ором для левого креста лежала  "Колесо
фортуны", для правого - "Башня, Разрушаемая молнией". Вздохнув - в  усы,
Кузьмич выложил недостающую правую колонку снизу вверх. Легли  Пентакли,
Кубки и перевернутый "Маг".
   Я отхлебнул из чашечки.  Это  был  не  кофе.  Кузьмич  потчевал  меня
каким-то сбором трав, очень душистым и вкусным. Без сахара.
   - Нравится?
   - Чрезвычайно. Особенно - что без сахара, я и сам так всегда пью.
   - Сахар, соль - беда современного хомо эректус.
   - До сапиенса сапиенс, значит, не  тянем?  "Сапиенс  сапиенс"  -  это
истинное видовое название. Просто "сапиенс" были неандертальцы,  которые
вымерли.
   - Вот видите, - Кузьмич поправил Двойку Кубков,  лежащую  наперекрест
поверх козыря - "Мира", - уже вымерли. А "эректусы" четыреста тысяч  лет
жили и хоть бы что. За чай Ксению душевно благодарите. Что  же  она  вам
сбор не сделала?
   - Не сподобился.
   - Просили плохо.
   - Совсем не просил.
   Кузьмич бросил на меня испытующий взгляд поверх разложенных карт.
   - Ну, вам виднее, почтеннейший.
   Я демонстративно отвернулся к Кузьмичевому диковинному  интерьеру.  В
углу висело  чучело  игуаны.  Привлек  внимание  крупный  портрет.  Фото
человека, сжавшего лицо  кулаками  с  оттопыренными  большими  пальцами.
Проникновенные глаза. У локтя книга со знакомым пятиконечным  знаком  на
обложке.
   - Алейстер Кроули, - ворчливо сказал Кузьмич,  проследив  направление
моего взгляда. - Демонолог. Эротоман. Начало века. Странствуя по  свету,
соблазнял равно женщин и мужчин. Этому... вашему... до него далеко.  Ну,
музыкант, певец, умер от СПИДа. Тоже был...
   - Фредди Меркюри, наверное?
   -  Может  быть.  Мистик,  в  двадцать  лет  Кроули  пережил  действие
небывалых сверхъестественных сил и с тех пор посвятил себя  оккультизму.
Объявил,  что  он  враг   христианства.   Обожал   фотографироваться   в
экзотических одеждах и без оных. Здесь - в шапке Гора, древнеегипетского
бога Солнца.  Фараоны  Египта  считали  Гора  земным  воплощением,  если
помните...
   - Сам же Кроули, - продолжил я в тон, - был безоговорочно уверен, что
является  реинкарнацией  Элифаса  Леви,  французского   оккультиста,   в
середине прошлого века создавшего труд, в котором напрямую связывал  все
четыре масти Младших Арканов Таро - Жезлы, Кубки, Мечи и  Пентакли  -  с
Каббалой. Четыре буквы названий мастей составляли невыразимое имя  Бога,
согласно Ветхому Завету. Двадцать две карты Старших Арканов соотносились
с двадцатью двумя буквами древнееврейского алфавита, где  первая  буква,
алеф, заложена в первой карте Старших Арканов - "Маге".
   Не люблю, когда  со  мной  начинают  говорить  назидательно.  Да  еще
пользуясь беспроигрышным приемчиком редких знаний. Но сегодня у Кузьмича
прием не прошел.
   - Нуте-с, нуте-с, - сказал он, откидываясь  в  кресле,  -  а  что  вы
скажете о выпавшем раскладе? - Он даже лампу поправил,  чтобы  мне  было
видней.
   Я подумал, что черт его знает, этот выпавший расклад, и начал:
   - Козырь "Мир"  предполагает  некие  удачи  в  будущем.  То,  что  он
перевернут "вверх ногами", роли не играет, все равно  перспективы  самые
захватывающие. Разве что помучает слегка внутреннее беспокойство. О  том
же говорит Туз Жезлов, суля нечто  знаменательное.  Карта  предсказывает
удобный случай. Восьмерка Жезлов внизу, за перекрытым козырем,  говорит,
что в недавнем прошлом пережита ситуация, потребовавшая  изощренности  и
тактичности настоящего политика. Пятерка  Кубков  окрашивает  будущее  в
романтические  тона.  Туз  Пентаклей   намечает   рост   благосостояния,
способность разумно распоряжаться деньгами.  Особенно  хороша  финальная
карта, "Маг". Вы не Близнец  по  гороскопу,  Кузьма  Евстафьевич?  "Маг"
благоприятен для Близнецов. Он означает, что тот, кому  Таро  раскинуты,
владеет магией слова, уже снискал на этом поприще удачу, а  впереди  его
ждет настоящая  слава.  Но  меня  смущает  "Башня".  Карта-сигнификатор,
во-первых, не выкладывается отдельно,  а  лишь  будучи  открытой,  затем
участвует наравне с остальными. Влияет только  на  толкование  в  целом.
Во-вторых,  "Башня,  Разрушаемая  молнией"  есть  показ  различных  форм
разрушения. От материи до духовных субстанций и конца всей  личности,  в
гордыне стремящейся постичь запретные  тайны.  Означает  также  бессилие
перед властью и заточение в тюрьму.
   - Браво, браво. - Кузьмич развел аккуратными ладошками. - Не  ожидал,
почтеннейший Игорь Николаевич. Порадовали  старика.  Еще  чайку?  Откуда
столь обширные познания?
   Я неопределенно повел плечом. Не рассказывать же ему, что в последние
полгода до моего бегства, когда мной уже занимались  вплотную,  я  каких
только книг по мистике и оккультизму не наглотался. Колод  Таро  у  меня
было целых три штуки. Три  раза  по  семьдесят  восемь  листов.  Разные.
Получше, чем у него.
   - Однако что же вы,  почтеннейший,  ничего  о  зеркальном  Кресте  не
поведали? Смотрите, "Колесо  Фортуны"  лежит  в  хорошем  обрамлении,  а
козырем "Правосудие", всемилостивейшая карта. Как вам колода?
   - Таро "Золотой Зари", - сказал я глубокомысленно, уходя  от  прямого
ответа, потому что с Двойным Кельтским крестом никогда не сталкивался  и
о зеркальном, левом  раскладе  мне  говорить  было  попросту  нечего.  -
Главная ценность "Золотой Зари" - что они были закрыты для непосвященных
аж до семьдесят восьмого года. На  колоду  Вонг  и  Регардье  наткнулись
случайно, разбирая архивы "Герметического Ордена Золотой  Зари".  Восемь
десятков лет она пролежала нетронутая, что должно придать колоде Таро  с
этим рисунком чрезвычайную  силу.  А  так,  конечно,  непрофессионально,
полудетски, "под примитив", - решил блеснуть я художественным глазом.  -
Мне больше нравится Таро "Кошачьих Людей" Карен Кюйкендалл.
   -  Новоделы!  -  презрительно  фыркнул  Кузьмич,  собирая  карты.  Он
завернул  их  в  темно-лиловый  шелковый  лоскут,   положил   в   резную
шкатулочку, а ее убрал куда-то на полку, висевшую - я прикинул -  точно,
на восточной, ближайшей к рассвету стене. Все верно делал  Кузьмич,  все
по правилам.
   - Запомните, молодой человек, подобные вещи сильны Временем,  которое
своими незримыми отпечатками содержится в них. Это вам не Венециановские
"Дворовые девушки, гадающие на картах".  Слезы  там  трефовые  выложены,
червонная любовь, в белой  ручке  гадальщицы  бубновый  туз  -  какие-то
казенные бумаги...
   Я опять повел плечом. Я никогда не видел этой картины.
   - С момента, когда стало ясно, что вы от своих дедуктивных  намерений
не откажетесь, - Кузьмич подлил  мне  чаю  и  вновь  погрузился  в  свое
кресло, - встал вопрос, что с вами делать. С одной стороны,  вы  человек
новый, свежий, с порядками и привычками нашими незнакомый...
   - Так познакомьте!
   Кузьмич успокаивающе поднял ладошку.
   - Данное обстоятельство вас во многом извиняло. С другой стороны,  вы
явно не из тех, кто мирится со своим, соглашусь, довольно неопределенным
положением. Одни ваши ночные походы чего стоят...  -  И  Кузьмич  назвал
совершенно точно, сколько раз и под чьими  окнами  я  торчал  по  ночам,
безуспешно  пытаясь  разгадать  тайны  запертых  изнутри  домов   и   их
обитателей,
   - Я понимаю, это не слишком прилично, и прошу меня извинить...
   - И-и, батенька!. Оставьте. Главная заповедь  Крольчатника  -  каждый
поступает так, как считает нужным.  У  нас  тут,  видите  ли,  коллектив
устоявшийся. Я,  например,  уже  второй  год.  Вы  ведь  хотели  узнать?
Пожалуйста. Само название "Крольчатник" -  тоже  плод  творческих  потуг
вашего покорного слуги. Видите, как просто, и не  надо  задавать  лишних
вопросов. На нас вопросы за Воротами сыпались бессчетно, а внутри мы, по
негласному уговору, стараемся между собой их избегать.  Из  элементарной
вежливости, если угодно.
   Хорошо  меня  Кузьмич  подсек,  Кузьма  Евстафьевич.   После   такого
разъяснения остается чисто по-английски разговаривать об  одной  погоде.
Поговорка какая-то на Альбионе существует на эту тему...
   - Я  постараюсь  быть  вежливым.  Соберу  остатки  былых  приличий  и
перестану  заглядывать   дамам   в   окна   перед   сном.   Хотя,   если
руководствоваться главным правилом Крольчатника, - почему нет?  Вдруг  я
это  считаю  для  себя  нужным?  Я,  может,  визионист  по   сексуальной
направленности?.. Но вспоминаются мне традиции родных российских узилищ.
Там  принято  новеньких  в  порядки  посвящать.  Жестоко,  как  правило,
происходит, но хоть толк есть. И "старичкам" увеселение.
   - Почему вы, почтеннейший, думаете, что мы  сейчас  не  имеем  такого
увеселения?
   Я заткнулся. Я был убит. В самом деле, с чего я  взял,  что  они  так
закрыты? Разъединены? Беспристрастны?  Почему  бы  им  не  обсуждать  на
неизвестных мне междусобойчиках  ломящегося  в  открытые  двери  глупого
недоросля? Не придумывать назавтра программу с  новыми  увеселениями?  В
конце концов, развлечений тут  раз-два  и  обчелся.  Но  надо  признать,
ломился я не  особо...  Нет,  погодите,  Гордеев  -  это  серьезно.  Мой
собеседник, который, кстати, так и не назвался, - серьезно не менее. То,
что я подсмотрел утром, эпизод с Юношей, с Ксюхой, чудеса в  столовой...
Ну до какой же степени я болван..
   -  Не  надо  отчаиваться,  почтеннейший.  (Читать   можно   по   моей
физиономии, как в букваре!) Все совсем не так.  Мы  тут  на  самом  деле
каждый сам по себе. При всем желании не может ни один  раскрыть  секреты
других. Разве что для вас, порадовавшего старика...
   Кузьмич взял с края стола какой-то особенной прозрачности хрустальный
шар, лежавший на восковом круге. Плоская,  как  спил  дерева,  подставка
была испещрена оккультными символами.  Пентакль,  вписанный  в  октауэр,
знаки планет, Луны и Солнца,  разбросанный  по  семиугольному  периметру
латинский алфавит, каббалистические знаки оборотного  идиша...  С  шаром
Кузьмич обращался, будто тот был тоньше яичной скорлупы.
   - В тысяча пятьсот  восемьдесят  первом  году  математику,  философу,
советнику английской Елизаветы Первой  знаменитому  Джону  Ди  во  время
молитвы было явление. "Засиял ослепительный  свет,  в  котором  во  всем
величии  предстал  ангел  Уриэл.  И  передал  дух   кристалл   ярчайший,
прозрачнейший и славный". Созерцая кристалл, Ди мог  общаться  с  духами
иного мира!
   -  Да,  -  сказал  я,  чувствуя,  что  от   меня   требуется   как-то
отреагировать,  -  с  хрустальными  шарами  связано  множество   легенд.
Некоторые очень красивы.
   - Это не легенды, молодой человек, - строго сказал Кузьмич. - Это тот
самый предмет. Можете мне поверить, я в свое время очень немало заплатил
за него. Экспертиза всех сопровождавших шар архивов делалась в  Лондоне.
У меня много прелюбопытных вещиц можно отыскать. Впрочем, я  обещал  вам
маленькую чужую тайну. Посплетничаем, почтеннейший.
   Кузьмич вернул раритет на место. По  мне,  так  подставка  была  куда
интереснее. Вдруг до меня дошло, на чем я их всех тут,  в  Крольчатнике,
могу раскалывать. Вскрывать несознанцев. Это было так просто  и  смешно,
что я едва не расхохотался. Кузьмич не преминул подтвердить мою догадку.
   - Наш любимец Семочка вам что-то успел про меня такое наболтать? Нет,
я и знать не желаю. Но кое-что о нем. Ответ-тую,  так  сказать.  Вам  не
знакома    фамилия     Сафронкин?     Виктор     Сафронкин?     Питерец.
Художник-эмоциолист.  Из  молодых.  Хорошо  продавался.  Брали   частные
покупщики - не терплю новых словечек, дилер, например, - говорят, что-то
висело в "Aрт Музеум", что-то в Европе. Врали  про  "Кристис"...  Врали.
Потом пропал. Семья пропала, все. Потом стали пропадать  работы.  Ходили
странные слухи, что в помещениях, где выставлялись или хотя бы хранились
полотна, замечены... н-ну, скажем, призраки. Персонажи с картин.  То  же
наблюдалось и у него на квартире. Сафронкин сам говорил, что жена видела
некий зловещий силуэт в широкополой шляпе, с раскаленной спицей в  руке.
Персонаж с картины "Похитители снов". А спицу он, Сафронкин, сперва  дал
ему в руку, а потом закрасил, еще на подмалевках.
   - "Портрет", - сказал я. - Николай Васильевич Гоголь. У Эдгара Аллана
По есть аналогичная новелла. У Амброза Бирса. Свистун ваш  Сафронкин.  И
при чем тут Сема?
   -  Возможно.  Только  ведь  я  не   литературные   произведения   вам
пересказываю. В случае с Самуилом Ароном (так  я  узнал  фамилию  Семы),
совершенно как с  Сафронкиным,  все  зафиксировано  документально.  Арон
писал так называемую "интеллектуальную  палитру".  Завадовский,  Кучкин,
Смажич в Москве. "ИИ-шники" в Екатеринбурге. "Чистый квадрат" в  Питере.
Вам, я вижу, ничего не  говорит...  От  созерцания  полотен  Арона  люди
сходили с  ума.  Утверждали,  что  видят  эпизоды,  фрагменты  из  своих
собственных жизней. Разные люди в одной и той же  работе  видели  разные
сцены, но  непременно  когда-то  с  ними  персонально  происходившие.  С
видевшими  работы  Арона   случались   необъяснимые   происшествия.   От
несчастных случаев со смертельным исходом  до  счастливых  с  получением
наследств от анонимов. Не родственников и  не  знакомых.  Здравый  смысл
летел к чертям...
   Вцепившись в пуфик, куда меня усадил Кузьмич, я изо всех сил старался
не выдать то, что ощущал  сейчас.  Я  боялся,  что  мне  не  хватит  сил
вдохнуть. Плавающая искорка в шаре Джона Ди не давала оторвать глаз.
   - Самуил  Арон  имел  только  одну  выставку.  Последствия  оказались
таковы, что на  второй  день  выставку  закрыли,  полотна  были  изъяты,
художник исчез. Как Сафронкин, только Семочка наш одинок был как  перст,
не то и семья исчезла бы. Объявился в Крольчатнике. События имели  место
десять месяцев назад.
   Кузьмич  излучал  довольство.  Мне   вспомнилась   точно   такая   же
удовлетворенная  рожа   Правдивого,   устроившего   подлость   Ксюхе   с
бабочкой-лимонницей и мною, дураком.
   - Люди гибнут за металл, - наконец сказал я. Меж бровей стекла  капля
ледяного пота. - У  Николая  Васильевича  что-то  такое  про  мешочки  с
золотом было. Их все перепрятывал демонический старик с  того  портрета.
Сколько наследство-то было нежданное? Не тысяча червонных?  Тогда  прямо
по писаному.
   Говоря, содрогнулся. Как сумел вслух произнести. Но я уже чувствовал,
что держу себя в руках и снаружи ничего не заметно.
   - Кузьма Евстафьевич, я  побуду  еще  чуток  невежливым,  можно?  Что
все-таки от нас хотят, как по-вашему?
   - Откуда мне знать, что от вас хотят, почтеннейший.
   - Ну, от вас вот лично. Там, за Воротами?
   - У Арона полкоттеджа отдано под мастерскую. - Кузьмич проигнорировал
мой вопрос. - Ему в розовой мечте такая мастерская не привиде  лась  бы.
Знаете, что он там устроил? Отхожее место. Да-с, прошу простить покорно,
сральник!  Теперь  ищет  любой  повод,  чтобы  одурманиться.   Я   Ксюшу
предупредил, если только она травку ему какую укажет... Ну что от такого
типуса, как Сема, можно хотеть?
   Я понял, что пора  идти.  Сема  Арон.  Мастерская,  самим  художником
превращенная в сортир. Моя  нетронутая  машинка  и  горящая  бумага  без
единой строчки.
   - Благодарю за содержательный разговор. Простите, если не так что.
   - Святой богомаз Андрей Рублев держал схиму молчания двенадцать - или
четырнадцать? - лет. А нарушил - и появилась "Троица".
   - Подождем, - согласился я, - у Семы, значит, все впереди.
   - Целые монастыри существуют, где послушники все до одного несут обет
"нераствержения уст", - продолжал Кузьмич.
   - Ну да, - сказал я как мог простодушно, - самый известный на  данное
время, кажется, где-то под Триестом. Местечко Монофальконе, по-моему?  В
Тезее еще.
   - Иоанн Дамаскин, принимая постриг, поклялся не прикасаться к перу  и
бумаге, но также клятвы  не  сдержал.  Написанную  им  панихиду  поют  и
поныне.
   Я решил, хватит. Пусть Кузьмич не столько про Сему  говорит,  сколько
обо мне выведать хочет, это ж видно, но довольно с меня тонких намеков и
состязаний в "кто умнее". Все-таки я не сдержался:
   - Ту панихиду Дамаскин написал на  смерть  своего  лучшего  друга.  И
больше не писал ничего.
   - Да-да, почтеннейший, вот ведь как случается... Вот и у Ксюши  нашей
бывают срывы. Не сдержалась, бедненькая,  и  из  постоянного  мощнейшего
энергетика-репеллента вдруг на короткое время сделалась столь же  мощным
биоэнергетическим антрактантом. Вот к ней и  полетели,  хоть  она  и  не
переносит. Терпеть просто не может...
   Не любит он  новых  словечек.  Заморских  названий.  Сморчок  старый.
Здорово, как он мне ненавязчиво о каждом накапал.
   -  Что  могут  хотеть  от  столь  неординарных  людей   люди   вполне
ординарные, но к власти приближенные? Знаний.  Приемов.  Воздействий.  -
Кузьмич внимательно вглядывался в шар.
   - У них получается?
   - С чего бы это у них получилось? Они ж ординарные. Что у  них  есть?
Власть. Деньги. И все.
   - Скотт Фицджеральд однажды написал: "Богатые  не  похожи  на  нас  с
вами". На что ему было сказано весьма просто: "Ага, у них денег больше",
А я от себя добавлю: и пристукнуть могут.
   - Что вы, почтеннейший, кто  же  будет  рубить  голову  курочке,  про
которую точно известно, что рано или поздно принесет золотое яичко.  Что
сейчас не несется - просто не сезон. Или корм  не  тот,  или  мало  его.
Убедительно?
   - Убедительно. Я даже не  хочу  вспоминать  о  пользе  лечебных  диет
вплоть до голодания, которые нам тут могут устроить. Или не могут?
   - Как вы недоверчивы. Не стоит тревожиться, право. Живите одним днем,
не задумывайтесь о будущем, вот и будет на душе спокойней.
   Странно, но  Кузьмич  напомнил  мне  Правдивого  сейчас.  "Сегодня  к
Воротам не  вызвали,  живи  и  радуйся".  Что-то  в  этом  роде  он  мне
посоветовал. Засунуть свой язык себе... В общем, не странно ничуть, это,
похоже, культивируемый в Крольчатнике императив. Модус вивенди. При том,
что все понимают, что - только на словах.
   Кузьмич любезно проводил до самого порога, так что глазами рыскать по
сторонам получалось не очень. Но особый  вид  чистенького  стариковского
уюта заметен в каждой мелочи. Как стоят тапки, как висит зонт с  толстой
роговой рукоятью. И запах такой бывает в квартирах  стариков.  Еще  одна
загадка. Насколько я могу судить, одинокие старые  люди  совсем  не  так
опрятны. У Кузьмича кто-то наводит порядок?
   - Да, мы тут люди немножечко странные,  -  сказал  я.  -  На  обычный
просвещенный взгляд. Какие-то непонятности вокруг нас происходят.  Ладно
бы попросту  -  показали  тебе  фотографию,  ты  лобик  поморщил,  пассы
поделал, чертей погонял - нате вам, информация: труп находится там-то  и
там-то, преступник тот-то и тот-то, деньги и ценности зарыты под  старой
избой, как войдешь, направо семь шагов. - Я хотел, чтобы последнее слово
осталось  за  мной.  -  Всем  все  понятно,  даже  браткам  в   кожанах.
Экстрасенс, магия, в разряде объявлений под рубрикой "Разное",  вход  за
углом, плата по таксе, такса сто баков. Так ведь нет же...
   - Именно, почтеннейший, именно. Странные люди. Вот у красавицы  нашей
Ларисы потолок зачем-то мягким покрытием обит. Как в "мягких комнатах" в
желтом доме. Отчего-то не стены, не пол, а только потолок.... Вы  что-то
о гороскопах спрашивали? Вы сами-то не Близнец ли,  почтеннейший?  А  то
ведь я, признаться, магические Таро на вас раскинул.  Ну,  доброй  ночи,
почтеннейший. Хотя какая ночь, утро на дворе.
   На  совсем  светлом  небе  готовились  спрятаться  последние  звезды.
Апельсинная долька поблекла  в  вышине.  Лев  свесил  лапу  с  мерцающим
Регулом в когтях. Я разулся и пошел босиком, неся  мокрые  кроссовки.  И
кажется, не дорос еще с Кузьмичом в  хитром  змействе  тягаться.  Как  и
Наташа Наша, Кузьмич, похоже, получил от нашего разговора больше, чем я.
С Наташей, тогда в  столовой,  у  меня  тоже  было  это  чувство.  А  не
удержался Кузьмич, в лучших традициях Крольчатника отлил пулю.  Завернул
поганку. Благородные звери у Киплинга употребляли эвфемизм: "Сказал