о спиной маячил тот, приходивший
сегодня и обещавший прийти  завтра,  и  это  было  еще  хуже,  потому  что
необъятна разница между тоской и любовью. Любовь шла рядом, отвергнутая  с
ходу... Но может быть, Александр пришел с намерением  остаться,  и  только
неласковый прием заставил его заговорить о расставании навсегда?  Как  она
могла хоть на миг вообразить, что не любит его? Что случилось с ней?
   - Послушай, но у тебя ведь, наверное, есть какие-то  запасные  батареи!
Не может быть, чтобы все ограничивалось двенадцатью часами. А как живут  в
экспедициях?
   - Они подзаряжают батареи, - ответил Александр сразу же. - У экспедиций
- большой запас энергии.
   - Ага! Их можно заряжать?
   - Конечно. Заряд наводится, индуцируется.
   - Значит, ты можешь дома...
   Он невольно улыбнулся.
   - К сожалению, это доступно только там. Если бы  я  попытался  зарядить
батарею здесь, даже будь у меня вся аппаратура - городская сеть  мгновенно
вышла бы из строя.
   - И никак нельзя? Но ведь это опасно! А если они опоздают?
   Он кашлянул:
   - Все может быть, конечно. В будущем тоже так: все может быть. Но  если
случится, то легко и безболезненно. Мгновенно.
   - Значит, ты все-таки уйдешь, - почти без звука сказала она.
   - Да.
   Кира прижалась к нему как можно теснее, стараясь не  нарушать  ритма  в
котором они шагали. Потом отстранилась:
   - Ну, что же... Но если ты просто  сердишься  за  то...  Я  была  очень
обижена на тебя, понимаешь? Чуть не наделала всяких глупостей. И  в  самом
деле: ты меня оставил; все равно, ради чего - но это обидно.  И  когда  ты
вернулся, обида еще не успела пройти. Ведь  для  меня  минуло  всего  лишь
несколько часов! А теперь - я считала, что времени у нас бесконечно много.
И обидела тебя. Не намеренно, и все же... Так  что  расстанемся  мы  самым
глупым образом.
   - Да нет, - сказал он. - Я не обиделся.
   Но Кира не была уверена в его искренности.
   - Тогда придумай что-нибудь, Алька, милый... - впервые за эти часы Кира
назвала его так и сама удивилась тому, что это получилось у  нее  легко  и
естественно, и никакого неприятного осадка не осталось на душе; наоборот -
вспыхнула мгновенная радость: оба они, прежний Александр и этот, слились в
одного человека, слились,  наконец!  Она  не  задумывалась  над  тем,  что
причиной этого слияния был тот страх потери, который она  пережила  утром,
провожая Альку - первого, и теперь, ночью, готовясь проводить второго. Эти
чувства слились и помогли ей почувствовать,  что  это  -  один  и  тот  же
человек, один и тот же... - Слушай, а если обратиться к энергетикам? Может
быть, они найдут способ зарядить тебя?
   Они даже не заметили смешного оборота речи.
   - Мало надежды: нет такой аппаратуры. Но пусть даже...  а  что  дальше?
Дважды в сутки повторять процесс дозарядки им не под силу; и  потом,  жить
все время привязанным к их генераторам? Существовать на правах  безнадежно
больного? Нет, это была бы плохая жизнь.
   - Ну да, я понимаю, - суховато проговорила она после паузы. -  Конечно,
тебе там интересно и ты не хочешь возвращаться в нашу отсталую эпоху.  Что
же, ты прав. Я, например, тоже ни  за  что  не  отправилась  бы  туда:  не
представляю, что где-то может быть интереснее, чем у нас.
   Александр покосился на нее и на миг сбился с шага. Кира  едва  заметила
это, продолжая:
   - В тамошней благодати ты однажды просто вспомнил, что где-то в  темном
прошлом живет женщина, когда-то близкая тебе, и  приехал  рассеяться.  Так
ведь? Развлечение не удалось, прости меня за это. И уезжай, уезжай...
   У нее перехватило горло. Она резко дернула руку,  чтобы  вырваться,  но
Александр удержал ее и прижал к себе. Они остановились, он  гладил  ее  по
волосам, она всхлипывала, прижавшись лицом к его груди. Так они  простояли
долго.
   - Прости, - повторила она наконец. - Не знаю,  что  я  тут  наговорила.
Забудь. Пойдем, и рассказывай  что-нибудь,  я  скоро  приду  в  себя.  Ну,
например, о полетах. Там тоже летают?
   - Да. И далеко; мы и мечтать не могли о таких маршрутах.
   - В какое же будущее прилетают они?
   - Они возвращаются в свою эпоху. К звездам летают в  гиперпространстве.
Другие корабли, иные принципы движения. Нам, релятивистам, они удивляются:
говорят, что для таких полетов надо было обладать громадным мужеством.
   - Наверное, очень приятно - быть эталоном мужества для целой эпохи!
   - Не думаю, чтобы у них его было меньше.  Просто  возникли  иные  формы
проявления. Но они правы в том, что покинуть свое время - самое  страшное.
Ведь родная земля - это не только территория. Это еще и время.  Я  живу  в
этом же городе. Но тот ли это город, если вдуматься? В  центре,  например,
где сейчас возвышаются эти ветвистые  дома,  у  них,  через  пятьсот  лет,
находится...
   - Нет! - почти крикнула она. - Не надо! Молчи!
   Это нельзя слушать даже в самом лучшем настроении.  Это  ведь  были  ее
дома,  она  придумала  их,  была   ведущим   архитектором,   строительство
закончилось совсем недавно - год назад. Это новые дома, и тяжело  слышать,
что когда-то на этом месте будет - или есть? - уже что-то совсем другое, а
ветвистые здания, жалкие и безнадежно устаревшие, снесены и вывезены,  как
мусор. Ты работаешь и думаешь, что это надолго, но  кто  знает,  каким  на
самом деле будет срок, в течение которого  твоя  мысль  послужит  людям?..
Кира не стала говорить этого вслух, но Александр догадался сам.
   - Извини, - сказал он. - Я помолчу.
   - Нет, говори. Только  о  другом,  пожалуйста.  Расскажи,  как  вы  там
живете, чем заняты...
   - Как живем?  Трудно  ответить  исчерпывающе.  Мы  привыкаем,  или  уже
привыкли, и они тоже привыкли к нам. Конечно, и привыкнув,  мы  отличаемся
от них.
   - Там много таких, как вы?
   -  Нет.  И  не  будет  много:  после  нас  состоится  еще   лишь   одна
релятивистская  экспедиция,  она  уйдет  через  два  года.   Потом   Земля
перестанет их посылать.
   - Почему?
   - Начнется разработка  гиперпространственных  полетов.  Ты  не  устала?
Пойдем помедленнее.
   - Нет, я чувствую себя хорошо. Чем вы там занимаетесь?
   Александр ответил не сразу, и пауза сказала Кире, что с этим, наверное,
не все в порядке. Александр шел и насвистывал какую-то протяжную мелодию.
   - Чем занимаемся... - ответил он наконец. - Выбор там не  узок.  Пилоты
все так же летают. - Он вздохнул. - На приземельских линиях.
   Звездники на приземельских линиях - не дальше Луны - это было  немного,
и Кира отлично поняла это.
   - А ты?
   - Нет. Я ведь никогда не был пилотом, и к тому же за десять  лет  можно
соскучиться по Земле на всю жизнь. Первые месяц-два после  возвращения  мы
вообще не могли делать  ничего  другого,  только  ходили  и  смотрели.  Не
потому, чтобы что-то казалось нам странным, а просто - это была Земля...
   - Значит, по-прежнему астрофизика?
   - На сей раз хронофизика, это интереснее.
   - Ты же говорил, что ты не хронофизик!
   - Да, - сказал он резко.  -  Я  -  что-то  вроде  лаборанта.  Ясно?  На
настоящую науку меня не хватает. Да и всех остальных.
   - Почему же именно хронофизика?
   - Так уж получилось. Приехав, мы заинтересовали в первую очередь именно
представителей этой науки.
   - Сегодня из тебя приходится каждое слово  вытягивать.  Пойми  же,  мне
интересно!
   - Ну, нам удалось получить в полете некоторые факты; не будь их, вопрос
о втором измерении времени и сейчас стоял бы на месте. Хотя объективно  мы
не  были  готовы  заниматься  такими  вопросами:   нам   просто   повезло.
Установленные факты  никуда  не  укладывались,  интерпретировать  их  нам,
естественно, было не по силам. Но когда мы вернулись и представили  отчеты
экспедиции, их физики ухватились за наши  наблюдения  и  смогли  построить
теорию и даже  провести  строгий  эксперимент.  Некогда  опыт  Майкельсона
пригодился для вывода теории относительности.  А  на  этот  раз  те  самые
сигналы, на поиски источника которых мы летели, оказались...  Как  бы  это
сказать... Я ведь не популяризатор, лучше дома я напишу тебе уравнения...
   - Ну, хоть как-нибудь!
   - В общем, это были сигналы, посланные  в  будущее  и  изогнувшиеся  во
времени вследствие определенного стечения обстоятельств, а  мы  сыграли  в
этом некоторую роль - не наш корабль, конечно,  но  явления,  возникшие  в
результате наших  действий,  астрофизических  экспериментов,  зондирования
звезды... В этом роде, понимаешь? Конечно, нам такая интерпретация  фактов
и в голову не пришла, но существенным оказалось то, что уже там, в полете,
кто-то все-таки попытался связать их с проблемой времени; иначе все это не
нашло бы отражения в материалах экспедиции и люди будущего  еще  некоторое
время о них ничего не узнали бы. Вот так обстояло дело.
   - А тот человек, который подумал о времени... наверное, он гений?
   - Да нет, - сказал Александр. - Какой там гений.
   - Но он смог...
   - Наверное, время чем-то досадило ему. И он во что бы то ни стало хотел
перехитрить время. В общем, конечно, сложно понять...
   - Знаешь, -  сказала  Кира,  -  в  твоих  уравнениях  я,  наверное,  не
разберусь, как бы ни старалась. Но ведь это  не  значит,  что  я  не  могу
понять ничего. Скажи: как вы там живете? Не только  -  что  изучаете.  Как
живете?
   Коснувшись ладонью ее волос, он задержал на них свою руку,  потом  рука
соскользнула; Александр вгляделся в свою ладонь, то ли  пытаясь  найти  на
ней след прикосновения, то ли желая  прочесть  слова,  которыми  следовало
ответить.
   - Как живем? Представь: мы прилетели. Мы кто?
   - Герои, - не задумываясь, ответила Кира.
   - Герои.  И  по  их  представлениям  -  куда  большие,  чем  по  нашим.
Естественно, всегда то, что представляется предкам нормой жизни,  потомкам
кажется сплошным преодолением трудностей. Так что для них мы преодолели не
только то, что действительно было трудным, но и справились с тем,  с  чем,
по нашему  разумению,  и  справляться  не  надо  было  -  это  само  собой
подразумевалось. Иная эпоха, иной уровень жизни...
   - Да. Итак, прилетели герои...
   - Именно. Мы и в самом деле потратили много  сил:  такие  полеты  очень
нелегки. Понемногу приходили в себя. Потянулись к  работе.  Они,  потомки,
это отлично понимали; менее всего они похожи на  людей,  способных  чем-то
удовлетвориться прежде времени, прожить без полного напряжения сил...
   - Прости, я перебью. А на кого они вообще похожи?
   -  То  есть?  На  людей...  На  нас  с  тобой:  биологически  люди   не
эволюционируют, во всяком случае, там  это  еще  незаметно.  Да,  так  они
отлично понимали, какая перед нами трудность.  Ведь,  возвратившись  почти
сказочными героями и оставаясь такими -  допустим  на  минуту  -  на  весь
остаток жизни, а мы не успели состариться, как  видишь  (он  согнул  руку,
напрягая бицепс), мы ни в чем не разочаровались бы и никого бы в  себе  не
разочаровали, в то время как начав заниматься тем же, чем занимались  они,
и неизбежно проявляя вначале беспомощность, делая кучу ошибок,  заслуживая
если не осуждения, то, во  всяком  случае,  критики,  мы  могли  перестать
ощущать свою полезность.
   - Но почему же? Ты ведь считался хорошим  специалистом,  а  знания  уже
сегодня можно усваивать с такой быстротой, что за какой-нибудь месяц...
   - Дело не в знаниях. - Он коротко рассмеялся, и Кира  даже  вздрогнула:
так похож был этот смешок на его прежнюю манеру.  -  Наверное,  я  приехал
специально, чтобы пожаловаться... Поплакать на груди. Вероятно, так оно  и
есть. Человек ведь редко сознает, в  какой  именно  миг  он  достиг  своей
вершины. Ему хочется делать еще и еще... Пока ты жив, твоя  жизнь  еще  не
оправдана; ты не отдал всего, что можешь. Хочется отдавать. А  на  деле...
Пока мы кажемся себе  чем-то  очень  условным  -  этакая  помесь  древнего
дедушки с несмышленым внуком; сумма, которая при делении все-таки не  дает
в  среднем  взрослого  человека,  способного  разговаривать  с   ними,   с
потомками, на равных.
   - Но почему же, я не понимаю!
   - Мы слишком инертны, -  с  досадой  сказал  он.  -  Инерция  мышления,
интеллекта... Разум не может мгновенно приспособиться к совершенно новому.
Он будет действовать по старым канонам, наперекор даже  фактам  и  логике.
Препятствия мы преодолеваем с помощью рассудка, но что может  повлиять  на
него самого? Только  другой  интеллект;  но  тут  есть,  очевидно,  нечто,
подобное биологической несовместимости:  психологическая  несовместимость,
что ли? Просто  привить  чужую  мысль  -  если  ты  всем  ходом  жизни  не
подготовлен к ее восприятию - нельзя, она, как  и  чужая  плоть,  отомрет,
будет отторгнута, произойдет некроз. Чтобы этого не произошло, разум  надо
предварительно  подготовить,  как  готовят  тело.  Этим  наши  потомки   и
занимаются - с переменным успехом.
   Он помолчал.
   - Дело не в том, что мы чего-то не знаем. Мы -  не  чувствуем.  Слишком
много принципиально новых идей, и мы пока еще не готовы к  их  восприятию,
хотя уже вызубрили уравнения. Легко научить человека  говорить,  что  бога
нет, - куда труднее заставить его даже в самых тяжелых-случаях не обращать
глаза  к  небу.  Конечно,  мы  со  всем  согласны,  потому  что  не  можем
опровергнуть. Но чтобы творить, недостаточно  соглашаться  или  даже  быть
уверенным; надо дышать идеями, как воздухом. Но кислородом дышат и рыбы, и
люди; только рыбы извлекают его из водного раствора и гибнут  на  воздухе,
хотя усваивать кислород воздуха, казалось бы,  куда  легче.  Так  вот,  мы
привыкли дышать в воде и не можем иначе - только шевелим жабрами...
   Он грустно усмехнулся и даже показал ладонями -  как  это  они  шевелят
жабрами. Это действительно было смешно.
   - Ну вот, я поплакал. Тебе не противно?
   - Глупость. Слушай, а если бы ты заранее знал, что  будет  так,  ты  не
полетел бы, правда?
   Это можно было, пожалуй, принять за скрытый упрек: вот каково  покидать
меня, так хоть покайся напоследок! Александр поднял голову.
   - А куда же я  делся  бы?  -  проговорил  он  удивленно.  -  Полет  был
неизбежен, даже больше - нужен.
   - Ну, пусть, - сказала она со вздохом. - Значит, потомки вам  помогают.
Ну и чудесно.
   - Видишь ли, все дело в том,  что  для  нас  из  истории  Земли  выпало
пятьсот лет. Это много. История оказалась разрезанной:  кончалась  на  дне
отлета и возобновлялась в день  прилета,  а  между  ними  оказался  ров  в
пятьсот лет. Его надо было засыпать. Шаг  за  шагом  проследить  весь  ход
человеческой мысли за эти пять столетий.  От  одной  научной  революции  к
другой. Подойти к последним выводам по достаточно пологому подъему.
   - И это вам под силу?
   - Да - если есть все нужные условия.
   - У тебя они есть?
   - Не все, -  пробормотал  он.  -  Ну,  ладно.  Послушай,  мы  оказались
где-то...
   - Вот река.
   - Я имею  в  виду  разговор.  Кира...  осталась  немного  часов.  Давай
проведем их так, словно ничего не случилось. Не  было  экспедиции.  Мы  не
расставались. Просто гуляем, как обычно.
   - Хорошо, - сказала она, решив, что  это  и  впрямь  самое  лучшее.  Он
неизбежно уйдет; она неизбежно останется. И пусть все будет  так,  как  он
хочет: ведь все-таки он пришел к ней, а не наоборот.
   Они шли берегом реки. Город остался далеко позади; в эту  эпоху  города
обрывались сразу, не отделенные от лесов и  лугов  кольцом  предприятий  и
свалок. Временами задувал ветерок - и смолкал, точно ему лень  было  дуть;
листьям  тоже  было  лень  шевелиться  и  шуршать,  катерам  не   хотелось
двигаться, и они дремали на приколе, а попадавшимся изредка парам не  надо
было говорить, и они молчали.  Только  звездам  хотелось  светить,  и  они
горели, и мерцали, и звали стремящееся вдаль человечество, а реке хотелось
течь, и она текла, и отражала звезды, и играла с ними, легко  перебрасывая
светила с одной волны на другую. Вода не стремилась к звездам, потому  что
светила были в ней, а рекам этого достаточно;  только  человеку  мало  тех
звезд, которые живут в нем, и он ищет, и всегда будет искать еще и другие.
Река текла, изредка в ней всплескивала рыба; один раз  тихо  проскользнула
лодка - еще кому-то, видно, не спалось, но он  был  один  и  поверял  свои
мысли лодке и реке. Они же по-своему отвечали ему, и он понимал  их  язык,
как всякий человек может понять язык  реки,  язык  деревьев,  язык  звезд,
стоит лишь ему вспомнить, что и река, и деревья, и  звезды  -  это  та  же
материя, из которой возник и он сам, и так же существуют  во  времени.  Но
вот язык времени - можно ли понять его? Можно  ли  доказать  времени,  что
очень жестоко -  забирать  самого  дорогого  человека  и  забрасывать  его
далеко, очень далеко, и делать это так, чтобы он даже не  чувствовал  себя
виноватым!
   - Значит, гуляем, как обычно?
   - Конечно.
   - А я не могу, как обычно! Никто не вынесет  этого:  дважды  в  течение
суток расставаться навеки с одним и тем же - с  тобой!  Это  мука:  делать
вид, что мы гуляем, как всегда, хотя каждый миг я помню, что все лучшее  -
позади. Как мне жаль того, что позади, Алька! Будь это возможно  -  я  без
конца возвращалась бы и возвращалась назад, в самые счастливые дни  жизни,
и переживала бы их заново. Но вот ты можешь вернуться,  а  я  -  нет,  мне
придется жить от одной встречи с тобою до другой, а  ведь  они,  наверное,
будут происходить не часто. Ты жесток; ты лишил меня даже надежды  на  то,
что обстоятельства заставят вас возвратиться через неделю или через год. А
ты хочешь, чтобы я гуляла  с  тобой,  как  в  прошлом,  которое  для  меня
неповторимо, и думала о будущем, которое недостижимо. Я не хочу!  Не  хочу
сейчас  быть  счастливой:  тем  тяжелее  будет  потом.  Вы  ушли,  а   мы,
оставшиеся, перестали быть нужными вам...
   - Ты ничего не понимаешь! - крикнул он. - Как это - не нужны? Ты -  это
и есть то, чего потомки мне дать не в состоянии, и без чего мне никогда не
перешагнуть через все эти века. Разве это не ясно?
   Кира внезапно остановилась и схватила его за руки.
   - Алька! - сказала она.
   - Ну, да! - сказал он. - В этом все дело.
   - Я чувствовала, что ты прилетел не  просто  так.  Я  нужна  тебе  там.
Потому что тебе без меня плохо!
   - Да, - сказал он. - Мне без тебя очень плохо.
   - Я же ничего не могу сделать. Или могу? Говори!
   - Если бы захотела, - после паузы сказал Александр, - ты бы смогла.



9. ПЕРЕД РАССВЕТОМ. ЗА ГОРОДОМ

   Кира не поверила своим ушам - так это прозвучало просто. Она  наморщила
лоб:
   - Я бы смогла... Что я смогла бы?
   - Быть со мною. Там.
   - Да говори же, пожалуйста, не иероглифами!
   Она вспылила; это было еще ничего, она готова была его  ударить,  и  не
как-нибудь, а больно.
   - Почему ты не объяснил сразу же, что прилетел за мной?
   - Видишь ли... Ты ведь сказала, что ни за что не расстанешься со  своим
временем.
   - Но ведь я не знала!  Ты  был  такой  благополучный,  такой  гордый  и
независимый, а я распухла от рева... Поворачиваем.
   - Куда?
   - Домой! Раз я могу что-то  сделать,  я  не  стану  терять  времени.  И
объясни мне все. Скорее. Ну?
   Он подчинился.
   -  Помнишь,  я  говорил  еще  об  одной  релятивистской  экспедиции   -
последней? Там, в будущем, мы уже  получили  ее  сигналы.  Она  стартовала
через два года после нас, корабль ее обладал теми же  характеристиками,  -
он сейчас уже почти готов, скоро начнется его монтаж на орбите.  Параметры
рейса подобны нашим. Расчет времени показывает...
   - Ну, ты же не на кафедре!
   - Короче говоря, они должны были вернуться на Землю тоже через два года
после нас. А после нашего финиша прошло уже почти столько времени. Так что
до их прибытия - там, в будущем, - осталось, ну, месяца два.
   - Через два месяца ты встретишь их там?
   - Вот именно.
   - Трудно поверить. Но раз это говоришь ты...
   - А  главное  -  участники  экспедиции,  возвратившись,  станут  нашими
современниками!
   - Понятно, - тихо проговорила Кира. - Значит, я д