  окончательно
определилась. Но очень скоро  он  понял,  что  ошибся.  Вепрь  не  пожелал
разговаривать. Он выслушал торопливый, шепотом, рассказ Максима  о  судьбе
группы,  о  взрыве  башни,  о  процессе,  неопределенно,   сквозь   зевок,
промямлил: "Бывает и не такое..." и лег, отвернувшись. Максим почувствовал
себя обманутым, и тут на нары забрался Зеф. "Здорово я сейчас нажрался", -
урча и отрыгиваясь сообщил он Максиму и, без всякого перехода, нахально, с
примитивной назойливостью принялся вытягивать из него имена и явки.  Может
быть,  он  когда-нибудь  и   был   знаменитым   ученым,   образованным   и
интеллигентным человеком, может быть и даже наверняка,  он  имел  какое-то
отношение к подполью, но сейчас он  производил  впечатление  обыкновенного
нажравшегося провокатора, решившего от нечего  делать,  на  сон  грядущий,
обработать глупого новичка. Максим отделался от него не без труда, а когда
Зеф вдруг захрапел сытым  довольным  храпом,  еще  долго  лежал  без  сна,
вспоминая, сколько раз его здесь уже обманывали люди и обстоятельства.
     Нервы его расходились. Он вспомнил процесс, отвратительный и  лживый,
весь заранее отрепетированный, подготовленный  еще  до  того,  как  группа
получила приказ напасть на башню, и письменные  доносы  какой-то  сволочи,
которая знала о группе все и была, может быть даже членом группы, и фильм,
снятый с башни во время нападения, и свой стыд, когда он узнал  на  экране
себя самого, палящего из автомата  по  прожекторам...  нет,  по  юпитерам,
освещавшим сцену  этого  страшного  спектакля...  В  наглухо  закупоренном
бараке было отвратительно душно, кусались паразиты, воспитуемые бредили, а
в дальнем углу барака при свете самодельной  свечки  резались  в  карты  и
хрипло орали друг на друга привилегированные.
     А на другой день обманул  Максима  и  лес.  Здесь  шагу  нельзя  было
ступить, не наткнувшись  на  железо:  на  мертвое,  проржавевшее  насквозь
железо, готовое во всякую минуту убить; на  тайно  шевелящееся,  целящееся
железо; на движущееся железо, слепо  и  бестолково  распахивающее  остатки
дорог.  Земля  и  трава  отдавали  ржавчиной,  на   дне   лощин   копились
радиоактивные лужи, птицы не пели, а хрипло вопили, словно в  предсмертной
тоске, животных не было, и не было даже лесной  тишины  -  то  справа,  то
слева бухали и грохотали взрывы, в ветвях клубилась сизая гарь,  а  порывы
ветра доносили рев изношенных двигателей...
     И так пошло: день - ночь, день  -  ночь.  Днем  они  уходили  в  лес,
который не был лесом, а был древним укрепленным районом. Он был  буквально
нафарширован   автоматическими   боевыми   устройствами,   самодвижущимися
пушками, ракетами на гусеницах,  огнеметами,  газометами,  и  все  это  не
умерло за двадцать с  лишним  лет,  все  продолжало  жить  своей  ненужной
механической жизнью, все продолжало целиться, наводиться, изрыгать свинец,
огонь, смерть, и все это  нужно  было  задавить,  взорвать,  убить,  чтобы
расчистить трассу для строительства новых излучающих башен. А ночью  Вепрь
по-прежнему молчал, а Зеф снова и снова приставал к Максиму с  расспросами
и был то прямолинеен до глупости, то хитроумен и  ловок  на  удивление.  И
была грубая пища, и странные песни воспитуемых, и  кого-то  били  по  лицу
гвардейцы, и дважды в день все в б