торону и, убедившись, что за ним никто не следит, вороватым движением достал из внутреннего кармана кителя трубку телефона сотовой связи.

***

     ...Взревев мотором, первый БТР выскочил на противоположный склон долины. Рощин видел, как из него выпрыгнули несколько фигур в полосатых халатах - они рассыпались в стороны, как стайка вспугнутых птиц, и, петляя, побежали к кромке воды.
     - Горенко, скажи нашей девочке, пусть работает, - коротко приказал Рощин по рации. - Логвин, на исходную, - добавил он, опуская коммуникатор.
     Передавать приказ не было никакой нужды. Лада ждала его, ее коммуникатор работал исправно, а все тело буквально превратилось в комок нервов и напряженных мышц.
     Она видела БТР и фигуры в халатах, спрыгнувшие с его брони и стремящиеся теперь укрыться в прибрежных зарослях подле брода.
     Мягкая, теплая резина оптического прицела облепила ее правый глаз - это патрубок окуляра, горячий от удушливой жары, присосался к коже, мгновенно укрупнив панораму прибрежных зарослей... Бегущие к воде фигурки внезапно выросли, будто подались к ней навстречу, и Лада вдруг поняла - все будет совсем не так, как на огневом рубеже полигона в Гагачьем.
     У фанерных истуканов не было лиц... Сейчас же она видела их - потные, небритые, искаженные от тех усилий, что требовал бег по пересеченной местности с полной боевой выкладкой...
     Она попыталась вспомнить ту войну, на которой ее фактически убили, вспомнить свою боль, ненависть, все, что ДОЛЖНО БЫЛО БЫТЬ ПРИСУЩЕ ЕЙ ПО ОТНОШЕНИЮ К ЭТИМ ЛЮДЯМ... но ничего не получилось. Она видела лишь искаженные человеческие лица, прыгающие в паутине снайперской оптики, - вместо ненависти была обреченная пустота, вместо воспоминаний, в возвращении которых убеждал ее Вадим Игоревич, из глубин подсознания вдруг начал накатываться странный, уже слышанный когда-то визг, так похожий на скрипящий звук заблокированных тормозов...
     Она поняла - сейчас, сейчас ее ударит, нужно что-то делать, как-то защититься...
     Палец Лады мягко потянул тугой курок...
     Первая фигура моджахеда, уже почти достигшего спасительных кустов, вдруг дернулась, словно налетев на невидимую преграду, и безвольным кулем покатилась к воде, пачкая песок бившей из простреленной головы кровью...
     Лада видела это, но уже не могла остановить машинального движения своих рук, и когда следующий "дух" влип в паутину прицельной сетки, ее палец вновь потянул тугую скобу...
     Это было похоже на тягостное кровавое наваждение...
     Именно в эти секунды, когда глаза застило кровавым туманом, а к горлу подкатил внезапный, неконтролируемый тошнотный спазм, она поняла, что никогда не убивала раньше. Никогда не была ни на какой войне, а главное - никогда уже не забудет этих кровавых брызг, что вылетели прямо ей в лицо, в оптику прицела, вслед за плавным движением курка...
     Затвор винтовки выплюнул последнюю гильзу и щелкнул впустую.
     Лада медленно опустила оружие, прислонила его к стене и села, не видя ничего вокруг, сжав пылающую голову ледяными ладонями, лишь чувствуя, как струится по спине между лопаток холодный липкий пот.
     Выстрелы снайперской винтовки в знойной, предгрозовой тиши прозвучали, как щелчки пальцем по плотному листу картона.
     БТР на противоположном берегу выбросил сизое облачко дыма и попятился, натужно царапая сухую, каменистую почву громадными литыми колесами. Его башня нервно дернулась, сначала в одну, затем в другую сторону, "и спаренный с пушкой крупнокалиберный пулемет вдруг зашелся длинной оглушительной очередью, наугад осыпав пожухлый прибрежный кустарник свистящим на рикошете смертельным градом свинца.
     Рощин, которого затянувшаяся пауза между приказом и первым выстрелом прикомандированного снайпера заставила изрядно психануть, дал знак ожидавшему команды сержанту, и тот молча, сноровисто пробежал по траншее к вынесенной чуть вперед огневой точке, к которой вел узкий ход сообщения.
     Позиции взвода молчали, словно тут и не было никого, а выстрелы снайпера только пригрезились перепуганному механику-водителю БТРа.
     В пулеметной ленте моджахеда оказались заряжены трассера, и кустарник по правому берегу вдруг вспыхнул, пожираемый злым, моментально загудевшим пламенем. В душный воздух, заволакивая переправу, взметнулись клубы дыма.
     Сержант в этот момент уже плюхнулся на дно стрелковой ячейки и, подхватив заранее подготовленную к стрельбе ПТУР , повел плечом, ловя БТР в прицельную паутину.
     Облако пыли, взметнувшееся от выстрела ракетной установки, клубясь, окутало окоп, словно в этом месте по иссохшей без дождя земле стеганули огромным прутом; на противоположном берегу сквозь дым от горящего кустарника злобно сверкнул огонь, и тут же накатил грохот...
     Когда ветер на минуту разорвал завесу дыма, глазам Рощина предстал покосившийся на обочине проселка, весело полыхающий БТР.
     Сержант уже сменил позицию и отряхивал пыль с колен, стоя у устья затянутого маскировочной сетью капонира.
     Позиция взвода вновь молчала.
     "Не время еще..." - подумал капитан, поднимая к глазам бинокль. Все еще только начиналось. Хотелось быть уверенным, что все это правильно и справедливо. Иначе смерть станет бессмысленной, а жизнь - отвратительной и кошмарной...

***

     - Ну что, Николай Андреевич, поздравляю! - Командующий повернулся к Барташову, который курил поодаль, нервно уродуя зубами фильтр сигареты. - Пять выстрелов - пять трупов - это уже показатель! - Генерал-полковник вдруг остановился и подозрительно посмотрел на Барташова. - Э, брат, да на тебе лица нет! Перепсиховал, что ли?..
     - Там танки... - нашел в себе силы ответить Барташов.
     - Слушай, я не узнаю тебя, - покачал головой командующий. - Если твоя машина также снайперски справится с АРГом , то про эти танки можно забыть.
     Барташов вскинул голову, хотел что-то ответить, но в этот миг у горизонта прозвучал далекий безобидный хлопок, и с поднебесья вдруг накатил заунывный, выворачивающий наизнанку все внутренности вой...
     Те, кто носил погоны, побледнели, гражданские же, знающие о войне лишь по фильмам и кадрам хроники, просто почувствовали - что-то летит прямо на них и от этого "что-то" уже поздно бежать или искать укрытия...
     Интуитивно они были правы.
     - Ложись!!! - дико заорал Барташов, ничком падая на камни площадки наблюдения, но даже для него уже оказалось поздно - шестнадцать мин, выпущенных из высокоточной залповой установки, накрыли площадку, превратив ее в сплошное месиво из камней, разбитой аппаратуры и трупов...

***

     - Эй, с тобой все нормально? Ты не ранена? - Голос сержанта Горенко долетал до сознания Лады словно сквозь толстый слой ваты.
     Она заставила себя отнять от лица холодные, взмокшие ладони и подняла взгляд.
     - Ты чего?! - озабоченно и даже испуганно спросил Горенко, опустившись на корточки перед Ладой. - Зацепило, что ли?
     - Да нет... Все в порядке, - ответила она, машинально попытавшись улыбнуться, но губы лишь как-то странно, некрасиво искривились, и улыбка не вышла.
     - Слушай, я серьезно, - не отставал сержант. - Сюда ведь не стреляли.
     - Да нет... ничего... - Лада вдруг поняла, что не может объяснить ему своего состояния. Она не могла объяснить этого никому, даже самой себе, - что-то оборвалось у нее внутри, словно в голове рухнули возведенные там перегородки, и теперь из глубин подсознания хлынул поток каких-то наполовину стертых впечатлений, событий, которые она совершенно не могла вспомнить...
     Руки дрожали.
     Она убила. Убила впервые в своей жизни, и этот факт находился вне всяких сомнений.
     Ладу трясло, и она никак не могла справиться с этой непроизвольной нервной дрожью. Она не могла объяснить своих чувств, не могла поделиться ими ни с кем.
     От продолжения разговора ее спас внезапно возникший в настороженной тишине вой.
     Этот звук ей уже приходилось слышать на полигоне в Гагачьем, - Лада мгновенно поняла, что летит мина, но в этот раз вой оказался намного более надсадным, густым, изматывающим, чем тогда на полигоне...
     Горенко метнулся к амбразуре.
     - Вот суки... - неизвестно для кого произнес он и вдруг метнулся в противоположную сторону, к выходу из укрепления.
     - Перелет, козлы!.. - раздался секунду спустя его голос. - В горы саданули, километрах в трех от нас. Слышь, Малышев, - обратился он к рядовому, который, побледнев так же, как и он, наблюдал за далекой вспышкой среди скал. - Откуда у этих козлов шестнадцатиствольник, а?

***

     Шестнадцатиствольная установка залпового минометного огня являлась одной из последних разработок в области военной промышленности Китая. Ее особенность заключалась в смертельной точности выстрела - залпом управлял компьютер, способный наводить установку по разным признакам цели, например, выстрел мог быть произведен по аномальному тепловому пятну, устойчивому радарному сигналу и так далее.
     Электронной машине было абсолютно все равно, на чьей стороне она воюет и что представляет собой человек, номинально управляющий смертоносным комплексом. Злая шутка высоких технологий? Гримаса судьбы или зловещая закономерность, на которую долгие годы никто не хотел обращать внимания?
     Скорее последнее, потому что здесь, неподалеку от таджикско-афганской границы сторонниками движения "Automatic Service" был окончательно проигран спор о том, следует ли совершенствовать машины до того уровня, чтобы ими мог управлять даже младенец.
     Боевой компьютер установки, активированный простым нажатием кнопки, которой коснулся грязный палец моджахеда, автоматически сканировал пространство вокруг себя.
     Обнаружив вероятную цель, он выдал данные о ней на дисплей оператора. В данном случае вспыхнувший на зеленом рельефном фоне карты алый маркер отмечал пеленг на необычайно сильный, активный сигнал от работы систем спутниковой связи. Приемопередающие устройства были обнаружены среди скал, в трех километрах севернее реки.
     Это была та самая площадка, где расположилась представительная комиссия, наблюдавшая за действиями Лады в боевой обстановке...
     "Оператору", уставившемуся на яркий мигающий сигнал, последний не говорил ровным счетом ничего. Моджахед просто был зол на весь мир, в данный момент ему хотелось одного - садануть по экрану так, чтобы самому аллаху стало тошно, точно так же, как и ему в данный момент.
     Он проорал что-то по-афгански, и из крытого тентом грузовика в хвосте колонны выволокли европейца со связанными за спиной руками.
     Ткнув пальцем в пульсирующую точку, он задал вопрос, который тут же был переведен пленнику на скверный английский. Тот болезненно поморщился, но ответил.
     Глаза моджахеда вспыхнули недобрым огнем.
     Через минуту шестнадцать стволов изрыгнули в небо воющую смерть.
     Фигура, хлопотавшая подле станины шестнадцатиствольной минометной установки, издали походила на дервиша из древних арабских сказаний. Маленький, коренастый, оборванный, в замызганном стеганом халате, он суетился среди взметнувшихся клубов пыли, тряся головой и проклиная шайтана за то, что не может разглядеть результат своей работы.
     За головным грузовиком, с которого, собственно, и был произведен залп, застыла длинная колонна из десяти машин.
     Внезапно он почувствовал, как за пазухой что-то запищало, задергалось, будто там притаился маленький зверек.
     Дико выругавшись на одном из афганских диалектов, он извлек из-за отворота халата "Бенефон-3000" - самый современный на этот день прибор сотовой связи. По его понятиям, этим маленьким телефоном управлял шайтан. Впрочем, залповой установкой то же. Нельзя сказать, чтобы афганский крестьянин, оторванный от мотыги и привычного уклада жизни не утихающей вот уже полвека войной, соблазнившийся жизнью бандита, которая представлялась много проще и слаще рабского труда на клочке скудной земли, был так непроходимо туп, как то могло показаться со стороны. Нет. Возможно, что в других условиях он бы стал кем-то иным, но, увы, Самат родился на войне, был воспитан войной, и единственным его университетом являлась жизнь. Грязными пальцами откинув активную панель, он почему-то воровато огляделся и приложил прибор к уху.
     - Самат, это Керим, - услышал он хриплый голос хозяина каравана. - Ты, шакал вонючий, сдурел? Хочешь в яму?! Кто позволил стрелять?! Ты знаешь, сколько стоит один выстрел из этой установки?! Я тебя сгною, падаль!
     - Э, шайтан!.. - гневно выдавил в ответ низкорослый афганец - Ала инч!.. - Дальше последовал очередной поток ругательств.
     Трубка что-то ответила ему, и Самат, посмотрев сквозь рассеявшуюся пыль по сторонам, опомнившись, перешел на таджикский со скверным акцентом, присущим уроженцам северных областей Афганистана:
     - Керим, Махмуда нет! Араги нет! Никто нет! БТР - сгореть! Урус стрелял. Я видел! Там, горы, - их глаза. Прибор показывать - много глаза. Смотрят вниз - смеяться над Самат. Самат попал! - хищно оскалился он.
     - Зачехли установку, придурок недоношенный, и жди! - рявкнул из трубки голос Керима. - Пусть караван стоит на месте, пока мы не очистим переправу. Ты понял? Ни одного выстрела, никаких движений! Это оружие на продажу, нам за него заплатили, заруби это себе на носу! Еще одна такая выходка - я с тебя лично шкуру спущу, собака!

***

     Минут десять на том берегу реки не происходило ровным счетом ничего. Подбитый у переправы БТР уже не полыхал - магниевый сплав выгорает быстро, и теперь изнутри обуглившегося остова машины сочился черный едкий дым. В пожухлой траве, словно брошенные кем-то тряпки, виднелись трупы боевиков в замызганных полосатых халатах. Кустарник по берегу уже выгорел, обнажив обугленные сучья и почерневшую траву, что продолжала истекать струйками дыма, ухудшая видимость и заволакивая брод плотным, удушливым саваном, который рвал и трепал налетающий порывами ветер.
     Река на участке брода разлилась до ширины метров в сто. Ее мутные, полные глиняной взвеси воды текли тут чуть спокойнее. Несмотря на недавнюю стрельбу и горящий по правому берегу кустарник, с той стороны реки к привычному водопою спустился одинокий тур и, наклонив голову к воде, начал жадно пить, смешно шевеля толстыми мясистыми губами.
     Внезапно он бросил свое занятие и резко вскинул голову, пугливо озираясь по сторонам.
     Наблюдавший за ним в бинокль Рощин прислушался.
     С левого фланга порыв ветра донес приближающийся рокот.
     "Неужели левее брода?.. - мелькнула в его голове догадка. - Но там же глубоко, черт побери..."
     - Первый, ты слышишь? - резко спросил он, вскинув ко рту руку с коммуникатором.
     - Так точно!
     - Держи позицию! Огонь открывать только наверняка!
     - Понял вас!
     - Орел! - вызвал Рощин приданную его взводу минометную батарею, чьи позиции были расположены в тылу, метрах в трехстах от линии траншей.
     - Четвертый на связи!
     - Второй квадрат, там подозрительное шевеление. Если сунутся к воде на плавсредствах - накрывай немедленно!
     - Так точно!
     - Все, пока отбой... - Рощин смотрел на плотную стену не тронутого огнем кустарника и недоумевал, почему молчат таджикские пограничники? Ведь не было слышно ни стрельбы, ничего...
     Спустя минуту сомнения капитана разрешились самым неприятным и недвусмысленным образом.
     Звук работающих моторов уже стал совсем отчетливым, он приближался к левому флангу взвода с той стороны реки, но все еще оставалось непонятным - что это, колонна грузовиков, БТРы или...
     ...Стена кустов на противоположном берегу внезапно разломилась, тяжко раздаваясь в стороны, и на каменистый берег выполз, плюясь выхлопом из плохо отрегулированного движка, старый, видавший виды "Т-100" с бортовым номером "27" на башне.
     - Это таджики!.. - с явным облегчением доложил Логвин, сверившись с полученным перед отправкой списком позывных и опознавательных маркеров. - Бортовой номер приписан пятой заставе, позывной механизированной группы - "Гром".
     - Вызови! - коротко приказал Рощин, которого еще не покинули нехорошие предчувствия. Показалось ему, что на броне танка, за покатой башней мелькнула закутанная в традиционный для афганцев халат фигура с "Калашниковым"?
     Лязгая гусеницами и разбрасывая вывороченные с корнем кусты, танк прополз через узкий пляж и с ходу вошел в воду, разрезая речную гладь приваренным к носу волнорезом.
     Тишина на позициях стояла гробовая. Над рекой стлался дым, скрадывая очертания бронированной машины.
     - Гром-1, вызывает Сокол, прием!.. Тишина.
     - Гром-1, - повторил Логвин, пристроившись у радиостанции...
     В электронный бинокль капитан видел, как машина погрузилась в воду, так что скрылись траки гусениц и катки. Волны били в борт, облизывая заляпанную грязью броню.
     Взревел двигатель, откашливая облака сизого дыма, и по бокам танка с пенным выбросом заработали водометы.
     - "Гром-1", подтвердите прием...
     Кусты на том берегу продолжали ломаться. У Рощина неприятно похолодело в груди. Пользуясь естественной дымовой завесой, к берегу выползали еще четыре снабженные водометами "сотки".
     Сергею вдруг все стало ясно, словно озарение снизошло. Это был не обычный караван контрабандистов. Очевидно, через границу шла очень крупная партия "товара", и ставки на нее оказались так высоки, что все остальное теряло смысл... И для него уже стало не важно, сдались таджики с расположенной в двадцати километрах к северу заставы или их перебили, - налицо был тот факт, что переправиться через реку можно только тут, - и взвод русских встал у моджахедов, что вели караван, как кость в горле. Видно, и танки, и налет на заставу - все было чистой воды импровизацией, после того, как им сообщили, что у горлышка бутылки появилась пробка...
     Тур, что замер как вкопанный, не соображая в окружившем его грохоте, в какую сторону ему бежать, вдруг кинулся в воду и поплыл наравне с головной машиной моджахедов.
     - Всем в укрытие! - рявкнул Рощин в коммуникатор. - Танки противника! Приготовиться к отражению атаки!
     Логвин опустил микрофон рации, растерянно посмотрев на командира.
     - Но это же таджики... - начал было он.
     Покатая башня "Т-100" вдруг повернулась, и восьмидесятимиллиметровое орудие звонко, оглушительно гаркнуло; на берегу перед линией траншей взметнулся оранжево-черный куст разрыва, нудно взвыли срикошетившие на излет осколки, по крыше блиндажа с глухим стуком забарабанили комья вывороченной взрывом земли, и пошло, пошло...
     Четыре танка, что, прячась за дымом, подползали к берегу, на секунду замерли, поведя стволами, и их орудия зло рявкнули, одно за другим, окутав многотонные машины плотными клубами дыма и пыли.
     Словно на той стороне реки разверзлось жерло вулкана.
     Головной танк под прикрытием артподготовки поплыл, разрезая мутную, глинистую воду и расталкивая по обе стороны от себя пологую волну.
     С берега, от старого блокпоста раскатисто ударил крупнокалиберный "ДШК", словно кто-то, сидя в кустах, равномерно замолотил стальной болванкой по гулкому листу железа. Это Горенко принялся за работу, поливая свинцовым градом затаившихся на броне танков боевиков; за позицией взвода раздались частые хлопки - заработала батарея стодвадцатимиллиметровых минометов, и с поднебесья накатился визг, тонкий, ноющий, вытягивающий нервы в ломкую струну...
     Четыре "Т-100" еще раз произвели залп и скатились в воду.
     Дым от горящей травы и взрывов заволакивал реку, превращая атакующие танки в смутные контуры, обозначенные злыми, короткими хоботками огня - это били не умолкая пулеметы, обстреливая приближающийся берег.
     Грохот стоял адский. В такие моменты кажется, что все, конец, этот ад будет расти и расти, пока не заполонит собой все пространство, всю землю...
     Мины с воем обрушились в воду, выбив из речной глади десятиметровые гейзеры; волна приподняла плывущие машины, так что у одной вдруг заглохли водометы, хлебнув воздуха; последний, отставший от остальных танк внезапно застыл, беспомощно покачиваясь на волне, и вдруг, накренясь на один борт, начал резко и стремительно по