нужно.  Да  и  в  следующий  раз
остерегутся. Ну еще одна сенсация, широкая публика  поговорит,  забудет.
Службы же ваши многочисленные... я ведь и так у них на крючке. И у  вас,
Марат Сергеевич, нет?
   Хозяин задумчиво отпил ледяного морсу. Врать гостю было бессмысленно,
это он понимал. Но и полностью открываться  не  хотел.  Он  еще  сильнее
напряг  свою  психическую  защиту,  которой  владел  в  совершенстве.  В
восприятии Гордеева - по крайней мере,  той  части,  которая  на  данный
момент сделалась человеческой, вместо цветов ауры собеседника  проступил
черный, чуть сплюснутый  круг,  окруженный  белым,  не  несущим  никакой
информации сиянием. Это Марат Сергеевич знал.  Но  он  знал  также,  что
после ранения так и не смог восстановить ментальный экран в полную силу.
И теперь уж, наверное, не сможет.
   - Что скрывать, Михаил Александрович. Если я  всю  жизнь  положил  на
изучение запредельных явлений в природе и в нашем человеческом обществе.
   На сбор исторических информации  о  фактах  соприкосновения  людей  с
деятельностью  либо  следами   деятельности   в   нашем   Мире   чего-то
постороннего. На то, какие  формы  нашей  собственной  деятельности,  по
разумению нашему, могут стать вредны  и  даже  убийственны  для  народа,
страны, цивилизации и вообще всего  Мира.  На  мягкое  или  жесткое,  по
обстоятельствам, пресечение безрассудных, посягающих на нечто  выходящее
за прерогативы смертного рода человеческого.  Если  даже  сумел  создать
государственное образование,  учреждение,  которое  под  самыми  разными
ширмами, но в конечном итоге нацелено  на  эти  задачи.  А  в  не  столь
отдаленные времена такое было ой непросто.  Того  и  гляди  загремишь  в
гнилые идеалисты, в поповщину и бесовщину. И в Мордовию для  надежности.
Причем это я сделал сам, исключительно печенками-селезенками ощущая, что
все неизмеримо сложнее не просто марксистско-ленинской теории или  этого
самого опиума для народа, но и Юма, и Канта, и Гегеля, вместе взятых.  И
вдруг появляетесь  вы.  С  бесспорными,  для  меня,  во  всяком  случае,
доказательствами  вашей   сверхсущности.   Конечно,   я   не   могу   не
интересоваться. Не предпринимать какие-то свои шаги, дабы разузнать  то,
о чем вы мне не говорите. Вот я их и  предпринимаю.  Мне  не  так  долго
осталось жить. Меня уже не интересуют деньги и никогда  не  интересовала
власть. Что я могу хотеть для себя? Только подтверждения того, что  дело
всей моей жизни не было  дутой  величиной.  Что  жил  не  зря.  Простите
старика  за  излишнюю  патетичность.  А  относительно  держать  вас   на
крючке... ну, не так я наивен, как те, кто  думает,  что  это  возможно.
Целая речь получилась. Даже неловко.
   - Что вы. Я выслушал очень внимательно, - отвечал Гордеев,  вертя  за
хвостик какую-то совершенно огромную бордовую ягоду. -  Не  обещаю,  что
смогу удовлетворить ваше любопытство. Но и мешать не стану. - Он положил
клубничину в рот, жмурясь от наслаждения, разжевал. - А ведь я к  вам  с
новой нахальной просьбой, Марат Сергеевич. Что там творится вокруг  моей
Территории?  Что   за   странная   активность   юных   натуралистов?   У
новоназначенного господина Путина дошли  руки  до  собственного  Сектора
"Ф"? Что им надо? Или не они?  Периодически  я  начинаю  чувствовать  за
собой  особо  пристальное  наблюдение,  но  таких  номеров,  как  в  тот
понедельник, еще не случалось. На меня открыта охота? Опять-таки -  кем?
Цель? Неужели вы не можете найти возможность  настоятельно  посоветовать
отказаться  от  намерения?  Дело-то  безнадежное.  Мне  все  равно,   но
раздражает  суета  вокруг.  Однако  гораздо  больше  меня  положение   с
подопечными моими волнует. Не надо их выдергивать, они существа  нежные.
Кроме того,  очутившись  вне  пределов  Территории,  могут  представлять
немалую опасность, пусть сами не осознают этого. Как вы сказали?  -  для
страны, народа и вообще всего Мира. Это надо прекратить.
   Марат Сергеевич вздохнул. Снял тяжелую правую руку с  колена,  и  она
повисла плетью. Молча поднялся и прошел за стеклянные двери внутрь дома,
шаркая тапочками. В системе Федеральной службы  безопасности,  огромной,
иерархической и подчас намеренно  запутанной,  существуют  структуры,  о
которых знает  чрезвычайно  ограниченное  число  людей.  О  некоторых  -
несколько десятков. О некоторых - десяток.  О  некоторых  -  единицы.  О
некоторых не знает никто,  что  не  мешает  им  существовать  и  успешно
функционировать. Так называемый Сектор "Ф"  занимался  именно  тем,  что
разрабатывал модели противодействия чужому проникновению.  Не  чужому  в
смысле из чужого враждебного  государства,  вообще  чужому.  Сектор  "Ф"
относился к  предпоследней  из  перечисленных  категорий,  о  нем  знали
единицы. В их числе и Марат Сергеевич. Но только он  пока  знал,  что  о
существовании Сектора известно Гордееву  тоже.  Моделей  противодействия
было разработано не одна, и если какая-то  не  срабатывала,  вместо  нее
начинала действовать следующая, каскадом. К разработкам некоторых  Марат
Сергеевич имел самое непосредственное отношение.
   Вернувшись, подал Гордееву  листок,  извлеченный  им  из  пластиковых
корочек. Тот ознакомился.
   - Как вы думаете, Михаил Александрович,  если  я  смог  получить  эти
данные, способен сделать то же кто-нибудь еще?
   - Убежден. Но я никогда и не говорил, что вы вдруг возьмете  на  себя
крайне неблаговидную роль э-э... наводчика. Да и в ваших  ли  интересах,
чтобы кто-то еще узнал о каком-то  там  индивидууме,  способном,  умирая
неоднократно, возрождаться, как птица Феникс.
   - Между прочим, буква "Ф" в названии  Сектора  и  есть  начальная  от
"Феникс", не знали? А Фениксом, кроме несгораемой птички, звали  учителя
древнего мифического героя  Ахилла.  Теперь  прочтите  это,  -  и  Марат
Сергеевич подал второй листок.
   Гордеев сперва нахмурился, потом рассмеялся.
   - Ей-Богу, знал  бы,  где  падать...  Неужели  я  похож  на  учителей
каких-то героев? Это-то хоть, - потряс листком, - у вас одного?
   - Надеюсь.
   В первом листке были перечислены многие - не  все  -  моменты,  когда
Гордеев после долгого по ею счету перерыва, но короткого по счету нашего
Мира начал вновь появляться здесь. Указывались случаи, когда  и  где  он
оставлял очередную отслужившую  свое  "куклу",  временное  краткоживущее
тело. Или, по здешним меркам, умирал. И как это происходило.  Во  втором
листке  назывались  четыре  вероятные  точки,   в   которых   он   вновь
"проявлялся", Два из четырех пунктов были правильные.  Тихая  набережная
Шевченко в Москве и молодые лесопосадки в окрестностях  одного  военного
аэродрома за триста пятьдесят километров от столицы. Там,  побродив  меж
пушистых сосенок над игривым ручьем, он всякий раз выходил  к  одному  и
тому же поселочку, даже машину приноровился  держать  в  крайнем  дворе,
договорившись с хозяевами. Обе точки, на Шевченко и тут, были ему чем-то
памятны, и он думал об этом, отдыхая за рулем.  Хотя,  конечно,  мог  бы
сразу попасть в то место, которое ему было сейчас нужно. В  любое  место
этого Мира.
   - Всех шпионов губят мелочи. Я не исключение.
   - Вы просто неосторожны, Михаил Александрович.  Например,  ничего  не
стоило установить, с кого вы взяли внешность и имя, кого,  так  сказать,
заместили среди людей. Правда, так до конца  неясно,  когда  именно  это
произошло. Но я, например, абсолютно уверен, что  в  самую  нашу  первую
встречу, у Ветрова,  когда  все  закончилось  так...  -  Невольно  Марат
Сергеевич посмотрел на свою черную руку. - Я уверен, что  это  уже  были
вы, а не тот Михаил Гордеев. Вместо него уже довольно давно - вы.
   - Это имеет значение?
   - По большому счету, нет. Но я бы не рекомендовал вам...
   Гордеев еще раз просмотрел первую  страничку.  Инциденты  с  участием
Хватова,  рыжего  тезки-Мишки,  отмечены  не  были.  В   том   числе   и
предпоследний, так на Мишку подействовавший, с  упавшей  елью,  пробитой
машиной и залитым кровью остывающим трупом, так  похожим  на  настоящий,
который нужно было быстро зарыть. Впрочем, в той могиле уже ничего  нет.
Но что Хватова пока  не  зацепили  -  хорошо.  У  Хватова  сейчас  очень
ответственное  поручение,  и  от  стен  Крольчатника,  где  в  ближайшие
несколько дней не понадобится, он снова летит сюда.
   - Я привел вашу охрану в тихий ужас тем, что  объявился  прямо  между
ними, непосредственно рядом с входом от речки.
   - Да уж знаю, доложили. В шоке. Теперь мне проблема, чтоб забыли.  Я,
Михаил Александрович, просьбу вашу выполню. Как всегда. И даже ничего не
попрошу взамен.
   - И это как всегда.
   - Да. Я только надеюсь, что когда-нибудь...
   - Марат Сергеевич, у меня есть еще одна просьба. Вы, конечно, следите
за моими подопечными и предыстории знаете... Безусловно, на вашем  месте
я поступил бы точно так же. Уж если я ничего не  открываю,  то  хоть  по
интересам моим. Так вот, меня очень интересует последний. Он проходил  у
вас пять лет назад, думаю, вы это уже выяснили.
   - Сразу же. Его трудно  было  не  вспомнить.  Как  вы  его  отыскали?
Впрочем,..
   - Вот именно. Меня интересует, что конкретно с ним произошло. Чем был
вызван срыв, если он был? Каким образом его решили отпустить?  На  каком
уровне решение принималось? И самое главное, при  каких  обстоятельствах
произошло.
   - Вы подразумеваете...
   - Да. Не подвергался ли он  специальным  воздействиям?  Обработкам  с
целью частичного стирания, блокировки памяти. Сами понимаете,  он  тогда
был личностью довольно известной, такие не исчезают бесследно.  Такие  -
или громкое подставное убийство, или несчастный случай, или...
   - Если так рассуждать, второе - гораздо легче. Особенно если  учесть,
в чем он был замешан.
   - И все-таки он остался. Кстати, это не вы?..
   Марат Сергеевич решительно покачал головой.
   - Такие  вещи  решались  без  меня  тогда.  Он  работал  напрямую  на
заказчика. Михаил Александрович, а вы, ну, как бы это  сказать...  я  не
раз подмечал в наших с вами беседах,  что  вы  способны  непосредственно
считывать информацию с субъекта...
   - Потому и закрываетесь так тщательно? Не трудитесь, Бога ради, я  же
вижу, сколько это отнимает у вас сил. Я сейчас не лезу  в  вашу  душу  и
мысли. А о нем, конечно, узнаю. Но мне нужен будет и  ваш  материал.  Не
верю, что он у вас не сохранился.
   - Очень может быть,  и  не  сохранился.  -  Видя,  что  гость  встал,
поднялся и Марат Сергеевич. - Уже уходите? Михаил Александрович, у меня,
знаете ли, просьба и к вам. Вот посмотрите, пожалуйста, эти  информации,
нет, не сейчас, на досуге посмотрите, и если не  затруднит,  дайте  свой
комментарий. Это абсолютно не относится к нашим  с  вами,  так  сказать,
текущим делам. Но хотя бы частично  и  совсем  в  другой  области  может
Сверхсущество уважить стариковскую любознательность?  Я  начал  собирать
эти данные лет тридцать назад.
   Провожая Гордеева по ступеням, Марат Сергеевич неудачно шагнул, хотел
ухватиться рукой в черной перчатке за перила, она соскользнула с твердым
деревянным стуком. Гордеев поддержал его. Тихо сказал, глядя  в  лицо  в
морщинах:
   - Я не знаю, о чем вы хотели бы попросить меня, Марат Сергеевич.  Кем
вы, даже вы, информированный и весьма практический  человек,  меня  иной
раз считаете. За кого хотели бы принять в самых дальних, самых потаенных
ваших мыслях. Не надо, уверяю вас. Того, о ком  вы  думаете,  просто  не
существует, а я вашу невысказанную просьбу выполнить не могу. Не в  моих
это силах. Всего доброго, берегите себя.
   И ушел прямо, здоровой молодой походкой, не сказав, когда  его  снова
ждать. Наверное, скоро. "Ушел, чтобы снова умереть и снова  возродиться.
А я остался, - подумал Марат Сергеевич. - И умерев,  никогда  больше  не
воскресну. Перестану существовать. Совсем".
   Прикрыв здоровой рукой глаза, он постоял так секунду. Обратно к столу
вернулся собранным и готовым к новым схваткам. Каким был всегда.  Теперь
с немножко  покалеченным  телом,  которое  уже  ни  на  что  стоящее  не
заменишь, что бы там ни придумывали лучшие специалисты,  но  с  ясным  и
изощренным умом. Со знаниями, доступными очень немногим.  В  стране,  на
планете, во всей истории этого - пусть будет, как хочет Гордеев -  Мира.
Он сказал Гордееву, что его не интересуют деньги и власть. Это  так.  Но
он не назвал третьего - победы в схватке. Победы над другом или  врагом,
безразлично. В схватке существует только противник. После  победы,  если
оба остаются живы, они могут быть даже друзьями.  Но  после  схваток,  в
которых победы одерживал Марат Сергеевич,  ему  обычно  не  с  кем  было
дружить. А схватка со Сверхсуществом... Да не такой уж он и "сверх". Что
ж,  модели  противодействия,  которые  разрабатывал   Марат   Сергеевич,
действительно спроектированы в виде усиливающихся каскадов...
   - Асенька! - позвал он. Сказал, когда жена вошла:
   - Я в Москву. Собери мне одеться.
   - Хоть пообедай. Не нравится мне этот Гордеев, ты после него  сам  не
свой становишься. Руку приготовить?
   - Асенька, я голодный злее.
   Через десять минут, уже в костюме, несмотря на жару, в сорочке и  при
галстуке, Марат Сергеевич садился в машину, стоящую с  парадной  стороны
дома, противоположной той, где на веранде он принимал Гордеева.
   -  Асенька,  к  двенадцати  вечера  я  буду.  -  Шоферу  (одному   из
парней-рыбачков):
   - В институт
   Надо  отдать  должное,  все  посещения  Гордеева  имели  свойство  не
фиксироваться  никакой  мыслимой  аппаратурой,  и  на  этот  счет  Марат
Сергеевич был спокоен. На коленях у него лежала черная кожаная  папка  с
замочком. Он  достал  из  папки  цилиндрик,  несколько  толще  привычной
батарейки, поддернул манжету на правой руке. Она уже была без  перчатки.
Отколупнул крышечку на  запястье,  вложил  батарейку  в  гнездо.  Пальцы
правой руки шевельнулись, плотно обхватили папку. Рука медленно и как бы
неохотно согнулась в локте.
   -  Значит,  "Предсказатель"  вам  понадобился,  господин  Гордеев,  -
тихонько, почти неслышно пробормотал живой человек с мертвой рукой.
   Две пули Марат Сергеевич получил год  назад.  Подвернулся  больше  по
собственной вине, но, к несчастью, обе в суставы -  в  локоть  и  кисть.
Инцидент произошел в доме... да нет, пожалуй, во дворце Романа Петровича
Ветрова, одного из пятерых тогда сильнейших экстрасенсов  на  территории
современной России. Марат Сергеевич в  эту  пятерку  не  входил,  но  во
дворец был приглашен. Там впервые он познакомился с тем,  кого  принимал
сегодня у себя  на  даче.  Тогда  между  собой  они  звали  его  Гостем.
Случилась глупость - охрана кого-то из тех пятерых  вдруг  стала  палить
почем зря. Ни с того ни с сего, без всякой видимой  причины.  Впрочем...
Марат Сергеевич сейчас затруднялся сказать точно. У него, как и  у  всех
присутствовавших, остались какие-то странные провалы  в  памяти.  Никто,
например, не мог вспомнить, что заставило их всех собраться тогда,  чего
в обычной жизни они  избегали.  Какое  предложение  они  хотели  сделать
Гостю. Или предъявить требование?  Или  обратиться  с  просьбой?  И  еще
произошло что-то. Огромное, грандиозное, разрушительное... Но Гостя  уже
не было с ними... Марат Сергеевич впал  в  шок  от  тяжелого  ранения  и
дальше ничего не помнит. Но факт, что ничего не  сохранили  в  памяти  и
остальные. Более того, их экстрасенсорные способности с того  дня  стали
стремительно ухудшаться. Кто-то, кажется, даже попал в клинику с нервным
расстройством. Марат Сергеевич, не сохранив  руку,  сохранил  трезвый  и
острый разум. Он  сразу  зацепился  за  упоминание  Гордеевым  возможных
блокировок памяти у того, кого доставили  на  "Объект-36"  месяц  назад.
Конечно, это он помнил. Суть "Объекта", как и характеристики почти всех,
кого  Гордеев  переправлял  туда,  оставались  для   Марата   Сергеевича
загадкой, которую, он был уверен,  со  временем  разгадает.  Теперь  это
время приближалось.
   - Значит, "Предсказатель"...
   Марат  Сергеевич  Богомолов  ехал  в  свой  институт.  Формально,  по
инвалидности, он оставил пост директора, но по сути все равно  оставался
его  главой.  Своего  детища.  Дела  всей  своей  жизни.  Предприятия-81
Минобороны.   Оно   же    Научно-исследовательский    институт    тонких
взаимодействий. НИИТоВ.
 
*** 
 
   Хватов едва вытерпел три часа полета на старом  "Ан-24".  От  грохота
винтовых двигателей,  свободно  проникающего  в  салон,  дребезжали  все
заклепки и стучали все железки. И зубы. Так Мишке казалось. Он уже отвык
летать на такой рухляди. Зачем, спрашивается, было устраивать  спешку  с
прыганьем туда-сюда, если меньше чем через десять дней он снова нужен  в
Москве? А если шеф заранее дал ему указание, с кем здесь  встретиться  и
что передать и как потом действовать, то почему это нельзя было  сделать
сразу, пока был? Ведь все  равно  он  зря  проболтался  в  этом  степном
пропыленном и прожаренном городишке,  где,  кроме  гостиницы-клоповника,
совершенно некуда деться.
   Ежедневные поездки эти к Территории, к чему они? Все равно ни  внутрь
не попасть, ни вокруг не обойти. Охрана, правда, -  это  да.  Ничего  не
скажешь, дело знают. На десять шагов не подпустили, хоть  и  видели  они
Мишкино удостоверение, и, следовательно, знали, что находиться  ему  тут
не просто разрешается, а положено. Уж казалось  бы,  что  один  капитан,
начальник смены, что другой, что старлея оба, со  всеми  знаком,  а  нет
разового пропуска на вывоз, жетон такой с полоской магнитной, -  и  все.
Остановись у предупредительного  знака,  иначе  открываем  огонь.  Между
прочим, откроют, и ничего им не будет.  На  поражение.  Сам  видел.  Без
всяких лишних окриков. Неграмотный, читать не умеешь, -  извините.  Свои
же, со строительства, того за руки за ноги подхватили и уволокли, бледно
оглядываясь. Надо будет шефа порадовать.  Как  он,  интересно,  все  это
отмазывает? Да сам шеф не будет, подвязал здесь кого, Контору небось.
   В гостинице тоже не сахар.  Клопы  хрен  с  ними,  нету  там  клопов,
конечно, но вот эти трое... вновь прибывшие.  Чем  дальше,  тем  наглей.
Разнюхивают. И при этом работают, падлы,  на  три  голоса.  Один  -  под
сапога: майор! я старше  вас  по  званию!  доложите  обстановку!  Другой
дурика ждет: Михал Иваныч, одно же дело делаем, какие могут  быть  между
нами трения? Третий все молчком, выжидает. Мишка завтра  с  генеральской
корочкой приедет, всех вас - за химок...
   Заходя на посадку, "Аннушка" огибала высокое, как  гора,  пронизанное
солнцем облако. Мишке хотелось курить. Из его  окошка  было  видно,  как
выпавшие со стуком шасси вот-вот, кажется, заденут блестящие  кресты  на
церквухе. Сели. Быково, мать его...
   Мишка хмыкнул, освобождаясь от ремней. Вот, выходит, сколь жизнь  его
не учит, сколько он ни добивается в ней, каким уважением  ни  окружен  в
своей среде, а стоило шефу Михаилу объявиться, вновь закрутить свои дела
неслыханные, ни в чем теперь от Мишки не таясь, - и  вот  они,  мысленки
понтярские, сопливая дешевка. Лезут, никуда не  денешься.  Как  был  ты,
Мишка, любером, качком, шпаной, "спартаковцев" в Лужники ездил бить, так
в душе и остался... заваливаясь на кожаные подушки своего  "Понтиака"  -
не первой свежести тачка, секонд хэнд,  но  солидно,  вид,  престиж,  не
"Гольф" какой-нибудь, пусть он двадцать раз "Джетта", и не "шестисотый",
во всех  анекдотах  обосранный,  от  зависти,  конечно,  -  Мишка  снова
хмыкнул, подумал: да, первого своего он вздернул на шарфе в красно-белую
"спартаковскую" полоску. Хорошо скручивались те шарфы...
   Вместо Геника его встретил Лелик, похожий на Геника, как  две  капли,
особенно со спины. Головы у них плавно переходили в плечи. Не головы,  а
вытянутости, сказал бы шеф Михаил.
   - Ты куда меня везешь, чудо? - спросил Мишка,  когда  они  выехали  в
Москву. Он курил уже третью, никак не  мог  накуриться  после  самолета.
Чмошная  страна.  То  ли  дело  "за  речк