как известно, зависит настроение, которым Валгус очень дорожил.
   Затем он переоделся  во  все  чистое  и  долго  надраивал  ботинки.  Он
успокоился,  лишь  когда  черный  пластик  заблестел  не   хуже   главного
рефлектора. Конечно, такой парад был не обязателен - все  равно  принимать
его некому. Но пилоту предстояло сесть в командирское кресло, за пульт.  А
ни один звездник не унизится до того, чтобы сесть в командирское кресло  в
невычищенных ботинках или в кое-как выглаженном костюме... Бытовой комбайн
шипел и фыркал, но Валгус критически обозрел брюки и еще раз  прошелся  по
ним вручную. С хрустом развернулась  рубашка,  в  складках  ее  жил  запах
земных,  дурманящих  вечеров...  Потом  Валгус  долго   разглядывал   свое
отражение в большом зеркале, повертываясь туда и сюда - при  этом  золотые
параболы на груди ослепительно  взблескивали.  Вахта  есть  вахта,  нельзя
оскорблять корабль небрежным отношением к ней. Уж это Валгус знает, летает
не первый год. Поэтому не кто-нибудь, а именно он идет сейчас  на  корабле
последней модели,  доверху  набитом  аппаратурой.  Ее  с  великим  тщанием
устанавливали монтажники  и  ученые,  и  сам  пресловутый  ТД,  кряхтя  от
гнетущей славы, излазил все отсеки.  Он  перепробовал  каждое  соединение,
потрясая при этом широчайшей  бородой.  Той  самой  бородой,  которую,  по
слухам, вначале и окрестили Туманностью Дормидонтова. Уже впоследствии это
название перешло на него самого и сократилось  до  простого  ТД.  Впрочем,
Валгус думал иначе - корни прозвища заключались,  наверное,  в  манере  ТД
зачастую говорить крайне туманные вещи, которых сначала никто вроде бы  не
понимал, а позже, после экспериментальной проверки, все только  моргали  и
ахали. Вот в чем было дело, а вовсе не в  бороде,  которую  ТД  носил  для
солидности - ему еще не было и сорока.
   А теперь корифей навел туман на вопрос о надпространстве. Никто еще  не
понимал как следует, что же такое надпространство, но  ТД  утверждал,  что
выйти в него можно. Из-за этого и  гибли  корабли.  Конечно,  дело  стоило
того. Если можно прорваться в  надпространство,  -  это  станет  открытием
века. Надпространство - это значит,  что  решается  проблема  сообщения  и
связи. Метагалактика - да, даже Мета сжимается до карманных размеров.  Как
обычно, всем вдруг все сделается ясно, - и гениальность ТД в очередной раз
станет очевидной, и пребудет таковой, пока он опять не  упрется  плечом  в
какую-нибудь теорию и не начнет ее раскачивать; а пока что  бородач  будет
только помалкивать да посмеиваться, как будто бы и  не  представляя  себе,
что его предположения могут не подтвердиться.
   Да,  открытие  века.  Недурно  совершить  его,   если   гипотеза   даже
принадлежит и не тебе; даже просто доказать ее справедливость - и  то  уже
очень хорошо. Признайся: потому-то ты и напросился в этот полет.  А  вовсе
не из-за своего сварливого характера, который,  как  ты  уверяешь,  мешает
тебе долго оставаться на Земле. Нет, не из-за характера. С другой стороны,
кто виноват в том, что у  него  такой  характер?  В  полете,  в  одиночном
многомесячном полете и  ангел  стал  бы  сварливым.  А  к  тому  же  здесь
привыкаешь,  что  каждое  твое  приказание  такой  вот  Одиссей  выполняет
моментально и беспрекословно, а она - нет, она не  очень-то  настроена  на
такой лад. Что-то  не  выходит.  Вот  если  бы  этот  полет  действительно
завершился открытием...
   Да только вряд ли, открытия совершают люди, а не кибервундеркинды, даже
столь интеллектуальные, как Одиссей. А ведь именно Одиссей  пойдет  биться
об эту невидимую стенку. Он все выполнит и ничего, к сожалению, не поймет.
И, значит, не откроет.  А  человек  предусмотрительно  бросит  Одиссея  на
милость святой Программы, попросту удерет с него на шлюпке,  отдав  сперва
все  команды,  и  лишь  на  почтительном  отдалении  станет  наблюдать  за
происходящим. Ну и что?  Он  заметит  слабую  вспышку,  корабль  исчезнет,
приборы покажут вместо увеличения - уменьшение количества энергии в данном
объеме пространства. И все. Одиссея никто и никогда больше не увидит,  как
не увидит и открытия. А человек в шлюпке затормозит, развернется  и,  теша
себя монологами об исполненном долге, поплетется к той точке, где  научная
база висит себе и протирает пространство в ожидании очередного  результата
жертвоприношения науке.
   Вот если бы на стенку пошел человек. И затем открытие привез бы на базу
некто Валгус. Испытатель Валерий Гусев. В общем, риск  -  это  наименьшее,
чем приходится платить за  право  быть  человеком,  тем  более  любопытным
человеком.
   Ну, хорошо. Все это - пустые разговоры. Любопытство, риск - это еще  да
или нет, а вот программа  эксперимента  -  это  уж  наверняка  да.  Вот  и
выполняй.
   Валгус вошел в рубку подтянутый, серьезный, словно бы его ждал там весь
экипаж. Четкими шагами подступил к  пульту.  Миг  простоял  около  кресла.
Уселся. Посидел, вытянув перед собой  руки,  разминая  пальцы,  как  перед
концертом.
   - А сны мне все-таки снились, - сказал он. - Снилось такое, чего вообще
не бывает. Такая залихватская фантастика снилась мне, друг мой...
   Одиссей молчал. В таких разговорах он вообще не принимал участия. Ни до
сна, ни до фантастики ему не было никакого дела. Он  был  просто  корабль,
выполнял команды, управлял сам собою, вел походный дневник - и все. Валгус
включил  дневник,  прослушал   накопившиеся   за   ночь   записи.   Ничего
интересного. Об "Арго" - ни слова. Понятно: просто привиделось.  Следовало
бы, конечно, проявить ту пленку,  на  которой  пилот  пытался  запечатлеть
собственную галлюцинацию, ее призрачный продукт.
   Он включил соответствующую автоматику, перегнувшись  через  подлокотник
кресла. Ждать придется буквально несколько секунд. Столько, сколько нужно,
чтобы прочитать стишок о трех мудрецах  в  одном  тазу,  которые  однажды,
презрев нормы безопасности... Валгус с  выражением  прочитал  стих,  потом
вытащил пленку.
   Вернее, то, что от нее осталось: черные, изъеденные лохмотья. Словно бы
автомат вместо проявителя купал пленку в кислоте. Это еще что за  новости?
Неисправность в системе автоматики?
   Но сейчас заниматься фотоавтоматикой уже  не  хотелось.  Валгус  хорошо
выспался и чувствовал себя прекрасно.  Можно  работать,  да  и  пора  уже,
откровенно говоря.
   - Одиссей! - окликнул Валгус. - Что на румбе?
   - Впереди пространство, свободное до девятой степени.
   Это, конечно, видно и по приборам.  Но  иногда  хочется,  черт  побери,
услышать и еще чей-нибудь голос, кроме своего.
   - Вакуум хорош. Предупреждения? Отклонения от нормы?
   - Не имею.
   Показалось или он  действительно  чуть  помедлил  с  ответом?  Да  нет,
чепуха. Он же не мыслящее существо. Обычное устройство.  Прибор,  аппарат,
машина - что угодно. Однако для верности  придется  поставить  контрольную
задачу.
   Он задал Одиссею контрольный тест. Сверил ответ с  таблицей.  Нет,  все
сходилось. Показалось, значит.
   - Внимание! - громко сказал он. - К выполнению программы!
   - Программа введена! - равнодушно проскрипел Одиссей.
   - Готовность сто. В момент "ноль" приступить к выполнению.
   - Ясно.
   Валгус удовлетворенно  кивнул.  Медленно  повертывая  голову,  еще  раз
осмотрел рубку, пульт, шкалы приборов.
   Всем существом своим ты ощущаешь, как наползает время. Ради этого  мига
ты три месяца на хорошей скорости шел сюда, в  относительно  пустой  район
пространства. Три санаторных месяца  полета,  несколько  часов  настоящего
действия. Стоило ли? Стоило: иногда человек всю жизнь  свою  живет  только
для одного часа, и даже меньше - ради одной минуты, но  в  эту  минуту  он
нужен человечеству. Стоило. Ну, все. Кончились сны. Кстати,  приснится  же
такое.
   - Даю команду!
   И, протянув руку,  Валгус  нажал  большую,  расположенную  отдельно  от
других шляпку в правой части пульта. Затем повернул ее на сто  восемьдесят
градусов и нажал еще раз до отказа,  вплющивая  головку  в  матовую  гладь
пульта.
   - Сто! - сказал Одиссей и помедлил.
   - Девяносто девять... - И снова пауза.
   - Девяносто восемь...
   Великолепно. Можно  подключать  кислород.  Нет,  еще  рано,  пожалуй...
Подвеска  затянута?  Затянута...  Игла  на  случай  потери  сознания   при
перегрузках? Вот она, взведена, хотя таких перегрузок, при которых он  мог
бы потерять сознание, и  не  предвидится.  Все  датчики  включены  в  сеть
записи? Все, все...
   - Шестьдесят два...
   - Шестьдесят один...
   - Шестьдесят...
   Да, наступает расставание. Ночевать сегодня  придется  уже  в  откидном
кресле маленького кораблика... Валгус взглянул на приборы, соединенные  со
шлюпкой. Там - неторопливый покой, реакторы тихо живут в ожидании момента,
когда будет дана заключительная команда  кораблю,  сказано  ему  последнее
человеческое слово. Остальное сделает сам Одиссей. Но до этого  еще  часы.
Последние часы. Долго тянулось это время. Три  месяца.  Будь  он  хоть  не
один...
   - Пятьдесят три...
   - Пятьдесят два...
   Остаться, увидеть все не издали,  а  пережить  самому.  И  привезти  ТД
настоящие факты, хрустящие, тепленькие, а не какую-нибудь  заваль.  А  так
опять станут гадать...
   - Сорок пять...
   - Сорок четыре...
   - Сорок три...
   Бубни, бубни... Вот сейчас настало время подключить  кислород.  Так,  и
теперь  -  направо,  довернуть   до   конца.   Готово.   Дышится   хорошо.
Противоперегрузочные включены? Да. А если там, впереди, пыль? Или мало  ли
что  еще?  Глупости,  впереди  нет   ничего,   кроме   будущего.   Никаких
предупреждений не принято. Все  в  порядке.  Значит,  ты  готов  остаться,
окажись вас на борту двое? Ну, а если ты и один, почему  бы  не  остаться?
Конечно, программу Одиссей  и  сам  выполнит.  Но,  очевидно,  имеется  во
вселенной нечто такое, чего нет в  наших  программах.  Иначе  все  корабли
возвращались бы. Нечто непредвиденное... А если впереди  просто  взрыв?  И
тогда уж - ничего? Совсем ничего...
   - Семь...
   - Шесть...
   - Пять...
   Ну, держись! Нет, дорогой мой ТД, все это  ужас  как  интересно,  но  я
все-таки не останусь. Если вы такой любопытный - вот и летели бы сами,  не
боясь подпалить  бороду  около  звезд.  А  я  не  гений.  Я  -  строго  по
инструкции. В назначенный момент прыг в шлюпку, и катапультирую. Ясно?
   - Два...
   Пауза, пауза, пауза... Ну же!
   - Один!!!
   "Отцеплюсь!" - подумал Валгус и выкрикнул:
   - Гони!
   Он не услышал отсчета "ноль". Потемнело в глазах, заложило уши.  Кресло
стремительно швырнуло его вперед, и он  намного  обогнал  бы  Одиссея,  но
корабль вместе с креслом за тот же миг ушел еще дальше, и кресло  снова  и
снова  нажимало  на  многострадальную   Валгусову   спину,   а   не   будь
противоперегрузочных устройств, то-то уж оно нажало бы... И  Валгус  никак
не мог убежать от этого давления. Стрелка акселерометра нехотя  ползла  по
шкале, зато столбик интегратора прямо-таки бежал вверх - туда, где в самом
конце шкалы виднелся нарисованный кем-то  из  ребят  вопросительный  знак,
жирный, как могильный червь. Что поделаешь, наступило время ответов.
   Валгус сидел, не в силах пошевелить даже языком, не то  что  рукой  или
ногой. Впрочем, этого и не  требовалось.  Одиссей  все  делал  сам.  Умный
корабль. Можно пока о чем-нибудь подумать. Помечтать.  А  вот  трусить  не
надо.  Трусость  -  от  безделья,  конечно...  Нет,  это  показалось,  что
термометр лезет вверх. Все работает чудесно.  Видеоприемники  -  ну  прямо
прелесть. Только видеть  уже  почти  нечего.  Начинаются  всякие  эффекты.
Впереди - темная ночь. Что показывают бортовые? Вроде бы северное  сияние.
Почему-то видно гораздо больше  звезд,  чем  раньше.  Опять  галлюцинации?
Жарко. Ну да, при такой интенсивной работе двигателей всегда кажется,  что
тебе жарко, хотя термометр спит мертвым сном. Ну и сравненьица же лезут  в
голову... Не дрожи коленками, Валгус!
   - Продолжать ли эксперимент?
   Это еще что? Это скрипит  Одиссей.  Сугубо  противный  голос,  неживой.
Теперь  болван  будет  приставать  с  этим  вопросом  при  каждой  отметке
скорости. Ничего, такое ускорение  даже  полезно  для  здоровья.  На  этой
станции никто еще не сойдет...
   - Мои ресурсы на пределе, - проскрежетал Одиссей.
   "Ага! Значит, я свое дело сделал. Допек тебя все-таки!"
   - Прекратить разгон! - радостно прокричал Валгус.
   Откуда только голос взялся! Можно  бы  и  не  говорить  -  здесь  самой
программой эксперимента была  предусмотрена  последняя  площадка,  участок
пути,  который  можно  пройти  с  достигнутой  скоростью,  не  разгоняясь.
Последний срок: пилот должен приготовиться к расставанию с  кораблем.  Еще
раз проверить аппаратуру. Взять вещички. Затем  объявить  готовность  сто.
Пока Одиссей будет считать, Валгус перейдет  в  шлюпку,  помашет  рукой  и
катапультирует. Одиссей пролязгает "ноль", включит дополнительно приданные
двигатели и вслед за  ними  -  генераторы  ТД.  Вот  тогда-то  и  начнется
настоящее проламывание пространства.
   Одиссей прекратил разгон. Стало легко  и  радостно.  Валгус  запел,  не
особенно заботясь о мелодичности - Одиссей в музыке не  разбирался.  Минут
десять Валгус улыбался, пел и отдыхал. Вот так бы и всю жизнь... Затем  он
отстегнулся  от  кресла,  отключил  кислород.  Встал.   Сделал   несколько
приседаний. С удовольствием подумал, что  дышит  нормально.  Нет,  он  еще
посидит на Земле, у нормального костра, не термоядерного. Посидит!..
   - Ну так как? - спросил он. - Будем прощаться, коллега?
   Коллега Одиссей молчал, на панели его  основного  решающего  устройства
приплясывали огоньки. Одиссею было не до  прощаний  -  он  сейчас,  как  и
следовало, вгонял в  себя  новую  программу.  Дисциплинированный  коллега.
Итак, пошли?
   Но ему не хотелось уходить, менять привычную, просторную рубку большого
корабля на эту мышеловку - кабину  шлюпки.  Лететь,  добираться  сюда  три
месяца, потом несколько  часов  переносить  довольно-таки  неприятные,  по
правде говоря, ускорения, и все затем, чтобы  в  решающий  момент  бросить
корабль на произвол судьбы? Конечно, кибер Одиссей - дубина, но он хоть не
жалуется на въедливый характер пилота. А привязаться можно и к машине.  Да
еще как! Ведь хороший же корабль...
   - Может быть, - медленно сказал Валгус, - ты все же  не  взорвешься?  В
виде любезности?
   Одиссей молчал и мигал, как будто в растерянности. Но Валгус знал,  что
никакая это не растерянность; Одиссей работает, и только.
   - Да нет, - грустно проговорил Валгус. - Где же тебе ответить? Это выше
твоего разумения.
   Одиссей и на этот раз промолчал, и только головка  крутилась  где-то  в
его записывающем устройстве,  наматывавшем  на  кристалл  любую  Валгусову
глупость. Сейчас  придется  вытащить  этот  кристалл,  чтобы  его  получил
Дормидонтов. Вытащить кристалл - Одиссей оглохнет.  Больше  он  не  сможет
записать ни одного звука. Жаль! С  другой  стороны,  выходит,  что  Валгус
только затем и летел сюда, - возить Дормидонтову исписанные кристаллы. Так
ведь   для   этого   надо   было   послать   почтальона,   а   Валгус    -
пилот-экспериментатор, и не самый плохой. И не  привык  оставлять  машину,
пока есть возможность не делать этого. Это издавна в обычае испытателей  и
экспериментаторов. Вот так.
   А если взрыв?
   А если не взрыв? Кроме того, в инструкциях сказано,  что  надо  делать.
Чего не надо, там не написано. Например, нигде не написано, что не следует
верить Туманности Дор. Возьмем и поверим. И сами убедимся в его правоте. В
правоте, потому что в противном он, Валгус, просто  не  сумеет  убедиться.
Все произойдет слишком быстро.
   Валгус усмехнулся - без большой,  впрочем,  охоты.  Что  ни  говори,  к
однозначному  решению  прийти  было  нелегко.   Хотя   требовалась   сущая
безделица. Забыть о том, что было.  О  прошлом.  Принять  за  истину,  что
прошлого не было. Это - половина  дела.  Вторая  половина  -  забыть  и  о
будущем. Не думать о том, что будет. Завтра, через год, через  сто  лет...
Представить себе, что будущего не будет, а если и будет, то оно не  пойдет
ни в какое сравнение с тем, что есть сегодня, - с настоящим.
   Надо думать только о настоящем. Как  сделать  то,  что  уже  становится
настоящим? Не бояться лишиться прошлого и потерять будущее. Надо. Ну?
   Валгус думал, а время шло. Одиссей закончил  переключение  программы  и
терпеливо ждал, только изредка в недрах его что-то  пощелкивало.  Так  как
же? Да или нет?
   Валгус даже сморщился - так трудно оказалось решить: да или нет?  Потом
что-то заставило его поднять голову.
   - Ну ладно, - сказал он. - Тот корабль мне, допустим,  привиделся.  Ну,
психологи разберутся, предположим. А вот что ты два раза подряд отключался
от фундаментальной  памяти,  которую  сам  же  требовал,  -  это  ведь  не
померещилось? Значит, дорогой друг, тут что-то не так. И  выходит,  что  я
даже и не должен тебя оставлять. Да, да. Очень просто:  где-то  что-нибудь
не в порядке. Следовательно, нет уверенности в том, что ты  выполнишь  всю
программу до конца. А значит, мне надо быть здесь. Я  прямо-таки  не  имею
права уйти. Это будет форменным бегством!
   И снова на душе у Валгуса сделалось удивительно  легко.  Он  подошел  к
креслу, похлопал рукой по пульту и даже проворчал что-то  в  адрес  людей,
выпускающих в полет неисправные корабли. Из-за них пилот не может покинуть
машину, а должен следить за нею до конца.  Он  ворчал  и  улыбался.  Потом
подумал, что шлюпку-то надо отправить, мало ли что может  случиться  с  ее
реакторами в полях, создаваемых генераторами ТД во время пролома.
   Валгус бегом поднялся к шлюпке и включил ее автоматику. Теперь она сама
затормозит, где следует, пошлет сигнал, и ее найдут.  Вместо  себя  Валгус
уложил  в  кресло  и  крепко  привязал  все   материалы,   которые   могли
интересовать  базу.  Все,  кроме  записи  своих  разговоров:  раз  он  сам
остается, то и сказанные слова пусть остаются при нем.
   Затем Валгус вернулся в рубку и уселся в кресло с таким  видом,  словно
это было устройство для отдыха. Катапульта сработала; экраны показали, как
шлюпка, суматошно кувыркаясь, отлетела далеко  в  сторону,  выровнялась  и
включила тормозные. На  миг  сердце  Валгуса  споткнулось:  все-таки  куда
безопаснее и спокойнее было  бы  сейчас  на  борту  шлюпки.  Он  вздохнул,
откашлялся: теперь уж ничего не поделаешь. Продолжим наши развлечения.
   Он снова включил кислород,  проверил  противоперегрузочные  устройства.
Сейчас ему предстояло испробовать нечто, чего не знал еще ни один человек,
ни один экспериментатор. Все в порядке? В порядке. Ну, вселенский бродяга,
посмотрим, что же оно такое, чего до сих пор никто не пробовал на вкус!
   Валгус дал команду.  Ее  следовало  подать  перед  посадкой  в  шлюпку:
продолжать разгон и включить  генераторы  Дормидонтова.  Задал  готовность
сто.  Снова  начался  отсчет.  Валгус  слушал  молча,  только   веки   его
подрагивали  при  каждом  новом  числе,  равнодушно  названном   Одиссеем.
Казалось, впрочем, что Одиссей и сам неспокоен, хотя кибер-то  волноваться
заведомо не мог, да и признаков никаких не было. Казалось, и все.
   Потом отсчет кончился, и Валгус успел подумать:  "Вот  сейчас  начнется
свистопляска..."
   Свистопляска началась. Высокий, унылый вой просочился  в  рубку  сквозь
почти  идеальную  звукоизоляцию.  Могучие  генераторы   ТД   начали,   как
говорится, разматывать поле - извергать энергию, создавая вокруг небывалое
еще напряжение,  чтобы  изменить  структуру  и  геометрию  пространства  и
позволить, наконец, кораблю проломить его. В чем  проламывание  выразится,
как произойдет - никто не знал, и сам ТД не  знал.  И  вот  Валгус  узнает
первым...
   При этой мысли Валгус даже улыбнулся,  хотя  и  от  такого  пустякового
усилия заболели щеки. Тем временем Одиссей отрапортовал, что скорость  уже
возросла до девяти десятых расчетной, и, как и раньше, поинтересов