перекатывающееся,  все  время
пульсирующее тело.
   Но побороть отвращение, видимо, легче, чем что бы то ни было. На  верху
лестницы я был как будто в безопасности,  и  вскоре  любопытство,  страсть
охотника взяли верх над всеми другими чувствами. Я уже подумывал,  как  бы
приблизиться к диковинному существу, рассмотреть его получше,  узнать  его
нрав и повадки. Стало светать, и это  придало  мне  еще  больше  смелости.
Теперь мной овладело только одно желание: узнать все до  конца,  затаиться
где-нибудь  и  следить,  следить.  Я  осмотрелся.  Свет   проникал   через
застекленную  крышу,   и   мрачный   зал   немного   повеселел.   Половина
таинственности ушла из него вместе с ночью. Лестница, на которой я все еще
висел, вела к какой-то дверце. Я освоился со своим  положением  настолько,
что стал подумывать о путях отступления.
   Согласитесь, узнать  о  таком  и  не  иметь  возможности  рассказать  -
преступление. Дверка была не заперта, я вышел на  балкон,  который  обегал
весь зал-лабораторию. Теперь я по желанию мог находиться то в одном, то  в
другом помещении. Балкон висел на высоте четыре-пять  метров.  Отсюда  мне
было видно  все.  Гул,  испускаемый  питомцем  Родбара,  усилился.  Чудище
продвинулось на несколько метров и в  бетонном  полу  выело  след  в  виде
желоба. Как только оно приблизилось к стене,  разделявшей  оба  зала,  гул
стал сильнее. Минуты две - и оно исчезло в стене.
   - Послушайте, Пит, если бы я не знал вас как человека...
   - Отэн, у нас слишком мало времени. Прошу,  не  перебивайте.  Скоро  вы
сами сможете убедиться, что я не сумасшедший. Вы понимаете, что это значит
- исчезло в стене! В толстую бетонную стену оно  вошло,  как  в  масло,  и
через каких-нибудь две-три минуты уже было  в  соседнем  зале.  Оно  стало
передвигаться с большей скоростью, ни на миллиметр не уклоняясь от взятого
направления. Метлахские плитки, которыми был выложен пол, будто испарялись
в том месте, где проползало чудовище. Казалось, оно вбирало их  в  себя  и
увеличивалось в размерах, теперь уже достигая в диаметре не меньше  метра.
По балкончику я подбежал поближе  к  тому  месту,  где  оно  орудовало,  и
убедился, что  для  него  не  существует  препятствий.  Один  из  огромных
аппаратов, о которых я вам говорил вначале, был  целью  путешествия  этого
адского создания. Оно коснулось сплошного  бетонного  цоколя,  на  котором
возвышался аппарат, и стало входить туда, будто там  было  отверстие.  Гул
усилился до  высокой,  ноющей  ноты.  Гул  оглушал,  давил  на  барабанные
перепонки, и все же я услышал крик. Это кричал Родбар.
   Он выскочил на шум и звал своих подручных.  Я  совсем  забыл,  что  мое
присутствие на балконе может возмутить Родбара  больше,  чем  проказы  его
питомца, но тогда мне было плевать на все: я должен  был  знать,  чем  это
кончится. Это-то  меня  и  спасло.  Попытайся  я  бежать  тогда,  меня  бы
заметили, но в тот момент им было не до меня, а чуть позже  я  нашел  себе
подходящее убежище и мне удалось разведать многое.
   Вскоре я убедился, что Родбар не располагал  средствами  для  обуздания
своих подопечных. Он выкрикивал какие-то распоряжения - из-за  гула  я  не
все их мог разобрать, -  его  помощники  выслушивали,  убегали,  прибегали
снова, но, как видно, поделать  ничего  не  могли.  Цоколь  под  аппаратом
распался, все сооружение рухнуло, и гул мгновенно стих. Я думал:  чудовище
погибло под обломками, но, оказывается, не тут-то было. Обломки аппаратуры
зашевелились, и оттуда, как танкетки, стали  выбираться  уже  два  питомца
Родбара. Родбаридов, как я их назвал про себя, теперь стало вдвое  больше.
Потому так  прямолинеен  был  путь  выпущенного  мной  существа.  Каким-то
неизвестным мне способом оно отыскивало себе подобное существо, посаженное
Родбаром в аппарат. Ничто не могло воспрепятствовать этому  стремлению  их
друг к другу. Родбар вступил в борьбу с ними. Он прилагал все силы к тому,
чтобы удержать их хотя бы в пределах лаборатории, но это  было  не  в  его
власти.
   Прежде всего он дал распоряжение эвакуировать  железные  ящики.  Как  я
потом узнал, в них находились  еще  такие  же  существа.  Диаметром  около
полуметра, они в виде сплющенных шаров лежали на дне ящиков, тех,  которые
по рельсам перевозили в тележках. В этих ящиках они  не  подавали  никаких
признаков  жизни,  были  мертвы  или  спали.  Борьба   с   освободившимися
родбаридами продолжалась  весь  день.  Я  незаметно  пробрался  к  себе  в
коттедж. Какая в институте была паника! Кроме меня, никто  из  сотрудников
не знал, что происходит у Родбара.
   Ченснепп уже отдал распоряжение  эвакуировать  лаборатории.  В  это  же
время начали прибывать машины с жидким  воздухом.  Всяческими  путями  его
старались залить в зал, где резвились родбариды, но и это не  помогло.  Не
помогли и дымы туароке, так удачно укрощающие плазму. Родбариды уже начали
углубляться в почву и могли вдруг выползти  в  самых  неожиданных  местах,
выйти из пределов института, появиться в городе и  начать  пожирать  дома,
мосты и мостовые, как  сжирали  бетонные  цоколи  аппаратов  и  метлахскую
плитку пола.
   Теперь уже Нум Ченснепп принял решение эвакуировать весь институт.  Мне
нужно было не упустить случай и во что бы то ни стало втереться в доверие.
Улучив момент, я  подошел  к  Родбару,  высказал  ему  свои  подозрения  в
отношении Худжуба и предложил свою помощь.
   Мне удалось это сделать с таким сочувствием, что Родбар не усомнился  в
моей преданности. Профессор, очевидно, уже что-то знал о Худжубе. Он пожал
Мне  руку,  поблагодарил  и  распорядился  допустить  меня   к   эвакуации
секретного отделения; людей  не  хватало,  и  моя  кандидатура,  очевидно,
оказалась наиболее подходящей. Таким образом, я присоединился к  двум  его
темнолицым  помощникам.  Нам  было  поручено  самое  главное   -   спасать
законсервированных   родбаридиков,    вернее,    не    допускать,    чтобы
освободившиеся особи приблизились к ним. Но это  было  не  так-то  просто.
Какой-то момент был упущен, и теперь  уже  не  два,  а  полдюжины  чудовищ
вырвались на свободу. Они освобождали друг друга.
   В Таркоре все делалось, нужно сказать, довольно  бестолково  -  никакой
дисциплины и организации. Но удержать родбаридов  в  пределах  лаборатории
было  невозможно  во  всех  случаях.  К  вечеру  эвакуация  Таркора  почти
закончилась, Ченснепп попросил помощи у правительства,  а  сегодня  утром,
как вы знаете, Таркор начали уничтожать.
   Фурн замолчал. В  кабинете  стало  тихо.  За  окном  слышалось  далекое
громыхание бомб.
   - Что же они наделали, - прохрипел наконец Карт. -  Что  они  наделали.
Уничтожить такое!  Да  ведь  это...  Подумайте,  Фурн,  существа,  которые
поглощают цемент и керамику, проходят сквозь бетон и рушат  все  на  своем
пути!
   - Они неуязвимы, Отэн. Я не знаю, что они собой представляют, но я  сам
видел, как, облитые жидким воздухом, они оставались подвижны. Я  не  терял
времени зря. Когда Ченснепп...
   - Дурак Ченснепп - упустить такое! - не унимался Карт.
   - Когда Ченснепп, - спокойно  и  настойчиво  продолжал  Фурн,  -  отдал
распоряжение эвакуировать секретную лабораторию, я постарался сделать все,
чтобы увеличить сумятицу. Входить в секретное отделение разрешалось только
нам троим, ну и Родбару, разумеется. Оттуда мы вытаскивали все, на что  он
нам указывал. Остальные сотрудники подхватывали это и грузили  на  машины.
Грузили все без разбора: и ценное, и никому уже  не  нужное.  Это  как  на
пожаре: бросаются выносить из огня треснутую супницу и оставляют  столовое
серебро.  Вместе  со  всяким  имуществом  вытаскивали  тележки  с  пустыми
ящиками. Те ящики, в которых были маленькие родбаридики, мы затаскивали  в
стальные контейнеры.  Пустые  стали  грузить  со  всем  оборудованием.  Из
секретного отделения, под шумок, я выкатил один полный.
   - И этот ящик?
   - Не спешите, Отэн. Я выбежал во двор, для маскировки захватив с  собой
какой-то громоздкий штатив, и увидел фургон прачечной Бартни. Вы знаете, у
меня есть правило - всегда иметь с собой пачку  денег.  Несколько  слов  с
тупицей шофером - и он повез ящик в Пропилеи.
   - Что? В Пропилеи?!
   - Да, другого выхода у меня не было: я почуял неладное. Видимо,  Родбар
уже понял, что я или дурак, или нарочно делаю не то, что следует. Не знаю,
заметил ли он мой маневр с ящиком. Думаю, нет. Иначе он поднял бы тревогу.
На  всякий  случай  я  отправил  ящик  в  Пропилеи  -  меньше  подозрений.
Отправлять к нам в  институт  я  не  решился.  Шоферу  я  велел  разыскать
управляющего и сказать, что ящик  прислал  господин  Карт,  иначе  ваш  уж
слишком педантичный и мнительный Ритам мог вообще не принять  ящика.  Негр
возил бы его по городу, не зная,  куда  девать.  Вы  представляете,  какая
могла бы выйти история! - Фурн нервно рассмеялся, но быстро  успокоился  и
гордо заявил: - Зверь теперь у нас. Понимаете, что это значит?!  Они  черт
знает сколько возились с добыванием этих тайн на  Паутоо,  а  мы...  Отэн,
теперь от нас зависит многое.  Мы  или  овладеем  этой  чудовищной  силой,
или...
   - Спокойно, Фурн, спокойно, -  волнуясь,  заговорил  Карт.  -  Это  все
заманчиво и страшно. Ответственность слишком велика. Мы даже не знаем, что
это такое, что с ним делать.
   -  Узнаем!  Пока  это  создание,  как  испуганная  черепаха,  лежит   в
металлическом ящике, все будет спокойно. Мне удалось узнать  очень  важные
вещи. Родбар, когда мы возились с законсервированными особями,  настойчиво
предостерегал, чтобы в ящики не попала  какая-нибудь  органика.  Вероятно,
она необходима родбаридам  как  какой-то  катализатор,  фермент,  что  ли.
Родбар держал их без всего этого, и они не могли развиваться, были скованы
и совершенно безопасны.  Вот  почему  я  рискнул  один  ящик  отправить  в
Пропилеи. Как только уляжется паника в  Таркоре,  мы  сможем  сами  начать
экспериментировать.
   - Вы увлекаетесь, Фурн. Думается, все  это  не  так  просто.  Асквит  и
Родбар уже много успели сделать. В  Паутоанском  университете  при  помощи
русских достигли значительных успехов, а мы  только  осваиваем  силициевую
плазму. Юсгора мне так и не удалось заполучить. Кто же  сможет  вести  эту
работу, привлекательную, не спорю, но и опасную. Чрезвычайно опасную.  Вот
если бы Куан Родбар... Но об этом и мечтать не приходится.
   - Особенно потому, что Родбар, вероятно, уже не жилец на этом свете.
   - Что случилось с Родбаром?
   - Все дело в проклятой ловушке и в том, что я, путаясь в схеме со своим
микролокатором, кажется, изрядно ее попортил. Родбар, боясь, что  начнется
бомбежка, а Худжуб так и  останется  в  ловушке,  отправился  высвобождать
своего излишне любопытного помощника. Не знаю, что именно  там  произошло.
Говорили, Худжуб вышел все-таки, но Родбара придавило  механизмом.  Парень
бросился спасать  профессора  и  погиб.  Родбара  в  тяжелейшем  состоянии
отправили в больницу. С этого времени мое положение  в  Таркоре  чертовски
усложнилось. Видимо, Худжуб успел что-то сказать помощникам  Родбара.  Мне
приказали не покидать лабораторию и уже не спускали с меня  глаз.  Помогли
паника и моя находчивость. Не поменяйся я платьем с пожарным, отвалив  ему
приличную сумму, я бы  не  вырвался  оттуда  без  неприятностей.  Что  они
сделают с пожарным, мне наплевать, конечно.
   Зазвонил телефон. Карт нажал рычаг, но телефон снова стал трещать.
   - Я же сказал, чтобы меня не беспокоили... Звонил Ритам... Пошлите  его
ко всем чертям! Мне надоели его... Что?..
   Отэн Карт упал в кресло. Микрофон раскачивался из стороны в сторону  на
никелированном шарнире-гармошке, и из него все еще слышался голос Назэма.
   - Фурн, - едва выдавил из себя хозяин уникальной виллы-музея.  -  Фурн,
гибнут Пропилеи!



16. РОДБАРИДЫ

   Многое из происходившего в то время в  метрополии  стало  мне  особенно
понятным, после того как судьба  свела  меня  с  Пуно  Тавуром,  известным
журналистом, человеком задорным, веселым  и  неугомонным.  Его  блестящие,
остроумные  статьи  принесли  ему  славу,  но   не   сделали   его   жизнь
благополучной. Он любил говорить, что "журналист - это не просто человек с
авторучкой, но и человек с  совестью.  Авторучка  -  вещь  продающаяся,  а
совесть...". Вот тут-то обычно и  возникали  затруднения.  Тавур,  правда,
редко ладил с владельцами газет и вместе с тем  далеко  не  всегда  был  в
ладах и со своей совестью. В этом он  признавался  сам,  хотя  тут  же  не
упускал случая  рассказать  о  своей  неутомимой  и  постоянной  борьбе  с
газетами: "Из  университета  меня  выгнали  один  раз,  из  редакций  меня
выгоняли чаще".
   Как бы то ни было, Пуно Тавур  прослыл  человеком,  умеющим  отстаивать
себя и свои убеждения. Беда была только в том, что убеждения его  менялись
слишком часто. Наиболее стойкой, как  я  могу  судить,  была  его  страсть
обличать коррупцию, разоблачать монополистов и  картели.  Когда  я  с  ним
встречался в метрополии, он  с  успехом  занимался  нападками  на  концерн
"Ченснепп-каучук". Удавалось ему это в основном  потому,  что  статьи  его
выходили в "Трибуне", которую субсидировал Отэн Карт.
   В то время когда Отэн Карт, беседуя в своем кабинете  с  Фурном,  узнал
очень много о происходящем в Таркоре, редактор "Трибуны", беседуя со своим
помощником Аджином, не узнал об этом событии ничего.
   Положение  редактора  было   критическим.   Самая   солидная,   имеющая
наибольшее число  подписчиков  газета  все  еще  не  получила  достоверной
информации о  невероятном  событии.  В  мирное  время  вблизи  от  столицы
государства производилась неистовая бомбежка - случай беспрецедентный, - и
о причинах, вызвавших эту бомбежку, влиятельному органу печати  ничего  не
было известно. Небывало, невероятно! За все сто двадцать лет существования
газеты ничего подобного в "Трибуне" не происходило.  Бывали  случаи,  как,
например,  во  время  подавления  восстания  на  Паутоо,  когда  сообщения
специальных корреспондентов готовились к  печати  раньше,  чем  начинались
события, но  такого!..  Редактор  разослал  репортеров,  сам  по  телефону
связывался со всеми, кто мог помочь выяснить, почему Ченснепп вынужден был
начать  уничтожение  своего  загородного  института,   однако   все   было
бесполезно.
   А между тем в городе нарастало  волнение,  ширилась  тревога.  Редакцию
осаждали сотни людей, желавших узнать, что же наконец случилось в Таркоре.
   Корреспонденты иностранных  агентств,  пользуясь  радио,  телеграфом  и
телефоном, распространили по всему миру весть о необычайном  происшествии,
не забывая  упомянуть,  что  концерн  занимался  изготовлением  продукции,
имеющей военное значение.
   В девять тридцать утра из  муниципалитета  была  получена  официальная,
ничего не объяснявшая информация. Специальный выпуск был сделан  редакцией
"Трибуны" немедленно, но и это не принесло редактору  успокоения.  Публика
настойчиво добивалась более подробных сведений, звонки не прекращались.
   - Да, я. Да, да, шеф-редактор "Трибуны". Я ничего  не  знаю  и  не  даю
никаких разъяснений... Нет, нет... Поймите,  я  не  могу  разговаривать  с
каждым подписчиком, их у нас...  О,  это  господин  Тордер!  Здравствуйте,
господин Тордер. Я не думал, что  вы  лично...  Понимаю,  понимаю...  Нет,
ничего... Ничего не  в  состоянии  поделать.  Поверьте,  предпринимаю  все
возможное, но... Ченснепп? Не могу с ним  связаться.  Видите  ли,  я...  Я
сделал все от меня зависящее. - Кругленькое  лицо  шеф-редактора  налилось
краской, лоб покрылся мельчайшими капельками пота, и он искоса  поглядывал
в сторону помощника,  прикрывая  ладонью  трубку.  -  К  Ченснеппу  я  уже
направил заведующего информационным отделом. Быть может, господин Ченснепп
примет его... Хорошо, хорошо, поеду сам...
   Редактор осторожно опустил на рычаг трубку и вытер платком лоб.
   - Что,  жарко?  -  Сухощавый,  всегда  несколько  надменно  улыбающийся
помощник редактора спокойно оттачивал карандаш. - Боитесь упустить сома?
   - Глупые шутки, Аджин. Тордер ворочает делами на бирже, а  биржа...  Вы
представляете, что там сейчас происходит! Акции "Ченснепп-каучук" летят  в
пропасть, несмотря на заверения, успокаивающие  акционеров.  Падают  акции
всех фирм, так или иначе связанных с концерном Нума Ченснеппа.
   - Зато поднимаются - и я в этом  совершенно  уверен  -  акции  концерна
"Карт-каучук".
   - Разумеется. Вот поэтому-то нам и  необходимо  получить  информацию  о
таркорском деле.
   - Не думаю, что Ченснепп будет в восторге, если  в  "Трибуне"  появятся
обо всем этом статьи.
   - Что  поделаешь,  Ченснепп  никогда  не  поддерживал  нашу  "Трибуну",
отдавая  предпочтение   "Новостям"   и   сейчас,   когда   предоставляется
возможность...
   - Угробить его, то можно быть уверенным в еще  большей  благосклонности
Отэна Карта. Светлая идея!
   - Вы циничны, Аджин.
   - Вероятно. Вы в "Трибуне" третий год, а я девятнадцатый. Очевидно, все
дело в этом, да еще  в  том,  что  вы  держите  свои  деньги  и  в  акциях
"Трибуны", и в акциях "Карт-каучук", а я попросту не имею акций.
   - И все же информацию о Таркоре давать надо.
   - Ничего не поделаешь - надо. Могу вам посоветовать, как ее добыть.
   - Выкладывайте.
   - Дело надо поручить Пуно Тавуру. Если ничего не сумеет  раздобыть  он,
то, значит, не сумеет никто.
   Шеф-редактор  недолюбливал  Тавура,  человека,   как   говорил   Аджин,
колючего, умеющего держать себя довольно независимо. Редактор не прочь был
отделаться от слишком нестандартного  и  строптивого  сотрудника.  Выгнать
Тавура было  легко,  обойтись  без  Тавура  было  труднее.  Как  только  в
"Новостях" начнут появляться статьи Пуно Тавура  -  а  это  произойдет  на
другой же  день  после  его  разрыва  с  "Трибуной",  -  тираж  "Новостей"
поднимется, а то, чего  доброго,  станет  выше  тиража  "Трибуны".  Да,  с
Тавуром приходилось считаться и терпеть его занозистость, учитывая,  каким
успехом пользовались у читателей его статьи. Секрет этого  успеха,  скорее
всего, заключался в умении талантливого журналиста сближаться с людьми.  В
трущобах близ порта, среди грузчиков  и  моряков,  в  восточном  квартале,
среди  пестрой,  оборванной  нищеты,  в  деловом  центре  и  фешенебельных
особняках, среди коммерсантов, военных и политических деятелей  -  где  бы
Пуно Тавур ни появлялся, он умел быть своим человеком, человеком с юмором,
открытым и смелым, находчивым и веселым, неизменно умевшим  располагать  к
себе людей самых разных. Тавуру никогда не приходилось рыскать  в  поисках
материала: материал сам находил его.
   Утром 27 апреля, когда шеф-редактор решил принять совет  Аджина,  найти
Тавура оказалось не так-то просто. Безрезультатные поиски продолжались  не
меньше часа, и, когда Аджин потерял всякую надежду  разыскать  Тавура,  он
вдруг  сам  появился  в  кабинете   шеф-редактора.   В   новенькой   форме
лейтенанта-танкиста Пуно Тавур четким шагом  подошел  к  столу  редактора,
откозырял, прищелкнув каблуками, и тут же, не дожидаясь приглашения, сел в
кресло.  Из-под  черной  пилотки,  залихватски  сдвинутой  набок,   упрямо
выбивались его  жесткие  рыжеватые  волосы.  Маленькие,  светлые,  немного
прищуренные и слегка насмешливые глаза его быстро перебегали  с  редактора
на помощника.
   - Вам не нравится форма?
   - Тавур, это что-то новое. Уж не решили ли вы опять заделаться  военным
корреспондентом на островах Паутоо?
   - Нет, войны из-за силициевого "нашествия" не получилось. Военная форма
по другому поводу: я просто люблю новости. Скажите  откровенно,  почему  у
вас такие удивленные лица? Неужели вам не нравится форма? Мне кажется, она
хороша. Аджин, у вас нет зеркальца? Жаль.
   Каждое слово Пуно Тавура все  больше  и  больше  раздражало  редактора.
События в городе разворачиваются удивительнейшим образом, и  ценна  каждая
минута, а он позволяет себе какие-то  дурацкие  выходки.  Черт  знает  где
пропа