Впрочем, не все были заняты тем,  что  ломали  системы  наблюдения.
Джил долго шла, повернув голову на консервативно одетую группку, таскавшую
в руках транспарантики: "СНОШЕНИЕ ТОЛЬКО РАДИ РОЖДЕНИЯ".
   Джил несколько раз спросила меня: всерьез ли они это затеяли? Их  лидер
с угрюмым лицом вручил нам листовки, в которых говорилось о том,  что  все
попытки  Человека  изменить  самого  себя  через  вмешательство  в  генную
структуру и через эксперименты по выращиванию детей в пробирках, суть  зло
и богохульство. Если они придурялись, то делали это очень  здорово.  Потом
мы  прошли  мимо  семерых  маленьких  мужчин,  каждый  ростом  не   больше
трех-четырех футов. В центре их группы плыла высоченная и  очень  красивая
брюнетка. Мужчины носили средневековые наряды. Мы оба уставились  на  них,
но только я  заметил,  что  мужчины  загримированы  и  намазаны  ОТ-БЕЛом,
Африканские пигмеи, догадался я. Наверняка они отбились  от  туристической
группы, которую субсидирует ООН, а брюнетка, должно быть, их гид.
   Рона Коула не оказалось там, где мы с ним расстались.
   - Наверное, он решил, что осторожность лучше, чем трусость. Поэтому  он
просто скрылся, чтобы никто не сказал, что он  струсил.  Скорее  всего  он
правильно сделал, - заключил я. - Ведь  еще  никто  не  сбивал  сразу  все
полицейские глаза.
   - А это не запрещено законом?
   - Нет, но это излишество. Его могут как  минимум  изгнать  из  парка  и
лишить права посещения.
   Джил потянулась на солнышке. Она была  вся  такая  золотистая  и  такая
большая. Наконец она проговорила:
   - Я пить хочу. Тут нигде нет фонтана поблизости?
   - Конечно есть. Если только никто не перекрыл в нем воду, ведь мы в...
   - Парке Свободы, я знаю. Ты хочешь сказать, что они не  охраняют  здесь
даже фонтаны?
   - Стоит сделать хоть одно исключение из правил, и  весь  пирог  свободы
будет растаскан по кускам. Когда кто-нибудь ломает фонтан, они  дожидаются
ночи и починяют его.  Так,  нам  сюда...  Но  если  я  увижу  кого-нибудь,
ломающего фонтан, я тут же брошусь на него с  кулаками.  Как,  впрочем,  и
любой из нас. И к тому же, если ты проведешь  половину  своего  праздника,
отдыхая под звуковым парализатором, решение больше не ломать фонтаны  само
придет тебе в голову.
   Фонтан  был  фонтанчиком,  точнее  четырьмя  фонтанчиками  для   питья,
вмонтированными в монолитный бетонный куб. С каждого  бока  в  бетон  была
вставлена металлическая  кнопка  размером  в  ладонь.  Такую  трудно  было
помять, согнуть или сломать. Рядом с фонтанчиком стоял Рон  Коул  с  видом
совершенно потерянного человека. Казалось, он обрадовался, увидев меня, но
растерянность не исчезла. Я представил Рона.
   - Ты, наверное, помнишь, это Джил Хейз.
   - Ну, конечно, - тут же сказал он. - Привет, Джил.
   Дернув за собачью бирку ее имени, он тут же его забыл.
   Джил сказала:
   - А мы думали, что ты убежал.
   - Я попытался сделать это.
   - Ну, и что?
   - Ты же знаешь, какая сложная вещь  эти  выходы?  Они  ведь  специально
поставлены, чтобы не пропустить внутрь никого, ну, например, с пистолетом.
- Говоря это, Рон постоянно расчесывал пятерней  свою  гриву,  но  она  не
становилась аккуратней. - Ну так вот. Все выходы  заблокировались.  Должно
быть, они замкнуты на тот же лучевой канал, что и полицейские глаза. Я  на
это не рассчитывал.
   - Ну, значит, мы заперты, - сказал я. Это  было  уже  неприятно.  Но  в
самой глубине я чувствовал легкий холодок приключения, который  постепенно
приближался к моему животу. - И как долго, ты думаешь, они...
   - Ничего определенного сказать не могу. Им  придется  каким-то  образом
сначала поставить новые глаза. Потом починить лучевую систему питания,  да
еще и сообразить, как это я свернул им всем  головы.  Да  еще  и  изменить
устройство таким образом, чтобы подобное больше не повторялось.  Я  думаю,
что кто-нибудь уже наверняка растоптал глаз, который я переделал. Но  ведь
полиция не знает об этом.
   - Ой, да они просто пришлют сюда немного полицейских, - сказала Джил. -
Ты только посмотри вокруг.
   Повсюду,  куда  хватало  глаз,  лежали  золотистые  обломки.  Ни   одна
полицейская  система  не  осталась  целой.  Только   совершенно   безумный
полицейский теперь рискнет войти в Парк Свободы. Не говоря уже об  ущербе,
который будет нанесен самому духу Парка, стоит в нем появиться хоть одному
полицейскому.
   - А жаль, что я не прихватил с собой пакетик с завтраком, - сказал Рон.
   Справа от себя я вдруг заметил вуаль -  длинную  змею  сияющего  синего
бархата, вуаль, висящую на высоте пяти футов, словно кто-то проложил через
воздух ковровую дорожку. Я не стал кричать, или тыкать  пальцем,  или  еще
что-нибудь. Это могло очень обидеть Рона.
   Рон не видел вуали. Он оживленно говорил:
   - Лично я по-своему даже рад, что все это произошло. Я  всегда  считал,
что анархия может  оказаться  очень  жизнеспособной  формой  существования
общества.
   Джил что-то вежливо и одобрительно промычала:
   - В конце концов, слово анархия стоит последним в  синонимическом  ряду
свободного предпринимательства. Разве государство может сделать для  людей
что-то такое, чего люди не могут сделать для себя  сами?  Защитить  их  от
внешних врагов? Но если все другие страны будут тоже анархическими,  армии
им просто не понадобятся. Полиция, может быть. Но что  дурного  в  частной
полиции?
   Внезапно Джил припомнила:
   - Точно так же раньше работали пожарные команды. Их нанимали  страховые
компании, и пожарники тушили огонь только в застрахованных домах.
   - Совершенно верно. Покупаешь себе страховку от ограбления и  убийства,
а страховая компания нанимает полицию.  Клиент  носит  с  собой  кредитную
карточку...
   - А если грабитель украдет и кредитную карточку?
   - Он не станет ее воровать, потому что не сможет ею воспользоваться.  У
него другой рисунок сетчатки глаза.
   - Да, но если у  клиента  забрать  кредитную  карточку,  он  не  сможет
натравить полицейских на вора.
   Слушая, вполуха, потому что уже много раз все это слышал, я  следил  за
изгибами вуали. С одного конца  была  вьющаяся  пустота,  а  с  другого  -
чудесная рыжеволосая девушка. Она разговаривала с двумя мужчинами, одетыми
так же экстравагантно, как и она.
   Иногда создается впечатление, что Парк Свободы  это  просто  гигантский
костюмированный бал. Но это не так. Здесь  каждый  десятый  носит  одежду,
вряд ли отличающуюся от обычной, просто странные костюмы всегда  бросаются
в глаза. Эти парни были похожи на полуптиц.
   Их ресницы и брови были покрыты маленькими перышками. На одном глазе  -
золотистые, на другом - зеленые. Более  широкие  перья  покрывали  головы.
Перья были голубого, зеленого  и  золотого  цвета  и  сходились  хохолком,
топорщившимся вдоль позвоночника. Оба были по пояс обнажены,  демонстрируя
сложение, которое Джил нашла бы достойным.
   Рон все продолжал свою лекцию:
   - Что правительство дает кому-нибудь, кроме тех людей, из  которых  оно
состоит? Когда-то существовали частные почтовые  отделения,  и  их  услуги
были  дешевле,  чем  то,  что  мы  имеем  сейчас.  Все,  за  что   берется
правительство, мгновенно  становится  дороже.  Мне  совершенно  непонятно,
почему частное предпринимательство не может выполнять все функции прави...
   В этот момент Джил ахнула и воскликнула:
   - Ой, какая прелесть!
   Рон вынужден был обернуться.
   Девушка в вуали изо всех сил  наотмашь  ударила  одного  из  мужчин  по
губам. Она тут же попыталась влепить пощечину и  второму,  но  он  вовремя
схватил ее за запястье.  В  следующий  момент  все  трое  замерли,  ожидая
парализующего луча, которого в тот момент быть не могло.
   Я не удержался.
   - Видели? Никто не может ее победить.
   В Парке Свободы любая девушка с легкостью отвергает приставания. А если
парню недостаточно простого "нет", ему дают пощечину.  Потом  парализующий
луч обездвиживает обоих. Девушка приходит в себя первой и скрывается.
   Все очень просто.
   Девушка опомнилась первой. Она порывисто вдохнула,  рывком  высвободила
руку  и  побежала.  Один  из  мужчин,  изукрашенных  перьями,  не  пытаясь
догонять, попросту схватил обеими руками кусок вуали.
   Дело принимало серьезный оборот.
   Вуаль натянулась, и девушка резко  качнулась  назад.  Впрочем,  она  не
раздумывала и рывком  отстегнула  большие  золотые  диски,  крепившиеся  к
плечу, быстро высвободилась и побежала. Мужчины в перьях смеясь  погнались
за ней.
   Рыжеволосой красавице однако было не до смеха. Она бежала изо всех сил.
Два тонких кровоподтека обозначились на плечах. Я подумал было о том,  что
стоит  остановить  преследователей,  но  было  уже  поздно.   Они   быстро
пронеслись мимо меня. Вуаль, как ковровая дорожка, расстеленная в воздухе,
висела, ничем не поддерживаемая.
   Джил нервозно обхватила себя за плечи.
   - Рон, - спросила она, - а как можно нанять себе  частную  охрану?  Или
полицию?
   - Ну, знаешь, так молниеносно все не устроится...
   - Пойдем к выходу, - перебила она, - быть может, нам удастся выйти.


   Толпа медленно росла. Каждый  знал,  для  чего  существует  полицейский
глаз, но никто никогда не воспринимал его всерьез. Двое  мужчин  в  перьях
гонятся за обнаженной красоткой?  Чудненькое  зрелище.  Так  чего  же  тут
дергаться, чего вмешиваться? Если ей не хочется, чтоб за ней  гнались,  ей
стоит только... Только что? Ничего не изменится. Костюмы, люди, идущие  по
делам, и люди без дела, люди, которые пришли поглазеть и послоняться...  -
все останется по-прежнему.
   Транспарант  без  надписи  присоединился  к  транспарантикам  "СНОШЕНИЕ
ТОЛЬКО РАДИ РОЖДЕНИЯ".
   Его розовая уличная туника, выпачканная в траве, странно  сочеталась  с
их  консервативными  костюмами.  Но  человек,  носивший  транспарант   без
надписи, был  вполне  серьезен.  Его  лицо  было  столь  же  неестественно
угрюмым, как и лица в консервативных костюмах. Но  все  равно  пуристы  не
выражали особого восторга от его присутствия.
   Уилширский  выход  был  запружен  толпой.  По   обилию   изумленных   и
разочарованных лиц я догадался, что двери закрыты. Маленький вестибюль был
настолько забит людьми, что мы даже не попытались узнать, что случилось  с
дверьми.
   Все больше нервничая, Джил заговорила:
   - Я не думаю, что нам нужно здесь оставаться.
   Я заметил, как она все время обнимает себя за плечи, и спросил:
   - Тебе что, холодно?
   - Нет, - Джил вздрогнула. - Но я хотела бы что-нибудь одеть на себя.
   - Как насчет вуалевой накидки?
   - Отлично.
   Мы опоздали. Накидка исчезла.
   Был теплый сентябрьский день. Точнее, вечер.  Хотя  на  мне  были  лишь
бумажные брюки, мне было совершенно не холодно. Я предложил:
   - Ну возьми мои брюки.
   - Ой, нет. Я ведь нудистка.
   Но, несмотря на это, Джил продолжала обнимать себя за плечи.
   - Держи, - сказал Рон и вручил ей свой свитер.
   Джил сверкнула благодарными очами, а затем, чувствуя  себя  явно  не  в
своей тарелке, обернула свитер вокруг пояса и узлом завязала рукава.
   Рон ничего не понял. Я спросил его:
   - Ты знаешь разницу между ню и обнаженным телом?
   Он покачал головой.
   - Ню - артистично, обнаженность - беззащитна.
   Нудизм был популярен в Парке Свободы. Обнаженность  в  тот  вечер  явно
была не в фаворе. Знаменитую вуаль я видел в тот вечер по меньшей  мере  в
четырех воплощениях. Один ее кусок превратился в  короткую  мужскую  юбку.
Два обрывка превратились в подобие саронгов, еще одна полоска перевязывала
чью-то руку.


   В обычный день все входы  в  Королевский  Парк  Свободы  закрываются  в
шесть. Те, кто хочет остаться, остаются, сколько им  вздумается.  Впрочем,
таких немного, потому что фонарей, которые можно разбить, в Парке  Свободы
очень мало. Свет падает сюда из  окрестных  зданий,  а  полицейские  глаза
продолжают плавать по воздуху,  направляемые  приборами  ночного  видения.
Впрочем, большая часть полицейских глаз - пустышки. Никто по ночам за ними
не следит. _В эту ночь все будет по-другому_.
   Солнце село, но было еще светло. Маленькая древняя старушонка шагала  в
нашу сторону. В ее лице сквозила жажда крови. Поначалу я подумал, что  она
направляется прямо на нас, но я ошибался. Она настолько выжила из ума, что
не могла долго смотреть в одном направлении.
   Она увидела мои ноги и подняла глаза.
   - А, это ты, это ты помог сломать газонокосилку, - сказала она.
   Я почувствовал укол несправедливого обвинения.
   Старушка продолжала обличать:
   - Парк Свободы, да? Парк Свободы! Двое мужчин только что отняли у  меня
пакетик с едой.
   Я развел руками.
   - Мне жаль. Мне очень жаль. Если бы у  вас  оставался  пакетик,  мы  бы
попытались уговорить вас поделиться с нами.
   Мои  слова,  видимо,  вернули  ее  к  реальности.  На  глаза   старушки
навернулись слезы.
   - Значит, все мы  -  голодные.  А  я  принесла  обед  в  полиэтиленовом
пакетике. Следующий раз возьму непрозрачный пакет. Ой,  черт!  -  Старушка
наконец заметила Джил  и  ее  импровизированный  свитер-юбку  и  поспешила
добавить: - Мне жаль, деточка. Я отдала свое  полотенце  девушке,  которая
нуждалась в нем еще больше, чем ты.
   - Ничего страшного, все равно спасибо за беспокойство.
   - Пожалуйста,  люди,  можно  мне  остаться  с  вами,  пока  не  включат
полицейские глаза? Мне что-то немножко страшно. Меня зовут Гленда Готорн.
   Мы представились. Гленда Готорн по-мужски пожала нам руки.
   Тем временем стало темно. Из-за высоких зеленых кустарников мы не могли
видеть город, но, когда огни Вествуда и Санта Моники зажглись, переход  от
темноты к свету поразил нас.
   Полиция явно не торопилась снабдить нас новыми полицейскими глазами.
   Мы дошли до заросшего травой поля, на котором иногда упражняются  члены
Общества  Творческого  Анахронизма.  Они  проводят  здесь  свои   турниры,
сражаясь в пешем строю деревянными плоскими дощечками, которые должны,  по
их мнению, напоминать мечи, секиры  и  так  далее.  Турнирное  поле  очень
большое и совершенно ровное, со слегка выгнутыми краями. На нем не  растет
ни единого деревца.
   На одном из таких выгнутых  краев  что-то  шевелилось.  Я  остановился.
Движение прекратилось, но свет, отраженный от  белоснежных  облаков,  ясно
выхватывал это место. Что-то,  издалека  похожее  на  человека  и  немного
розоватое, стояло рядом с бледным квадратом.
   Я тихо сказал:
   - Оставайтесь здесь.
   Джил заволновалась.
   - Не глупи, там никто нигде не спрячется. Пойдем отсюда.
   Транспарант без надписи был погнут; на белом  фоне  четко  обозначились
отпечатки грязных башмаков. Человек, когда-то  носивший  его,  с  болью  в
глазах посмотрел на нас. Кровь вздувалась пузырем у его  ноздри  и  быстро
засыхала. Он прошептал с видимым усилием:
   - Я думаю, они выбили мне плечевой сустав.
   Джил склонилась над ним.
   - Давайте я посмотрю.
   Некоторое время она что-то ощупывала, а потом, упершись ногами, дернула
за руку сильно и резко. Человек с пустым транспарантом закричал от боли  и
отчаяния:
   - Достаточно!
   В голосе Джил послышалось удовлетворение от хорошо выполненной работы:
   - Как чувствуете себя?
   - Теперь так сильно не болит, - человек почти улыбался.
   - Что с вами произошло?
   - Они начали отталкивать меня и бить, чтобы я ушел. А я и так уходил. Я
шел себе своей дорогой. Я шел. А потом кто-то выхватил мой  транспарант...
- Человек вдруг запнулся, а потом продолжал  с  горечью  и  досадой:  -  Я
никому  не  причинил  вреда  своим  транспарантом.  Я  Помощник  Мэра   по
Психологии. Я сейчас пишу  работу  о  том,  что  каждый  индивидуум  хочет
прочитать на пустом транспаранте. Это то же самое, что пустые  страницы  в
тесте Роршаха.
   - И как на вас обычно реагируют?
   - Обычно с враждебностью, но ничего подобного раньше не происходило.  -
По интонации человека с пустым транспарантом  можно  было  судить  о  том,
насколько он изумлен:
   - По-моему, Парк Свободы гарантирует нам и свободу слова. Не так ли?
   Джил вытирала кровь у него с лица, вывернув  наизнанку  кошелек  Гленды
Готорн. Она очень старалась и одновременно говорила:
   - Конечно, здесь должна быть обеспечена свобода  слова,  в  особенности
если ты ничего не говоришь. Эй, Рон, расскажи нам еще про свое государство
анархии.
   Рон откашлялся.
   - Надеюсь,  вы  не  будете  судить  об  анархии  по  нынешнему  случаю.
Королевский Парк Свободы был во власти  анархии  всего  лишь  пару  часов.
Анархия должна успеть созреть.
   Должно быть, Гленда Готорн и человек с пустым транспарантом слушали его
и спрашивали себя: что за чертовщину  он  несет?  Я  искренне  желал  Рону
получить удовольствие от того, что он разъяснит  им  свою  теорию.  Больше
всего меня волновало, расскажет  ли  Рон  о  том,  что  это  он  сбил  все
полицейские глаза.
   Пожалуй, на этом поле будет хорошо провести ночь. Поле  было  открытым.
Здесь  не  было  никаких  зарослей,  никаких  теней,  никто  не  смог   бы
подкрасться  к  нам  незамеченным.  К  тому  же,  здесь  я  быстро  учился
чувствовать и думать, как истинный параноик.
   Мы лежали на мокрой траве, то погружаясь в дремоту,  то  перебрасываясь
фразами. Еще две группки, такие же маленькие, как наша,  оккупировали  два
края поля. Они соблюдали  дистанцию,  мы  соблюдали  дистанцию.  Время  от
времени до нас долетали их голоса, и мы знали, что они не спят. Во, всяком
случае, спят не все.
   Человек с пустым транспарантом был очень неспокоен  во  сне.  Очевидно,
ребра у него болели по-настоящему, хотя Джил утверждала, что все они целы.
Он поминутно всхлипывал, дергался во сне и от этого поминутно  просыпался.
Проснувшись, он брал себя в  руки  и  лежал  очень  тихо,  пока  снова  не
засыпал.
   Джил вдруг осенило: деньги! Правительство  сохранится,  чтобы  печатать
деньги!
   - Зачем? Ведь можно  выписывать  долговые  обязательства.  Стандартного
достоинства.  Выписывают  и  нотариально  заверяют.  И  вы  подписываетесь
собственным добрым именем.
   Джил мягко рассмеялась.
   - Ты уже все продумал, да? Так, знаешь ли, далеко не уедешь  на  добром
имени.
   - Ну, значит, кредитные карточки.
   Мне надоело верить в анархию Рона. Я спросил его:
   - Рон, помнишь девушку в длинной голубой вуали?
   Воцарилось долгое молчание.
   - Да, а что?
   - Ничего себе девица, да? На нее было очень интересно посмотреть.
   - Согласен.
   - Так вот, если бы не было никаких законов, запрещающих  тебе  попросту
взять и изнасиловать ее, она  бы  ходила  закутанной  по  уши.  Платье  бы
застегивала на  железные  пуговицы  и  еще  таскала  бы  с  собой  газовый
баллончик. Приятно тебе будет на такую смотреть? Мне,  например,  нравится
смотреть на тело ню. Ну посмотри, как быстро исчезли все  ню  после  того,
как упали полицейские глаза.
   - Хм-м... - Рон задумался.
   Ночь становилась все  холодней.  Отдаленные  голоса,  случайные,  очень
далекие окрики - все звуки слились в тонкие серые нити на черном покрывале
молчания. Миссис Готорн решила нарушить его.
   - А что все-таки хотел сказать этот парень с пустым транспарантом?
   - Он не хотел ничего сказать, - пояснила Джил.
   - Ну уж нет, секундочку, милочка. Я считаю,  что  он  все  равно  своим
транспарантом что-то говорил, даже если не  знал,  что  именно.  -  Миссис
Готорн  говорила  очень  медленно,  внимательно  обдумывая  каждую  фразу,
внимательно подбирая каждое слово. - Была  когда-то  организация,  которая
протестовала против обязательной контрацепции, и  я  была  ее  членом.  Мы
целыми часами носили всякие лозунги. Мы печатали листовки и  останавливали
прохожих,  чтобы  поговорить  с  ними.  Мы  тратили   собственное   время,
собственные  усилия  и  деньги,  потому  что  мы  хотели   своими   идеями
достучаться до сердец.
   Так вот, если к нам  присоединяется  человек  с  пустым  транспарантом,
значит он хочет что-то сказать.
   Его транспарант  просто  означает,  что  у  него  нет  мнения.  Раз  он