од которых торчали ствол "ДШК" и белая как мел рука Горенко.
     Помощи ждать было неоткуда, но она внезапно пришла... снизу, из-под завала. Куча камней медленно шевельнулась, вздымаясь и осыпаясь по сторонам, - оттуда показались рука, плечо, а затем и голова рядового Малышева.
     - Живой?! - Лада бросилась к нему, помогая выбраться на свет.
     Он не ответил - очевидно, был в шоке. Извиваясь как червяк, Малышев выкарабкался из-под камней и вдруг с безумной, угрюмой решимостью вновь кинулся на кучу в том месте, где торчала рука Горенко.
     - Товарищ сержант... Товарищ сержант... - твердил он побелевшими губами, раскидывая по сторонам обвалившиеся плиты. - Паша!.. Потерпи, не умирай!..
     Лада, обдирая пальцы, помогала ему, пока из-под камней не показалась запрокинутая голова Горенко. Его губы шевелились в беззвучном бреду. Лоб пересекал кровоточащий шрам, а неестественно вывернутая рука все еще сжимала гашетку "ДШК".
     - Справишься? - коротко спросила Лада, сунув в руки Малышеву индивидуальный пакет.
     Тот кивнул, продолжая откапывать ноги Горенко.
     Она осторожно разжала пальцы сержанта и взялась за теплую еще гашетку. Упираясь ногами в камни, она вытащила из-под них тяжеленный пулемет вместе с треногой и коробчатым магазином, в котором была уложена едва початая лента.
     БТРы уже почти выползли на берег.
     Станина "ДШК", помятая взрывом, косо застыла на камнях. Лада присела на корточки, расставив ноги, и повела стволом, ловя в перекрестье прицела борт первой бронемашины. Она знала, что крупнокалиберные снаряды прошьют его, как лист картона.
     Пулемет забился в ее руках преданно, зло, неистово, словно был живым, все понимал и ждал, верил, что в этом бою он еще не окончил свой разговор с "духами"...
     В этот самый момент, когда в тылу уверовавших в свою победу боевиков оглушительно загрохотал оживший на руинах блокпоста "ДШК", головной танк вдруг окутался бурым облаком взрыва и рывком остановился, не дойдя всего каких-то десяти метров до КП.
     Лада не видела скатившуюся за несколько секунд до взрыва с брони танка фигуру Рощина - она была занята БТРами, которые заметались под кинжальным огнем, неуклюже пытаясь развернуться, но, заметив взрыв, поняла - сегодня они здесь не пройдут.
     С небес накатывался знакомый зловещий, деловитый стрекот...

***

     Подняв голову, Рощин понял, что окончательно оглох.
     Мутный от контузии взгляд капитана обежал позиции роты.
     Последний "Т-100" полыхал в ста метрах от него. Посреди реки застыли четыре подбитых БТРа, а земля на левом берегу, где уже появились грузовики каравана, стояла дыбом, словно по ней какой-то великан беззвучно молотил стотонной кувалдой...
     Переведя недоуменный взгляд на серые, пасмурные небеса, Сергей увидел до боли знакомые силуэты падающих из поднебесья вертушек.
     Он знал, что их тут не должно быть, но рвущиеся из-под плоских камуфлированных фюзеляжей инверсионные линии ракет, что долбили левый берег, вспучивая взрывами тонны земли, мгновенно убедили его в том, что чудеса еще случаются на этой грешной, злой и негостеприимной земле...
     ...Он все еще ничего не слышал, когда вернулся на развороченный прямым попаданием КП.
     У края капонира, украшенного дымящимися ошметьями маскировочной сети, он увидел Соломцева и Логвина. Рядом что-то орал в передатчик Горюнов, подле которого, озираясь, стоял незнакомый офицер в мягком летном шлеме.
     - Стрижелов! - позвал капитан, опускаясь на перевернутый ящик. - Сгоняй влево по ходу сообщения, там сразу за воронкой мой автомат! Засыпало! - орал он, не слыша собственного голоса. - Горюнов, какие потери?!
     Сержант обернулся, пошевелив губами.
     - Что?! Говори громче, не слышу!
     Отчаявшись докричаться, Горюнов растопырил пятерню и, дважды разжав пальцы в выразительном жесте, чиркнул ребром ладони по суставам.
     "Десять раненых..." - понял его жест Рощин, и на душе стало легче. Как говорят в официальных сводках: "Невосполнимых потерь нет". Для капитана, готового к худшему, это могло показаться настоящим чудом...
     Наблюдавший эту сцену офицер в летной форме вытащил блокнот и нацарапал карандашом несколько строк. Потом подошел к Рощину и протянул ему бумагу.
     "Прилетел за прикомандированным к вашему взводу снайпером по приказу майора Колышева, - прочитал Сергей. - Срочно. Имею при себе оформленный приказ".
     "Вот, значит, откуда вертушки..."
     - Заберешь раненых, тогда полетишь! - ответил Рощин, хлопнув того по плечу.
     По частично обвалившейся траншее бежал Стрижелов, прижимая к груди "АКСУ" капитана, а с развороченных танками позиций к севшим вертолетам уже несли раненых бойцов.
     Сергей развернулся, бросая взгляд на окрестности.
     Он еще не знал, что произошло на правом фланге в самый критический момент боя, - дым заслонял от него панораму развороченного двумя прямыми попаданиями блокпоста, но одного взгляда на подбитые БТРы, которые застыли в воде, не дойдя нескольких метров до берега и оголившихся, беззащитных в тот момент позиций, было достаточно, чтобы Рощин безошибочно определил - взвод спас именно "ДШК", который в самый критический миг вдруг ожил, выкосив кинжальным огнем подобравшихся прямо к траншеям боевиков и остановив бронемашины...
     В этот момент налетевший порыв ветра отогнал дым, и он увидел ту самую женщину-снайпера, которая шла по развороченным воронками позициям, согнувшись под весом станины "ДШК", а за ней, поддерживая друг друга, шатаясь, брели Малышев и Горенко.
     Внезапно она остановилась, опустила пулемет и пристально посмотрела в сторону севших вертушек.
     Рощин хотел окликнуть ее, но не успел.
     Заметив кого-то в проеме люка, Лада, забыв про пулемет, неестественно выпрямившись, пошла к вертолету.
     Сергею не нужно было комментировать каменное выражение ее испачканного кровью и порохом лица. Она знала нечто, прямо относящееся к этому бою. Того, чего не знал и, возможно, никогда не узнает он.
     То, что случилось затем, Рощин запомнил на всю жизнь. Лада исчезла в сумеречных глубинах десантного отсека, а секунду спустя на обожженную взрывами траву оттуда, вверх тормашками вылетел человек, только что получивший сокрушительный удар в челюсть.
     Капитан понятия не имел, кто бы это мог быть, лишь заметил, как сверкнули в пасмурном свете полудня майорские звезды на его погонах.
     Боевые испытания закончились.

Глава 8

Москва. Июль 2028 года

     Драгоценные ночные часы утекали, словно вода, сочащаяся в жадный песок. Приближался рассвет, а она сидела в напряженной позе у погашенного монитора, в матовых глубинах которого пряталась смутная тень отражения.
     Измученный разум пребывал в жестоком конфликте с физически здоровым телом - нужно бы забыться, уснуть, но сон не шел... В такие минуты он казался чем-то недостижимым, из разряда великих мирских благ, которых она лишена за какой-то неведомый ей самой грех.
     Действительность давила своей неизбежностью приближался новый день, и ей предстояло жить, несмотря на явный саботаж измученной психики...
     В соседней комнате тускло светил экран и мягко вздыхал насос аппарата насильственной вентиляции легких. Этот тихий звук делал квартиру чужой, незнакомой и враждебной... Она вздохнула, не в силах больше сидеть у погасшего монитора, но и не зная, куда деть себя, как скоротать тоску не только этих предрассветных часов, но и всей своей жизни, которая вдруг превратилась в созданный ее собственным сознанием ад...
     "Человек живет и умирает в одиночку..." - эту фразу любил повторять Антон Петрович. Тогда зачем он подобрал ее? Зачем дал вкусить человеческого тепла, а затем продал ее душу дьяволу по имени Колышев?
     Она закрыла глаза, и красивые длинные ресницы затрепетали, не желая смыкаться. Словно она боялась погрузиться в пучину беспамятства.
     Нет... Теперь память Лады, к сожалению, оставалась слишком тверда - склероз, видимо, больше уже никогда не грозил ей... Она будет помнить все и всегда до мельчайших подробностей, и, понимая это, Лада чувствовала - нужно сломить себя изнутри, снова научиться забывать, прятать накопившуюся сверх всякой меры информацию от самой себя, иначе не выдержит и ее мозг...
     Сонный на вид охранник, что сидел развалясь за низким столом-тумбой в просторном коридоре так хорошо знакомой ей квартиры, поднял глаза, уловив за полупрозрачным матовым стеклом дверей смутное движение.
     "Шастает, сука, не спится ей..." - раздраженно подумал он.
     Лада действительно встала из-за стола и прошла в соседнюю, смежную комнату, где на широкой кровати, в изголовье которой попискивал контрольными сигналами целый комплекс медицинской аппаратуры поддержания жизни, лежал старик. Его лицо уже много дней хранило землистый оттенок смерти, но бойкие синусоиды графиков, скачущих по зеленым экранам мониторов говорили обратное - он жил.
     "Разве это можно назвать жизнью?.." - с тоской спросила саму себя Лада, опускаясь на колени возле кровати.
     Антон Петрович не мог ответить ей на этот вопрос.
     Она села на пол, поджав стройные, красивые ноги, затянутые в дорогую лайкру импортных колготок, положила руки на край постели и оперлась о них головой, чуть наклонив ее, чтобы видеть заострившиеся черты Колвина.
     Она знала - за ней следят, но, по сути, ей было все равно. Лада не умела прятать своих чувств, да и жадные взгляды исподтишка - будь то око вездесущих видеокамер или прищуренные человеческие глаза из-за полароидной вставки, затерявшейся меж замысловатых обойных текстур, - не угнетали ее. Пусть смотрят. Она для них - чудовищное порождение секретной технологии почившего в бозе ВПК. Она - их карьера. И лишь для Антона она всегда оставалась той нескладной, забитой жизнью бродяжкой, которую он полюбил перед самой смертью, страстно, как может любить человек, прекрасно отдающий себе отчет в том, что все происходит в последний раз...
     Только он всегда видел в ней человека...

***

     Лада не ошиблась, когда с уверенностью подумала о том, что за ней следят.
     Вадим Игоревич Колышев чувствовал себя после памятных боевых испытаний далеко не лучшим образом. И хотя все складывалось в соответствии с его планами, - пусть чуть более жестко и драматично, чем он предполагал, но все же В РУСЛЕ, - он испытывал страх. Обыкновенный, человеческий страх.
     А бояться Вадиму стоило. Он обманул командование, убедив их в уничтожении опытного образца. Он опять обманул Ладу, к которой вдруг вернулось тщательно подавляемое в ней самосознание. Вернув находящегося в коме Колвина в эту квартиру, отдав его ей, он тем самым сумел отвлечь внимание Лады от собственной персоны и одновременно получил очередной рычаг, при помощи которого он мог манипулировать этой женщиной.
     Теперь ему осталось завершить финальную часть своей аферы - обмануть настоящего заказчика, ради которого он, собственно, и возился с Ладой, обмануть, получить деньги, бежать и затаиться где-нибудь за границей, пока его не перестанут искать...
     Взяв в руки трубку сотовой связи, он дрожащими пальцами набрал номер.
     Несмотря на то что на дворе была глубокая ночь, ему ответили сразу.
     - Это Вадим, - коротко сообщил Колышев, стараясь дышать ровнее. - У меня все готово... Да, никаких поисков не будет. Она погибла при испытаниях. Все причастные тоже мертвы. Что? Какие дополнительные условия?! Мы ведь договаривались! Деньги в обмен на товар!
     - Спокойно, не ерепенься, - ответила ему трубка. - Я не собираюсь покупать кота в мешке, понял? Будут еще одни испытания. Ты должен доказать, что она хороший снайпер. И сообщить, где у нее кнопка.
     - Какая кнопка? - раздраженно переспросил Колышев.
     - Обыкновенная. Которая выключает твоего робота. В общем, так... На обычном месте тебя будет ждать человек. Он даст данные по объекту, который нужно убрать. Справится твоя девочка без шума и пыли, мы ее купим. Как договаривались. Нет - значит, считай, что любовь не вышла и ты дешево отделался. Убивать мы тебя не будем, - сдержанно хихикнула трубка, - таких, как ты, мочат свои же, рано или поздно.
     Глаза Вадима выцвели, став похожими на бельма, но он нашел в себе силы, чтобы побороться еще немного...
     - Хорошо... - деревянным голосом сообщил он, сжимая трубку во вспотевшей ладони. - Я хочу получить половину денег наличными в качестве аванса. От того человека, который даст мне координаты объекта.
     Некоторое время на той стороне молчали.
     - Хорошо, - наконец согласился голос. - Но не думай, что ты сможешь куда-нибудь сдернуть. Мы знаем, где ты окопался, и лучше тебе сидеть в своей берлоге вместе с денежками, пока все не утрясется тем или иным образом. Ты понял?
     - Да... - обреченно ответил Вадим.
     - Тогда последний вопрос. Где у нее кнопка?
     - Подробные инструкции по управлению вы получите в обмен на вторую половину денег, - сжав зубы, ответил Вадим. - Это будет гарантией моей безопасности.
     Он ждал, что ему ответят, но на том конце просто отключили связь.

***

     Лада не слышала этого разговора.
     Сидя в тоскливой сумеречной тишине около кровати Антона, она пыталась, но не могла понять тех перемен, что происходили в ее душе.
     Ей страшно хотелось вернуться назад, в то состояние, в котором она пребывала до встречи с Антоном Петровичем. Тогда ее мир был узок, желания скромны и прямолинейны, а жизнь пусть тяжела, но понятна.
     Сейчас все было совсем иначе. Мир распахнулся перед ней во всей своей многоликости, но не стал от этого менее злым и враждебным. Ладе казалось, что у нее под ногами разверзлась пропасть и она падает в нее, не видя дна и не имея возможности зацепиться в своих мыслях хоть за что-нибудь, чтоб замедлить это безнадежное падение в БЕЗДНУ.
     У нее исчезла точка опоры. Смысл жизни, как бы ничтожен и убог он ни был в ее нищем прошлом, вспоминался сейчас как благо, великий, но утраченный дар...
     Лада встала, подошла к секретеру, на котором сиротливо горел ночник, открыла дверцу и бессильно облокотилась о столешницу, глядя в черные глубины открытого ящика.
     Такой же черной была сейчас ее душа. Мир смыкался вокруг подобно душному склепу. Машины, которые обучали ее по приказу Колышева, впихнули в сознание Лады слишком много знаний, а ее мозг, изголодавшийся, но не потерявший способности мыслить, совершенно неожиданно ПЕРЕВАРИЛ все полученные сведения. И вот теперь она стояла, до крика мечтая вернуть хоть одну иллюзию, но не могла этого сделать.
     Иллюзии... Это свойство своей психики человек противопоставляет логике. Иллюзии, вера - они нужны для того, чтобы не сойти с ума. Лада утратила их.
     Логика возобладала в ней, сделав черное черным, а белое убрав вовсе...
     В глубинах открытого ящика лежал смятый кусочек глянцевого картона. Лада внезапно осознала, что вот уже несколько минут смотрит на него.
     Протянув руку, она взяла из ящика скомканную карту, которую бросил туда Антон Петрович, прежде чем идти на встречу с Барташовым.
     "Свобода одного кончается там, где начинается свобода другого".
     Ладе вдруг стало жутко.
     Она поняла - эта фраза напрямую перекликается с ее чувствами. Это был тезис, аксиома, выложенная в ее душе мозаикой из мрака, и она не могла оспорить данного утверждения, даже если бы страстно захотела сделать это.
     Дверь в комнату внезапно приоткрылась.
     - Лада, мне нужно поговорить с тобой, - мрачно произнес Колышев, не переступив порога. - Срочно.

Глава 9

29 октября 2028 года. За несколько часов до старта транссистемного космического корабля "Бета" к Ганимеду

     Он всю жизнь боялся медиков. Стоило Семену увидеть стерильную белизну материи, холодный блеск хромированного инструмента, матовое свечение мониторов, как его начинало трясти.
     Он не мог объяснить себе это иррациональное чувство страха, когда разумом понимаешь, что тебе хотят добра, но само существо протестует, боится, рвется бежать или совершить какое-либо иное безумство.
     На этот раз он лежал спокойно. По крайней мере, Семену так казалось. Собрав все свое мужество, он старался не обращать внимания на оплетающие голое тело провода, монотонные вздохи расположенного в изголовье насоса, низко нависающий над головой, но еще не опустившийся колпак...
     В конце концов от долгого, томительного ожидания его начала бить нервная дрожь. В голову тут же полезли разные, совершенно глупые и не нужные сейчас мысли: "Вдруг что-то случится с камерой во время полета - усну и не проснусь или организм не выдержит"...
     Вообще-то его уже усыпляли. Дважды. В первый раз на три часа, а в другой - на сутки. Все обошлось. Только ощущение при пробуждении неприятное - холодно.
     Не выдержав, он чуть приподнял голову, насколько пустили провода, и выглянул поверх борта криогенной камеры.
     Две фигуры в белых стерильных одеждах склонились над чьей-то ячейкой в дальнем конце прохода. Туго натянувшиеся провода создавали неприятное ощущение, будто ему защемило волосы, хотя тех почти не осталось после обязательной стрижки.
     - Сэр, не нужно поднимать голову, - мягкий голос раздался совсем рядом, так внезапно, что Семен вздрогнул всем телом от неожиданности. Откинувшись назад, на прорезиненное пористое дно своей ячейки, он скосил глаза и увидел ее - стройную, темноволосую, с короткой стрижкой, в белоснежном костюме, напоминающем медицинский скафандр с прозрачным шлемом-маской.
     - Вы кто? - спросил Семен, так и не избавившись от волнения, к которому вдруг вдобавок примешалось чувство стыда - ведь его одежду составляли только провода...
     - Меня зовут Ольга. Я бортовой врач, - ответила она. - Вас что-то беспокоит?
     - Нет, - немного резко ответил он. Скорее бы...
     Фигуры медиков уже продвинулись по проходу между двумя рядами криогенных камер, и Семену оставалось ждать не так уж и долго. Скосив глаза, он даже смог разглядеть, как мягко и беззвучно опустился один из колпаков в противоположном ряду.
     Чья-то жизнь только что попала в ледяные объятия криогенной аппаратуры.
     "Скоро... Скоро моя очередь..." - не то со страхом, не то с облегчением подумал он.
     Чтобы хоть как-то отвлечься, скинуть растущее внутри напряжение, Семен прикрыл глаза, стараясь не думать о низко нависшем над головой прозрачном колпаке.
     Он ведь сам сделал этот выбор, и пути назад уже нет...
     "Даже если я сейчас вскочу, оборвав провода, меня уложат обратно. Предупреждали. Давали время подумать. Теперь лежи и не рыпайся", - так он говорил сам себе, пытаясь успокоиться перед неизбежным...
     ...А началось все не здесь и не сейчас.
     Он очень хорошо помнил тот день, когда ему впервые попытались внушить мысль об эмиграции с Земли.
     Лето 2028 года выдалось жарким, сухим, пыльным. Над городами плыл смог. В пересохших болотах горели торфяники, и едкий дым, похожий издали на молочные полосы густого тумана, стелился вдоль дорог, заставляя водителей увеличивать скорость, чтобы быстрее миновать удушливые участки. Вообще, Семен считал, что ему повезло по жизни, по крайней мере с рождением. Многие стремились и стремятся на Запад, в Америку, а он нет-нет да и ловил себя на мысли - спасибо судьбе, что родился в России, в глубинке, где еще можно жить. Он не очень хорошо представлял себе, что творится сейчас в таких городах, как Нью-Йорк, Лос-Анджелес или Токио. Судя по телерепортажам, там царил натуральный урбанистический ад... Хотя, возможно, что установленный у дороги аппарат искусственной вентиляции легких скоро станет обыденным атрибутом и для России.
     Семен отчетливо помнил, как еще ребенком он ездил с родителями на машине из Пскова, где родился и вырос, в Рязань, где жил дед. Они долго ехали через леса: по его воспоминаниям, это был перегон где-то между Куньей и Ржевом, - километров триста или четыреста, - ночь, звезды, кругом леса и воздух, такой сладкий, прохладный, что кажется, его можно пить глотками...
     Теперь всего этого уже давно нет. Вместо узкой двухполосной дороги, что извивалась из стороны в сторону, повторяя исторический путь хмельного мужика, который когда-то, давным