рии входил в  моду
на Земле, а потом и на планетах Галактики человечества, и тогда  возносились
кварталы, скопированные с прошлых времен до последней детали. Но в  них  все
равно   чувствовалось   искусственность   и   близкое   присутствие   мощной
супертехнологичной цивилизации. Не уходило  это  ощущение  даже  во  времена
Больших  Карнавалов   Московии.   Здесь   же   все   было   естественным   и
непротиворечивым. Все было настоящим!
   В большинстве домов были лавки  и  магазинчики,  над  которыми  развешаны
призывные транспаранты типа: "Торговец-добрый Гражданин" и "Счастлив  только
тот, кто покупает товар у Бернадот".
   Сомов решил оглядеться и попытаться добыть какую-нибудь одежду  -  что-то
вроде плаща, в которые закутаны многие. Неприлично так  выделяться.  Но  где
достать необходимое? Украсть? Эх, где же Филатов?  Он  бы  что-то  придумал,
что-то сделал. С ним все проблемы  выглядели  так,  будто  они  вовсе  и  не
проблемы.
   Что  делать  дальше,  Сомов  не  мог  представить.  Он  чувствовал   себя
заброшенным, и ему хотелось взвыть волком. Робинзону  Крузо  на  необитаемом
острове было лучше. Тот очутился на острове один, и ему некого было бояться.
Этот же "остров" полон людей, от которых не знаешь, что ожидать. Известно  -
человек, самое опасное существо в Галактике.
   ***
   Филатов очнулся лежащим на сухой желтой траве.
   Он огляделся. Вокруг шумел кронами лес. Лес был, судя по всему, обширный,
густой. Переливалась птичья трель. Вдалеке кто-то бесцеремонно ломился через
сухие заросли. Филатову не улыбалась встреча с местными хищниками,  а,  судя
по шуму, их размеры внушали уважение.
   Разведчика занимало множество вопросов. Куда он попал - наиглавнейший.  В
отличие от своего друга госпитальера, он гораздо  лучше  себя  чувствовал  в
мире людей, поскольку в любых ситуациях умел заставлять их плясать под  свою
дудку. Но неплохо он чувствовал себя и на природе - в лесах и  джунглях.  Он
мог выжить там, где погибали дикари, прожившие  всю  жизнь  в  тех  страшных
местах. Он выжил в лесах Ботсваны. Он прошел суровую школу.
   Он присел на полуистлевшее бревно, просидел с полчаса, собираясь с силами
по гимнастике "Ту-чэй"  -  одной  из  совершеннейших  систем  саморегуляции,
нормально овладеть которой  обычному  человеку  практически  невозможно.  Но
Филатов и не был простым человеком, а был выпускником "Лысой горы",  поэтому
достиг в ней третьего уровня посвящения, а таковых всего двенадцать  человек
в Галактике.
   Мягкая светлая волна вымыла из сознания темные пятна - злобу  и  агрессию
боя, вернула духу ясное  и  холодное  состояние,  отвлекая  от  переживаний.
Филатов усилием воли отослал подальше боль от травм, причиненных сыпавшимися
на комбинезон пулями. Здоровье  возвращалось  к  нему.  Посвященный  "Тучэй"
залечивает спокойно не только душевные, но и физические раны.
   Через полчаса он  ощущал  себя  готовым  к  новым  испытаниям.  Поднялся,
отряхнулся и двинулся сквозь лес.
   Здесь было ласковое, не слишком жаркое лето. Ветерок приятно овевал лицо.
   В одном месте он увидел лося. В  другом  ломилась  сквозь  заросли  туша,
которую можно было расценить как  откормленного  кабана.  На  всякий  случай
разведчик  обломал  палку  поувесистее.  С  ее  помощью  он   был   способен
нейтрализовать любое животное.
   Через два часа он вышел к дороге.
   Она была достаточно широкая,  вытоптанная  многими  ногами.  Пригнувшись,
Филатов различил следы  подкованных  копыт,  автомобильных  шин  и  каких-то
металлических полозьев.
   Дорога была пустынна. Лес редел. Вдали рыбьей чешуей серебрилась вода.
   Путника разведчик встретил  через  десять  минут.  Здоровенный  детина  в
замшевой грязной рубахе и кожаных брюках  нес  на  плече  огромный  топор  и
походил на классического лесоруба, который  не  дожил  до  времен  появления
лесоуборочных комбайнов, лазерных резчиков или  хотя  бы  жалких  бензиновых
пил.
   - Здравствуй, одинокий путник, - высокопарно произнес он, кивая.
   - Привет, - кивнул Филатов,  с  удовлетворением  отметив,  что  встречный
говорит на французском языке и проблем с общением не предвидится.
   "Лесоруб" с подозрением оглядел Филатова. Ему  сильно  не  нравилась  его
одежда.
   - Эй, Гражданин! - крикнул он решительно. - Я тебя не знаю!
   - Я тебя тоже, - пожал плечами Филатов. Он сперва хотел выяснить все, что
только можно, у встречного, но теперь понял, что лучше с ним не связываться.
Но сам "лесоруб" решил именно связаться с незнакомцем.
   - Именем святой инквизиции требую, чтобы ты предъявил мне свои  права  на
жизнь!
   - Бог ты мой! - покачал головой Филатов.
   - Что?! - выпучил глаза странный человек, при этом Филатов  заметил,  что
он крепче сжал топор. - Именем...
   Начиная высокопарную речь, "лесоруб" двинулся  к  Филатову,  готовый  без
излишних сомнений начать орудовать топором.
   Разведчик вздохнул, пожал  плечами.  Резко  ушел  в  сторону,  захлестнул
захватом противника. Пальцы впились в точку за затылком, и "лесоруб" обмяк.
   Филатов вывернул его карманы. Нашел  кошелек  с  серебряными  монетами  и
сложенные вчетверо бумаги. "Право на жизнь. Удостоверяется,  что  Жан  Ришар
является Гражданином и обладает всеми правами Гражданина. Место жительства -
поселок Жизо Провинции Версаль. Улица Коммунаров, дом 18. Семейное положение
- женат. Подпись - старший товарищ Надзирателъного Совета Провинции".
   Ни  фотографии,  ни  пальцевого  отпечатка  -  ничего.  Видимо,  те,  кто
выписывал  эту  бумагу,  сильно  рассчитывали  на   правопослушность   своих
соотечественников.
   Филатов со  вздохом  вколол  "лесорубу"  порцию  "Амнезина"  -  вещества,
отшибающего память о последних событиях. В  тревожном  браслете  -  одно  из
немногих,  что  осталось  из  оборудования   -   хранилось   несколько   его
микрокапсул.
   Филатов натянул одежду "лесоруба" поверх комбинезона. Она пришлась впору.
   Насвистывая,  Филатов  двинулся  дальше  по  дороге.  Недалеко   какой-то
населенный пункт - над лесом поднимался дымок из трубы.
   *** - Где эти чертовы ублюдки? - этот вопрос был первым, который услышала
Пенелопа Вейн, открыв глаза. Она увидела, что  лежит  на  живописном  склоне
горы, покрытой мягкой травой. Рядом с ней стоял и крутил головой по сторонам
Динозавр.
   - А! - застонала Пенелопа.
   - Я спрашиваю, куда делись эти чертовы упыри?
   - Ты имеешь в виду Черного шамана? -  уточнила  Пенелопа,  поднимаясь  на
ноги и отряхивая капли утренней росы с комбинезона.
   - И Магистра.
   - Я видела, как Черный шаман  рванул  за  нами  следом.  И,  насколько  я
заметила, стрельбу подняли эти двое.
   - Кто?
   - Московитяне! И я не удивлюсь, если они прорвались вслед за нами.
   - Их нам и не хватало, - Динозавр покачал головой.  -  Эта  дыра  и  есть
обещанная Магистром Доменом планета Королевских Врат?
   Пенелопа пожала плечами. Она с  видимым  удовольствием  вздохнула  полной
грудью наполненный сладкими ароматами горный воздух.
   Вид со склона открывался изумительный. Вокруг вздымались  поросшие  лесом
горы, а вдали маячили сахарные пики. Километрах в пяти возвышались  обширные
черные стены монастыря. Внизу петляла горная дорога,  а  любая  дорога,  как
известно, приводит к населенному пункту.
   - Туда, - кивнул Динозавр.
   Первым, кто попался на пути аризонцев, оказался невысокий  монах,  пасший
на обочине горной дороги небольшое стадо коз.
   - Да будет легок путь,  дети  мои!  -  вполне  миролюбиво  пожелал  монах
путникам на французском языке.
   - Да пребудет с вами Бог! -  в  свою  очередь  проговорил  Динозавр  и  с
удивлением заметил, что его слова буквально перекосили черты лица  служителя
Господа, превратив их из умиленно-благостных в озверело-негодующие.
   - Еретики! - заверещал он, вскакивая на ноги.
   - Что с тобой, папаша? - деловито осведомилась Пенелопа.
   - Чем тебе не по нраву слово Бог?
   - Не святотатствуй, грешница! За такое слово положено вырывать  блудливый
язык, выжигать похотливые глаза и рубить дурные головы.
   - Да-а? - недобро прищурилась Пенелопа. - Что тебе не понравилось, старый
трухлявец?
   - Бога нет! - завопил монах...
   *** - Много, много, много людей,  -  выплевывал  слова  Черный  шаман.  -
Крутом одни белые люди! И ни капли благородной черной крови!
   Ему не нравилось, что за  то  время,  которые  он  провел  в  этом  мире,
повстречалось всего двое людей с черным цветом кожи.
   По какой-то странной прихоти судьбы получилось так, что Черного шамана  и
Магистра выкинуло на планету в одной точке. Домен выхватил  кинжал  и  хотел
запороть  нежданного  спутника,  но  не  в  правилах  Посвященного  обагрять
собственные руки кровью. Он решил дать Черному шаману право на  жизнь  -  до
той поры, пока тот будет нужен. Бросок через туннель, подготовка к  открытию
окна высосали из колдуна силы, так что теперь его магия была не так  опасна,
и Магистр вполне мог с ним справиться. Тем  более  ему  был  для  выполнения
миссии жизненно необходим помощник, а неизвестно, удастся  ли  найти  Рыцаря
Рыжего Пламени.
   Кроме того, вынырнули они в  парке  в  центре  большого  города,  на  них
покосилось несколько человек,  а  начинать  путешествия  по  чужому  миру  с
убийства при массе свидетелей было неразумным.
   - Пойдешь со мной, - сказал Магистр.
   - Ты обманул меня, пес! - воскликнул Черный шаман. - Обманул, обманул!
   - Почему? Я обещал тебе Королевские Врата. И вот ты здесь.
   - Ты хотел убить меня, пес, пес, пес!
   - Но не убил. И теперь мы здесь. И я знаю дорогу. Мне известен  путь.  Мы
пойдем вместе.
   Черный шаман задумался, и подобострастно кивнул, затараторил: - Ты  умен.
Мы пойдем вместе. Мы объединим силы, и сердце этой планеты  будет  биться  в
моих... в наших руках!
   И вот они бродят по городу, и Черный шаман удручен отсутствием братьев по
черному цвету кожи.
   Город  был  большой,   шумный,   беспорядочный   и   бесполезный.   Здесь
владычествовала старинная архитектура, рядом с  узкими  улочками  и  ветхими
домами шли прямые проспекты и возвышались  за  ажурными  оградами  настоящие
дворцы.  Здесь  звенели  трамваи,  неторопливо,  в  беспорядке   раскатывали
бензиновые  автомобили  и  мотороллеры.  Промаршировала  колонна  солдат   в
красных, с золотыми аксельбантами, мундирах и в высоких сапогах, в касках  с
золотыми орлами, вооруженные саблями  и  винтовками.  За  ними  прогромыхало
огромное металлическое чудовище со спаренными пулеметами на  башне  -  танк.
Дома  были   завешаны   транспарантами   с   совершенно   бессмысленными   и
претенциозными, по мнению Магистра, цитатами.
   В городе было очень много лиц духовного звания. Толпы  монахов  указывали
на то, что позиции религии здесь достаточно крепки. А, значит,  Орден  Копья
завоевал здесь положенное  ему  место.  Но...  Ох,  эти  самые  "но".  Домен
надеялся на лучшее, но его  глодал  червь  сомнений.  Город  ему  совсем  не
нравился.
   - Похоже, люди здесь живут высокими  духовными  порывами.  Здесь  слишком
много пастырей Божьих, чтобы этот мир погряз в пучине безверия,  -  произнес
Магистр.
   Черный шаман в ответ издал непереводимое фырканье. Пришельцы, пройдясь по
городу, устало присели на лавочке у фонтана. Черный шаман пыхтел,  обливался
потом - было довольно жарко, хоть небо и закрывали  низкие  серые  тучи.  Из
бронзовых грудей русалок вырывались и  разбивались  с  радугой  тугие  струи
воды. Рядом вздымались на добрую сотню метров каменные шпили храма. Это было
достаточно безобразное архитектурное сооружение. Оно вспучивалось карнизами,
балкончиками, скалилось зубцами башен, в нем  ощущался  какой-то  вывернутый
наружу натурализм. В нем совершенно  не  было  высокого  полета  готики  или
монументальной основательности романского стиля, не было очарования  русских
церквей и суровости египетских  храмов.  В  нем  было  воплощенное  в  камне
свинство.
   - Я хочу войти в это святое здание, - сказал Магистр. - И ты  пойдешь  со
мной.
   Черный, шаман сплюнул на землю, пробормотал что-то  на  ботсванском,  его
жир затрясся.
   - Ты пойдешь! - настойчиво повторил Магистр. Колдун послушно поднялся.
   Они распахнули двери - тяжелые, массивные, с бронзовыми кольцами. В храме
было тихо и прохладно. На лавках сидело  несколько  человек,  погруженных  в
благочестивые раздумья. Свет пробивался  через  витражи  и  мягко  падал  на
предметы.
   Магистр осенил себя крестным знамением. Огляделся в поисках алтаря. И тут
его взор упал на отлитые из золота буквы на дальней стене храма.
   - Боже мой! - прошептал ошарашенный Домен.
   Огромные буквы гласили:
   "ХРАМ ПИЩЕВАРЕНИЯ".
   ***
   "РАБОТА ОТГОНЯЕТ ОТ НАС ТРИ ВЕЛИКИХ ЗЛА: СКУКУ, ПОРОК И НУЖДУ.  ВОЛЬТЕР",
- прочитал Сомов аляповатый транспарант,  идущий  вдоль  стены  двухэтажного
обувного магазина.
   Вольтер, Руссо, Дидро, Сен-Симон, Робеспьер, Марат, Дантон - эти  подписи
стояли под цитатами, без всякой системы прилепленными к половине домов. Судя
по всему, французские просветители пользовались здесь большой популярностью.
И еще - кажется, кроме них никто больше  популярностью  не  пользовался,  за
исключением Справедливого Совета, решения  которого  тоже  тиражировались  в
плакатах.
   Сомов брел по городу. Пошарив в карманах, он нашел  несколько  серебряных
песет - монеты с Мечты Боливара. Он решил проверить, не сможет ли приобрести
на них что-нибудь. Убедившись, что это настоящее серебро, продавец  магазина
шляп осведомился: - Что желаешь, Гражданин?
   - Есть плащ?
   Вскоре, получив сдачу медью, госпитальер,  закутавшись  в  длинный  плащ,
побрел по улице. Несколько часов он гулял по городу.
   Город был тысяч на сто  населения.  Из  транспорта  здесь  главенствовали
конки, тянущие вагоны по рельсам, и редкие электрические  трамваи,  а  также
бензиновые чудовища, создатели которых и слыхом  не  слыхивали  о  проблемах
защиты окружающей среды. Были и всадники.
   Выйдя  на  главную  площадь,  где  стояло  высокое  здание,  напоминавшее
немецкие ратуши, а также возвышались несколько красивых зданий с  башенками,
на которых было  серебром  выведено  -  "Гильдия  транспортников",  "Гильдия
крестьян".
   - Ух ты! - вздохнул Сомов, увидев, что было в центре площади.
   А в ее центре стоял эшафот. Площадь была переполнена народом. Яблоку было
негде упасть.
   Настроение у госпитальера упало  ниже  нуля.  Он  опять  подумал  о  том,
насколько  опасен  может  быть  этот  мир.  И  о  нем   ничего   неизвестно.
Неизвестность - это страшно. Человек, не обладающий знанием,  может  принять
кусок радия за обычную породу и подкидывать его в руке. Может сунуть руку  в
коробку  эфиротранслятора  и  остаться  без  руки.  Может  шагнуть  на  поле
транспортного игольника и быть  размазанным  по  рельсу.  Незнание  -  сила,
притом сила злая.
   Давка была страшная. Над толпой реяли синие флаги и  транспаранты:  "ЕСЛИ
МЫ ДОРОЖИМ СЧАСТЬЕМ, ТО ЕЩЕ БОЛЬШЕ ДОРОЖИМ РАЗУМОМ. ВОЛЬТЕР".  "КТО  ДУМАЕТ,
ЧТО  МОЖЕТ  ОБОЙТИСЬ  БЕЗ  ДРУГИХ,  ОШИБАЕТСЯ.  ЛАРОШФУКО".   "В   ТОЛПЕ   -
ПЕРВОЗДАННАЯ СИЛА. СОВЕТ СПРАВЕДЛИВЫХ".
   Толпа вынесла госпитальера к подножию высокого  деревянного  помоста,  на
котором, расставив ноги на ширину плеч,  величаво  стоял,  облокотившись  на
длинное топорище здоровенного топора, самый настоящий палач в красной  маске
с дырками для глаз.
   - Слушайте, граждане! И не  говорите,  что  не  слышали!  Смотрите  и  не
говорите, что не видели! - прокричал  зычным  голосом  невысокий  человек  в
длинном отороченном  золотом  и  серебром  сиреневом  одеянии,  в  небольшой
шапочке, говоривших  о  том,  что  это  духовная  особа,  притом  достаточно
высокого звания. Он стоял на балконе  самого  богатого  и  высокого  дома  с
надписью "Гильдия Торгашей".
   Собравшиеся зеваки сразу же примолкли и повернули головы в его сторону. А
он, указывая рукой на эшафот, продолжил: - Сегодня - наш  праздник,  который
мы неукоснительно отмечаем многие десятилетия. Сегодня - ДЕНЬ АНАФЕМЫ!
   Толпа отозвалась приветливым улюлюканьем и радостными возгласами.
   - Сегодня день победы над одним из главных врагов Гражданина и Человека.
   Он замолчал, и над толпой повисла тишина.
   - День победы  над  суевериями!  -  радостно  завопил  человек,  и  толпа
встретила эти слова счастливым гиканьем и свистом.
   - Сегодня по традиции нас ждет  наш  священный  обряд  уничтожения  мощей
еретички, осмелившейся называть себя Святой Женевьевой.
   "Да что же это творится?!" - чуть было не перекрестился  Сомов,  несмотря
на то, что никогда не  был  католиком,  а  исповедовал  православие.  Но  он
вовремя сдержался.
   Да, Святая Женевьева была католической святой  и  к  православным  святым
никакого отношения не имела. Но все-таки святая. И потом Сомов хорошо помнил
из истории, что мощи этой святой однажды уже подверглись "изничтожению". Это
было во времена Великой Французской  революции,  когда  на  глазах  у  всего
народа в Париже произошла необычная святотатственная казнь. Из  склепа  были
извлечены мощи святой и ее кости разрублены на мелкие куски палачом. Он даже
помнил имя парижского палача, свершившего этот сатанинский  акт.  Его  звали
Шарль Генрих Сансон. Но при чем здесь далекая от Земли планета?
   Под приветственный рев толпы на эшафот был доставлен  гроб,  палач  умело
разбил его своим топором, а извлеченный из него  скелет  порубил  на  мелкие
фрагменты на огромной колоде, напоминавшей колоду мясника.
   Праздник был в самом начале, но госпитальеру не хотелось смотреть на этот
шабаш. С трудом протискиваясь меж отдающих  потом  тел,  морщась  от  запаха
чеснока, мяса и перегара, вздрагивая от тычков  и  толчков,  он  выбрался  с
площади.
   Госпитальер был голоден. Он прикинул, что денег должно хватить на обед  в
таверне, которых было в городе полно.  Он  начал  оглядываться,  сделал  шаг
вперед. Рассеянность едва не погубила его. Послышался визг  тормозов,  и  он
отскочил в сторону от несшегося на всех парах автомобиля, украшенного  синим
с черным флагом.
   -  Уф,  -  вздохнул  госпитальер  и  механически  осенил  себя   крестным
знамением.
   И почувствовал, как сделал что-то не то. Вокруг  него  будто  образовался
вакуум. Люди оборачивались и вперивались в него глазами.
   - Еретик! - послышался жуткий вопль.
   - Еретик! - вторили ему.
   Госпитальер заозирался, прикидывая, куда бы улизнуть, и  тут  послышалась
трель свистка. Сомов читал, что в прошлые века свистком пользовались  стражи
порядка во всех странах мира. По кому свистел  этот  -  было  понятно.  Этот
свисток свистел по нему!
   Горожане зашушукались.  Они  не  приближались  к  Сомову  -  вокруг  него
возникло пустое пространство. А со стороны дома направлялся человек в сером,
с золотом и с серебряными эполетами мундире.
   - Разойдись! - заорал сам не свой Сомов и кинулся вперед.
   Он толкнул кого-то, потом еще одного, вырвался из кольца.  Сзади  донесся
свист - в два пальца, перемежаемый с полицейской трелью.
   Сомов почти добежал до переулка.  И  тут  полетел  с  размаху  на  землю,
корябая  мостовую.  Бронематерия  затвердела,   гася   удар,   но   тряхнуло
госпитальера хорошо. Малолетний бродяга в обносках подставил ему ножку.
   Сомов вскочил, но с другой стороны  неизвестно  откуда  взялся  еще  один
полисмен.
   Госпитальера грубо поставили на ноги. Вокруг моментально забурлила толпа,
которая все  росла  и  росла.  Слышался  галдеж.  Граждане  были  любопытны,
взвинчены и раздражены. Доносились обрывки фраз: - Расплодились еретики!
   - Куда жандармерия смотрит, а? Они сами-то не еретики?
   - Житья не стало!
   - Креститься в общественном месте. Фу, какие дурные манеры!
   Сомов понял, что попытка побега не удалась. И начал ломать дурака.
   - Как вы могли подумать? - начал он напирать на немного  оторопевшего  от
его напора полисмена. - Меня чуть  не  задавили.  Я  взмахнул  рукой,  чтобы
удержаться. А эти орут - еретик. Вы проверьте их самих. Они-