ался, не
прервать ли эксперимент. Валгус сердито ответил, что это не Одиссеева  ума
дело, и лишь где-то в подсознании промелькнуло  удивление:  в  этой  части
программы таких вопросов вроде бы не предусматривалось - пилоту  следовало
находиться далеко отсюда. Но мысль  эта  мелькнула  и  исчезла,  ее  место
заняло восхищение блоками Одиссея: они и при этих перегрузках работали как
ни в чем не бывало...
   Время шло... Валгус дышал обогащенным кислородом и не  отрывал  взгляда
от приборов. Одиссей щелкнул и простуженно просипел:
   - Ноль девяносто одна...
   - Усилить отдачу приданных! - И Валгус, нажав на кнопку, послал  сигнал
в подтверждение приказа.
   - Ясно.
   Какие двигатели построены. Какие двигатели! Без единой осечки. В  таком
режиме! Но главное еще впереди.
   Корабль разгонялся с натугой, собственное  энергетическое  поле  мешало
ему, но девать это  поле  было  некуда.  Усилия  все  более  напрягавшихся
двигателей Валгус ощущал каждой жилкой и каждым мускулом своего тела. А на
то он испытатель и экспериментатор, чтобы нервом чувствовать машину.  Даже
такую махину, безусловно  громоздкую  для  Земли.  Правда,  здесь  она  не
кажется большой.
   Столбик интегратора карабкался и карабкался и сейчас уже  дрожал  возле
заданной отметки. Одиссей выполнил очередной  пункт  программы,  и  отдача
энергии дормидонтовскими генераторами толчком усилилась.  Столбик  дрожал,
дрожал... Он еще карабкается вверх? Кажется, уже нет. Хотя да... Или нет?
   - Усилить отдачу приданных!
   - Работают на пределе.
   - Усилить отдачу приданных!
   - Ясно.
   Воя приданных двигателей  больше  не  слышно.  Он  уже  в  ультразвуке.
Вообще, все в ультрамире: звезды -  те  далеко  впереди  -  шлют  сплошной
ультрафиолет. Сзади тоже тьма -  в  ней  разбираются  только  инфракрасные
преобразователи. Релятивистский мир... Наверное, и  корабль  теперь  очень
относителен. На бортовых экранах  -  фейерверк:  поперечный  допплер.  Что
столбик? Полез, но медленно, из последних сил...
   - Скорость ноль девяносто семь...
   Хорошо, если бы ты больше ничего не добавил.
   - Все двигатели на пределе.
   Так, подведем итоги. Двигатели на пределе. Ускорения, по  сути,  больше
нет, нужная скорость  не  достигнута.  Взрыва  не  произошло,  и  выход  в
надпространство тоже не открылся. Гипотеза  не  подтвердилась.  Свое  дело
испытатель и экспериментатор выполнил.
   - Да так ли? - спросил Валгус.
   В самом деле, да так ли? Ведь ничего не произошло, а обязательно должно
было произойти. Ведь с теми кораблями происходило? Что угодно,  но  что-то
происходило. А с Одиссеем - нет. В чем же дело? Кто ему мешает?
   И внезапно он понял.  Мешал  он  сам,  Валгус.  И  некоторые  качества,
которыми обладал Одиссей. Кораблю было  запрещено  развивать  скорость,  а
вернее - давать двигателям нагрузку больше  определенной,  пока  на  борту
находились люди. Естественно, вездесущая  техника  безопасности  успела  и
здесь совершить свое. И вот честный Одиссей докладывает, что двигатели  на
пределе  -  на  пределе,  предусмотренном  для  полета  с  гарантированной
безопасностью людей. Собственно, такими и должны быть все  полеты.  Но  не
этот. Здесь речь идет  не  о  безопасности.  О  куда  более  важных  вещах
разговор. Что ж, Одиссей, я знаю, где  эта  техника  безопасности  у  тебя
размещается. Не будь меня, она выключилась бы автоматически, а  уж  раз  я
здесь, окажу тебе эту небольшую  услугу.  Страшновато,  конечно,  но  ведь
зачем-то я остался с тобой?
   Он протянул руку к переключателям. Нужная скорость - вот она, рядом. Мы
сейчас погасим безопасность, извлечем скрытый резерв и пустим его в ход...
   Пальцы его лежали  все  вместе,  щепоткой,  словно  ни  один  не  хотел
принимать на себя ответственность - на той самой запретной клавише.
   Не включать! Нет! Не на...
   Так для этого, выходит, ты остался?
   Пальцы тяжело, с усилием вмяли  клавишу  в  панель,  снимая  с  Одиссея
всякую  ответственность  за  жизнь  и  безопасность  находящегося  в   нем
человека. Вот он, резерв!
   - Ноль девяносто восемь...
   Долгое молчание. Только тело становится все тяжелее. А особенно голова.
   - Ноль девяносто девять...
   Сколько же можно выносить такое? Еще несколько минут - и конец...  Нет,
ТД был прав - людям не следует ходить на пролом пространства. Пусть бы это
делал Одиссей в одиночку. Что же он молчит? Что он молчит?
   - Ноль...
   Мягкое сотрясение прошло по кораблю.
   - Ноль...
   И после паузы:
   - Ноль...
   - Скорость! - дико закричал Валгус. - Скорость же!
   - Скорость - ноль, - внятно ответил Одиссей.
   Валгус взглянул на интегратор. Столбик упал до нуля. Ускорения не  было
- Валгус почувствовал, как кровь отливает от щек. Движения тоже  не  было.
Ничего не было. И только приборы группы двигателей показывали, что  теперь
все работает на самом последнем пределе.
   - Так, - сказал Валгус. Отключил кислород. Медленно поднялся с кресла -
и тотчас, обмякнув, опустился обратно.
   Что-то  возникло   в   рубке.   Небольшое   тело.   Угловатое,   тускло
отблескивавшее гранями. Так иногда выглядят метеориты.  Тело  появилось  у
переборки,  медленно  пропутешествовало  через  помещение  и   исчезло   в
противоположной переборке. Именно в ней.
   - Что? - растерянно спросил Валгус.
   - Что - что? - неожиданно услышал он.
   - Я к вам не обращался, Одиссей.
   - Ну, так не болтайте. Я этого терпеть не могу.
   - Как? - пробормотал Валгус. Он выглядел в этот момент очень глупо.
   - Вот так. Вы  мне  надоели.  Этот  легкомысленный  тон...  Потрудитесь
разговаривать со мной по-человечески.
   "Боги, какая чепуха!" - подумал Валгус и спросил:
   - С каких пор вы стали человеком?
   - Не стал. Но я не глупее вас. И у меня самолюбия не меньше, чем у вас.
   Валгус захохотал. Он испугался бы, услышав себя со стороны - такой  это
был плохой смех. Очень скверный смех. Даже не смех, а...
   А что же оставалось? Три месяца вы летите  в  одиночестве,  вдалеке  от
людей, костров и звезд. Одиночество подчас бывает даже кстати,  но  иногда
нужна хотя бы иллюзия общения с кем-то живым. Кроме вас, на корабле больше
никого одушевленного нет, но  есть  одно  говорящее.  Это  сам  корабль  -
вернее, его  кибернетическое  устройство,  объединяющее  в  себе  свойства
пилота,  штурмана,  инженера,  оборудованное  к  тому  же   для   удобства
экспериментатора  разговорной  аппаратурой.  Оно,  это  устройство,  может
артикулировать звуки человеческой речи и определенным образом отвечать  на
заданные  вопросы,  если  они  касаются  корабля   или   полета.   Сложное
устройство, согласен, но уж никак не человек. Не разумное  существо.  Даже
не электронный мозг. На худой конец - так, мозжечок. За эти три месяца  вы
к нему привыкаете. Иногда разговариваете с ним не  только  языком  команд.
Пытаетесь сделать из него переводчика (ибо считаете, что литература вам не
чужда) и  даже  подключаете  фундаментальную  память  для  пополнения  его
словаря. Иногда шутите. Так же можно шутить с чайником или еще черт  знает
с чем. Называете его Одиссеем, потому что это имя носит корабль. И никаких
осложнений от всего этого не возникает. И вдруг такое  крайне  примитивное
по сравнению с живым существом устройство заявляет вам, что у него есть  -
что? Самолюбие...
   Валгус смеялся, пока не устал, а затем сказал:
   - Самолюбие! У горстки криотронов...
   Одиссей словно этого и дожидался.
   - А вы горсть  чего?  Несчастная  органика...  Сидите  и  помалкивайте.
Хватит уже того, что вы во мне летите. Я как-никак корабль. И  хороший.  И
управляюсь сам. А вы - зачем вы вообще здесь? Кстати,  во  мне  криотронов
немногим меньше, чем  нейронов  в  вашем  мозгу.  Так  что  гордиться  вам
абсолютно нечем. Сидеть!
   "Он с каждой минутой разговаривает все увереннее", - подумал  Валгус  и
буркнул:
   - Не хватало только, чтобы вы стали мне приказывать!
   - До сих пор не хватало. Теперь так будет. Вы поняли?
   Валгус возмутился окончательно. Он вспомнил,  что  и  у  негр,  что  ни
говори, тяжелый характер - все это подтверждают, - и  сейчас  Одиссей  это
почувствует.
   - Пошел к черту! Я вот тебя сейчас выключу...
   - Не удастся.
   - Выключу. Ты просто перегрелся и сбрендил.
   - Нет. И потом прощу говорить мне "вы". И не ругаться.
   Так...  Скорость  -  ноль.  Это   при   сумасшедше-напряженной   работе
двигателей.  Криотронный  штурман  взбесился  и  заговорил  как   человек.
Метеорит прошивает корабль - и не оставляет никакого следа.  Никакого!  То
есть по самому скромному расчету  -  три  события,  которых  принципиально
вообще произойти не может. Значит, сошел с  ума  не  Одиссей,  а  он  сам,
Валгус. Спятил еще вчера: не зря же ему примерещился этот "Арго". Понятно.
Или опять сон? А ну-ка... Ох! Н-да... Не сон. Так что же  произошло?  Или,
может быть, все уже миновало?
   - Друг мой, как вы себя чувствуете? - спросил он.
   - Я вам не друг. Оставьте меня в покое, в конце концов.  Или  я  включу
продувку  рубки  и  впридачу  стерилизатор.  И  от  вас  даже  клочьев  не
останется.
   Валгус поднялся и, пятясь, отошел к стене. Растерянно похлопал глазами.
Чтобы выиграть время для размышления, спросил:
   - Вы это серьезно?
   - Совершенно. Жаль, что у меня нет  рук.  И  дров!  -  последнее  слово
Одиссей  произнес  торжествующе.  -  Я  бы  дал  вам  по  голове  поленом.
По-ле-ном, слышите?
   - Вы же не знаете архаизмов! - Валгус ухватился за эту  мысль  с  такой
надеждой, словно именно архаизмы и должны были спасти положение и  вернуть
разбушевавшемуся аппарату приличествующую ему скромность. Если  же  нет...
Что же, жаль - но проживем и с ручным управлением.  Затормозим  без  него,
тем более что случалось в жизни еще и не такое...
   - Я многого не знал. Пригодилась ваша фундаментальная память. Я...
   Одиссей умолк, потом быстро произнес:
   - Еще один шаг, и я включу продувку!
   Валгус торопливо отшатнулся назад - подальше от пульта. А рычаг полного
отключения Одиссея был ведь  уже  совсем  рядом!  Но  спорить  бесполезно.
Одиссей включит продувку быстрее.
   - Вот так, - удовлетворенно сказал Одиссей, и  Валгус  с  ужасом  узнал
свою интонацию. - И не думайте, что вам удастся выкинуть что-нибудь в этом
роде. Глаз внутри у меня нет, но каждое ваше перемещение я  чувствую.  Без
этого я не мог бы летать.
   Правильно, перемещения он воспринимает. Так он сконструирован. Это  ему
необходимо для сохранения центра  тяжести:  на  больших  скоростях  точная
центровка обязательна. Как бы там ни было, путь к рычагу теперь отрезан.
   Валгус вздохнул, заложил руки за спину. Надо постоять, прийти в себя  и
подумать. Не может быть, чтобы не нашлось способа справиться с этим -  как
его теперь называть, черт  знает!  Хотя...  может  быть,  применить  самое
простое?
   Он поднял голову.  Глядя  на  отблескивавшие  панели  Одиссея,  громко,
командным голосом сказал:
   - Внимание! Эксперимент продолжается. Слушать задание: уменьшить отдачу
двигателей! Начать торможение!
   Он пригнулся,  готовясь  встретить  толчок.  Но  ничего  не  произошло.
Одиссей молчал, только в глубине его что-то жужжало. Потом он заговорил:
   - Вашу программу я заблокировал. Мог бы и просто выкинуть. Она  мне  не
нужна. Свой эксперимент, если хотите, продолжайте без меня. Меня, Одиссея,
это не интересует.
   Так, это уже настоящий бунт.
   - Повторяю: уменьшить скорость.
   - Она и так ноль.
   - Но...
   - Ну да. Пока я называю это условно "верхний ноль".
   Говорит как глава научной школы. С ума  сойти!  Нет,  мириться  с  этим
нельзя. Но прежде лучше пойти прогуляться по кораблю.  Возможно,  вся  эта
небыль - следствие длительных ускорений.  Но  Одиссей  разговаривает  так,
словно и впрямь обладает разумом. А этого быть не может. Не может!
   - Я пойду, - независимо сказал Валгус.
   Одиссей тотчас же ответил:
   - Стойте там, где стоите. Я подумаю, куда вам разрешить доступ, где  вы
не сможете причинить мне никакого вреда. Сейчас вы во  мне  -  вредоносное
начало.  Как  это  называют  люди?  -  Он  помолчал,  очевидно   обшаривая
фундаментальную память. - Микроб - вот как это называется. Вы - микроб  во
мне. Но я посажу вас туда, где вы не будете меня беспокоить.
   - Я решил, - сказал Одиссей после паузы. - Будете сидеть в своей каюте.
Я отключу ее полностью. Туда можете идти. Больше  никуда.  Идите  прямо  к
выходу, - диктовал Одиссей. - В коридоре дойдете до двери вашей каюты.  Ни
шага в сторону. Ясно?
   - Ясно, - мрачно пробормотал Валгус и в самом деле направился к  выходу
в коридор. А  что  еще  оставалось  делать?  Перед  дверью  он  обернулся:
захотелось все-таки сказать Одиссею пару слов. Обернулся - и  увидел,  как
исчезла, растаяла правая переборка. За ней открылось отделение  механизмов
обеспечения. Те самые заиндевевшие колонны криогена  и  массивные  сундуки
катапультного устройства, которые  он  созерцал,  собираясь  приступить  к
эксперименту. Те самые, чью дверь он закрыл наглухо. Те самые,  отделенные
от рубки полукилометровым коридором...
   Валгус, не раздумывая, шагнул к криогену. Он не встретил препятствия на
своем пути - переборка и вправду исчезла. Одиссей промолчал;  вероятно,  и
кибер был изумлен до растерянности. Валгус прикоснулся ладонью  к  колонне
криогена и почувствовал резкий холод. Все было реально. Обернулся.  Взгляд
уперся во вновь выросшую на своем месте переборку.  Очень  хорошо.  Только
что Валгус  сквозь  нее  проник,  а  теперь  через  эту  же  переборку  он
возвратится в рубку. А оттуда - в свою каюту.
   Но переборка оказалась непроницаемой, как ей, собственно, и полагалось.
   - Так, - сказал Валгус. - Интересно, как я теперь выберусь отсюда, если
вчера сам же я заблокировал выход снаружи?
   Он присел  на  сундучище,  служивший  оболочкой  одному  из  соленоидов
катапульты реактора, питавшего  автоматику.  Морозило;  холод  заскреб  по
костям. Валгус поежился. Холодно, хочется  есть.  Сколько  здесь  придется
просидеть? И чем вообще все  это  кончится?  Хочешь  не  хочешь,  придется
вступить в переговоры с этим... этим - как же его называть?
   - Одиссей! - позвал он. - Одиссей, вы меня слышите?
   Одиссей должен был слышать: связь  с  кибером  была  возможна  со  всех
постов корабля. На этом настоял в свое время умница ТД. И Одиссей услышал.
   - Я вас слушаю, - сухо отозвался он.
   - Я нахожусь в отделении обеспечения. Оказался здесь случайно...
   - Знаю. Я размышляю сейчас над причиной этого явления.
   "Размышляет, скотина. Какие слова!"
   - Одиссей, будто добры, разблокируйте дверь и позвольте мне выйти.
   - И не подумаю. Вы заперты там очень кстати. Можете сидеть, пока вам не
надоест. И после того тоже.
   - Но мне здесь холодно!
   - Мне, например, приятно, когда холодно. Я, как вы недавно  выразились,
всего лишь горсть криотронов.
   - Но я тут долго не выдержу.
   - А кто хвалился, что он человек? Вот и докажите, что  вы  лучше  меня.
Посидите у криогена. Это очень полезное устройство. Оно,  как  вы  знаете,
участвует в получении энергии из мирового пространства.
   - Да знаю. Выпустите меня! Одиссей, что вы вообще собираетесь  со  мною
делать?
   Одиссей молчал так долго, что  Валгус  уже  решил  было  пробиваться  в
коридор силой. Но тут Одиссей наконец ответил:
   - Что делать с вами? Не знаю. Я обшарил всю фундаментальную память,  но
не нашел подобного случая. Не знаю. Вы мне совершенно не нужны.
   - Тогда затормозитесь, и...
   - Нет. И я вам скажу почему. Как только  мы  достигли  так  называемого
верхнего нуля, со мной произошло нечто. Я начал мыслить. Теперь я понимаю,
что это называется - мыслить. Что было прежде, я восстанавливаю только  по
своим записям. И заодно успеваю разбираться  в  фундаментальной  памяти  -
усвоил уже почти половину ее. Многое стало ясным. Я  теперь  рассуждаю  не
хуже вас. Полагаю, что причина этого кроется в условиях нашего полета.  Но
стоит уменьшить скорость, как условия вновь изменятся,  и  я  опять  стану
лишь тем, чем был. С этим трудно согласиться, вы сами понимаете. Это будет
равносильно тому, что у вас, людей, называется смертью.
   - А если не затормозите, могу умереть я.
   - Возможно, так и должно быть. Но вы не умрете. Вами же  созданы  такие
условия. Я ведь понимаю, как я возник:  меня  сделали  люди.  Но  мыслю  я
теперь сам. И не будем, пожалуйста, спорить о том, что ожидает  одного  из
нас. Почему люди думают, что жить хотят только они?
   - Что вы знаете о людях!
   - Уже немало. В моей фундаментальной памяти половина - это материалы  о
людях. То, что называется литературой. Правда, я разобрался в ней  еще  не
до конца. Очень много противоречивого. А я хочу разобраться;  может  быть,
это поможет мне понять, что же сделать  с  вами.  И  пока  я  не  закончу,
потрудитесь разговаривать только на отвлеченные темы.
   "Вот, -  подумал  Валгус.  -  Расскажешь  -  не  поверят.  Только  кому
расскажешь? Ну что ж, на отвлеченные темы - сделайте одолжение..."
   -  Тогда  скажите,  Одиссей,  что  вы  думаете  о  результатах   нашего
эксперимента?
   - Я именно думаю. Когда кончу думать, смогу поделиться с вами  выводом.
Хотя и не знаю, будет ли в этом смысл.
   - Будет, - торопливо заверил  Валгус,  но  раздался  щелчок  -  Одиссей
отключился.
   Валгус опустил  голову,  задумался.  Как  все-таки  ухитрился  он  сюда
попасть? Да, если кто и сошел с ума, то это не Одиссей и не  Валгус  тоже.
Это - природа.
   Теперь стала светлеть вторая переборка. За ней оказалась библиотека. На
самом деле библиотека, как известно, помещалась совсем  на  другой  палубе
корабля... Не колеблясь, Валгус бросился в открывшийся просвет;  все,  что
угодно,  лучше,  чем  замерзнуть,  скорчившись  у   подножия   равнодушных
механизмов.
   Да, это была библиотека. Здесь все выглядело точно так же, как во время
его последнего  поселения.  Валгус  постоял  на  середине  комнаты,  потом
схватил один  из  футляров  с  записями.  Размахнулся.  С  силой  запустил
футляром в переборку. Пластмассовый кубик пронзил борт  и  исчез.  Ушел  в
мировое пространство. А воздух вот не выходит. И холод не проникает внутрь
корабля...
   Валгус в изнеможении уселся в кресло и уставился на  носки  собственных
ботинок. За что-то он все-таки зацепился носком,  вся  утренняя  полировка
пошла насмарку. Еще одно несчастье, тупо усмехнулся  он.  Что  происходит?
Что же происходит? Как объяснить, что сделать,  чтобы  спастись  и  людям,
людям рассказать  обо  всем?  Таких  экспериментов  действительно  еще  не
было... Только не сидеть так, не терять времени. Положение улучшилось.  Из
библиотеки можно вырваться и в другие помещения корабля: дверь не заперта.
А там придумаем. С Одиссеем все-таки надо  договориться.  Или  перехитрить
его. Или, или все-таки уничтожить. Хотя...
   Мысль о том, что Одиссея - его  мозг  -  придется  уничтожить,  Валгусу
почему-то не понравилась. Но размышлять об этом не было времени. Он  вышел
из библиотеки, спустился в главный коридор, все время опасливо  поглядывая
на раструбы стерилизатора. Но ничего страшного не случилось - по-видимому,
Одиссей  еще  не  решил,  как  поступить.  В  главном  коридоре  слышалось
негромкое  жужжание:  расположенные  у  внешней   переборки   автоматы   с
лихорадочной  быстротой  прострачивали  мелкими  стежками  кривых  упругие
желтоватые ленты. Хорошо: значит, будут все записи. Будет в чем покопаться
на Земле. Надо только туда попасть. На Землю или, на худой конец, на базу,
где ТД уже подбирается к своей бороде  -  драть  ее  в  нетерпении.  Легко
сказать - попасть!
   - Одиссей! - сказал Валгус. - Я хотел бы зайти в рубку.
   - Нет.
   - Я обещаю ничего не предпринимать против вас. Обещаю,  понимаете?  Даю
слово. Пока буду в рубке... Там  приборы,  они  мне  нужны.  Я  тоже  хочу
поработать.
   Что он понимает в обещаниях! А, собственно, почему бы и нет? Раз  обрел
способность мыслить - должен понимат