вато. Но сущность - суть, которой дано  двигаться  из
Мира  в  Мир,  не  есть  набор  аминокислот,  выстроенный  по   какой-то
комбинации. Гены преступности и гены гениальности. Гены  памяти  и  гены
гиперсексуальности. Человек  прямостоящий  выстругал  каменным  рашпилем
электронный микроскоп и собирается выделить ген собственной  бессмертной
души. Бессмертной - шутка.
   - Мне не очень нравится, как вы говорите о людях.
   - Как могу. Постой-ка, а не ты говорил примерно то же самое? И думал?
Как ты обозвал историю человечества? Крохотной искоркой, с  которой  оно
так носится и которой гордится? Ну, это все на твоей совести. Но  стоит,
например, в человеке -  носителе  разума  в  этом  Мире  очутиться  хоть
исчезающе неприметной частице Мира постороннего, и эти гены взбрыкивают,
как у облученных дрозофил.  Перестраиваются  резвей,  чем  политики  при
развале государственной системы.
   - То есть мутации...
   - Не все. Но некоторые. Если носителя  чужого  не  успели  убрать  из
этого Мира,  он  вполне  может  передать  чужака  по  наследству.  Тогда
отыскивать его вдвое труднее. Третье поколение - вчетверо. Четвертое - и
так далее... Но обычно дело даже до третьего не доходит. Миры имеют свою
Службу Спасения, которая работает достаточно эффектно.
   - И Перевозчик - это...
   - И Перевозчик - одно из звеньев. Но мы говорили о Территориях. Чтобы
оградить Мир от последствий пребывания в нем чужих, мне пришлось  только
отыскать такие места, где возможно создание  абсолютно  заэкранированных
пространств, за границу которых ни единое чужое влияние  не  просочится.
Еще  раз  говорю:  речь  не  идет  о   сознательном   или   неосознанном
воздействии. Только факт существования чужого в Мире уже ломает  Мировые
линии, нарушает равновесие, угрожает этому Миру, а  через  него  и  всем
остальным.
   - Не надо это так часто повторять, понял я уже. Подобных мест, должно
быть, немного?
   -  Подобных  мест  -  одно  на  другом.  Только  они  разбросаны.  По
пространствам, временам, измерениям этого  Мира.  Ведь  что  такое,  ну,
"долина  смерти"  какая-нибудь?  "Заколдованная   трясина"?   Мрут   там
несчастные зверюшки. Охотник забредет - туда  же.  Избегают  птицы  вить
гнезда...
   - К нему и зверь нейдет, и птица не летит.
   - Вот-вот.  Выроет  человек  колодец  на  этом  месте  -  вода  будет
"нехорошая", "больная". Построит дом - так не заладится  у  него  жизнь,
скотина болеет, детишки чахнут, земля не родит. А то  -  беда  на  беде,
потоп на пожаре... Город на  таком  месте  заложат  -  и  город  трясет,
преступность там неслыханная, смертность катастрофическая, экологические
ужасы, социальные нервотрепки.
   - Быть Петербургу пусту...
   - Ну, нет, такими вещами я не занимаюсь.
   - Чему вы смеетесь?
   - Нет, ничему, вспомнилось... Я к тому говорю, что все видимые  -  ты
понимаешь? - необъяснимые вещи есть лишь краешек явления, высунувшийся в
сферу восприятия и осмысления человеческого. Это как  вершина  айсберга.
Вот,  скажем,  когда  присутствие  частицы  чужого  проявляется  в  виде
паранормальных  свойств,  хотя  может  и  никак  не  проявляться,  такие
метапаранормалы искажают свой Мир в гораздо более широком диапазоне, чем
думают  и  сами,  и  окружающие.  Так  и  места  Территории.   То,   что
присутствует в них, что остается после них, доступное глазу и пониманию,
-  лишь  малая  часть  существующего.  Мне  оставалось  только  выбирать
наиболее подходящие точки для устройства новой Территории. И по мере сил
подтягивать их туда, куда  это  было  необходимо.  Ну,  и  обустроить  -
ворота, стены, охрана,
   - Много их было, Территорий? И что значит - подтягивать?
   - Не очень. Только отчего же - было? Они есть. Пока. А подтягивать...
Я же говорил, что точки разбросаны. Во Времени, в пространстве. Эти зоны
с нужными свойствами пришлось подводить туда, где вы могли бы жить, и по
возможности, с удобствами. Не спрашивай меня, как  это  делается.  Я  не
скажу.
   - Во Времени и пространстве... Все-таки трудно привыкнуть.
   - А и не привыкай. Это - работа Перевозчика. Ты же ведь той ночью так
никому им и не поверил?
   - Конечно, нет. До  самого  утра  чего  только  не  передумал.  Да  и
когда... я много глупостей наговорил вам? И еще это...
   - Главное, не очень много наделал. А они ведь очень искренне пришли к
тебе. И Барабанов выстроил такую непротиворечивую  схему.  По-моему,  он
был очень убедителен. Я бы поверил. Хотя бы усомнился.
   - Я тоже усомнился под конец. Но как вы?.. Вас же еще  не  было  там.
Или...
   - Это не имеет значения. -  Перевозчик  улыбнулся  и  стал  похож  на
Чеширского кота.
 
*** 
 
   - Если пользоваться понятиями Мистического Таро, то он, безусловно, -
первая карта. Он Фокусник, Волшебник,  Шарлатан,  Мастер-мистификатор  и
Мудрец. Но он же Лодочник  и  Проводник,  Защитник  и  Сберегатель.  Его
попечением существует Территория, а значит,  можем  существовать  и  мы.
Такие, какие есть. Столько, сколько  выйдет.  Теперь  вам  ясно,  Игорь,
отчего у нас считается неприличным заговаривать о будущем?
   - Лучше так, чем никак, милый Игорь. -  Ларис  Иванна  посмотрела  на
меня коровьим взглядом.
   - Он разыскал нас среди людей и спас от гнева Миров. От хранящего Мир
безжалостного Стража.  Он  поместил  нас  сюда.  Михаилу  Александровичу
Гордееву мы обязаны хотя  бы,  что  он  оградил  нас  от  тех,  кого  вы
называете Службами. Думаете, хоть одного из нас  минуло  столкновение  с
ними? К какой нормальной жизни  мы  можем  вернуться?  Вот  вы  -  разве
можете?
   Я открыл рот и закрыл рот. Ну, предположим. Навязчивая идея принимает
облик мистического поклонения. Может быть. Вполне. Все  равно,  говорить
им сейчас о смерти Гордеева жестоко и  неумно.  Неумно,  потому  что  не
примут, оттолкнут, а жестоко, потому что принять все же  придется.  Рано
или поздно. Как мне придется принять то, что говорит Кузьмич... тьфу ты,
не принять, что он говорит, а принять, что все они  на  самом  деле  так
думают. Они же не виноваты. "Я же этого не хочу. Что со мной", - сказала
Ларис Иванна. Я тоже этого не хочу. Я тоже не виноват. И все-таки здесь.
С ними.
   Я  почувствовал,  что  коварный  Винни-Пух   вот-вот   выберется   на
поверхность и выдаст свое коронное:  "По-моему,  так!"  Этого  допустить
было нельзя.
   - Значит, мы здесь, как в неудавшемся проекте "Биосфера".  Сколько-то
там мужчин и женщин наглухо  запирались  в  систему,  имеющую  замкнутое
жизнеобеспечение. Прообраз космического  поселения  будущего...  пардон.
Планировалось на годы, но раскупорили их уже  через  несколько  месяцев.
Что-то с психологической несовместимостью. У нас с этим как? Порядок?
   - У нас с психологической совместимостью - сто процентов,  -  сказала
Наташа Наша. - Всем деваться некуда.
   - Проект "Биосфера" был не один, - не мог не блеснуть  Кузьмич.  -  В
последние времена, почтеннейший,  более  известны  американские  вариант
"Стелл" и вариант "Эделфи" в штате Иллинойс. Поселения, готовые в  любой
момент переключиться на замкнутый цикл, полностью закрыться  от  внешней
опасности. Видите ли, современные американские провидцы Мишель  Скаллион
и  Ричард  Киннигер  выдали   прогноз   по   грядущим   катастрофическим
землетрясениям Североамериканского континента. Восемь,  десять  и  более
баллов, разлом Калифорнии, затопление  Большого  Каньона,  штат  Мичиган
превращается в остров. Скаллион уже давал точный прогноз тайфуну "Эндрю"
над  Таити  и  семибалльному  Калифорнийскому  землетрясению   девяносто
третьего года. "Стелл" и "Эделфи" были заложены с подачи Киннигера.
   - Ах, Америка - это страна, там гуляют и пьют без закуски...
   - Ну, может быть, от вас хотели чего-то подобного для  нашей  стороны
шарика?
   - Да  не  предсказывал  я  никаких  землетрясений!  -  рявкнул  я.  И
вспомнил, что лежит  у  меня  в  нагрудном  кармане.  Дотронулся  рукой,
зашуршало. И похолодел невольно, хоть продолжал не верить ни  на  грамм.
Сжал бумажку в кулаке, прикидывая, как ловчей кинуть  ее  в  костер,  не
привлекая ничьего внимания. По носу сбежала капля, висок прощекотала еще
одна. Я тряхнул головой, сорвавшаяся кровь зашипела в  костре.  Пожалуй,
теперь я мог себе признаться, что голова у меня  болит  и  кружится  все
сильнее.
   - Игорь, что у тебя с головой?
   - Почтеннейший, мне кажется...
   - Да он кровью истекает!
   - Игоречек!..
   - В-володь, ст-таричок, ты бы посмотрел его, помрет, ж-жалко...
   Они меня окружили, а сбегавший и  быстро  вернувшийся  Юноша  Бледный
начал проворно ковырять на моем лбу кривой иглой в зажиме. По щекам  еще
пузырилась перекись, Ксюха обтирала ее. Теперь я был в  центре  всеобщей
заботы, как тогда в столовой Бледный. Вот пускай потрудится, пооказывает
помощь. Неврастеник чертов.
   - Вы посмотрите!  -  воскликнул  Сема  где-то  за  спиной,  почти  не
заикаясь.   -   Вы    только    почитайте,    что    он    тут    пишет!
Доэкспериментировалась  ты,  Наталья,  довызывалась  активной   реакции.
Д-дура...
   Они обернулись, я тоже. Сема держал мой смятый  листок,  нагибаясь  к
пламени костра, чтобы было светлее. Его губы шевелились,  он  читал  мои
каракули. Как же я бумажку-то упустил. Сильное у меня кружение в  мозгах
было, когда выдумал написать этот десяток строк. Не был бы стукнутый,  и
сама мысль бы не пришла. А так рефлекс запрещения не сработал.
   - А что... - начал Кузьмич, но так и не договорил. Лампочка у меня на
террасе вспыхнула,  будто  собираясь  перегореть,  да  так  и  осталась.
Падающий на траву свет показался очень ярким. Вдали, в темноте, зажглись
еще один-два огонька. Где в домиках, как и я, не повернули выключатели.
   - Ну вот, - сказал я, - и Правдивый ваш тут как тут. Развели  панику.
- Встал, отобрал у Семы листок, кинул в огонь.
   Подумаешь, написал я там что-то. Ничего особенного и не написал.  Ну,
ворвется в Крольчатник еще один беззвучный невидимый вихрь. Как  тот,  с
соснами. Только теперь пройдет, круша, по  стенам,  Ворота  вышвырнет  к
черту. И все. Вырастет лес, и запоют в нем птицы. Радуга встанет,  какую
я видел, трехкратная. Или даже пяти. Все будут живы и здоровы.  Написал,
кажется, даже фразу, что Ежичка стоит  рядом  и  мы  смотрим  на  радугу
вместе и загадываем желание. Говорю же, сильно  побился.  Разве  мертвые
возвращаются?
   - Ты же нас всех убил, ст-таричок. Ты понимаешь?
   - Дурак ты, Шмуля. Морда твоя жидовская. Все равно  этого  ничего  не
будет. Быть в нашем сладком Мире не может. Слишком хорошо.
 
*** 
 
   Я плыл на скользком плоту по несуществующей стремительной воде.  Вода
окружала со всех сторон, она была снизу и сверху.  Колола,  как  тяжелое
грубошерстное  покрывало,  ворочалась,  как  искрящиеся  соляные  глыбы.
Ослепляла вкусом. Оглушала касанием. А плот мой был  мягкий  до  зелени,
проваливающийся до восторга, быстрый до метели, едкий  до  шепота...  О,
Эжени.
   Я понял, что со мной происходит. Лежу я на своей кровати,  куда  меня
отвели, за зелеными шторами брезжит рассвет. Я вдруг увидел, как  спустя
всего  коротенькую  секунду  окажусь  неведомо   где,   за   много-много
километров от Крольчатника. Что устроено  это  все  той  же  настойчивой
рукой, переселившейся окончательно из моих  снов  в  явь.  Я  так  хотел
увидеть все своими глазами? Вот мне  и  устраивают.  Этот  приступ  мой,
"накат", не закончится обмороком. Его используют более рационально.
   И коротенькая секунда промелькнула.
 
*** 
 
   Комната?.. Зал. Помещение с  каменными,  стенами,  каменным  полом  и
потолком.   Среди   неисчислимого   множества   сооружений,    созданных
человеческими руками с тех времен,  как  люди  научились  строительству,
есть такие, в которые, построив, могли входить лишь  очень  немногие  их
них. Избранные. И больше никто. В этом каменном зале с той поры, как его
вырубили несколько поколений рабов, чей прах под этими  же  плитами  сам
превратился в камень, побывало не более тысячи человек. За восемь  тысяч
лет. За четыреста поколений. Очень  немного.  Это  не  значит,  что  зал
оставался забыт, что о нем вспоминали редко.  Нет,  длинные  коридоры  в
скальной породе, что вела с поверхности в зал,  прилежно  содержались  и
освещались.  Поддерживалась  система  вентиляции,  устроенная  древними.
Выходы наверх (а их было совсем не  один),  подземные  лабиринты,  самые
двери  зала,  многочисленные  плиты  черного  батолитового  гранита   на
каменных  петлях  находились  под  неусыпной  охраной.  Двум   племенам,
поселенным специально для того наверху, в горной стране,  была  доверена
тайна. И они пронесли ее через эти тысячи лет.  Менялись  эпохи,  где-то
через кровь и разрушения создавались другие цивилизации,  а  горы  молча
собирали вокруг своих вершин облака и сбрасывали с себя снежные  лавины.
Что горам тысяча лет или десять тысяч? Они видели миллионы. И молчали. И
молчали два племени. Они видели только горы.
   Марат Сергеевич Богомолов переступал порог зала второй раз  в  жизни.
Над входом в черном камне было вырублено  изображение  чуть  сплюснутого
сплошного круга, окруженного короной изгибающихся лучей. Как  солнце  во
время полного затмения. Внутри зала, на стенах, на потолке, на полу,  не
было никаких рисунков и надписей.  Зал  был  абсолютно  гладким.  Откуда
здесь берется этот мглистый рассеянный свет, Марат Сергеевич не знал.
   Его встречали пятеро. Троих он  помнил  по  своему  первому  приходу,
когда состоялось его посвящение. Про одного из  двух  незнакомцев  сразу
появилось ни на чем не основанное чувство, что этот - соотечественник. У
всех пятерых была  совершенно  одинаковая  ментальная  защита  -  черный
непроницаемый круг в короне  белого  пламени.  Как  и  у  самого  Марата
Сергеевича. Как знак над входом.
   - Чем вызвано ощущение? - Спрашивающий был дружелюбен, просто задавал
светский вопрос. Говорил по-испански,  с  латиноамериканским  выговором.
Серебряный ежик и такие же усы на породистом тонком лице.
   - Как ни странно, у меня возникли трудности с визой.
   - Оттуда? - спросил по-английски другой.
   - Нет, сюда. Впрочем, все улажено. Приношу свои извинения.
   - Разумеется. Все-таки успеть  за  тридцать  шесть  часов  на  другую
сторону планеты - непросто.  Все  это  понимают.  Каждому  из  нас  тоже
пришлось поторопиться.
   Говоривший  (также  по-английски)  посмотрел  на  Марата   Сергеевича
особенно тепло. Это он  полвека  назад  отметил  энергичного,  абсолютно
лишенного догм, высокообразованного молодого человека в разведывательных
органах страны, погрязшей в стальном  режиме.  Только  что  вышедшей  из
войны и остающейся одной из  самых,  если  не  самой  непредсказуемой  в
новейшей истории человечества. Уже три десятка  лет  после  радикального
политического переворота  эта  страна  жила  без  внимательного  взгляда
Присматривающих.
   Среди Присматривающих не было ни одного уроженца оттуда, а  возможные
кандидатуры либо стремились только вырваться за ее пределы, либо  -  что
чаще - уничтожались внутри. Водовороты  истории  одной  отдельно  взятой
страны  мало  волновали  Присматривающих.  Но  тайные  знания,  открытые
немногим, оказались утеряны в ней либо  попадали  в  неподходящие  руки.
Выстраиваемая  в  стране  система  могла  оказаться  и  оказалась  столь
могучей, что последствия  направленных  в  скрытую,  сакральную  область
человеческой  деятельности  неразумно  сконцентрированных   усилий   без
оглядки  и  контроля  посвященными  даже  представить  себе  невозможно.
Возглавляемые будущими коллегами Марата Сергеевича специальные институты
и  секретные  лаборатории  привлекали  к  своим   работам   людей,   чьи
необычайные  способности,  будучи  возбуждены  и  развиты,  могли,   как
набирающий  скорость  снежный  ком,  сорвать  человечество  в  гибельную
пропасть  высвободившихся  парасил.  Присматривающие  не  могли   такого
позволить. Результатом принятого в этом зале пятьдесят  два  года  назад
Решения явился перевод сотрудника военной  контрразведки  (как  раз  был
промежуток между СМЕРШем и  ГРУ)  Богомолова  М.С.  в  Отдел  зарубежных
операций. Длительная  командировка  в  качестве  добывающего  офицера  в
Аргентину, с которой первой из  южноамериканских  государств  установили
дипломатические отношения после войны. Встреча с тихим  доброжелательным
маленьким человеком,  любителем  орхидей  и  знатоком  древних  японских
танка, таких неожиданных среди пальм и раскаленных белых  улиц  Байреса.
Поведанные простым голосом тайны, от которых  кружилась  голова.  Долгое
путешествие через треть  континента,  несколько  границ,  сельву,  горы.
Каменный зал. Посвящение.  И  неизменная,  все  последующие  десятилетия
незримая поддержка нового Присматривающего во  всех  его  начинаниях.  В
деле, которое он принял всем сердцем. Деле всей его жизни.
   Марат Сергеевич улыбнулся своему учителю. Так  он  называл  в  мыслях
этого маленького узкоглазого человека. Учитель был  азиатской  расы.  Он
совсем не изменился  за  эти  пятьдесят  с  лишним  лет,  подумал  Марат
Сергеевич. Совершенно не изменился. А я развалина.
   - Присматривающим известна причина, побудившая вас просить о Встрече,
- сказал седой. - Она  признана  обоснованной  и  уважительной.  Встреча
одобрена, назначена и началась. Каждый, кто хочет сказать, - говори.
   Эту формулировку, открывающую редчайшие - наперечет в каждое столетие
- Встречи Присматривающих, Марат Сергеевич  тоже  слышал  второй  раз  в
жизни. Сейчас его очередь говорить была последней. Если бы его попросили
сделать сообщение,  он  говорил  бы  первым.  Но  и  только.  Каждый  из
Присматривающих на Встрече говорил только один раз.
   Начал тот, кто спрашиал о визе:
   - У меня нет ни одного хотя  бы  отдаленно  схожего  прецедента.  Все
случаи  за  последние  восемьсот  лет  появлений   якобы   инфильтрантов
оказывались  либо  инсинуациями,  либо   неизвестными   прежде   формами
паранормов. Я специально  взял  слово  первым,  чтобы  заявить,  что,  к
сожалению, не могу внести свою лепту,  поскольку  передо  мной  и  всеми
моими предшественниками проблемы просто не возникало. Готов  подчиниться
и присоединиться заранее к Окончательному Решению Встречи.
   Открывший Встречу:
   - Исходя из представленных материалов, я делаю совершенно однозначный
вывод: перед нами инфильтрант. Присматривающие неоднократно  имели  опыт
столкновения с ними. Ни разу еще этот опыт не  был  позитивным.  Даже  в
случаях,   когда   непосредственного   вмешательства   не   происходило,
Присматривающие были вынуждены реагировать. Мы не можем допускать, чтобы
в дела человечества вмешивались. Или наблюдали. Или готовили плацдармы.
   В зале не на чем было сидеть, здесь только стояли. Ритуал уважения  к
Священному  месту  имел  и  чисто  практическую  сторону:   Встречи   не
затягивались, и Решения на них вырабатывались быстро.
   Говоривший по-испански - скорее все-таки мексиканец, чем  аргентинец,
- решил Марат  Сергеевич.  (Присматривающих  никогда  не  бывало  больше
шести, использовалось три-четыре языка, самых  распространенных,  каждый
говорил на своем или каком-то из общепонятных, выучить  за  жизнь  -  не
проблема.) Он намекал на известный  исторический  факт:  чуму  XV  века.
Официальных историков миновала лишь истинная подоплека  события.  Группа
инфильтрантов  -  явившихся  в  виде  людей-подменышей   и   сознательно
очищавших Землю от вида хомо сапиенс - была не вовремя выявлена  жившими
тогда Присматривающими. Их действия были грубы и примитивны,  но  именно
поэтому  они  обратили  на  себя   внимание   слишком   поздно.   И   от
видоизмененного чумного штамма вымерло три четверти населения Европы.
   Марат Сергеевич поморщился. Он предпочитал  уделять  больше  внимания
гораздо более тонким нюансам своей деятельности.
   - Это - одна из сторон назначения Присматривающих. Готов согласиться,
не самая главная, но иногда приходится  выполнять  и  грубую  работу,  -