ясает, как грушу. Но мы ему  этого  не  покажем.  Не
дождется.
   - Командировка как? Удачно? Начальство довольно?
   - Не понимаю...
   Он казался удивленным без притворства. Впрочем,  оно,  конечно,  было
враньем - про командировку его. Они там сами о Гордееве не знали ничего.
Я спрятал руки под стол, мял основания больших пальцев. Засаднило.  Нет,
как хотите, это не продолжение снов никакое, саднит по-настоящему.
   -  Не  вздумайте  меня  снова  усыплять.  Надоело.  Хватит   с   вас,
посмотрели, будет.
   - Вот как? - Гордеев изогнул бровь. - И что же вы сделаете?  Впрочем,
это... Я не буду больше, Игорь. Все, что требовалось, мы с вами увидели.
Вы только сейчас догадались?
   А я ведь и не догадывался ни  о  чем  вовсе.  Так  просто  сказал.  А
выходит - догадался. Аккуратнее, осторожнее надо быть со словами теперь,
не забываться.
   - Вам-то какое дело - когда... Тоже без меня не могли обойтись?
   - Тоже не мог. Погодите, узнаете, кто тут еще  без  вас  обойтись  не
может - ахнете.
   - Не ахну. Похоже, что все.
   Гордеев прошел к экрану, сунул  кассету  в  щель.  Задумчиво  смотрел
целую  минуту,  как  Иисус  Христос  Суперзвезда  поет  арию  с   Марией
Магдалиной. Звук был выключен.
   - Ну а если - все? Не допускаете возможности? Вот как...
   Мне как раз стало немного полегче, и  я  смог  изобразить  притворный
ужас.
   - Ни за что на свете! Пощади меня, прокуратор! Нет и не  будет  более
прекрасной власти, чем власть императора Тиберия! Игемон! Не казни меня,
добрый человек!..
   Если б не так противно было, плюнул бы прямо в рожу его.  Врезал  бы.
Хотя врезал... я себя хилым никогда не считал, но он вон какой  шкаф.  К
тому же, вспомнил, голова у меня болит-раскалывается. О! Голова!  Пойдем
по пути перевернутых ситуаций до логического конца. Вспомнить бы  только
дословно...
   - "Истина прежде всего в том, что у тебя болит голова,  и  болит  так
сильно, что ты малодушно помышляешь о смерти". Ну, чем  вы  там  обещали
помочь? Сделайте милость. Как это  будет  выглядеть?  Магические  пассы?
Заветные слова? Тарабарские заклинания? Меня тут, знаете, уже лечили,  и
успешно. Тут вообще неплохо, надо вам сказать, я даже где-то благодарен.
Немножко нервозная обстановка, но если  вы  теперь  договоритесь,  чтобы
никого  за  Ворота  не  вытаскивали,  то  совсем  замечательно.  Правда,
договоритесь, что вам стоит? А то на меня косо  глядеть  начали.  Так  и
доживем тут свой век,  чудаки  недоделанные,  инфильтранты  дефективные.
Девочками будем меняться, Кузьмичевы байки слушать,  я  чего-нибудь  для
народа сочиню, Правдивый накормит-напоит...
   Внезапно я осознал, что все мои хвори куда-то  испарились.  Перестало
звенеть  в  висках,  стягивать  и  пульсировать  заштопанные  места  под
повязкой на голове, даже  саднить  на  руках  перестало.  Я  ошеломленно
поглядел - стертые до крови ранки остались, но не  болели.  Гордеев  все
стоял ко мне спиной, глядел на экран. Там,  уезжая  со  съемок,  артисты
забывали Иисуса распятым на кресте.
   - Зачем... - Получилось хрипло, я откашлялся. - Зачем было заставлять
заново переживать это? Я чувствовал, что эти сны - неспроста. Испытывали
удовольствие, заставляя меня? Не читали моего досье? Спросить не могли?
   - Нет. Игорь, - сказал он, все не поворачиваясь, - у  нас  у  каждого
были свои потери, ведь так? Мне нужно было узнать о вас. Все,  как  было
на самом деле, а не то, что сохранилось в записях. Я узнал. Благодарю  и
сожалею, что это должно было оказаться для  вас  нелегко.  Больше  я  не
буду, - повторил он.
   - Потери. И у вас?
   - Да, - ровно произнес он.  -  И  у  меня.  Что  касается  формы,  то
сновидения  обладают  кататоническим  эффектом.  В  частности,   это   и
обусловливает такую глубину восприятия. Забыв о том, что окружает въяве,
человек воспринимает сон  подчас  даже  ярче,  эмоциональнее.  Некоторые
обладают возможностью вызывать сны по собственному желанию.  Сновидения,
- поправился он. - Такие сны называются люстридными. К ним  относятся  и
вещие, или  сны-"проколы",  которые  либо  дают  информацию  о  событии,
предвосхищая его в реально текущем вашем Времени, либо  делают  видящего
свидетелем того, что  происходит  сию  минуту,  но  разнесено  с  ним  в
пространстве.
   Я криво усмехнулся - тоже, Кузьмич еще один, лекции читает.
   - А вас  попросят  отсюда  убраться,  вы  в  курсе?  Колдовство  вуду
готовят...
   - Я знаю. Мы же были там вместе, я  все  слышал.  -  Гордеев  наконец
отвернулся от экрана. - Извини, что я  тебя  немножко  поэксплуатировал.
Мне надо было знать. - Появившаяся было улыбка тут же исчезла. - Никогда
не говори о вуду небрежно, Игорь. Это  не  тот  предмет,  которым  можно
пренебречь. Лучше не упоминать совсем, чем относиться легкомысленно.
   - Все, все, сэнсей. Слушайте, господин Гордеев,  правда,  убирайтесь,
а? Спасибо за  медицинскую  помощь,  даже  если  это  колдовство.  И  до
нескорого свидания. Дверь открывается наружу. У вас без меня много дел.
   Он, конечно, и не подумал  уходить.  Он  опять  уселся  в  кресло,  в
котором я  его  увидел,  едва  разлепил  глаза.  Увидел,  зажмурился  от
невозможности  увиденного  и  еще  минут  десять   притворялся   спящим,
лихорадочно думая и приказывая себе успокоиться. Ничего  не  вышло,  как
теперь поняли.
   - Игорь, ты совсем мне никаких вопросов задать не хочешь?  -  Похоже,
это его и вправду удивило.
   - Обойдусь.
   -  Расторможенная  психика  спящего  может  становиться  своеобразным
приемопередатчиком связи между Мирами.
   - Не придуривайтесь выжидательно, господин Гордеев, меня этим  бредом
ночью пичкали. Я у Кузьмича шар прозрачный попрошу. Какой-нибудь, у него
много.  И  штучек  с  гипнозом  не  надо  бы.   Эти   вспышки,   газоны,
фиалки-хризантемы...
   Я понял, что словами с ним не разойтись, и примеривался, чем  бы  ему
въехать  в  башку  потяжелее.  Сбоку,  чтоб  увернуться  не  успел.  Вот
убедимся, читает он мысли, нет? Как назло, в спальне ничего  подходящего
не оказывалось. Ящиком от тумбочки? Легкий. Всей  тумбочкой?  Массивная,
не размахнешься.
   - Это был не гипноз, Игорь, - сказал он неожиданно мягко. - Я  просто
проверял кое-что. Мне пришлось. Извини и за это. Я, конечно,  могу  уйти
сейчас, и меня даже не придется гнать пинками. Но надо идти вместе...
   - На фиг? Без меня к крестникам выйти  боитесь?  Они  вас  любят,  не
дрейфь. Жонглера и Мудреца. Молятся,  что  им  райское  спокойствие  тут
создано. Лодочником и Защитником.
   Я с удовольствием заметил, как Гордеева  передернуло.  Чем-то  я  его
достал. Чем бы, узнать. Я бы уж повторил, в гуманность  играть  не  стал
бы.
   И одновременно снова начала пробуждаться неуместная симпатия к  нему.
Как тогда, в Доме. К нему? Вырвавшему меня из пусть мрачной, но  тишины?
Заставившему вновь пережить то, от чего бежал? Бросившему в тот же, а то
и худший водоворот из угроз,  требований,  мистики,  безумия?  Отнявшему
надежду когда-нибудь, не скоро, но в конце концов пережить и забыть? Уже
почти сбывшуюся надежду...
   Симпатия? К нему, такому? А ведь  да.  Я  ведь  только  две  вещи  не
перевариваю физиологически: открытое хамство  и  природную  тупость.  От
первого отхожу или бью в морду, от  второго  тоже  отхожу  или  бью.  Но
тупых, если, конечно, они не хамят,  я  перед  этим  жалею.  Гордеев  не
подходил ни под одно из двух.
   - Ладно, пошли. От вас не отвяжешься.
   - Что? Нет, ты неверно понял. "Идти вместе" - скорее  аллегория,  чем
руководство к действию. Как, кстати, вы здесь собираетесь дальше жить?
   - Как жили. Старички подскажут, если я чего не доеду. У  нас  с  этой
ночи полное взаимопонимание. Они - чокнутые,  я  тоже  скоро  с  нарезки
съеду. Уживемся.
   - Правдивый не вернется.
   - Вот как? Ну, ничего. Лариса Иванна  утешится  с  Бледным.  Глядишь,
меня в темном месте отловит. Притиснет к теплой стенке... Постойте,  как
так - не вернется? Он уж...
   - Александр Андреевич Правдивый скончался через двадцать минут  после
выхода с Территории. Ничем не спровоцированный общий инфаркт.
   Я сглотнул. Значит, когда мы говорили о  нем...  когда  я  читал  его
записку - уже. В коридоре продолжала ярко гореть лампочка.
   - А это? Не от него? Фу ты, заморочили они мне... Я так и  знал,  что
никакие это не чудеса! Пр-ридурки. Саня, Саня...
   - Это от меня пока, - невозмутимо сказал  Гордеев.  -  Точнее,  через
меня от... но мы  успеем  об  этом.  Феномен  Правдивого,  как  и  твой,
уникален. С ним работали уже  три  года.  Рабочее  название  -  "Светлый
Круг". По-моему, что-то  литературное,  ты,  может,  вспомнишь,  откуда.
Состоял феномен в том, что в  непосредственном  окружении  Правдивого  у
тех, кого он считал близкими людьми, повседневные бытовые проблемы вдруг
начинали решаться сами собой.  Это  не  только  питания  и  обслуживания
касалось, просто на Территории возможностей проявиться  мало.  Здоровье,
например. С появлением  Правдивого  в  Крольчатнике  исчезли  болезни  и
хвори. Простуды, насморки, такого рода. Мигрени. Ты-то  при  всех  своих
погружениях ничего не чувствовал на выходе. Потом, сразу после, как  вне
Крольчатника бывало.
   - Погружениях?..
   - "Накаты", называешь их ты. Ты думал, это я помогал? Впрочем, ты так
не думал... Люди из Сектора... хотя ты этого и не знаешь... в  общем,  с
ним работали очень плотно, пока я не вытащил его на Территорию. Тоже  не
без помощи одной из здешних контор. У вас теперь много...
   Снова - "ваших", "у вас здесь". Кто вы, доктор Зорге? Начхать мне  на
тебя, кто ты там.
   - А  началось  у  Правдивого,  между  прочим,  с  глубочайшей  личной
трагедии. Он потерял всю семью, жену и трех  дочек,  в  Сумгаите.  Тогда
и... Короче говоря, без Правдивого в Крольчатнике становится  туго.  Ну,
да тебя это не касается.
   - Снова вывезете?
   - Зачем? Сам уйдешь. Сейчас пока рано.  Сейчас  тебе  уходить  отсюда
пока не с кем. Подожди.
   Говоря, Гордеев уставился  невидяще  в  точку  повыше  моего  правого
плеча. Я встал, сходил набрал воды, принес стакан ему.
   - Остыньте. В Крольчатнике  очень  нездоровая  атмосфера.  На  глазах
сходят с ума даже инфильтраты. Что это за термин - инфильтрант? То,  что
сегодня мне показывали во сне - вы или кто еще, - это что, действительно
все так и происходило?
   -  Каждого  из  них  ждет  за  Воротами  неизбежное.   Барабанов   не
мистифицировал тебя, а остальные не подыгрывали ему. Все так и есть.
   - Ну да, - сказал я зло. - Вроде как с вашей липовой гибелью.  Это-то
к чему было разыгрывать, не пойму. Разве что  какие-то  тут  ваши  дела,
своих за нос водить пытаетесь. А они вас.
   Он посмотрел на стакан  в  своей  руке.  Вода  за  прозрачным  тонким
стеклом вдруг помутнела, пробежала быстрая  неясная  рябь,  и  стакан  с
негромким  звуком  покрылся  трещинами.  Донышко  отвалилось,   полетели
осколки. На столик перед Гордеевым упал, стукнув, толстенький  цилиндрик
льда.
   - Красиво, - сказал я, и не пытаясь бороться с вернувшимся ознобом. -
Даже в комнате похолодало. Видите, как дрожу?
   - Подожди, Игорь...
   Он устремился к выходу, я потрогал ледяной кусок, поставил его стоймя
среди осколков стекла. Насквозь промерз, и верхний торец горочкой.  Хлеб
в камень, вино в  уксус.  Пятью  хлебами  две  тысячи  человек.  Но  без
Правдивого нам - худо... Над Крольчатником рассвет.
   Гордеев  перегнулся  через  перила  крыльца,  заглядывал  влево,  где
ближайшая внешняя стена. Мне показалось, что потягивает дымом.
   - То, что ты видел,  происходило  в  действительности.  Только  сутки
назад.  Сместилось,  понимаешь,  в  реальном  Времени  твое  восприятие.
Инфильтрант - это такое вроде бы  сильно  умное  обозначение,  чтобы  не
употреблять расплывчатое "Пришелец". Оно слишком обязывает.  Сразу  надо
отвечать, откуда пришелец, как он сюда пришелец, за каким бесом он  сюда
пришелец. Инфильтранту, впрочем, эти  вопросы  тоже  норовят  прилепить.
Игорь, на "ты" перейти не трудно?
   Он все смотрел туда, а потом снова стал как  будто  прислушиваться  к
чему-то, одному ему слышимому. Меня эта пантомима в восторг не привела.
   -  Проклятое  аристократическое  воспитание,  -  говорю,  -  Пажеский
корпус, Царскосельский лицей. На  брудершафт  выпить  нечего,  последнюю
воду вы заморозили. Вы  всегда  понимаете  буквально?  Строительство  по
раннему  утру  молчало.  Зато  где-то  далеко  позади  за  стеной  несся
невнятный шум, как от нескольких  мощных  двигателей.  На  дорожке,  что
впадала дальше в главную аллею, показалась Ксюха. Она быстро шла ко мне.
Увидев нас с Гордеевым, встала  как  вкопанная,  замерла  на  секунду  в
движении, а потом развернулась и пропала за соснами. Я и помахать ей  не
успел. Платье мелькнуло светлое.
   - Что там происходит?
   - Вот что, Игорь. Боюсь, даже с вашими новыми знаниями вы  все  равно
отнесетесь предвзято. (Ага, вежлив опять!  А  нечего  ко  мне  в  друзья
набиваться. Я же не набиваюсь.) Но и теперь, когда  вы  знаете  обо  мне
многое, я готов повторить, что говорил в нашу первую встречу: я действую
как частное лицо с вами. Мотивы мои совершенно личные. Конечно, я не  из
праздного любопытства лез к вам в душу грубыми руками. Но и не из  одной
своей корысти.
   - Происходит там что?
   В южной стороне  звонко  щелкнуло,  гул  пронесся  по  соснам.  Снова
пахнуло дымом, уже отчетливее. С южной стороны - Ворота.
   - Пока я здесь, никто  сюда  не  попадет,  -  сказал  Гордеев.  -  Не
обращайте внимания, к вам это не относится.
   - Что - это? Охрана получила приказ на ликвидацию? Восставшие  народы
взяли нас в осаду?
   - К сожалению, Игорь, не получается все сделать так, как  я  намечал.
Кое-что я все-таки успею  сказать.  Считайте  бредом,  если  угодно,  но
выслушайте  хотя  бы  и   попытайтесь   найти   хоть   одно   логическое
несоответствие. Вам сказали правду...
   - Слушайте, Михаил Александрович, или как вас. Что у вас, задание  не
ладится? Что вы ко мне с сумасшедшими фантазиями лезете? Еще раз говорю:
я  не  стану  для  вас  больше  ничего  делать.  Как  хотите  без   меня
обтяпывайте. Пусть даже вы этот... инфильтрант. Я не страдаю болезненным
любопытством. И уйдите, Гордеев. Слышите, уйдите. Серьезно  вам  говорю.
Пусть будет, что будет.
   - Хорошо, для меня вы ничего делать не будете. Вы  даже  работать  не
начали, хотя предложения были самые прямые. Вам плевать, что с вами и  с
тем, что вас окружает, начинает твориться, когда  вы  загоняете  себя  в
свой добровольный  скит.  Наслаждаетесь  самокастрацией.  Вас  очевидные
факты  вокруг  не  убеждают.  Но  в  своих  собственных   интересах   вы
пошевелиться-то можете? Теперь, когда предоставляется возможность?
   Что-то в его голосе заставило меня промолчать. Я только крепко взялся
за деревянную планку перил.
   - Не будете - для меня. Кем бы ни считали. Но для себя-то согласны?
   - Вы же знаете. - Он не расслышал, я повторил громче:
   - Вы знаете, вам известно, что случается, когда я пишу.  Что  никогда
не сбывается, что я задумываю нарочно. Я бы тогда... -  мне  не  хватило
дыхания. - Может быть, я виноват. Но я получил сполна уже. Не с избытком
ли на одну-единственную бумаге маральную душу?
   Еще звонкий удар, теперь слева, из-за восточной стены. Еще  гул,  еще
дым. Похоже, и верно, осада. Штурмуют стены?
   - Уйдите, а? - попросил я, - Нам ведь назначено в другие Миры? Вот мы
сейчас  и  отправимся.  Всей  компанией.  Нам,  я  чувствую,  прямо-таки
торопятся помочь. Спасибо, что собрали в одном месте. Для удобства.
   - Игорь, - услышал я и увидел светлые глаза его совсем рядом.  В  них
было снова то же страдание, что я замечал в Доме. - Ты  сам,  не  ведая,
сказал  истинную  вещь.  Тебе  представляется  случай.  Ты   пойдешь   и
попросишь, понимаешь меня? Ты только  меня  выслушай,  чтобы  тебе  было
легче там...
   Я стискивал дерево так, что, казалось, еще чуть, и одно  из  двух  не
выдержит, или перила, или мои пальцы. А он  уже  говорил,  он  объяснял.
Рассказывал, что со мной сейчас произойдет и что может случиться не так,
как он хотел, потому что предстоящее мне вдруг  передвинулось  ближе,  и
непредвиденно ускорившиеся  обстоятельства  заставляют  не  ждать  здесь
сейчас того, за кем он послал. Что меня ожидает, как я должен себя вести
там, где окажусь, и как реагировать. И почему скорее всего вернусь я  не
в Крольчатник. Зачем, ЗА КЕМ он дает мне случай отправиться. Почему  его
обращение ко мне есть даже не его или кого угодно более  могущественного
желание, а предопределенность, которая правит всем в этом Мире и во всех
других Мирах.
   И  вот  когда  он  все  это  растолковал,  и   говорил   искренне   и
взволнованно,  и  услышал  мое  глухое  "да",  и  вздохнул   облегченно,
добившийся своего главный Кролик, - вот  тогда  я  со  слепящим  сладким
бешенством,  которое,  держа,  копил  в  себе,  не  прицеливаясь  и   не
размахиваясь,  всадил  кулак  в  его  открытое,  располагающее  лицо  со
светлыми доброжелательными глазами. Только один удар. За все сразу. И за
то, что он мне сейчас сказал. И за сочувствие. За доброжелательность. За
искренность и непритворное волнение. Даже  за  то,  что  все  это  -  по
отдельности, без общего смысла взятое - оставалось мне в нем симпатично.
   Гордеев отлетел, проломив ограждение крылечка. В кисти у меня  ломко,
болезненно хрупнуло, и  я  перестал  чувствовать  руку  до  локтя.  А  в
следующий миг вообще перестал существовать.
 
*** 
 
   Она осадила этого нахального Рыжего. Она умела. Когда выяснилось, что
надо ехать  сегодня  же,  она  справилась  и  со  своей  зябкой  волной,
пробежавшей по телу от копчика до затылка. Только спросила,  во  сколько
самолет.
   Рыжий, должно быть, и верно, провел предыдущий день в дороге,  зевал,
просил еще кофе покрепче. Это уже когда все сказал.  "Хорошо,  подошлите
машину в семь часов", - кивнула она, холодно соглашаясь. На  самом  деле
внутри все пело. "Сами удалиться сумеете? Я -  досыпать".  Усмехнувшись,
посреди  гостиной  спокойно  вышла  из  халата.  Сзади   раздался   звук
захлопнувшейся челюсти. С той же усмешкой высвободила из складок  тонкой
ткани блестящий "кольт", придерживая пальцем, сняла со взвода. И закрыла
за собой дверь своей белой спальни.
   Конечно, никакого сна. Дождалась,  покуда  на  пультике  в  изголовье
потухнет  алая  точка,  означающая  присутствие  постороннего.  У   Инны
Старцевой была хорошая квартира. Инне сейчас требовалось  побыть  одной.
Завтра! Уже завтра она  его  увидит.  А  и  не  надеялась,  думать  себе
запретила. А он вот он, снова здесь. В этом Мире. Да ведь и  она  теперь
не та. Пусть не наивная, но все-таки девчонка. Теперь ее опыту -  тысяча
лет. Она знает о ТЕХ и служит ИМ. Как он когда-то. Это знание уравнивает
ее с ним. Встречаясь с теми, на  кого  ей  указывали  ОНИ,  она  заранее
знает, что указанному осталось находиться в ее Мире считанные дни.  Этот
не отсюда. Его надо убрать, и Инна одним взглядом своим  глаза  в  глаза
открывала ему путь. И чужой уходил. Неважно, как. Она  уже  не  имела  к
нему никакого отношения. Всегда найдутся совершенно  обыденные  причины,
которые полностью укладываются в рамки этого Мира. Обострившаяся болезнь
или несчастный случай.  Нож  хулигана,  пуля  бандита,  семейная  драма,
которую венчает сердечный приступ или открытый газ. Инна  не  думала  об
этом, хотя когда-то едва сама не стала одной из таких же.  Указанных.  И
ее спас тот, кто спас весь Мир. А теперь Мир помогает спасти и она.
   Алая точка погасла. Инна бросила тяжелый  пистолет  в  ящик.  Завтра.
Завтра она встретится. И выполнит все, что он ей  скажет.  Все.  Это  не
только по приказанию ТЕХ. Это она сама сделает для него.
   ...По дороге Рыжий разговорился. Она поддерживала, иногда отвечала. В
ночном рейсе многие спали.
   -  Вы  давно  Михаила  Александровича  знаете?  Мы-то  с  ним  давние
знакомые. Партнеры. Он меня так тезкой-Мишкой и звал.  Сейчас,  г